Бесноватые

 Если бы Ольга меня не окликнула, мы бы разошлись в разные стороны. Я смотрела на нее, но не узнавала. Взгляд проплыл дальше и зацепился за пестрый слой облаков на горизонте. Спустился ниже. И когда я уже уткнулась в верхушки голостволых осинок, кто-то хлопнул меня по плечу. Я пригляделась. Передо мной стояла моя университетская знакомая. Кажется, год назад она как-то распылилась в душно-спертых аудиториях и перестала мелькать в коридоре. Хотя одно время мы очень часто проводили время вместе, гуляя по жилистым дорогам города, рассматривая витрины и машины, которые так и светились состоятельностью, привлекали нас беззаботно-богатой, расслаблённой сытой жизнью. Тогда Оля была коротковолосой блондинкой, с синими смеющимися глазами, тонкими дугами бровей и редко закрывающимся ртом.
Помню, когда у нее появился поклонник, художник, он всегда ругал ее за то, что она ерзала и вертелась на месте. Не давая ему схватить, как он говорил, самую суть. Деньки те были одни из самых веселых. Но потом как-то всё исчезло, а в начале ушла Ольга. Теперь же она стояла и молча разглядывала меня. Что-то в ней появилось другое, серовато-темное, даже черное. Пожалуй, все дело было в волосах под цвет вороного крыла, заплетенных в маленькую косу. Из-под густых бровей тускло мерцали серые глаза, рот кривился углами вниз, недовольно, словно я помешала чему-то важному.
-Молчать будем? – Наконец, произнесла она.
-Здравствуй, как дела? – Улыбнулась я, сразу же услышав в голосе нечто новое, но мгновенно ясное и явно закрепившееся там навсегда.
-Как видишь, еще бултыхаюсь, - ровно сказала она. – А у тебя…
-Будто бы все хорошо, - бодро ответила я и слегка смутилась. Неудобно было иначе ответить на это ее «бултыхаюсь», хотя на самом деле стоило сказать «замечательно». Я чувствовала, у нее неприятности, которые растоптали былую веселость, взамен пришли холодность и замкнутость.
Ольга посмотрела на солнце и, прищурив глаза, пробормотала:
-Ну, ну, - затем взглянула на меня, словно бросила снега в лицо, и добавила – Значит, на жизнь не жалуешься.
-Да. Ты куда сейчас? – Вопросы, которые хотелось задать ей, исчезли. Надо было либо разойтись в разные стороны, либо поговорить основательно. Я решила не спешить. Ольга тряхнула головой и достала пачку сигарет.
-Ты все еще не куришь? Я вот начала. Уже месяц четвертый, наверное. Ничего, занятная дрянь. Когда втягиваюсь, так и чувствую, как она там в груди оседает. - Она сделала круговое движение рукой, не знаю, осознанно или нет, около сердца. – Сворачивается кольцами, как гадюка, греется, а потом лет в сорок-пятьдесят как цапнет раковой клешней и отпляшусь.
Все это она говорила с ощутимым садистским наслаждением, словно эта мысль, давно ею взращена и доставляет удовольствие. Я сочла своим долгом кисло ухмыльнуться, и когда она выдохнула прямо на меня дымок, завивающийся в колечки, отшатнулась.
-Да, - словно заканчивая какую-то мысль, а, может, она про себя это и сделала, сказала девушка.
-Так что же ты не появляешься? Работаешь или, может, принц нашел тебя? – Спросила я, чтобы не молчать.
-Да было дело, только в жабу он превратился. Не повезло.
Ольга опять тряхнула головой. Это движение мне не понравилось своей нервностью и натянутостью. Нечто тяжелое было в этом медленно-растянутом повороте головы вправо, а затем резком движении назад. Мне даже показалось, будто она пытается что-то сбросить с себя. Я решилась, взяла ее под руку и сделал шаг в сторону дома.
-Может, зайдешь и расскажешь о своих приключениях, попрыгунья-стрекоза?
