Виктор Коростелев Как у меня украли пулемет!

 

КАК У МЕНЯ УКРАЛИ ПУЛЕМЕТ.

Отрывок из дневника

 

12 февраля 1992 года. Среда.. Эта изматывающая подготовка к полигону. На фоне всеобщего развала. Из дивизиона за последние полтора месяца ушли уже 11 человек солдат. Насиров и Мустафаев – азербайджанцы, Алдашев – казах, Дудяк, Осуновский, Тютюнник, Шуба, Борук, Манчук, Дубенчук – украинцы, Косточка – белорус. Все они тайком, или после приезда родителей вместе с ними уехали по домам, устроились там служить. Один Дубенчук вернулся. Его там определили в стройбат, а он и оттуда сбежал, работать не хочет. Беглецов хоть и называют дезертирами, но при побеге их никто не ищет. Смирились. Не то что раньше, искали по тревоге круглыми сутками, с перекрытием дорог и вокзалов, с прочесыванием местности и зданий каждые два часа.

На полигон мы должны ехать 17 марта вместе с техникой.

 

15 февраля 1992 года. Суббота. После длительного перерыва вновь заступил дежурным по дивизиону. В нем осталось всего 38 солдат, но они плохо управляемы. Очень много сосланных из полка, расположенного в Москве, пьяниц, наркоманов, токсикоманов.

 

23 февраля 1992 года. Воскресенье. Уходящий праздник! Теперь его уже почти не отмечают.

Ездил старшим на КРАЗе в полк. Привез оттуда двух бойцов – русские, служили на Украине, сбежали оттуда. Один – Прояев – служил в Мариуполе, другой Ромоданов – в Ковеле. В дивизион приехвали полковые тыловики, начали разворачивать полевой лагерь. Тренируются к полигону. Мороз за 20 градусов.

 

26 февраля 1992 года. Среда. Вчера снова заступил в наряд по дивизиону. Боже мой! Какой бардак!. Наряд сразу не задался. За мной не прислали машину. Потом оказалось, что старый наряд по столовой не начистил картошки и на ужин – только чай. Затем надо было найти людей - разгрузить КРАЗ с углем. А солдаты уже даже Тимофеева не слушаются. Уже он вынужден отдавать приказания официально, а они все равно не исполняются. Затем я пошел на дизеля искать Гафарова, который, по словам Тимофеева, тоже собирается «сделать ноги» с дивизиона. Затем нервотрепка с нарядом, солдаты ничего не хотят делать. А старые методы воздействия уже не применяются, да и применялись они во всем комплексе, который теперь развалился. Вышел на улицу, а там возле возле автогостиницы трое пьяных солдат сидят из 1-го дивизиона. Ведь замерзнут. Отправил их спать в гостиницу. А живут они вместе с офицерами. Да что тут говорить, если пока я этих заталкивал, в соседней КПэшной гостинице открылась дверь, откуда высунулся кто-то из офицеров и долго блевал на колесо и лестницу гостиницы. В это время два бойца, балуясь на ЗИЛ-131, раздавили мой умывальник за каптеркой, приготовленный на полигон и состоящий из 20 краников с желобом и трубой. Я буквально чуть-чуть опоздал, спешил их остановить. Если бы не эти пьяные, успел бы. Пришел, всех разогнал, а что теперь толку, умывальник-то тю-тю.

А пока «гудят», невзирая на начальство, офицеры командного пункта во главе с их начальником Чесноковым и прикомандированным к ним каким-то майором. Напившись, ночью, они пытались выехать с дивизиона на ЗИЛу, но свалились в кювет возле КПП и это спасло ворота. Спасло только на одну ночь. На другой день к нам пригнали другую «Вышку», взамен нашей неисправной, а она вместе с тягачем весит 72 тонны и длиной более 25 метров. Вот она и снесла ворота, столбы и часть забора, аж начищенные металлические звезды с ворот осыпались. Техники на дивизионе все больше и больше. Пришли еще одна гостиница, ремонтная мастерская армейская вдобавок к нашей, заряжающая машина, машина хим.защиты, зарядная машина. Подготовка к полигону очень серьезная. Говорят, что Кример уже вылетел в Казахстан на полигон, смотреть место для развертывания. Неужели правда поедем? Кто-то сказал, что казахи запретили все пуски ракет у себя на территории.

 

8 марта 1992 года. Воскресенье Шевяков – офицер захвата – одна из ключевых фигур при пуске ракет, отказался заступить в наряд, напился и два дня вообще не выходил на службу. Начальство приказало его уволить. Интересно, уволят его или нет?

