8. Маленький рыжий трубочист

Следующий день Доментий провел в нервенном хождении из угла в угол по всей квартире. Васятка, видя овладевшее домовенком беспокойство, несколько раз безуспешно пытался отвлечь друга, зазывал его то во двор – покрасоваться в обновках и поиграть в снежки, то просто смотреть телевизор, по которому постоянно показывали всевозможные развлекательные праздничные программы.
- Что случилось-то, Домка, ты чего такой хмурый?
- Отстань, - ответствовал домовенок, даже не поднимая взгляда. – Не до тебя. – И продолжал шествие по квартире, сдвинув брови и глядя в пол. И только пышная рыжая шевелюра покачивалась в такт с какой-то неслышной мелодией.
- Доментий, ну иди же смотреть, тут деда Мороза показывают!
- Мороза?! – домовенок вихрем пролетел по квартире и остановился перед самым телевизором на пушистом ковре. – Где?
- А… - Васятка развел руками, - пока тебя дозовешься! Не уходи, сейчас, наверное, опять покажут.
- Ага, покажут… - Доментий опять заложил руки за спину и начал медленно, как во сне, вышагивать по периметру ковра.
"Прямо арестант какой-то – подумал Васятка. – О чем, интересно, он задумался?"
Ближе к вечеру домой забежали Васяткины родители, встречавшие Новый год где-то в гостях. Василиса подозвала сына и стала уговаривать его лечь пораньше, чтобы новый год побыстрее наступил. Неожиданно к Василисе присоединился и Доментий.
- А когда я проснусь, подарки под елкой уже будут? – не сдавался до последнего пацаненок.
- Конечно, милый, - закивала мама.
- Будут тебе подарки, успокойся только и ложись! – проворчал Доментий.
- А ты чего? – удивился Васятка. – Ты ж со мной остаешься.
- А я что, я ничего, - отвернулся домовенок. – Я того… может, уже сам спать хочу!
- Ладно-ладно, - вздохнул Васятка, - ложимся уже. Вот только эту передачу досмотрю, и все.
С трудом дождавшись, пока мальчик уснет, домовенок оделся и потихоньку выскользнул на улицу. Над городом уже висела сияющая тарелка полной луны, снег серебрился и мерцал в свете непогашенных в эту ночь фонарей. Нос и щеки Домки прихватило морозом, защипало, прогоняя обратно в тепло. Домовенок полной грудью вдохнул холодный воздух, пронизанный редкими ледяными искорками снежинок, выдохнул, с любопытством глядя на вырвавшийся изо рта пар.
- Ишь ты, ну впрямь Горыныч! – Доментий довольно шмыгнул носом и еще несколько раз повторил вдох-выдох. – Сила!
На чердаке в доме у старого домового Домку уже поджидали. Кузьмич встретил домовенка одобрительным возгласом:
- О!.. А вот и наш герой. Успел, смотри-ка, не уснул на печи.
- Это сами вы - на печи!… а в моей хате ее, печи этой, и нету вовсе! – насупился Доментий.
- Да знаем мы, знаем о твоей беде, не серчай, - примирительно положил домовенку руку на плечо Кузьмич. – Лучше присаживайся, да слушай, что Мороз говорить будет.
Домка пристроился на краешек откуда-то появившейся на чердаке скамеечки и добросовестно усидел, не задавая вопросов и не комментируя ничьи слова, в течение целых нескольких минут. Потом непоседливая натура стала шилом доставать его из самой лавки, глаза хитро сощурились, и он выдал:
- А вот, ежели дверь закрыта, как внутрь попасть, а?
- Закрыта, говоришь! – Мороз огладил бороду и подмигнул домовенку. – А я вот слыхал, домовые в любой дом по своему желанию зайти могут – ни двери, ни стены для них не помеха. Верно ли сказывают, Доментий?
- Так то ж домовые! – от гордости Домка даже в плечах показался ширше. – Мы-то могём, а вот вам как это удается? Верно Эй всю работу один делает, через эту… форточку.
- Что сказать, и Эй, без сомнения, помогает. А для запертых дверей у меня просто песенка особая есть, проходная. Когда по многоэтажкам подарки разношу, оченно оно мне помогает. А вот ежели где обычный дом, ну, который в городе частным прозывают, то тогда, конечно, по старинке – через трубу.
- Через трубу? Вы?! – Доментий встал и с сомнением оглядел широкую фигуру деда Мороза. – И как же это можно… все… ну, вот это, - домовенок сделал красноречивый жест, - в трубу!
- Дк, и на этот случай песенка особая существует. Прислушайся вот. – Мороз потихонечку начал напевать.