Ольга поежилась и взглянула на меня так, будто я сказала что-то давно забытое, и теперь ее память выдавала ряд каких-то ассоциаций. Непонятно: приятные это воспоминания или нет. Она сделала шаг в сторону, но потом кивнула и пошла со мной. Я почувствовала, что жалею о содеянном. «На черта ее пригласила. Теперь вот развлекай. Она еще какая-то тяжелая стала. Балда!» - Начала я самобичевание. Чтобы спасти себя от него, я заговорила об общих знакомых, перескакивая на отвлеченные предметы, выруливая на события университетской жизни и возвращаясь назад к оставленным личностям. Кажется, а, может, это мне только померещилось, я увидела в ее глазах отсвет благодарности. Стало немного легче.
Оля отвечала на мои вопросы, изредка бросала какую-нибудь фразу, которая гранитной плитой ложилась на мои легковесные предложения, хороня их. Девушка слушала меня, но не поддавалась моим интонациям. Когда я закрыла входную дверь и стала снимать одежду, то почувствовала усталость. Меня утомил этот монолог. Раньше с ней было легко, а теперь даже в её присутствии сквозила тяжесть. «Пожалуй, горячий чай и сладости помогут нам расслабиться», - подумала я и пригласила гостью на кухню.
-Я бухнусь в кресло? Устала. Вроде бы ничего не делала, а словно весь день физкультурой занималась. – Произнесла она, и залезла в кресло с ногами.
-Тебе кофе или чай?
Я с облегчением повернулась к ней спиной, когда увидела, что она взяла журнал и начала листать. Мелькнула мысль: если она будет смотреть мне в затылок, я могу уронить что-нибудь. Уверенность в этом давила меня, так что я, в конце концов, пролила молоко на пол.
- Мне кофе черный, без сахара, - глухо сказала она.
Я начала расставлять чашки, доставать из шкафа сладкие припасы.
-Как дела у Вовы? Ты все еще мучаешь его? – Спросила я, вспомнив ее последнее увлечение.
-Не знаю, я уже давно его не видела. Может, умер от инфаркта, а может, свалил в Америку. Хороший был мужик, жалко, что мне не подходил. Я его давно не видела, сколько и тебя. Как-то так исчез. Ну, что там кофе?
Чайник щелкнул, и я подала ей банку растворимого кофе. Себе налила сок и села напротив, с удовольствием почувствовав мягкость кресла. Ноги приятно гудели, отходя от трудового пробега. Бедняги намотали километров десять за этот день.
-Так ты теперь одна? – Попыталась я продолжить начатый разговор.
-Нет, ты же меня знаешь. – Ее лицо вдруг подурнело и скривилось в улыбке. – Знаешь… Да… Хм… Ты же ничего не знаешь. У меня же теперь… Пожалуй, пойдем по порядку. Однажды мы с Вовчиком пошли в ресторан. И там меня так и затянуло! Не возражаешь, я у тебя немного подымлю, - не дожидаясь моего согласия, Ольга достала зажигалку и сигарету. Потом задумчиво поглядела на чашечку кофе, поболтала черную до отвращения жидкость и произнесла решительно:
- Что ж...
И я узнала о событиях, которые вышвырнули ее за борт студенческой жизни.
В один из ноябрьских вечеров Оля была приглашена своим «старым конем», как она ласково называла Вову, в ресторан «Балка». Вечер только-только начался. В зал входили шикарно разодетые девицы с солидными господинчиками и поджарые нагловатые парни. За соседний столиком кто-то шумно уселся, и моя подруга почувствовала запах, который встревожил ее. Тонкий аромат туалетной воды манил повернуть голову и посмотреть. Ольга так и сделала.