В пятницу приезжали наши медики, как всегда делали прививки против чумы. В отличие от прошлых лет многие офицеры и даже солдаты отказались делать уколы. Удивительно, но врачи и не настаивали, как было раньше – обязательно все 100%. Они тут же уничтожили остатки вакцины с микробами чумы и уехали. В субботу был рабочий день. Но почти никто не вышел на службу. Я побыл до 11 часов и уехал домой.

Утром, ожидая машину, меня вдруг, как уже давно не бывало, оглушила и удивила мертвая, звенящая тишина. Замерли дома и деревья, воздух и снег. Бегают беззвучно собаки, снег перестал скрипеть. Так интересно. Вот где-то звонко стукнула дверь. И снова тишина. Даже слышно само пространство. Так удивительно и легко стало на душе, будто она и природа замерли, ожидая праздника. Давно уже так не бывало со мной. Даже шевелиться не хотелось. Сам ПОКОЙ вошел в городок и в душу.

 

14 марта 1992 года. Суббота. Сегодня опять объявили рабочий день, хотя еще неделю назад обещали дать эти два выходных дня отдохнуть и собрать личные вещи на полигон. А он стал еще реальнее. Я получил продукты на свой дивизион на дорогу. Привезли и выдали зарплату за два месяца. Вчера приезжал наш седой генерал Проворов – зам.командующего армией. Вместо того, чтобы грузить и укладывать уже свернутый лагерь и имущество на машины, он приказал снова развернуть и показать ему лагерь. Люди нервничали. Разворачивали и ставили палатки, вешали утеплители и отбеливатели, стелили полы, ставили печки. После обеда начали сворачивать и грузить на машины. Ну что можно сделать за полдня? Да еще таких коротких. Стемнело. Да плюс сплошное воровство. У меня украли два ящика, трубы от плиты, два окна от палатки и т.д. Возился допоздна. И вот сейчас я укладываю свои чемоданы. Что меня ждет впереди?.

 

16 марта 1992 года. Понедельник. С утра начали грузить машины. Поступил приказ – разгрузить и развернуть лагерь. Даже привыкшие к военному идиотизму, офицеры оторопели. Развернули, затем свернули, погрузили на машины. Команда: «Поход» Еле успел заехать домой за своим чемоданом. Словами не передать хаос отъезда: десятки машин, сотни людей. На дивизионе отключен свет и вода. Пищу готовим на полевой кухне. В темноте на ощупь, при свете фар раздают. После ужина выстраивают колонны и в глухую ночь, после 11 часов вечера, полк уходит на полигон.

 

18 марта 1992 года. Среда. Работа идет круглосуточно. Не спим уже две ночи подряд. Грузиться начали сразу после приезда. Завтрака не было. Сразу начинаем готовить обед. Мой первый обед. Вагон под кухню дали простой товарняк, да еще железный. С большим трудом развернулся в нем.

К походной жизни мне не привыкать, но солдатам все в диковинку. Наконец-то, в 6 часов вечера нас стали выдвигать от рампы Кантемировской дивизии, где мы грузились, на железнодорожную станцию Селятино. Начался трудный путь. Нервы напряжены. Хлеб мне не довезли, вместо питьевой воды нас заправили из пожарной машины с пенообразователем.В вагоне от дыма нечем дышать. Мороз, помытые тарелки алюминиевые и из нержавейки смерзаются в один ком. Железный пол вагона сразу превращается в каток.

 

22 марта 1992 года. Воскресенье. Нескончаемой чередой идут одинаковые дни пути. Нас везут окольными путями, не заходя в большие города или проскакивая их ночью.

Но места прекрасные: особенно Урал. Железная дорога идет зигзагами по ущелью, вокруг горы, поросшие лесами, маленькие деревушки в ущельях по берегу реки, без дорог, вдали от цивилизации, только снега и дымок из труб над крышами. Утром прошли Магнитогорск.

 

23 марта 1992 года. Понедельник. Едем по нескончаемой казахской степи. Эшелон еле тащится. Работать очень трудно. Наряд по кухне отказался работать. Люди почти неуправляемы. Они же кожей чувствуют слабость армии и ее законов, пофигизм офицеров. В вагоне, напившись, подрались офицеры Шевяков (которого так и не уволили, а наоборот взяли на полигон) и Качановский. Оба белоруса, только Качановский – националист, а Шевяков нет. За окнами снежная пустыня. Наши неурядицы тяжелым грузом ложатся на душу. Кончаются продукты. Сегодня мы прибыли в Караганду..

