Иноземец глава 22

ГЛАВА XXII
РАСФОРМИРОВАННЫЕ
 Расформирование отряда означало для Хейли только одно; он теперь был полностью предоставлен сам себе. У него не было ни жилья, ни родственников, никого. Проблема добычи еды для него стояла теперь как никогда остро. Единственным человеком, который хоть как-то интересовался его судьбой, была Марьяна. Она поняла всю безвыходность его положения, и повела его в свою пустующую квартиру, которая была заброшена с тех пор, как её мать эвакуировалась из города.
 - Я ценю твою заботу, - сказал Хейли Марьяне. – но я не могу воспользоваться твоим предложением.
 - Глупости, - отмахнулась Марьяна. – Ты хочешь ночевать в канаве или что-то в этом роде?
 - Но я просто не могу! Это же совершенно нелепо!
 - Всё происходящее нелепо. И твои поступки тоже нелепы, так что делай, что я тебе говорю.
 И Марьяна повела Хейли в свою квартиру.
 Они шли по почти полностью заброшенному городу. Многие дома были разрушены, и их вид напоминал Хейли старые фотографии времён второй мировой войны. Но сейчас не было войны, в том понимании, какое слово война носила в учебниках. Все эти разрушения нанёс не Гитлер, это сделали они, миротворцы. Вот что было самым ужасным. Каким же лицемерно-издевательским должно было быть теперь само понятие «миротворец»?
 Фотографии и кадры из хроники блокады Ленинграда, вот что напоминал сербский город. И это сербов-то называли агрессорами, и оккупантами?!
 Но нет, город был не совсем заброшен. Кое-где в окнах виднелись люди, да и на улице попадались прохожие. Очевидно, не все жители захотели покинуть родной город.
 - Почему не все жители покинули город? – спросил Хейли. – Почему они остались?
 - Не все хотят покидать насиженные места. К тому же многим из них просто некуда идти. Здесь их дом, родная земля.
 Дом, в котором жила Марьяна, избежал печальной участи многих. Он стоял целым и невредимым, хотя и выглядел заброшенным.
 Оба они, и Марьяна и Хейли были одеты в гражданскую одежду, и поэтому не привлекали к себе никакого внимания.
 - Входи, - сказал Марьяна, поднявшись на свой этаж, и открывая дверь своей квартиры.
 Хейли вошёл внутрь.
 Это была небольшая однокомнатная квартира, большая часть мебели из которой была вывезена. На окнах же, по-прежнему, красовались шторы и тюль, что придавало квартире ухоженный вид.
 Хейли прошёл в комнату. В ней из мебели оставались лишь старенький диван, и пара стульев, которые были покрыты слоем пыли.
 - Здесь никто не был уже больше месяца, - объяснила Марьяна. - Поэтому так и неухожено.
 Но Хейли подобные удобства мало волновали. Марьяна прошлась по квартире. Да, всё было так, как и в тот день, когда они с матерью покидали свой дом.
 Марьяна пощёлкала электрическим выключателем. Разумеется, электричества не было.
 - Ты есть хочешь? – спросила Марьяна.
 Хейли что-то неопределённо хмыкнул.
 - Думаю, хочешь, - произнесла Марьяна. – Вот только еды здесь нет.
 Марьяна огляделась по сторонам.
 - Ладно, посиди здесь, а я попробую раздобыть что-нибудь съестного.
 - Я пойду с тобой, - воскликнул Хейли.
 - Сиди уж, справлюсь как-нибудь сама. Только не выходи из квартиры. Мало ли какие могут быть неприятности.
 Марьяна вернулась примерно через час, когда уже на улице стало смеркаться. В руках она держала свёртки с продуктами.
 - Ужин прибыл.
 Марьяна разложила продукты на столе и придвинула к нему пару стульев.
 - Садись.
 Но Хейли колебался.
 - Послушай, это как-то неудобно с моей стороны. Не хватало еще, чтобы я кормился за твой счёт, сидел на твоей шее.
 - Не глупи, - сказала Марьяна, усаживаясь за стол. – И садись есть.