Мужчина в отличном, дорогом костюме, у Ольги глаз был наметанный, смотрел на нее и улыбался. Она расцвела под этим однозначно восхищенным взглядом. Мужчина сидел один. Сотовый телефон, золотые запонки, ухоженные руки, великолепная внешность, и потрясающие чёрные глаза. Тот факт, что он сидел в этом ресторане, уже говорил о его принадлежности к «тем самым», как выражалась Ольга. Ее сердце забилось часто-часто, но голос кавалера вернул к действительности. Толстый пивной бочонок нежно глядел на нее. «Не с тем я сижу! Ой, не с тем», - сокрушенно подумала она.
Симпатичный мужчина соседнего столика словно услышал ее мысли. Он встал и подошел к ним. Вовчик удивленно посмотрел на молодого человека.
-Кажется, вы сели не за свой стол. - Приятный голос обворожил Ольгу.
-Разве? - Удивился Вова.
-Конечно! Такая великолепная девушка не должна сидеть с вами. Даже если вы – ее отец. Она слишком хороша для вас.
Ольга слышала слова, но с трудом улавливала смысл. Чувствовала: решается что-то важное, что это поворотный момент в ее жизни. Он взял ее за руку. Вовчик возмущался, но не подскочил и не дал ему в морду. Стушевался и куда-то пропал. Оля не запомнила - все заволокло туманом. Когда жара и возбуждение улетучились, ее руки нежно коснулось дыхание Сашеньки.
-Ты – сумасшедший, - говорила она ему.
-Да, но разве можно быть в уме, когда рядом ты. Как ты попала в руки к этому папочке? Он ведь тебе совсем не пара. Хотя, - со смешком говорил Саша, - скорее это ты его взяла в оборот.
Прежняя уверенность и трезвый расчет вернулись к ней. Девушка тряхнула головой, тогда это было лишь движение, чтобы получше уложить волосы, и сбросила с себя очарование этого знакомства.
-И что же мне теперь делать? Ты похитил меня у моего верного рыцаря.
-О, не беспокойся. Теперь я буду твоим рыцарем, - он ей поклонился.
-А захочу ли я этого?
-Если нет, то я уйду в монахи, прямо сейчас, встав на руки уйду из ресторана, - сказал он и со смехом выскочил из-за стола. Только заверения и согласия быть его дамой сердца убедили Александра Неродского вернутся за стол и продолжить ужин. Он покорил ее и очаровал. За неделю он надарил ей столько цветов, что вся комната благоухала как оранжерея.
А еще через неделю, он сделал Ольге предложение, стоя на одном колене и протягивая платиновое колечко с дорогущим камешком. Он ездил к ее родителям, очаровал и их, показывал ей своих родителей, и она тоже постаралась. Саша не скупился на подарки. Таких, как он, Ольга еще не встречала. Их квартира напоминала дворец, шесть машин приводили в дрожь, а баснословные деньги, которые сыпались к ее ногам, дурманили.
Свадьба была великолепна, медовый месяц еще лучше - на маленьком островке в Тихом океане. Не муж, а волшебник. Самый нежный добрый и любящий.
Они вернулись полные любви и сил. Жизнь обещала быть сказочной. Сашенька работал трудно и упорно, тяжело и сложно, но на нее всегда находил время. Ольга не жила, а парила над жизнью. Казалось, еще пара таких лет, и она умрет от счастья.
Но потом на горизонте замаячило нечто вроде грозы, темновато-красное, наполненное непонятной, но страшной силы.
Саша все чаще срывался, кричал на подчиненных в телефонную трубку, злился, у него появились головные боли и сердцебиение. С женой , всё же, был ласков и предупредителен.
Ольга взяла еще одну сигарету, затянулась и, сделав неопределенно взмахнув рукой, произнесла:
-А потом Господь забрал его у меня.
Я вздрогнула. В ее голосе прозвучала не горечь или боль, а какая-то обида и даже ненависть.
-Да я сама виновата. Уж слишком все было хорошо. Подождать надо было. Да только так уж он мне в сердце впился, словно пиявка - не оторвать. Боялась - уйдет, а мне семью крепкую хотелось. Да и видела бы ты моего Сашеньку. Ангелочек. Глаза чернющие, волос светлый, лицо херувимчика.