Еще утром мы были в Целинограде, походили по вокзалу, по площади.

Ночью был страшный мороз, днем хоть и холодно, но светит солнце. На кухне все примерзает, положишь черпак или ложку, тут же примерзла. На полу каток, того и гляди упадешь. Смываем кипятком.

Завтра должны приехать в Сары-Шаган. Что там нас ждет?

 

25 марта 1992 года. Среда. Вот и приехали. Сары-Шаган. Сопки, склоны, мороз и ветер. Начали разгрузку эшелона.

А вчера на станции Агадырь у нас опять драка. Но на этот раз с казахами. Трое пьяных или обкуренных казахов вошли в вагон. С нами ехали на полигон и несколько солдат-казахов. Земляки встретились. Шевяков попытался их выпроводить из вагона, завязалась драка. Казахи повисли на нем, тот стал кричать. Офицеры кинулись ему на помощь, но в узком вагонном проходе не развернуться. Кое-как удалось выкинуть их из вагона, но платформе образовалась целая толпа казахов, которые кричали оскорбления, кидали камни, били окна в вагонах и стекла на технике, а эшелон все стоял и стоял. За толпой стоял дежурный по станции в ж/д форме и улыбался. Он умышленно не отправлял поезд, хотя мы его просили отправить состав. Мы вышли из вагона, стараясь не подпускать казахов к эшелону. Неожиданно неизвестно откуда взявшийся казах резко ударил меня в ухо. Я упал к колесам вагона. Толпа медленно двинулась на нас. Тимофеев появился в тамбуре вагона с автоматом. Он дал очередь в воздух. Это не остановило толпу, а как бы швырнуло ее на нас. Казахи смяли нас, драка переместилась опять в узкий тамбур вагона. Скоро мы выбили их и закрыли двери, на улицу больше не пошли. Сильно потрепанный состав медленно тронулся дальше в путь. Так нас встретил Казахстан. Уже на следующей станции в вагон сел следователь-казах, который сказал, что проводит расследование по факту беспричинного избиения пьяными русскими офицерами пассажиров-казахов на станции Агадырь и причинения им травм и увечий. Заставил писать объяснительные записки. Все и я тоже написали ему, что драки не было, ни одного казаха я не видел, спал в вагоне, а сегодня обнаружил разбитые окна и поврежденную какими-то хулиганами технику. Но претензий к ним не имею. Слова следователя о разбитых головах, сломанных руках и ребрах, выбитых глазах и оторванных ушах несчастных казахов были бальзамом на мою душу. И свое ухо стало меньше гореть после этого.

 

26 марта 1992 года. Четверг. Не сплю уже вторую ночь, колонна движется от станции в степь на сам полигон. Сегодня у меня украли КУНГ со всем имуществом, продуктами и пулеметом ДШК.

А произошло это так. Заканчивалась разгрузка. Стоя на железнодорожной платформе и командуя съездом техники, Тимофеев – командир дивизиона, оступился и упал с платформы на рельсы. При падении он сломал ногу. Вызвали «Скорую»,. Перед тем, как сдать вагоны коменданту я обошел их с одним солдатом. Проходя по вагону, заглядывал в каждый ящик, на каждую полку, находил то забытый котелок, то кружку, то шапку, то еще что-нибудь. Солдат забирал все это и относил в мой КУНГ. Колона уже вытягивалась в сопки, как в купе, где ехал Тимофеев, за поднятой полкой я обнаружил крупнокалиберный пулемет ДШК. Без колес и без щитка. Вот бы оставили!. Я доложил проходившему мимо Софронову, тот сказал, что уже некуда его грузить, возьми его себе в КУНГ. Туда мы с солдатом и благополучно его загрузили.

