Каспар Хаузер

Ольга допивала бутылку Шавиньона, когда вошел Асмодей. Сегодняшней ночью, он явно был не расположен к беседе.
- Ну, чем порадуешь меня сегодня, вестник смерти? – еле заметно улыбаясь, спросила Ольга.
- Я не присутствовал при этих событиях, - без приветствия сказал Асмодей, - я знал о том, что произойдет, с самого начала, я видел это много раз подряд, и до и после этих событий, в общем, сейчас ты сама все поймешь. Это правда, - добавил он, - поверь мне, я видел все до мельчайших подробностей.
 Асмодей грузно упал в кресло, отбросил в сторону меч, и, уставившись на мерно покачивающееся вино в бокале, который держала Ольга, начал третью песню.

Человек, тяжело втягивая и выдыхая морозный воздух, медленно полз вверх по склону холма, поднимающегося от реки. Скользкий снег, мешал человеку завершить свое восхождение на неприступный холм, а корни деревьев, за которые он хватался, чтобы снова не скатиться в черную воду, злобно царапали, его, и так уже рассеченные в кровь кисти рук. Наконец, ему удалось выползти на обледеневшую дорогу. Было раннее утро. Звезды уже погасли, а солнце пока и не думало просыпаться. Поэтому дрожащего от холода, распластавшегося на твердой дороге человека, окутывала непроглядная антрацитовая мгла. Мощные порывы ветра, развивали его длинные волосы, злорадно играли лоскутами разорванного камзола. Глубокая свинцовая Рона, вытолкнувшая оборванца из своего чрева, яростно ощеривалась тысячами мелких волн, под дуновениями разгулявшейся не на шутку бури. С, казалось бы, живых, каких то объемных небес, внезапно повалил мелкий снег. Нужно было спешить, пока природа не явила всю свою, накопленную на людей злость, во всей своей ужасной красе. Человек поднялся и побежал. Тут же поскользнулся, рухнул на колени, упершись ладонями в, больно ужаливший его ледяной наст. Тут он заслышал, позади себя ровные шаги ног, обутых в сапоги подкованные гвоздями. Человек собрал все свои силы и отчаянно рванулся вперед, но то ли дорога, не хотела держать его на своем теле, то ли все крепчающий и крепчающий ветер ударил его в лицо, он снова не удержался и упал, на этот раз, покатившись вниз с холма. Он, чудом успел уцепиться, за торчащий из земли корень. Преследовавший человека, подошел теперь совсем близко и, наклонившись над обрывом, с силой ударил его сапогом по голове. Ослабшие руки не выдержали и, скользя по снегу, краснеющему на глазах, от крови, льющейся из пробитого черепа, человек скатился в ревущую Рону. «Еще слишком рано», - прошептал стоящий на холме у обрыва, - «погоди, Каспар, твое время еще не пришло».
Через пять месяцев, после этих событий, май расцвел в полную силу, благоухающий запахами сирени и цветущих пионов. Воздух, был наполнен мелодичным звоном золотых пчел, и легкой музыкой, летящей с площади Уншлитт, в Нюрнберге. В немецком городке, в тот день, я помню это, как сейчас, была ярмарка, ежегодно проводившаяся именно двадцать шестого мая. Народ сновал повсюду, занятый, какими то своими ненужными заботами. Кто-то пытался повыгоднее продать лошадь, кто-то напиться, кто-то стянуть пару пфеннигов. Расползающийся по всей площади, подобно куче дождевых червей, народ не обращал внимания, на сутулого юношу, стоящего практически в самом центре. Его дорогая, но изрядно потрепанная, и разорванная во многих местах одежда, была запачкана засохшей грязью, как будто он проделал долгий путь по немецким землям, обильно орошаемых дождями в этом году. Ботинки на его ногах, были явно не по размеру, судя по всему, их когда-то сделали из дорогой кожи антилопы, но сейчас они были разбиты и также измазаны коричневой грязью. У юноши было полное, но красивое лицо, белая, словно лягушачье брюхо, кожа, длинные каштановые волосы, а глаза, затравленно и не понимающе обводили снующую по всей площади толпу. В руке он сжимал пожелтевший от времени конверт, с запечатанным в него письмом. Один из сапожников, работающий в своей лавке в тот день, заметил странного человека, и подошел к нему, чтобы спросить, что он тут делает и кто он такой. Но на все вопросы юноша отвечал только нечленораздельным мычанием, вместо ответов протягивая конверт. Сапожник, прочитав надпись на конверте, взял молодого человека за руку и отвел по адресу, к капитану четвертого эскадрона, шестого кавалерийского полка. Капитан, в недоумении развернув конверт, нашел в нем два письма, в которых было написано следующее:
Достопочтенный Генрих Рихтер фон Берген, прошу вас, не пугайтесь, увидев предъявителя сего письма. Человек, давший вам его, справил уже восемнадцатое лето, но он почти не может говорить, ни на одном языке, и может неадекватно среагировать на многие предметы. Просто, это объясняется тем, что всю свою жизнь этот юноша провел вдали от цивилизации и практически ничего не знает о современной жизни. Почему это так произошло, я не буду вам здесь описывать, так как это займет очень много времени, и еще больше моих увядающих сил. Я слезно прошу вас, дорогой капитан, быть, как можно более снисходительным к мальчику и не прогонять его, а тем более не бить. Он быстро овладеет немецким языком и может стать вам неплохим собеседником, а может быть даже другом. И как бы то ни было, капитан, хочу попросить вас о том, чего я в силу своего возраста и здоровья, не смогу уже сделать. Пожалуйста, капитан, выучите его всем наукам, которые должен знать настоящий кавалерист, сделайте из него того, кем был его уважаемый, но, к сожалению, давно почивший, отец. Заранее вас благодарю за все, капитан. Да сопутствует вам удача во всех ваших делах и богиня победы, никогда не отвернется от вас. Прощайте, наступает мой последний час. Искренне ваш...
