светлячки

Я редко запоминаю даты. Даже на вопрос о дне моего рождения отвечаю не сразу, выуживая из памяти нужные цифры. Однако тринадцатое июля не спутаю ни с чем. День, когда я познакомился с отцом.
Мы отдыхали в Абхазии. Я и мама. Нас всегда было только двое. Пока вечером на освещенной мутными фонарями прогулочной дорожке, что вела прямо к морю, не появился он. Раньше я никогда не видел его, мама не сохранила фотографий или, возможно, еще не пришло время открыть их мне. Тема отца не была запретной в нашем доме, но отчего-то было принято обходить ее стороной. Только если я вдруг начинал оправдываться перед мамой, или, всяко бывает, пытался лгать, она говорила мне: Янек, ты такой же сказочник, как и твой отец. При этом говорила так укоризненно, что от стыда некуда было деться. Отец всегда был лжецом, думал я, он не любил мою маму. А я, я любил ее, и поэтому ни за что не хотел на него походить. Когда он вышел из тени магнолий, я сразу узнал его. В двенадцать лет дети еще обладают тем необыкновенным чутьем, которого так не хватает взрослым. Я заметил, что отец смущен. Наверняка он сотни раз репетировал речь первой встречи, и теперь она впечаталась в его губы, забыв, как надо звучать.
Из-за спины отца показалась девочка, лет на пять младше меня, такая же рыжая как и он, вот только смущения на лице не было, скорее любопытство.
 - Привет, - сказала она.
 - Ух ты, какая смелая, - похвалила ее мама. Она тоже не знала с чего начать. Или просто не хотела начинать первая.
Ситуация слегка разрядилась.
 - Это Анютка, - сказал отец, и я впервые услышал его голос.
 - Привет, Анютка, - сказала мама.
Тяжелые, словно налитые свинцом фразы. Мне казалось, что недосказанность, помноженная на годы молчания, давила на них обоих. Но ей уже ни к чему было становиться ясностью. Они перекинулись еще парой фраз: что-то о погоде, отдыхе. Между ними маячила стена, кладка сделанная на совесть.
 - Прогуляйтесь, - попросила мама. В ее голосе слышалась мольба. Ей больно, подумал я, больно…– Янек, пообщайся с сестрой.
Сестра.
Это слово как облако всплыло передо мной и растаяло.
Пустой звук.
Нас только двое: я и мама. Нас ВСЕГДА было двое.
Вряд ли у меня и Анютки могли быть общие темы для разговоров. Она – гораздо младше меня. Для взрослых такая разница незначительна, но для нас, детей, огромная пропасть. Да и кроме всего прочего – девчонка. Наверное, только и говорит о куклах.
Молча мы преодолели часть пути, молча вступили в темноту, где свет фонарей был недосягаем. Чуть дальше, в сгустившейся черноте шумело море. Неповоротливые волны, пыхтя, накатывались на галечный пляж.
Впереди что-то сверкнуло. Потом еще раз. Крохотные светящиеся бусины кружились в полуметре над асфальтом, смещаясь в непредсказуемом танце левее, к газону.