Она погрозила рукой небу.
-Забрал его. Сама толкнула. Дура… Сама. - Опять я услышала глухой отголосок ненависти. Она винила себя и ненавидела тоже.
-Как же так? Неужели инфаркт? Сколько же ему было? – Надо что-то сказать о соболезновании. – Мне очень жаль, что он умер.
Ольга расхохоталась, да так, что я испугалась: не сошла ли она с ума от горя. Нет ли колющихся предметов рядом с ней? Я с тоской покосилась на дверь, готовая в любой момент запереть несчастную на кухни. Когда смех, наполнивший кухню, затих, она сказала:
-Он еще жив.
Я чертыхнулась про себя. Подружка явно не в себе. И вид странный, и голос, и молчание – все объяснилось.
-Жив, живехонек, ангелочек. Будь он трижды проклят. Тут знаешь, как все хитро сплетено. Это тебе не простая история, здесь все оригинальнее.
И, потушив сигарету, она продолжила.
Врачи советовали Саше отдых и таблетки. Но бизнес не ждет. Он выполнял предписание наполовину, и лучше ему не становилось. Опять же потихоньку выпивал, чтобы стресс снять. Но при ней воздерживался. Так что новая жизнь Оле нравилась. Она обставляла квартирку, завязывала полезные знакомства, выходила «в свет», посещала косметические салоны и бездельничала, откровенно и нагло. Короче, как сказала она, опустилась на дно золотого стакана с мартини и наслаждалась. А потом ей захотелось ребенка. Мальчика, чтобы Сашенька обрадовался еще больше. И они принялись делать наследника, только никак не получалось. Тогда вспомнила Оля давний обычай: в церковь сходить. Пришла, все как положено, свечи, милостыня, молитва, и вот уже и доктор поздравляет. Не жизнь, а малина. Да только через два месяца попали они в аварию, и росток новой жизни завял.
Ольгу охватило странное беспокойство. Жизнь показалась серой и скучной. Даже захотелось поскандалить. А когда на рубашке мужа нашла помаду, решила - нельзя без ребенка.
Опять она пошла в церковь. Только на этот раз поп ей велел и мужа привести. Саша некрещеный оказался. Отнекивался муж, юлил, вывертывался, обещал и не приходил, а потом и признался, что, мол, не верит в Бога. Оля не стала настаивать, а пошла за помощью к свекрови, и через неделю другую «озарило» и муженька: мол, не дело это жить без Бога в душе.
Определили день крещения. Саша накануне немного перебрал с друзьями и в церковь пошел совсем помятый. Перед уходом она дала ему пару рюмок, чтобы в себя пришел. И пошли они в церковь.
-Ну, скажу я тебе, подруга, такого мне никогда не забыть, - помрачнела Ольга - И ведь как сердце чувствовало. Что-то все покалывало, щекотало. Я уж и пожалела, что его привела. А он, как баран на закланье шел. Все норовил назад повернуть. Смешком все так, с улыбкой говорил, что ох, и много у него грешков-то. Мол, не отмолить такие. Так и сказал, что коль Бог есть, то не видать ему рая. А я, нет бы, плюнуть на это крещение. Да, видно, жизнь сахарная приелась, приторно стало, захотелось чего-то для души. Вот и получила, - зло отчеканивала она каждое слово. – Пришли мы туда. Старушка нас записала. Вошли в комнату, там чан, свечи, иконы. Ну, все такое. Сама знаешь, до сих пор, небось, перед каждой сессией туда шныряешь? Батюшка сказал, надо исповедаться для начала. Саша не хотел. Но ты же меня знаешь! Я как кошка в него вцепилась, зашипела в ухо. Стала браниться. Он и согласился. А сам мрачный такой стоит. Вроде задумался. Отошел он с батюшкой. Я хотела поближе подойти, послушать, да отогнал поп. О чем говорили, не знаю, как будто спорили о чем-то. Саша руками размахивал, грубо так говорил. А поп все его за плечи хватал, в глаза заглядывал, да головой качал. Минут тридцать они там шептались. Я уж и устала. Окончили они свою тайную вечерю. Я вся измаялась, пока ждала. Спросила, о чем болтали. Молчит. Как не слышит. Я его в бок толкаю, а он и говорит мне: «А что, если правда есть загробная жизнь? Что если не лопну я, как мыльный пузырь, а расплачиваться придется за жизнь? Я ведь не думал об этом. Не знал, как это все может быть страшно. Ведь получается, мы самого детства уже грешим. Я за армию сатаны, что ли? Я не хороший человек, так? Все, что я творил, мне шептал лукавый и вел меня все это время. Значит я совсем и не жил, а только выполнял чью-то инструкцию. Оленька, да ведь это жутко!»