Мы шли колонной – впереди Корочкин, за ним я. Все машины с прицепами. У меня был КУНГ. Машина Корочкина еле тащилась по степи, я за ней. Нас стали постепенно обгонять другие машины. И вскоре мы остались в степи одни. Лишь иногда где-то вдали вспыхивали и гасли фары машин. Машина Корочкина стала останавливаться. Мы перецепили прицепы. Машины пошли быстрее, но не надолго. Примерно через полчаса машина Корочкина встала. К нам подъехал на тягаче начальник автослужбы, который мотался взад-вперед по дороге, оказывая помощь. Он решил своим тягачом буксировать машину Корочкина, но без прицепа, а за КУНГОМ вернуться вторым рейсом. Так мы оставили КУНГ на обочине и поехали в лагерь. В степи стягивалась техника, царил обычная неразбериха. Я поставил свою машину, занялся развертыванием кухни, чтобы готовить завтрак. Через несколько часов, уже на рассвете вернулся начальник автослужбы. «Не нашел я твой КУНГ» - сказал он, усмехаясь. «Накрылись твои портянки, старшина!» - продолжал он. Я подумал, что он шутит. «Там же пулемет ДШК!» - говорю. И судя по тому, как бледнеет бронзовое лицо майора я понял, что он не шутит. Он помчался докладывать командиру полка. Первым ко мне объявился особист. Он не верил в наличие пулемета, а еще больше в его пропажу. А потом уверовал в это и Уланов. Сначала он начал грозить, что отдаст меня под трибунал, но потом понял, что я пулемет из казармы не брал, а нашел его в вагоне, что не я, а начальник автослужбы отцепил прицеп в степи, успокоился, если можно это назвать так и бросился организовывать поиски. Десятки офицеров на машинах разъехались по степным дорогам искать КУНГ, вернее искать пулемет. Я уже два дня ничего не ел. Обидно. Почему со мной опять такое. В КУНГЕ продукты, вещи солдат и офицеров, вещевое имущество солдат, личные чемоданы мой и Корочкина, личные запасы продуктов, канистра спирта, водка и вино, мои личные вещи, форма одежды, радиоприемник, травы, которые готовила мне Тома, трубы и принадлежности к кухням, посуда и много-много чего. И пулемет.

28 марта 1992 года. Суббота. КУНГ нашли. Пулемет тоже. Ночью меня вызвал командир полка, вместе с ним и корпусным полковником на его УАЗике мы поехали к одной площадке, на которой видели какой-то КУНГ. Подъезжая, водитель выключил фары, а потом и двигатель. Машина, немного прокатившись, встала. «Посмотри осторожно, не твой ли КУНГ» - сказал Уланов. Я с замирающим сердцем осторожно пошел к забору. Вдали светилась вышка часового. «Только бы не было собак!» - подумал я. Нет, я не разведчик и не спецназовец. Я перелез через ворота, подошел к КУНГу. В темноте он был очень похож на мой, но осмотрев его, я понял, что это не он. Возвращаясь к машине, где курили полковники, я уже не таился. Мы вернулись в лагерь ни с чем.

С утра в воздух подняли вертолет. КУНГ обнаружили в глубоком ущелье. Передали по радио. Я и несколько офицеров дивизиона выехали в указанный район на трех машинах. Нашли ущелье на 73 –ем километре Сары-Шаганского шоссе, буквально в одном-двух километрах от шоссе.. Сверху было видно, что КУНГ валяется на дне пропасти вверх колесами. Нашли заезд в ущелье, по его дну протекал какой-то ручей. «Седельники» ЗИЛ-131 шли легко, а мой МАЗ-547 проваливался, но шел. КУНГ был пуст. Ни пулемета, ни вещей в нем не было.

 

Таким я нашел свой дом.

 

Его сбросили в пропасть пустым, он упал торцом, согнул дышло, потом перевернулся на крышу, смял ее, смял двери, рассыпались окна. Похитители облили его бензином, но почему-то не подожгли.

 


Тягачами мы перевернули его и поставили на колеса. Кое-как зацепили и поволокли его в лагерь.

 

 

Особисты быстро выяснили, кто это сделал. Здесь стоят воинские части. Снабжения у них никакого. Вот и «хваткие» офицеры, берут тягач и ночью с выключенными фарами и моторами стерегут на шоссе, поджидая когда проезжающие колонны оставят прицеп или неисправную машину. Тогда они грабят ее. Я назвал их «пиратами». Обычно многие командировочные смиряются с утратами, но тут оказался пулемет. И его стали усиленно искать. Не будь его – КУНГ никто бы искать не стал или поискали-поискали бы и бросили. Кто-то бы мне дал вертолет для поисков?

 

Мы приехали на площадку «пиратов». Здесь так называются воинские части. Нашли этого офицера, укравшего КУНГ – майор Третьяков Виктор Павлович. Он сказал, что ехал ночью, нашел уже вскрытый КУНГ, а в нем пулемет. Никакого имущества в нем не было. КУНГ сбросил в ущелье, а пулемет сохранил. «Возвращаю Вам, не теряйте больше» - ехидничал майор. Очень хотелось поговорить с ним по другому. Обидно было: я тут в пустыне, не умыться, не переодеться,.