- Все равно не понял. - Домка подошел к Морозу и уцепился за край его необъятной шубы. – А через трубу-то зачем? Ведь есть эта – проходная.
- Оно, конечно, так, вроде. Только… традиция, понимаешь! Негоже традиции забывать!
- Это как это?
- Как-как?! Если есть труба – значит через трубу и вход, понял?! – Мороз вдруг сморщился, как от кислого лимона во рту. – Правда, уж умяли мне спину трубы эти, чтоб их!.. Как представлю, что снова надо… Может ты?..
- Что я?
- Ну… короче, частный сектор на себя возьмешь.
- Это по трубам, что ли, шастать?
- По ним, родимым. Возьмешься?
Доментий задумался. По одному выходило – неохота из трубы, да в печь, а по-другому – сам на помощь вызывался, отказываться негоже.
- Согласен я, - не глядя на Мороза сказал Доментий. И тут же заметил, как весело подмигивает ему Кузьмич. – А много их там?
- Труб-то? Да нет, с десяток, может быть – полтора, не больше. Уж удружи старику.
- Сказал же, ладно! – Доментий отвернулся и подошел к Кузьмичу. – Пойдем со мной.
Кузьмич улыбнулся, поглядел по сторонам, переглянулся с Морозом и отрицательно покачал головой.
- Нет уж, стар я уже для пробежек по крышам среди ночи. Давай уж сам, Доментий.
- Ну, хотя бы на первую крышу-то… - умоляюще протянул домовенок.
- На одну? – Кузьмич приподнял шапку и запустил руку в седую шевелюру. – Ладно уж, леший с тобой… Но только на первую!
- Конечно-конечно, - обрадовано закивал Домка, - уж остальные-то я сам как-нибудь.
Начались последние приготовления. Дед Мороз развязывал мешки с подарками, что-то там перебирал, перекладывал. Эй, насвистывая летучую песенку, носился взад-назад через чердачное окошко на крышу, складывал там уже готовые мешки. Кузьмич пошел вниз, позвать Сиятельство на ночную прогулку. Маленький рыжий домовенок с рассеянным видом бродил туда-сюда, развлекаясь тем, что пытался сбивать пролетавшего мимо гнома с нужного мотива. Достичь желаемого никак не удавалось, но то, как Эй морщился в ответ на его выходки, приводило Домку в восторг.
Наконец последние приготовления были завершены. Вслед за гномом, увлекающим за собой на крышу самый объемистый мешок, в чердачное окошко как-то удивительно ловко проскользнула крупная фигура деда Мороза.
"Ничего, сейчас я им покажу класс, - подумал Доментий, взвиваясь над полом. – А то!.. Надо только разогнаться получше."
Класс показать не получилось. Зацепившись ногой за какой-то совсем не к месту вбитый в раму крюк, Домка грохнулся физиономией вниз на крышу и с воем, скребя растопыренными пальцами по покрывающей черепицу наледи, начал соскальзывать вниз.
- А ну, постой, малец! – В ногу домовенка вцепилась чья-то крепкая рука. – Летун… леший тебя побери!
Оборвав вой, домовенок медленно повернул залитое кровью от разбитой верхней губы лицо.
"Кузьмич.– Домка начал подниматься на ноги, прижимая к лицу ладони. - И когда он-то успел на крыше очутиться?"
- Ну, как, налетался? – улыбнулся в усы старый домовой. – И чего это ты?
- Я это… шо… шо…плюхнулся…
- Оно и заметно, – как есть соплюхнулся! – Кузьмич не удержался и расплылся в широкой зубастой улыбке.
- Шмешно, да!? – Домка развернулся и глянул с крыши вниз. Вздрогнул. Сделал шаг назад. – А мне вот…
- Погодь-ка, - Кузьмич протянул к Домкиному лицу морщинистые руки, - сейчас кровь притормозим.
После нескольких минут каких-то манипуляций Доментий с облегчением почувствовал, как прихлынувшая в момент соприкосновения с крышей горячая волна отхлынула от лица.
- Спасибо, - сразу же перестав шепелявить поблагодарил домовенок. – А меня научишь? Вот так же.
- Научу, Доментий, научу. Что ж мне, жалко что ли. – Кузьмич обернулся и, увидев что на крыше больше никого нет, спросил: - А Мороз-то куда подевался? Говорили ведь, что ты их со двора поведешь, короткий путь к новому району покажешь.
- Говорили, - мотнул головой домовенок. – А потом он сказал, что некогда нам друг друга разводить, да сам и повелся. Ничего, у него олень летучий… и песенка… у-у-у… - Домка приложил руку к своему ушибленному животу.