Я пожала плечами, постучала, помню, ему по лбу. Мол, не забивай башку глупостями. Думала, он притворяется, иронизирует, как обычно. А поп тем временем начал крещение. Началась церемония. Побледнел Сашуня, плохо ему стало. А я, дура, нет, чтобы выйти! «Терпи» - говорю. Подошел батюшка начал читать. Сашка как вскочит, как давай ему в лицо орать: «Нет, мол, врешь, не возьмешь!» А сам кукиш ему под нос сует. Я так и обмерла. Лицо у него посерело, тело судорогой свело. Крутит всего, словно косточки ломает, все тело хрустит. Глаза из орбит вылезают, а он все орет: «Врешь! Не верю я. Нет, его. Нет! Коль он всемогущий, пусть меня попробует прогнать. Не мой он господин! Не бывать ему надо мной. Пусть вот изменит меня. Жил без него да и еще проживу» Люди в разные стороны отбежали, во все глаза смотрят. А я думаю: «Боже мой! Какой позор! Какой позор!» И ведь подойти-то к нему страшно, Саша будто с ума сошел. Волосы дыбом, лицо, как у покойника. Носится по церкви, иконы скидывает, свечки переворачивает, плюет в лики святых. А батюшка, знай себе, крестится, да шепчет что-то. А я думаю, уж не галлюцинации ли у меня от спёртого воздуха. Подбежал Сашка к попу и давай орать: «Не тронь, сука! Отойди! Я значит, виноват, что ребенок не родился. Мои грехи жить не дают и работу портят! Эх, как легко все на дьявола, да на меня свалить. Отступись, поп! Дела я веду, как мне разум говорит. Нечего мозги-то пудрить. Сам ты может и есть сатана. Что у тебя под рясой-то? Чего мне советуешь, зачем жизнь губишь?» Прибежали какие-то люди, схватили Сашу. Он как рукой махнул – все разлетелись, а потом как завыл, да так, что я чуть не упала в обморок. Сижу на лавке, реву, слезы льются из глаз. А он орет, как зверь, громко, дико. Потом встал на четвереньки и давай пол лизать и матом крыть всех, меня проклинать, да и попа. А потом батюшка на него водой святой брызнул, и упал он, как подкошенный. Я к нему кинулась, а он схватил меня за волосы, сзади, больно-больно и прошептал в ухо: «Сгубила ты меня, дура. Да только тебе, тоже худо придется без меня. А, может, еще встретимся». И подмигнул мне. Страшно стало мне до ужаса. Волосы на голове зашевелились. Видишь: прядка седая – оттуда. Вот так и окрестили Сашу. Батюшка мне сказал, что дух в муже был нечистый.
Ольга опять расхохоталась, громко и сухо. И мотнула головой, прогоняя наваждение. Я чувствовала, что у меня мурашки бегут по руке, и зябко так становится, но встать и закрыть форточку, из которой холод забирался в кухню, не могла. Мысль испугала: что если закрою, а холод не пройдет. Оля улыбалась, и глаза ее колко цеплялись за меня.