 

1 апреля 1992 года. Среда. Корочкин научил меня пить кофе с колбасой, после чего уже не надо было обедать или завтракать.

Снег за неделю полностью растаял, грязь начала подсыхать, но ночью еще стоят морозы.

Я занимаюсь благоустройством лагеря.. Уланов уже всех заколебал в доску своими глупыми распоряжениями. Мы ровняем палатки, колья и веревки растяжек, чтобы они все были под одинаковыми углами. Копаем канавки вокруг палаток, рисуя линейки. Канавки выкладываем камнями. Только закончили, Уланов приказал выкинуть красные камни и выложить белыми. Пришлось брать машину, ехать в степь собирать только белые камни. Кому это нужно?.

Свой КУНГ кое-как ремонтирую. Сварщики немного подварили его, выровняли. Но мне кажется он не доедет до дома, развалится. Кузов весь шатается.


 

 

 

 

2 апреля 1992 года. Четверг. Как всегда по четвергам стрельбовый день. Сегодня вечером были стрельбы у наших соседей. Особенно красива стрельба по низколетящим целям. Хорошо видны и полет мишени, и пуски ракет, и подрывы, когда ракета будто натыкается и останавливается. Стрельба по высотным целям практически не видна из-за облаков. Огненный след ракеты и только раскаты подрыва вдали.

Погода наконец-то установилась теплая. Фотографировались с Пашей Корочкиным у разбитой мишени, в лагере. Интенсивность работ немного спала. Стали появляться свободные минуты.

 

Здесь я у сбитой ракеты-мишени. Враг не долетел. Корочкин выхватил и интимный момент. А на последней я на фоне нашего лагеря.. Фотографий получилось много, но их качество оставляет желать лучшего.

 

3 апреля 1992 года. Пятница. Сегодня я в наряде по столовой. Опять скандал: не хватило хлеба и каши. Во-первых, воровство. С кухни тянут все и всё. Во-вторых, командиры, как правило, считают важнейшей именно свою задачу, боевую. Учет людей не ведут. Отправят солдат работать на позиции, я на них туда отправляю пищу, порции, а они приезжают на обед в лагерь, не предупреждая. Их надо кормить. Вот и недостача.

Я наконец-то снял с себя грязное белье и переоделся в солдатское. Странно и непривычно в нем, отвык, уже лет 20 не надевал.

Отъезд и радует и пугает дуростью Уланова. Его здесь называют «Володей Ульяновым». Командира полка зовут Владимир Уланов.

Корочкин поехал сегодня с нашим особистом выбивать из этого наглого «пирата» Третьякова наше имущество.

До стрельбы еще две недели.

 

6 апреля 1992 года. Понедельник. Опять стою в наряде по столовой. Обычный бардак: опять не хватило каши и хлеба, украли часть консервов. Вчера весь день возил пищу на позиции. Тоже не радость, трясешься целый день туда-сюда по бескрайней степи, вечером приезжаешь поздно. Правда, вечером на позиции мужики встретили меня тепло, пригласили в гостиницу, угостили водкой ( редкость, кстати, в основном пьют спирт.) Они как бы подобрели и дневная злость уже прошла.

На улице ужасно холодно. Снег сошел, морозы ушли, но пронизывающий ветер просто срывает кожу с лица.

Уланов на выходные дни ездил отдыхать в Приозерск. Вчера приехал, опять понаставил сумасшедших задач: ровнять степь, закапывать колеи от машин, маскировать туалет, делать дорожки вокруг палаток и выкладывать их камнями. Можно красными, смилостивился он. В лагере доктор организовал баню, в в палатку с душевыми кранами, от специальной машине подавалась вода и пар через шланги. Сходил немного помылся. В другой палатке по вечерам крутят «видики», но на ни х я все как то не попадаю, не хватает времени. Даже полчаса посидеть некогда. . Да и это кино идет с перебоями: то дизель отключится, то еще что-то. Все осточертело. Скорей бы домой.

 

9 апреля 1992 года. Четверг. Сегодня опять стрельбы. Стреляют наши соседи по лагерю. Снова все залезают на машины и КУНГи, чтобы лучше было видно. Вспарывают небо трассы мишеней, взлетают ракеты. Позже доходит звук. Одна из ракет, набрав высоту, вдруг отвесно пошла к земле. Взрыв взметнул в небо столб огня, пыли, земли и дыма. Одна из мишеней – ракета «РМ» - прошла незамеченной и рухнула, как потом оказалось всего в 500 метров от позиции нашего дивизиона.