 Хейли не оставалось ничего иного, как сесть за стол. После ужина Марьяна налила в чайник воды, и приготовила чай. По счастью газовые трубы не были повреждены.
 Вскоре на улице стало совсем темно, и Марьяна разыскала в шкафу свечку. При её слабом свете, они долгое время сидели за столом.
 - Скажи, - медленно произнесла Марьяна. – В тот день, на пасху, помнишь, на тебя шёл самолёт? Ты ведь даже не двигался с места, сколько мы тебе не кричали. На тебя напал паралич, или это было что-либо иное?
 Хейли отвёл глаза в сторону.
 - Я не видел в этом смысла. Пусть бы меня тогда убило, да я хотел смерти. Я потерял смысл жизни, в тот момент, когда увидел, что пытаются взорвать храм, и албанцы стреляют по мирным жителям. Всё, понимаешь, всё для меня потеряло смысл. Я видел лишь бойню, бессмысленную бойню, в которой не было ни малейшей надобности. Я не хочу больше жить, жить в таком мире, где все друг друга убивают, все друг друга ненавидят. Убиваю просто так! За то, что у тебя другая национальность, другой цвет кожи, другая вера, другое мышление, другие цели. Жизнь не имеет ни малейшего смысла. Если и есть где-нибудь ад, так он здесь, на земле. Смерть – это избавление, это конец всему.
 - Не знаю, конец ли это, - покачала головой Марьяна. – Но твои размышления страшны. В чём-то ты, конечно, прав. Жизнь ужасна и жестока, но она должна продолжаться. Понимаешь, должна! Если так рассуждать, то человечество должно просто вымереть и всё.
 - Ну и что? – воскликнул Хейли. – Может быть, так оно было бы и лучше. Прекратит своё существование человек, прекратится и зло на земле. Пускай уж лучше остаются одни животные, они, по крайней мере, не испытывают ненависти друг к другу, а если и убивают кого-то, то лишь для того, чтобы прокормить себя. Совсем не так человек, совсем не так! Лишь только он способен на сознательное зло, потому как он наделён разумом. А разум делает его куда более подлым и коварным, чем любой из хищников. А все эти истории о Боге и дьяволе придуманы самим человеком лишь для того, чтобы оправдать свои поступки. Ещё бы, куда проще заявить, что человек делает зло не потому, что он такой жестокий, а потому, что его уговорил на это дьявол. Прекрасно придумано, человек тем самым создаёт себе полную реабилитацию. Конечно, ведь он ни в чём не виноват, какой может быть с него спрос. Спрашивайте с дьявола, а человек чист и невинен, как младенец. Слушать это и то тошно.
 Марьяна покачала головой.
 - Ты искажаешь смысл писания. Хотя, ты прав, большинство людей именно так и рассуждают. Но всё равно, человек не имеет никакого права уничтожать себе подобных.
 - Однако же уничтожает.
 - Я имею в виду, что нельзя рассуждать подобным образом, что надо уничтожить всё человечество, чтобы исчезло зло. Подумай сам, до какого абсурда можно дойти, вернее ты уже дошёл. Ради установления мира на земле, надо уничтожить человечество. Это напоминает лозунг революционеров начала века: «Мы будем так бороться за мир, что камня на камне не останется». Это безумие, Рэй. Кстати, именно так и поступает ваше правительство, бомбя наши города. Ведь и они рассуждают так, что надо уничтожить всех, кто непокорен им, и неугоден. Именно из-за такой логики и творится зло на земле во все времена, и на всех концах планеты.
 Хейли ничего не ответил. Он молча смотрел на пламя свечи, теплившейся на столе.
 Марьяна поглядела в окно, за которым на чистом небе вспыхивали звёзды.
 «Надо же, - горько усмехнулась она, - Сидим как во время гитлеровской оккупации. О таком времени моя бабушка рассказывала. Она жила в такое время. Нет электричества, заброшенные дома, и сидишь и ждёшь, когда начнётся очередной авиационный налёт. Как же всё это страшно».
 - Что ты собираешься делать дальше? – спросил Хейли.
