бессонница

Он не спал. Сейчас. Сегодня. Вчера. Позавчера, впрочем, тоже. Спать. Хотелось.
Вроде. Днем его ломало. Он хотел спать. Ночью сон покидал его. Нет, не покидал.
Он был рядом. Он сыпал в глаза песок. Превращал его мысли в тугую струю бреда.
И когда он уже готов был уснуть, сон будил его. Стуком распахнувшейся форточки.
Ревом восторженного соседа. Челси опять выиграла. Плеском рыбок в аквариуме.
Хлопаньем подъездной двери. Чем угодно. На этот счет сон оказался выдумщиком.
Первые ночи он отчаянно пытался уснуть. Считал овец. Кидал в них пивные банки.
Набивал банки деньгами. Сначала в каждую - сотню рублей. Сон не купился. Начал
вкладывать тысячу долларов. Сон ухмыльнулся, и к овцам присоединились слоники.
Лысые. С гофрированными хоботами. Они все были зеленые. И в сапогах. У каждого
сотого слоника были ефрейторские погоны. И этот носатый мутант-ефрейтор давил
каждую сотую овцу. Сон хохотал. Сну нравилась игра. А он чувствовал, что
понемногу теряет реальность.
Сон издевательски позволял задремать. Под самое утро. Час кошмаров. Час
прошлого. От которого он пытался избавиться. Забыть. Час настоящего. Которое
било. Он подставлялся. Иногда это был час будущего. Не того, которое видят в
детских снах. Будущее. Всего лишь сон. Кошмар. Час. Иногда полтора. Чаще
меньше.
Потом треск. Вгрызающийся в ухо и бьющий током в руках и ногах. Будильник.
Пора. Вставать. Убить. Он убил. Уже два будильника. И каждый раз сон хохотал. Он
пробовал обмануть сон. Поставил будильник, но выключил звук. Сон наказал.
Разбудил на пятнадцать минут раньше. И в следующую ночь не дал уснуть вовсе.
Сон хохотал над успокоительными каплями. Снотворное он сжевал сосредоточенно.
Облизнулся, попросил еще. Улыбаясь. Появилась мысль сходить к врачу. Сон сказал
«ГЫ!» и расхохотался так, что ефрейтор-мутант от испуга вместо денег засунул в
банку овцу. Брак. Пришлось начинать все сначала. Сон поставил эту банку на
полку. Трофей. Она до сих пор там стоит. Он видит ее иногда. Когда начинает
проваливаться в бред пограничья. Овца живая. Пытается выбраться. Банка
раскачивается. В отверстии иногда появляется черный влажный нос. Или копыто.
Бесполезно. Ефрейтор немного смял банку. Кирзовым сапогом. Банка…
Там же он видел другие вещи. На полке бессонницы. Полке безумия. Пепельница с
окурками-червями. Им очень не хотелось, чтобы их докуривали. Пытались
выбраться. Но голодные, похмельные студенты были безжалостны. И неразборчивы. Один за другим извивающиеся окурки выдергивались из кучи. И ждало их одно… Крепче всех оказывались черви без фильтра. Их нельзя было сжечь дотла, затягиваясь
крематорным дымом. Они дрались до последнего. Они кусались плохо тлеющими
угольками. Они забивали рот своих убийц частичками себя. Табаком.
Отвратительного качества. Табак терзал кончики языков. Приходилось
отплевываться. Они налипали бумагой на губах… И побеждали. Оставались жить.
Обугленные. Растерзанные. Калеки. Но живые. Блатным червям, что так гордились
своими фильтрами, конец приходил сразу. Две. Максимум три осторожные затяжки. И
начиналась уже плавиться их гордость. Фильтры… На грязном боку пепельницы
сидело пятно. Ярко-красное почему-то. Кровь. Он знал чья. Знал и помнил, почему она
там. Он старался забыть. Неужели даже за эту малость с него спросят? Спросят.
Ведь он сам спрашивал. И сам отвечал. Он помнил. Это врезалось в его память.
Столько лет прошло.
Шило. Понятно. За него спросят при любом раскладе. Но почему оно рядом с
пепельницей. А пистолета нет. Есть пуля. Смятая. Отработавшая свое. Но не та.