Следующая стрельба наша, наш четверг.

На улице яркое солнце, но ветер, даже не ветер – ветрюган какой-то сумасшедший.

 

Вчера с особистом вновь ездили в пиратский лагерь на 79-ю площадку к майору Третьякову. За первый день он выдал нам немного бушлатов для солдат, сапог, комплектов 50 белья. Все это не мое, а ихнее – желтое, старое, списанное. Правда, лично мне он вернул мой радиоприемник и нож охотничий., а его старшина Герасименко подарил мне старую выгоревшую на солнце фуражку х/б свою, а то в шапке ходить уже жарко.

 

10 апреля 1992 года. Пятница. Сегодня опять целый день вожу пищу по позициям. Машина идет по степи в клубах пыли. А пыль здесь радиоакивная. Неподалеку от лагеря, говорят, урановые рудники. Еще на вьезде сюда с бетонки (километров 40 отсюда) стоят большие зеленые знаки с надписями «Заражено». Наш полковой «химик» Латыпов мерил фон и утверждает, что он всего 25-30 миллирентген на квадратный сантиметр. Это больше московского в два раза.

В лагерь из Москвы прилетел генерал Проворов. Самолетом ему доставили сюда и его УАЗик с водителем. Он сказал, что по распоряжению Президента Назарбаева полигон с 15 го числа закрывается, а наша стрельба переносится на 14-е число, на вторник. И это хорошо! Раньше отстреляем, раньше уедем. Эта степь, пыль и ветер уже опостылели.

 

12 апреля 1992 года. Воскресенье. Ездил на позицию, там наши офицеры устроили праздничный вечер. Пьют спирт. Посидел немного с ними. Разговор опять зашел об украденном имуществе. Сразу возникла идея – навестить пиратского майора и потолковать с ним на эту тему. Посыпались предложения. Перехватить в степи ихнюю машину, когда они возвращаются с площадки в Приозерск. Темных мест по дороге, петляющей в то в сопках, то в ущельях много и перехватить ее двумя-тремя тягачами не составляет труда. Но видно спирта было мало и идею не воплотили в жизнь, а желающих поехать было много.

 

14 апреля 1992 года. Вторник. На стрельбу не поехали ни я с Корочкиным, ни Тимофеев. Мы залезли на крышу КУНГа смотреть. Мишени почти не видели. Даже Тимофеев с биноклем. День сумрачный, облака. Если солнце выглядывало, то оно слепило еще больше.


 

На фотографии: я сижу на крыше КУНГА (в нем окна в крыше и ящики вентиляции.) и жду стрельб. На дальнем плане замаскированный мной туалет.

 

Первый дивизион, «придворный» выпустил пять ракет. Две из них мимо целей, еще одна, не набрав высоты и скорости, упала на землю и взорвалась рядом с позицией. Ракеты старые, выслужили все сроки (потому их и расстреливают) и у нее прогорел корпус двигателей.

Наш дивизион выстрелил только одну ракету и сбил мишень, пропущенную первым дивизионом. По остальным целям Уланов дал нашему дивизиону запрет на стрельбу, хотя они видели, захватили и сопровождали эти цели и докладывали несколько раз о готовности их уничтожить. Но Уланов умышленно давал возможность Тарханову отличиться, но те не видели цель.

В результате: у нас 5 баллов (одна цель – одна ракета, дается две ракеты на одну мишень), а у Тарханова – 3 балла. И еще одну цель вообще никто не увидел, ни Тарханов, ни мы. Она прошла над дивизионом и и упала за ним. ЕЕ замазали – иначе командному пункту надо ставить двойку: по ней не было целеуказания и задача по ней никому не ставилась. А значит полку двойка. А так – не было мишени. И теперь КП получает пятерку.

Вечером, как водится, везде началась пьянка. Офицеры отмечали победу.

 

15 апреля 1992 года. Среда. Сегодня Уланов начал вытягивать оценки. Ночью ездили поили инструкторов и местное начальство. Из-за этого мне запретили писать заявление в прокуратуру по факту кражи имущества, из-за этого особенно и не настаивали о возвращении имущество. Не хотели скандала на полигоне. Лишь бы получить пятерку. И потому новое горе свалилось на меня. Уланов приказал освободить мой КУНГ, покрасить и отдать местному полковнику под дачу. Да. Это самый несчастный полигон у меня. Но делать нечего, потащил я его на позицию разгружать имущество.