 - Знаешь что это? – спросил я.
Анютка решительно кивнула. Едва уловимый жест в почти кромешной темноте.
 - Правильно, это светлячки, - я подтвердил ее ответ как-то вычурно по-взрослому, тоном своей самой нелюбимой учительницы.
Но Анютка неожиданно воскликнула:
 - Нет, что ты! Папа всегда говорит, что это цветочные эльфы с прозрачными крылышками вылетают потанцевать. А чтобы не заблудиться, каждый берет по маленькой лампе со свечой внутри…
 Я рассмеялся.
 - И ты поверила? - поинтересовался я сквозь смех. – Да он все придумал!.. Моя мама мне про Деда Мороза рассказывала, а сама тихо подкладывала подарки…
 - Нет, - кажется, девочка слегка обиделась, - мой папа не обманщик!..
…ты такой же сказочник, как и твой отец…
Я пожал плечами.
 - А еще он говорит, - Анютка разволновалась, - что если пойдешь за ними, то обязательно попадешь в Волшебную Страну!.. Там очень красиво, просто чудесно, там живут и феи и великаны, и принцессы с рыцарями… Только это строго-настрого запрещено!..
 - Ходить за ними? – с безразличием спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.
 - Да! – Анютка ждала следующего вопроса. Пришлось поддаваться, изображать интерес.
 - Почему?
 - Потому что никогда не вернешься обратно!.. – в ее голосе мне послышалось торжество. Разумеется, надо мной.
Чушь какая, подумал я. И тут в моей голове мелькнула мысль: как подшутить над девочкой. Самая дурацкая шутка за всю мою жизнь.
Я неслышно шагнул в сторону, где несколькими минутами позже скрылись светлячки, и присел за кустом олеандра, стараясь как можно тише дышать.
 - Янек? – ее голос звучал пронзительно и слегка удивленно. Потом испуганно:
 - Где ты?..
Я слышал, что она в нерешительности топчется по кругу.
 - Нельзя ходить за ними! – закричала она, - нельзя!..
Что же она будет делать, подумал я. Побежит к своему фантазеру-папочке?..
Страх бесплотен, но его можно осязать. Анютка боялась. Наконец, набравшись мужества, она шагнула вслед за мной.
 - Я иду, - сообщила она, - иду!..
Эта малышка явно недооценила меня. Или слишком много думала о себе. Спасительница, - мысленно прыснул я и поднялся.
Анютка как раз обходила куст, вытянув перед собой руки, теперь она уткнулась ими в мой живот.
 - Ты здесь!. – обрадовалась она.
 - Конечно, - подтвердил я. – Вернулся, как видишь. Из Волшебной Страны!..
Мы вышли обратно на дорогу. Анютка замолчала, раздумывая.
 - Ты не был там! – наконец сказала она, с трудом сдерживая слезы, - ты хотел обмануть меня, ты!..
Шутка не удалась.
Ох, дети, вздохнул я. Чуть что, готовы расплакаться.
 - Ладно, я просто пошутил, - примирительным тоном сказал я. – Больше не буду.
Анютка всхлипнула.
Ты испугалась, подумал я.
И тут меня осенило: испугалась, что отец солгал…
…сказочник…
 - Ну прости, прости, - я взял ее за руку, - честное слово, не буду…