-А ты думала, вранье все, про бесов? Я тоже. А вот и самой довелось испытать. Этот бес, что в Саше сидел, прежде чем уйти, меня поцеловал, да так, аж дух захватило. Потом трясло долго, зуб на зуб не попадал. И шрам мне на ухе оставил, укусил, гад. Я только дома кровь увидела.
В общем, потерял муж в церкви сознание – пришлось врачей вызывать. Они определили: белая горячка. Может, оно и так, выпивал он на работе много, последнее время. Переживал, что ребеночек умер. Опять же и проблемы с какими-то потерянными деньгами были.
После больницы Саша даже не вспомнил ничего. А у меня - шок. Я с ним потом долго в одной комнате боялась находиться. Ночью запирала дверь, под подушку пистолет клала. Даже сыпь на нервной почве пошла. А ему ничего, все по старому. Это я сейчас знаю, что к чему, а тогда боялась, дурочка. Считала, что пережила сильное эмоциональное потрясение. К психотерапевту ходила, в церковь боялась зайти. Ну, ничего, потом даже благодарные молитвы читала, деньги жертвовала церквушки. А знаешь, Он-то как меня? – Она ткнула пальцем в сторону окна, где голубел клочок небо, вынырнувший из-под туч. Я сначала не поняла, кого она имела в виду. Потом догадалась – Бога.
– Сашка изменился. Добрый стал, все о людях, о рабочих, о клиентах, о коллегах стал думать. Честным заделался! А бизнес – дело не для слабаков, не для добреньких. В месяц его скрутило так, что все потерял. Стал обыкновенным дураком. Любил меня, конечно, но не так. Страсть ушла, возбуждение, желание – ничего не осталось. Раньше готов был мне мир к ногам бросить, а сейчас не может даже соврать. Теперь ему любая нищая бабка дороже меня. Не смог он вынести свое дело без Него, - она сказала последнее слово тихо и с поразившей меня мягкостью в голосе. Я вскинула на нее удивленные глаза. А теперь кого она имеет в виду?
-Да, - Ольга уловила мое недоумение. – Да, я хочу, чтобы он вернулся. Я жалею, что он ушел. Это разрушило наш брак и мою жизнь. Если бы я знала, то никогда бы не повела Сашеньку в эту чертову церковь, - она опять расхохоталась.
-Деньги богатым черти куют, а?
Я совершенно ошеломленная сидела напротив нее и нервно крутила кольцо на пальце.
-Вот так-то, подруга. Сама себя я наказала, впредь злее буду. Ты тоже смотри, не зевай. Какая же глупость! Эх! Теперь сидит этот святой Саша в своем конструкторском бюро и приносит домой несчастные гроши. Хоть бы где чего украл, хоть бы чего придумал. А недавно брякнул, что надо бы сады завести. Я вчера на развод подала. Сил моих больше нет. Губить себя рядом с этим ничтожеством! Мой Сашенька пропал из-за меня. Все отнял у меня Бог.
-Но ведь это же страшно. Как же… Это же Демон. И ты не замечала? – Мне стало страшно. Она с такой нежностью говорила о бесе, который сидел в ее муже!?
-А ты думаешь, я его полюбила что ли? Да я в его глазах этот огонек увидела! Я того Сашку любили. А этот мне и даром не нужен. Недавно мне признался, что человека убил. Не сам, а через кого-то. Теперь, говорит, что грехи надо замаливать. И ребенка Господь у нас забрал, потому что мы нечестную жизнь вели. Вот как вывел. Просил, чтобы я за него помолилась. Сейчас, разбежалась! Сказал, что мог закончить свою жизнь в сумасшедшем доме, если бы дальше людей обманывал, да не думал о душе. Как будто он сейчас не псих. И как я так пролетела? - Она опять мотнула головой и достала зажигалку.
-Фу, жарко у тебя. О, - она взглянула на часы, - пора и честь знать. А хорошо мы с тобой посидели.
Вдруг она зашептала возбужденно, перегнувшись из-за стола, чтобы быть ко мне поближе.