 

16 апреля 1992 года. Четверг. Сегодня встал в половине пятого. Корочкин и Тимофеев улетают домой. Проводил их. Уланов все-таки отпустил Корочкина для защиты диссертации.Он станет кандидатом педагогических наук. А Тимофеева отправляют домой с больной ногой, да еще и потому, что там в Рузе очередное ЧП: с дивизиона угнали «пушку» - 28-тонную пусковую установку на базе МАЗ-543 с боевыми ракетами. Ее задержали в Рузе. Чудеса мочат ребята.

Всю ночь шел дождь и ревет злющий ветер. Теперь в лагере я остался один, совсем один. Один на один с Улановым.

Как там дома? Когда я туда доберусь?

 

19 апреля 1992 года. Воскресенье. На улице дождь. Ветер . холодно. Дивизионы на площадках сворачивают технику. Первым сегодня уезжает командный пункт и первый дивизион. После их отъезда в лагере, или то, что от него осталось стало необычайно тихо. Здесь остался я, Гоша и несколько солдат. Наши Кразы тоже ушли в помощь колоннам. А нам кто будет помогать, мы уходим последними? Нет платформ.

 

20 апреля 1992 года. Понедельник. Сегодня спал в КУНГе под тремя одеялами, но все равно замерз как пес. Ночью вернулись наши машины, которые таскали технику КП и первого дивизиона на рампу. Сразу после завтрака началась метель: пыльная буря. Ветер погнал тучи пыли, они вихрями кружились по опустевшему лагерю. Ветер рвал палатку солдат, крутил в ней дым от печки. Солдаты жгли в печках лишнее барахло, доски, рубероид и т.п. Была страшная вонь, копоть и дым, но было тепло.

Уланов опять нам поставил задачи будь здоров: навести порядок на оставленных площадках, позициях и лагере. И построить деревянный рынок на станции в Сары-Шагане, выделить продукты военному коменданту станции, вскопать ему огород. И еще десяток таких же приказов. Поэтому я всячески задерживаю выезд, чтобы на станцию прибыть к эшелону и неуспеть выполнить эти дурацкие приказы. Очень не хочется отдуваться за всех, да еще приказано помогать грузить ихние эшелоны: командного пункта и первого дивизиона. А сами мы будем грузиться одни.

 

21 апреля 1992 года. Вторник. В лагере – конфликт. Наряд утром отказался работать и я не стал готовить завтрак. Понимаю – люди устали. А сколько пришлось делать ненужной работы. Вон сейчас водители давят колесами ненужные дорожки, выложенные камешками. В наряде у меня были узбеки. Потом все узбеки собрались, долго что-то спорили на своем языке и наряд согласился работать. В 11 часов я с кухней и продскладом вместе с нарядом и поваром ухожу по степи из лагеря. Таков приказ Борисенко. Двигаться по главной бетонке запрещено и мы пошли по степи. Проводником у меня КАМАЗ, водитель знает дорогу, уже ездил.. Степь скорее не степь, а то горы, то курганы, то песок зыбучий, то опять скалы. Денек хороший, солнце яркое, ветер хоть и сильный, но не очень холодный.. Через полтора часа дошли до колодца. Здесь поят скот. Вода хорошая. Делаем привал. Разворачиваем кухню, начинаем готовить обед. Дивизион должен нас здесь догнать. Все-таки, Борисенко правильно сделал, что выслал нас вперед.


На снимке: колодец в степи, воду из него достают воротом, ворот длинной веревкой крутит верблюд, поднимаемая бадья опрокидывается в длинный желоб. Мы доставали воду, привязав веревку к ЗИЛу. Судя по надписям у колодца побывало много людей.

 

Дивизион пришел к колодцу только в пять часов вечера, когда мы уже излазили все близлежащие скалы, пытаясь увидеть в степи пыль от колонны, и устали ждать. Быстро обедаем, сворачиваем кухню и трогаемся всей колонной в Сары-Шаган. Едем мимо 79-ой «пиратской» площадки. Прощайте, пираты! Прощай, мой последний полигон.

 

 

 

22 апреля 1992 года. Среда. На станцию прибыли в целом благополучно, хотя и поздно. Ужина не было. В дороге перегрелось колесо пусковой остановки, его вывесили и пошли дальше

Утро. Тепло и тихо. На станции впереди нас стоит командный пункт. Первый дивизион грузится на платформы. У них ЧП. Сорвалась с платформы 50-тонная вышка. Их отъезд задерживается. Одну вышку они грузили почти пять часов.

