Осеннее чувство

Осенью всё по-особому.
Жаль только что убежавшего лета, до которого, кажется, протяни руку – и достанешь. Тянешься, а оно всё дальше, разливается рыжей зарёй прощально. Не хватает уже света, солнечной радости, бурной игры птиц под облаками. Пруд замутился; и теперь кажется, что вся его живность попряталась так прочно, что никогда более не выглянет из своих убежищ. Холодный он стал, пруд, свинцовый словно. И как по озеру, гонит ветер по его поверхности волны. Да и просто холодно. Дни короче. В эти дни, – особенно, когда они, только настав, не успеют еще надоесть, как-то приятно даже ощущать … Втягивать в себя осеннюю сырость. Шлепать по лужам и считать кружащие во влажном воздухе желтые кленовые листья. Дождинки ловить на стёкла очков, раскрывать над макушкой зонтик. И неизменные спутницы ненастья – вороны. Летят нахохлившимися стайками в отсыревшем воздухе, каркают. И даже то, что стало темнее, мрачно даже, – как-то по-своему радостно.
Свет настольной лампы льется в эти серые дни чаще, он убаюкивает, он и сосредотачивает. Словно настраивает мысль течь ровнее; думать, запоминать и вспоминать, радоваться тихо. Бывает, и озарение какое посетит в эти дни, и потом будешь его вытаскивать из памяти как что-то такое, что греет сердце. И даже, может, делает жизнь не напрасной.
Всегда думаешь, вспоминаешь, что-то запишешь, и снова мысли приходят …
Любовь, поэзия тихого гнезда тянут к себе в такие дни.
Взгляд рассеян, но где-то в глубине – сосредоточенность и спокойствие. Четкость мыслей и образов. Пушкин в Болдино … Параллель зряшная, но творить в этом настроении радостно. Редкая ясность ума, покой сердца. Такое приходило и прежде, но в былые времена это принималось за меланхолию, и спешил ею с кем-нибудь поделиться, а заодно и чем-то разбавить. Потом нередко мысли спутывались, а настроение пропадало. А сейчас сознаешь, что такое осеннее состояние хорошо и само по себе.
Парк в такую пору по-особому хорош. Грустные ветви березовые развесил, капает с них на дорожки. Листья на асфальт налипли, кучками лежат по обочинкам. Желуди под дубами разбросаны; вспоминаешь, как собирал их в детстве, а теперь новый мальчуган набивает ими свои кармашки. Пересохший летом прудок теперь вновь наполнился, иногда даже прилетают сюда погостить утки. А рядом – живая история: старый особняк, в котором, сколько себя помнишь, была больница. И сейчас мнимые больные («терапевтические») ходят кучками по дорожкам, а в окнах старины горит приятный, теплый желтый свет.
А если попадешь под вечер в центр города, то тоже глядишь сквозь летящую морось на расцвечивающиеся желтым окна. Бродишь меж отсыревших старинных стен, петляешь по переулкам; садишься на полупустой троллейбус и едешь куда глаза его глядят … Кончено – идиллия. Пожалуй, это возможно только в воскресенье, когда город пуст перед новой неврастенической судорогой. Конечно, и многое из старины уже в прошлом. Но осенью, а особенно под вечер переулки хмуры, и как-то незаметны в них зияющие дыры, плохо видны полуразрушенные фасады, а виден только желтый свет из окон: домашний, свой какой-то.
 И толпящиеся в метро люди едут каждый по своим делам. Через несколько минут все разбегутся в разных направлениях, сменятся другими, а пока что – все перед тобой. И ты – в их гуще. И понимаешь почему-то, что не случайно ты попал сюда, что траектории всех этих бесконечно движимых молекул вдруг пересеклись вот именно в этой точке. Есть что-то общее в них всех, и тебе это общее тоже принадлежит. И ты принадлежишь ему.
И так было всегда, и так всегда будет. В этой «точке пересечения» словно замирает время. Через мгновение «сейчас» станет уже историей, и всё это, включая самого тебя, ей принадлежит. А что жизнь? Тоже ведь – мгновение. И всё это где-то укоренено. В истории? Не только. В чем-то еще большем, неизреченном, что мало доступно нашему узкому пониманию.
И мокрой осенью это осознается как-то слишком ясно. Становится чего-то жутко жаль, и хочется жить дальше. Постигать. Делать. Быть частью какого-то бесконечно вертящегося механизма. Впитывать в себя Мир. Давать от себя – Миру. Своим особым путем, что делает нас всех, каждого из нас – самим собой.

13 октября 2007 г.