 - Не знаю. Наш отряд расформирован, мы теперь не нужны. Может быть, попробую записаться в регулярные войска. А может, пойду искать работу.
 - Работу?
 - Да. Ведь не всё же ещё разрушено, должны же сохраниться предприятия, которым требуются работники. Ну, да я то ладно. А вот что ты будешь теперь делать? Куда направишься?
 - Не знаю, - отрешённо произнёс Хейли. – Пока буду помогать в больницы. Там хоть как-то кормят. А потом, может быть, уйду в леса.
 - В леса?
 - Да, там начинает появляться зелень, будут ягоды. Как-нибудь выживу.
 - Ты безумец, Рэй! Неужели ты полагаешь, что сумеешь выжить в лесу? Ты не приспособлен к этому. И в нашей стране тебе не выжить. У тебя нет ни документов, ничего. Ты не сможешь ни найти у нас работу, ни жильё. А если, вдобавок, ещё кто-нибудь узнает, что ты бывший натовский пилот, тебя просто-напросто убьют.
 - Ну и хорошо. Так будет лучше для всех. Я слишком устал от жизни. Ты не представляешь даже, как я устал. Мне незачем жить, для меня всё кончено.
 - Это отчаяние. Нельзя в него впадать. Не впадай в него, Рэй.
 - Не могу. – Покачал головой Хейли. – Слишком всё тяжело.
 - Для нас тоже тяжело, но мы продолжаем жить.
 - Вы – это совсем другое. Вы не бомбите мирных жителей, вы защищаете свои жизни, свои дома. Это совсем другое дело. А я… Я ведь совсем иное. Я был с ними, с теми, кто разрушает ваши города. Я приветствовал их действия, поощрял! И кто я теперь? Предатель для них, и трусливый перебежчик для вас. Человек без прав, жизнь которого не стоит ни цента. Моей смерти все только будут радоваться. Никто не вспомнит добрым словом, потому что нечем будет вспоминать. Я для всех буду презренной тварью вне закона, паразитом! Не хочу так, не хочу!
 - Тогда, может быть, ты всё-таки вернёшься? Ведь и душевные терзания тебя перестанут тогда преследовать.
 - Это почему же?
 - Да потому, что ты перестанешь чувствовать себя трусом. Если ты найдёшь в себе силы вернуться, даже трибунал будет для тебя не столь мучительным, как жизнь у нас. Ведь если ты чувствуешь себя виновным, то справедливая кара снимет эту душевную боль. Ты почувствуешь облегчение, уверяю тебя, Рэй.
 - Не знаю, не знаю, - медленно произнёс Хейли. – Я так и не могу решить, что лучше. И ещё эти албанцы.
 - При чём здесь албанцы?
 - Я видел, что они творят на вашей земле. Видел, как они пытались взорвать храм, расстреляли прихожан. Никто из НАТО не осудил этого! На это даже не было обращено внимания, словно ничего и не было. А я видел это! И нас специально послали, чтобы защищать их, якобы вы их угнетаете. Но никто не защищает вас от них. Никто! Но даже, если это и правда, если ваше правительство и устраивало геноцид по отношению к албанскому меньшинству, в чём я, лично, сомневаюсь, зачем уничтожать города? В чём вина простого народа? Каким наивным дураком я был.
 Хейли помолчал.
 - А совсем недавно, по радио, я слышал, как один из лидеров албанских группировок, не помню, как уж его там звали, в открытую заявил, что они будут резать всё славянское население, будь то женщины или дети! Им, видите ли, аллах так велел! Безумные фанатики! Они готовы ради своей веры перерезать всё человечество, при чём даже неизвестно вера ли им велит это делать, или же они сами для себя это выдумали, чтобы оправдать свою любовь к душегубству. Вся эта религиозная нетерпимость, это самое страшное, что существует в мире. Да и вообще, э – эх!
 Хейли махнул рукой, не в силах продолжать и обхватил руками голову, стараясь успокоить нервное волнение. Они ещё долго сидели напротив друг друга, сидели и молчали, и лишь пламя свечи играло между ними, отбрасывая на стену причудливые тени.