 А.
Вот и все, что было написано, на двух клочках мятой старой бумаги. Капитан в немом молчании глядел на бледного юношу, внезапно он подошел к столу, взял чистый лист и перо, подал все это ему. Юноша, долго держал в руках эти предметы, затем присев на пол и положив рядом с собой бумагу, старательно вывел по-немецки: «КАСПАР ХАУЗЕР». Вероятнее всего, это было его имя. Весть о Каспаре Хаузере быстро облетела город, и через три дня, в доме капитана собрались лучшие врачи Нюрнберга. Каспара осмотрели, но не выявили ни каких отклонений, с виду он был абсолютно нормальным человеком, странно было только то, что он не мог сказать ни слова. Памятуя о письме, Каспара стали учить разговаривать, и что удивительно, он очень быстро схватывал все то, что ему преподавали. Вскоре, он обучился настолько, что, то и дело путаясь, смог рассказать кое-что из своего прошлого. Как поведал Каспар Хаузер, его очень долгое время, т.е. сколько он себя помнит, держали взаперти, в темной сырой комнате, настолько узкой, что он мог там, только стоять или лежать на соломе. Еду и воду ему приносили странные люди, закутанные черные хитоны, поэтому лиц их он никогда не видел. Когда его спросили, как ему удалось бежать оттуда, Каспар стал задыхаться, мычать и размахивать руками. И вот еще, что было странно, увидав пламя свечи или огонь, пылавший в камине, Каспар Хаузер относился нему, как к живому существу, гладил его своими длинными пальцами, подолгу вел с ним беседы, так же, Каспар одухотворял и большие настенные часы. Но однажды, с ним произошло странное интересное событие.
Каспар, волей судьбы попал к одному английскому аристократу, по фамилии Стэнхоуп. И вот однажды они вели одну очень интересную беседу, в чем она заключалась тебе не стоит знать, но после нее, Стэнхоуп уходил в свою спальню в холодном поту и с лихорадочным блеском в глазах, а Хаузер выходил из дома, чтобы совершить ежевечернюю прогулку. Было начало сентября, теплый ветерок ласкал лицо Каспара, ноги мягко утопали в густой траве, и опаловая луна спокойно разливала свой свет на ночную идиллию, освещая загородный холм и размеренно поднимающегося на него Каспара. Он, как всегда сел на свое любимое место и стал наслаждаться теплой осенней ночью, слушая её осторожные звуки. Внезапно, до его ушей, донесся звук, резанувший слух, как бритвой и заставивший сердце бешено колотиться о грудную клетку, это был звук шагающих по дороге ног, обутых в тяжелые сапоги подкованные гвоздями. Хаузер пытался бежать, но было поздно, черная тень, закутанная в плащ, уже бесшумно взбиралась вверх по холму.
- Осторожней Каспар,- проговорил хриплый голос, - ты слишком много стал говорить. Тишину ночи разорвал нечеловеческий крик и звук удара. Кровь разлилась в траву, топя своим потоком ночных насекомых, а падающее тело Хаузера смяло поздние астры. В Нюрнберг юноша вернулся только поздним утром, со страшной резаной раной на лице. На все расспросы, он опять только мычал, не в силах сказать нечто вразумительное, но он нарисовал того, кто нанес ему эту рану. На рисунке был изображен человек в длинном плаще и высоких сапогах, правда, с полностью закрашенным черной краской лицом. Стэнхоуп, оберегал, после этого случая Каспара, как зеницу ока, они в течение года путешествовали по Европе, но путешествия эти вскоре прекратились, ибо Стэнхоупа убили. Его нашли в лесу повешенным за ветвь вяза вниз головой с вырванными ноздрями и выпущенными наружу кишками. Хаузер, узрев эту картину, убежал дико воя и, вырывая у себя на голове волосы. Его не стали искать, все решили, что парень просто сошел с ума, и о нем забыли. Но через месяц в снежном декабре, Каспар вломился в дом одного Нюрнбергского доктора, хорошего друга Стэнхоупа. Хаузер истекал кровью из кошмарной раны на груди, оставленной, судя по всему хорошо отточенным клинком. Доктор спросил, что с ним, на что юноша, выкрикнув: «Черное Лицо», повалился на пол. Несчастный парень мучался в бреду и бился в агонии еще полтора суток, все попытки спасти его оказались тщетными. Так умер Каспар Хаузер, юноша знавший то, о чем другие и не могли даже думать, охотно поделившийся своими знаниями с другим человеком, чем обрек на смерть и его и себя. Все- таки он пришел слишком рано. Так что, видно время, таких вот Каспаров, еще не пришло.
 
Ольга резко поставила бокал с вином на стол:
- Что знал Каспар? – резко спросила она Асмодея.
- Ты хочешь подвергнуться его участи? – ухмыляясь, вопросом на вопрос ответил он.
- Мне все равно умирать, через десять ночей, - резонно парировала Ольга.
Асмодей вздохнул:
- Подожди последней ночи и тогда, если я сочту нужным, расскажу тебе все.
- Хорошо, - согласилась Ольга, - но прошу тебя, ответь, ведь автор письма капитану и был Черным Лицом?
- Конечно, - согласился Асмодей.
- Но кто он, тогда кто?! – уже кричала Ольга.
Асмодей расхохотался в голос:
- Наш общий друг, верный мне пятый демон в иерархии ада, господин Астерон.
Рассвет золотил красивое лицо Ольги... А ведь будет и четвертая ночь.