 

23 апреля 1992 года. Четверг. Первый эшелон наконец-то ушел. Но КП не дают возможности грузиться, заставляют отрабатывать оброк. Солдаты копают огород у коменданта и начальника станции, разгружают скопившиеся товарные вагоны и платформы. Задействована наша техника и машины.

Офицеры и солдаты меняют все на рыбу, что привозят местные. Они просят за 1 штучку сушеной рыбы 10-15 рублей, или меняют ее на дрова, доски, массировку, продукты. Я тоже выменял себе рыбы, развесил ее в КУНГе..

После обеда начал грузиться командный пункт..

 

А это я расслабился у своего КУНГа, в ожидании погрузки.

 

Пошел прогулялся по Сары-Шагану. Захудалая станция, жизнь ей придает только трасса Караганда - Алма-Ата. Есть кафе, баня, кинотеатр. Улицы грязные, везде мусор, его выбрасывают из домов прямо на улицу, на дорогу, поэтому улица – одна сплошная свалка. Рядом озеро Балхаш. Вода в нем пресная, хотя кругом солончаки и местами степь белая от соли, как будто в снегу. Вода оказалась теплая, плескались волны, озеро уходит за горизонт, но пляжа на нем нет, может местные в нем не купаются? По берегам сплошной мусор, свалки, озеро долго-долго мелкое от берега. На сотни метров воды по-колено. Крылечки домов накрыты военной маскировкой, хоть немного тени. Окна закрыты ставнями и создается впечатление пустыни. В кафе нас долго рассматривали, как инопланетян, но купить там было нечего.

 

25 апреля 1992 года. Суббота. Наконец-то начали грузиться и мы. Удивительно, но вышку Борисенко загрузил за 1 час 15 минут.

 Наш эшелон последний в Россию. Казахи закрыли полигон. И многие военачальники, служившие в Казахстане, отправляют с эшелоном свое имущество: то КУНГи, то контейнеры, то просто ящики, то вагоны. Уже пригнали 6 КУНГов, УАЗик. А все это крепить нам. Комендант без этого имущества эшелон не отправит. Ругаемся, но грузим, домой хочется. Какой-то деятель разгружает в вагон холодильники, телевизоры, другой загоняет в вагон ВОЛГУ, грузит бочки с бензином. Это уже опасно – это же бомба. Меня уговаривает какой-то полковник загрузить мне на кухню несколько железных ящиков. Что-то ценное вывозит! Другой просит взять овец и поросят. Вагон под кухню дали дырявый, скрипучий, не укомплектованный, но я даже не протестовал, себе дороже. Доеду и в таком. Это же домой!.

 

26 апреля 1992 года. Воскресенье. Сегодня Пасха. Мы грузимся. После обеда состав тронулся в путь. Ура! Вечером все собрались в одном купе. Офицеры отметили окончание погрузки, Пасху и начало пути домой. Вид уставший, еще нет радостного подъема, еще не верится, что все закончилось, что мы поехали. Так долго мы ждали этот день. Мы честно заслужили свою пятерку, мы стрельнули всего один раз и сбили мишень. Наша совесть чиста и мы имеем полное право отдохнуть.

Гоша пел свои самодельные песни

 

28 апреля 1992 года. Вторник. Опять проезжаем Урал. Везде лежит снег. Горы красоты неописуемой! Речка, наверное, Агидель – бурлит. (У меня электробритвы все «Агидель») Шум речки резонирует в горах, созжавая гул. Стоим на станции Инзер. Стоим уже два часа. Нервничаем. Очень хочется домой. Любуюсь горами, лесом, речкой, а мыслями я уже дома.

 

6 мая 1992 года. Среда. Уже пятый день отдыхаю дома. Мы приехали 1 мая. Разгружались на рампе Кантемировской дивизии под Наро_Фоминском. Разгружаться всегда веселее и быстрее. Я даже без задержки сдал раздолбанный кухонный вагон, в котором вдобавок возле Уфы оторвалась дверь и улетела на ходу. Чужие КУНГи сдергивали с платформы тягачами и бросали. После обеда Борисенко разрешил мне с кухней убыть в дивизион! И я на трех машинах (водовозка, кухня, продсклад) двинулся домой. Сколько я мечтал об этом!