-Я ведь свой крест нательный выбросила. Да, да, в туалете деревенском утопила. Прямо в самое дерьмо и бросила. А золотые крестики все переплавила, незачем добру-то пропадать.
Ее улыбка не понравилась мне. Теперь Ольга выглядела еще страннее, чем тогда, когда мы встретились: разрумянилась, разлохматилась, и глаза горели почти звериным огнем.
«А, может, и сама бесноватая», - подумалось мне. И вдруг она хлопнула по столу кулаком.
-Плохо, мне, понимаешь, плохо. Что ж это? Неужели мне теперь надо выбирать? Не хочу я так, зачем ставить или-или. Хочу нормального, богатого, чтоб и Бога любил. Неужели все с бесами? Ну, обворовал кого. Так кто сейчас не тащит? Ну, убил, какого-нибудь урода. Так тот, наверняка, и сам негодяем и мерзавцем был. А если кому ненароком причинил боль, так ведь он благотворительностью занимался. Много хорошего на деньги сделать мог!
Я не знала, что ответить ей. Она давно была в смятении, а я только сейчас поняла, как ей трудно, почему она стала такой усталой и какая забота мучит ее.
-Господи, - словно прочитала Оленька мои мысли, - если бы ты знала, как я устала. Разве это плохо, желать хорошо жить?
Я дотронулась до нее.
-Нет, я не думаю. Просто у тебя все не так вышло. Может быть, и не из-за него все получилась, а просто полоса невезения? – Предположила я, но Ольга брезгливо поморщилась от моих слов.
-Нет, это как будто два разных человека. Тот был почти Богом, а этот - просто человек. Я старалась, я его поддерживала, советовала. Но у него пропала эта жажда. Понимаешь, он говорит, что ему хватает книг, а вещи – это просто ненужный хлам, который все равно уйдет на помойку. А мне нужно все это. Знаешь, как больно отдавать то, что тебя окружает. Я с такими муками прощалась со всеми своими вещами. Все думала, вот скоро Саша встанет на ноги, вот скоро мы опять будем жить хорошо. А он уносили уносил мои камни, мои деньги. Грехи замаливал, кому-то там помогал. А я? Разве я не человек, разве меня нельзя любить и доставлять мне радость? Но нет, он решил за нас двоих. Сказал: «Будем жить по-людски». Представляешь, словно раньше я жила по-звериному. Он даже секс перестал любить… Нет, - Оля встала, и я почувствовала ее горячую ярость и гнев. – Если мне придется выбирать еще раз, то я знаю, что я выберу теперь. Лучше я буду здесь жить хорошо, а там…. Я не знаю, что там. Нет, знаю, - с лукавой улыбкой покосилась она на меня. – Он меня там ждет, я чувствую. Мой бесенок ждет меня и не даст в обиду. Уж за меня не беспокойся, я и там найду место потеплее. Да не смотри на меня так. – Она твердо топнула ногой, будто утверждалась в принятом решении.
-Оля, мне кажется, ты не в своем уме. Все это так странно и невероятно, - я встала и подошла к ней.
-Ты глупая. Я тебя пожалела и пришла, потому что хотела тебе все объяснить. Разве ты не понимаешь? Вот как все в жизни вертится, а выбор за тобой. А после смерти что? А если ничего? Будешь читать да молиться, а потом бац - и небытие. А ты, как дура, ненужными вещами занималась. Нет, надо все тщательно обдумывать. Запомни!
Я молчала в растерянности, и она, поблагодарив за кофе и приятную беседу, довольная, пошла в прихожую. Мы расстались друзьями.
Я еще не раз встречала ее. Ольга всегда выглядела изящно, в дорогой одежде, к ней вернулась ее прежнее выражение лица и болтливость. Она ездила на шикарных машинах с состоятельными мужчинами и выглядела счастливой. Недавно она снова вышла замуж и, кажется, ждет ребенка. Только я, не смотря на ее приглашение, боюсь к ней ходить. А вдруг в глазах у мужа увижу бесовский огонек?