Мы сидели на деревянном пирсе, болтая ногами. У горизонта ходили корабли, а за спиной светились огнями санатории. Ночью море было действительно черное… Огромное черное море…
 - Слушай, Анютка, а звезды – это тоже какие-нибудь эльфы?..
Анютка фыркнула, поразившись моему невежеству.
 - Конечно, нет!.. Ночью большим небесным людям становится холодно, и они разжигают костры из лунного дерева, много-много костров, водят вокруг них хороводы и поют песни!..
 - Песни? – переспросил я.
 - Конечно, - ответила Анютка. Теперь она больше походила на взрослую. Уж слишком убедительно звучал ее звонкий голос. – Прислушайся.
Только шум прибоя. Ничего более.
Но Анютка, запрокинув голову, смотрела широко открытыми глазами на звездное небо и шевелила губами, словно подпевая.
 - Красиво? – спросила она.
 - Красиво, - согласился я. – Споешь мне ее когда-нибудь?..
 - Угу, - ответила Анютка, не отрывая взгляда от небосвода.
 - А волны – это белые барашки, которые вышли пощипать травы на морском лугу?..
 - Точно, - подхватила Анютка и улыбнулась мне.

Неделя шла быстро.
С отцом я почти не общался. Он приводил Анютку, и до вечера я не видел его.
Погода стояла чудесная: солнечная, ни капли дождя.
Как-то Анютка затащила меня в библиотеку. Оказывается, она уже умела читать. И довольно неплохо.
 - Папа говорит, что книги - это самое главное в его жизни, - с важным видом проговорила Анютка, поглаживая потрепанные корешки на одной из полок. Она достала сказки Андерсена и открыла их наугад. С белых страниц что-то соскользнуло. Я нагнулся: на полу лежала сухая веточка жасмина, цветущая, когда ее оборвали.
 - Держи, - я протянул находку Анютке. – Это тебе.
 Анютка церемонно поклонилась, как будто она – придворная дама, что приняла дар у самого короля:
 - Спасибо.
 - Слушай, а кто он? кем работает? – наконец спросил я, избегая фразы «твой отец». Потому что он был наш.
- Он – писатель, - Анютка засмеялась. Я тоже.
…ты такой же сказочник…
Я смеялся долго и до неприличия громко, так что из библиотеки нас выгнали. Но мне было уже все равно.
Анютка удивленно смотрела на меня. Наконец я отдышался и хитро посмотрел на нее.
 - Ну что, теперь я догоняю?..
Она взвизгнула и бросилась прочь, прямо по клумбе, улепетывая со всех ног.
Потом мы катались на лодке. Весла были слишком тяжелы для Анютки, поэтому греб я. Она внимательно всматривалась за мою спину и командовала: право руля, лево руля, постоянно путая и право и лево. А я специально шлепал веслом по воде, чтобы, когда Анютку обдавала очередная порция соленых брызг, она визжала и звонко смеялась.

Расставаясь, мы пообещали друг другу писать.
И действительно сдержали обещание, но лишь до тех пор, пока воспоминания не исчерпались. Они постарели, пока мы взрослели, стали чем-то далеким и нереальным, чужими, кем-то рассказанной сказкой. А сказке, как известно, не место во взрослой жизни…
Я так и не сказал маме о том, что перестал писать письма. Как не рассказал о тетрадке в нижнем ящике письменного стола, с детскими глупыми рукописями.
Мы выросли. Обзавелись семьями. Иногда созванивались, не более. Весной и осенью: ее день рожденья, мой день рожденья.
Как-то, отдыхая с женой в Абхазии, мне вспомнилась наша неделя. Я даже купил открытку с видом черноморского побережья и отправился на почту, но передумал. Открытка – всего лишь блеклая картинка, да и собственные слова, написанные на обороте, показались нелепыми, несолидными. Зачем-то решил соврать, что видел светлячков. Но что-то подсказало мне – она не поверит. Как не поверила в тот раз.

Однажды ночью раздался звонок.
Анютка заболела. Что-то страшное и серьезное.
И только маленькая надежда.
Я не смог приехать сразу. А когда все-таки вырвался к ней, было уже поздно. Не хватило считанных минут.
На больничном столике, среди лекарств, лежала, потеряв часть своих листиков и лепестков, почерневшая от времени жасминовая веточка. Я осторожно взял ее и вложил в еще теплые Анюткины руки.
Длинный узкий коридор, весь пропитанный больничными запахами, упирался в балконную дверь. Я хотел покурить. Срочно надо было чем-то занять если не мысли, то хотя бы действия. Следом за мной вышел Игорь, Анюткин муж – постаревший за этот месяц на многие годы.
Я чиркнул спичкой, затянулся. Дрожь рук постепенно унималась. Чего не сказать об Игоре – его тряслись, словно их било током. Я помог ему прикурить.
 - Хорошо что вы опоздали, - вдруг сказал он. – Вы не видели, как это произошло…
Я знаю, подумал я, я итак все знаю…
Не было ни боли, ни страха. Только темнота. И в ней мерцали яркие точки, они танцевали, звали ее за собой…
Там очень красиво, просто чудесно, там живут и феи и великаны, и принцессы с рыцарями…
Все было просто.
Анютка шагнула за светлячками.
Игорь снова хотел что-то сказать, но я остановил его:
 - Тсс, - прошептал я, - тише… - и обратил лицо к звездам.
С неба струилась нежная песня: вначале просто мелодия, а потом…
 - Послушайте… Вы только послушайте… Как они поют!..