- Ладно. Видать, и нам пора за работу браться. Вот и мешок лежит. Пойдем, что ли… или уж полетим?
- Не-а, пойдем, а то… склизко тут как-то, недолго и опять плюхнуться! – Доментий начал аккуратно протискиваться обратно в окошко.
- Та-ак… молодец Доментий. Мешок, значица, мне оставил? – Кузьмич кряхтя закинул на плечо огромный мешок и неуклюже поплелся вслед за домовенком. – Эх, бестия рыжая!..
Возле дома домовые еще несколько минут постояли, вглядываясь в темноту, потом Кузьмич указал куда-то рукой и предложил:
- Давай, что ли оттуда зачнем?

Забраться на крышу с мешком за плечами Домке, напевавшему летучую песенку, оказалось легче легкого. Если бы не пришлось с разгону тормозить в трубу, обошлось бы даже без синяка на лбу. Кузьмич от музицирования в воздухе принципиально отказался – взобрался на крышу старым испытанным способом, по водосточной трубе
- Ну, давай, Доментий! – хлопнул Домку по плечу старый домовой. – Пришло твое время.
Домка забрался на трубу, заглянул в ее теплое темное нутро, принюхался и, сморщившись, предложил:
- А может ну ее – трубу эту, а? Мы ж домовые, через дверь просочимся.
- Ну уж нет уж, Доментий. Традиция есть традиция. Если каждый домовой традиции нарушать станет, что тогда начнется?!
- Ладно-ладно, лезу, - отмахнулся Домка и ухнул в трубу.
Через несколько секунд до Кузьмича долетел сдавленный голос домовенка.
- Помогите… застрял…
Кузьмич подтянулся, заглянул в трубу и крикнул вниз:
- Выдохни, Доментий, тогда потоньше станешь.
Снизу послышался глухой удар.
Кузьмич постоял на крыше еще несколько минут, в обратном порядке спустился по трубе вниз и встретил перепачканного сажей домовенка на крылечке дома.
- Ну, как?
- Ох, думал уж замуровали… в самом расцвете лет! Темно, дышать почти нечем, кругом стенки! Если б не выдохнул, в самом деле!..
- Не причитай, Доментий. Обошлось – и ладно. Но вымазался ты по самые уши!
- А… - махнул рукой домовенок. – Вот грохнулся – это да!
- Не зашибся ли?
- Да нет, только локотки все себе отшиб.
- А что ж летучая песенка-то твоя?
- Забыл… вот даже представить себе не могу как. Но забыл!
- Давай хоть облегченьице тебе опять сделаю. – Кузьмич за плечи притянул поближе к себе чумазого домовенка и взял его за руки.
- Да не эти локотки! Эти-то, леший с ними! Вот, - Домка указал на свои ноги.
- Какие же это локотки, это ведь коленки! – удивился Кузьмич. – Локотки на руках.
- А по мне и то и это локотки! – проворчал Доментий. – Пойдем лучше, еще девять домов осталось, а рассвет уже недалече.
- Что значит пойдем? Мы, кажется, на один только дом договаривались.
- И побрел он дальше один-одинешенек, добро творящий и всеми брошенный, - нараспев и с упреком протянул Доментий.
- Ладно уж, ужалобил. – Кузьмич потихоньку хмыкнул в усы. – Нашелся мне, странничек.
Дальше дело пошло легче. До рассвета домовые успели обойти все намеченные дома, разнести все подарки. Уже по пути к дому Кузьмич предложил Домке зайти умыться.
- Да леший с ним! Упахался Доментий, умаялся. Теперь только спать хочет!
- На себя бы только глянул, пахарь!
- А что, кому-то это мешает, кто-то на меня глядит, разглядывает? Вот я сам на себя не гляжу – и все нормально!

Проснувшись рано утром наступившего нового года, Васятка первым делом побежал искать подарок. Подарок обнаружился сразу, и именно такой, какой он заказывал в письме доброму дедушке Морозу. Обрадованный пацаненок побежал искать друга Домку.
В квартире было удивительно тихо. Как будто маленького рыжего нарушителя спокойствия не существовало в природе вовсе. Спящий домовенок неожиданно обнаружился в самом необычном для него в такое время месте – на своей постели. Раскинув в сторону руки, Домка блаженно улыбался чему-то во сне во всю ширину перемазанной копотью веснушчатой рожицы. Ладошки спящего домовенка так же были угольно черны.
"Это где же он, интересно, так вымазался за ночь? – подумал Васятка и потихоньку выскользнул из комнаты. – Пусть этот трубочист поспит пока, а уж потом я у него допытаюсь, как он провел эту ночь."