Эта другая… Со смятым кусочком свинца играет маленький и смешной котенок. Он
навсегда остался маленьким. Но не смешным.
Письмо. Или просто конверт. Не видно. Да и не нужно видеть. Он знал. Знал, что
за письмо. Неотвеченное. Тогда не смог. Позже признался – не захотел. Хотя
польстило. Но отвечать не стал. И сгинуло все. Только память осталась.
Сожаление? Нет. Он так не думал. Не хотел так думать. Может позже признается.
Если захочет. Если успеет.
Еще письмо. Не конверт. Исписанные листы. Много. Ручка с почти закончившимися
чернилами. И шесть часов сидят рядом с листами. Минуты рассыпаны по всей полке.
Он писал. Долго. Мучил себя. Разрывал на части. Пытаясь выложить мозаику. Чтобы
поняла. Писал все, что хотел сказать. Писал и верил, что отправит. Адресату. Не
отправил. Просто посмотрел ей в глаза на следующий день. И понял, что не
отправит. Что он пуст. Он выговорился. Выгорел. Так оно и валяется теперь. На
полке. Бессонницы? Безумия? Совести?
Отдельно от всех на полке сидел обман. Вернее сидела. Он продал ее. Продал,
чтобы самому не стать призраком. Жалеет? Нет. Возможно, признание настигнет.
Или наказание. Рядом с обманом два человека и легкий силуэт. Он знает этих
двух. Знает, что им пришлось пережить. Силуэт. Накажет он себя из-за него. Он знает
их. Они его не знают. И хорошо, что не знают. Для них хорошо. Это не его
история. Не его жизнь. Это его наказание. Его безумие, совесть, бессонница…
Сон тихо скользнул по комнате. Тренькнул колокольчиками. Сквозняк. Он почти
заснул. Не удивился. Сон начеку. Не позволит…
Полка занавешена. Сон прикрыл свои трофеи. Считать овец? Нет! Открой! Я хочу
видеть! Чем занавешена полка? Куртка?! Он постеснялся дать ее однокласснице
вечером после выпускного. Хотел. Но не смог. Это не совесть. Это же сожаление.
Тарелка. С кашей. Манной… Откуда это?.. Тонущий в каше маленький кусочек масла.
Две ложки… Боже… Это же пять лет. Или шесть. Он еще в школу не ходил. Это стыд.
Расплата за жадность? Но он же был ребенком!
Стул. Как он поместился на полку? Полка больше стала. Старый школьный стул.
Смех. Выдернул. Ушибленная спина. Слезы. Не простила. Глупая шутка. Может и не
помнит уже. Хотя он потом понял. Он тогда убил в ней Любовь. Маленький росток.
Детский. Наивный. Так не похожий на ту Любовь, которой любят взрослые. Он убил.
И не понял в тот момент. И помнит теперь. Она забыла, может быть. Он помнит.
Шестой класс. Седьмой… …или восьмой… нет… дзинь… сон сегодня не оригинален. Опять колокольчики. Звон вспышкой ударил его по лицу. Нет! Он опять почти заснул… Сон. За что?! Что я сделал?! Или наоборот?! Чего я не сделал?!
Он вскочил. Чуть не упал. Запутался в покрывале. Выдрал ноги. Коротко взмахнул
рукой. Швырнул. Об стену. Хрусталь. Жалобно пискнул. Рассыпался. Искорками по
полу. Он понял, что экземпляром на полке стало больше. Не сдержался. Подарок.
Человека, который был дорог. Память. Плевать. Сейчас плевать. Завтра будет
по-другому. Если будет это завтра. Курить. Он хотел курить. Закурил. Тут же.
Лежа. Подумал, будет смешно, если усну. С сигаретой. И сгорю. Но хоть во сне.
Не уснул. Затушил окурок в стакане с водой…
Повернулся на бок. К стене. Как в детстве. В темноте были видны узоры ковра.
Узоры знакомые с детства. Вот лошадка. Вот человечек. Вот этого раньше не было.
Или он просто не видел? Лицо… Грустное. Растерянное. Знакомое. Его лицо…
Ребенка… Он погладил лицо дрожащим пальцем… и заплакал…
… Сон посмотрел на него и тихо вздохнул… «…теперь спи. Сегодня ты выспишься…»