Мертвое море, живые люди. Гадалка. Девятая серия

Девятая серия.

Гадалка


- Хочешь повторить, господин мой, - спросила Юрга, откинувшись на набитую конским волосом мокрую подушку.
- Пожалей меня, - улыбнулся Юлиус, - ты действуешь посильнее удара палицы германца, а я уже старенький. Чуть позже, красавица.
- Да какой же ты старенький? Молодые не умею ничего толком. Чик-чик, как мышка летучая, и шмыг в кусты темные...
- Интересный акцент у тебя... Ты из Персии? Из Сирии? На египтянку не похожа, на иудейку – тоже.
- Ты полагаешь, господин, что имеет значение, кто я? Если бы я была иудейкой или римлянкой, тебе стало бы легче?
- Хорошо, когда боги у (запнулся)...
- Проститутки?
- Я не так хотел сказать, вообще-то.
- А разве имеет значение, какому богу ты молишься? Вот ты молишься днем сразу нескольким богам, а ночью – одному, разве нет, господин? Не отворачивай лица, прошу тебя. Я многое чего знаю...
- Про меня?
- Про тебя, и Прокуратора... И всех-всех. Вот, скажи, ты только кошерную еду любишь? В глаза смотри мне господин. И рта не полоскал после того, как в германских поселениях свиные ножки поел? А вот скажи на милость, если бы я была твоей женой, не еврейкой, не римлянкой, как бы ты со мной обращался? Бил бы меня?
- Не знаю. Ты странные вопросы задаешь...
- Бил бы, бил бы... Но господь молодой сказал: «Если тебя бьют по одной щеке, подставь и другую».
- Какой еще такой господь, Юпитер, что ли?
- Иегошуа, сын божий, дух божий и господь мой.
- Так ты – сектантка... Из ноцриев. Понятно теперь. Так что еще твой раввин говорит?
- Говорит, что мы все равны. Что мир спасет любовь. Что нельзя предавать, что храм веры старой рухнет. Он хотел искупить грехи всех людей.
- Почему это – хотел? Не удалось, что ли? Он уже взрослым был. Ему бы сейчас было около сорока лет.
- Ошибаешься, господин. Когда Каифа его на крест отправил, ему двадцать четыре года было.
- Мне Прокуратор говорил, да и не только он, что тридцать три...
- Ошибаются все. Многие его слова неправильно передаются. И возраст – тоже.
- А ты откуда знаешь? И вообще, ты не ответила, откуда ты родом?
- Ты не знаешь тех мест, Всадник. – Юрга вздохнула, встала с постели, подошла к низкому столику и взяла с него чашу с вином. – Хочешь?
- Да-да, давай, и продолжай, интересно мне.
- Есть на Востоке горы высокие, намного выше туч. Там бог бывает. Бог – один, только разные люди его понимают по-разному. Вот. Там и Иегошуа учился. Я его оттуда знаю, с самого детства. Многое рассказать могу, но не поверишь ты мне. - Юрга подала Юлиусу бокал, присела на постель, поставила свой бокал на пол и стала бесстыдно растирать затекшие ноги. – Я многое могу рассказать, но о боге нельзя рассказывать людям. И о том, что происходит в пещерах тех гор. Все мессии оттуда. Зато я погадать тебе могу, хочешь?
- Какой же римлянин не любит гаданий? И твои зеленые колокольчики оттуда? – Юлиус тронул пальцем ожерелье на груди у Юрги, вздрогнул, и его рука стала скользить по груди к соскам.
- Погоди, господин, ты не только римлянин, правда? Обрезан ты, значит, - иудей.
- Не болтай, лучше погадай поскорей и займемся делом.
- Хорошо. Я лягу на спину, укроюсь, чтобы не возбуждать тебя. Ты слушай и запоминай, потому что я потом не всё помню, честно-честно. А ты вопросы мне задавай, если захочешь, только медленно спрашивай. И тихо.
 Юрга перескочила через лежащего любовника, нырнула под шелка, легла на спину и застыла. Она прикрыла глаза.

- Ты – сын феллаха – выходца из Египта, иудея. Мать – египтянка. У тебя две жены, в Галилее и в Риме. Четверо детей, но один из них тебя не знает, мальчик.
У тебя две веры, и ты не знаешь, к какой примкнуть. Первую жену звали Добба, вторую – Галатея, она из хорошего рода. Родинка у нее на шее справа.

Юлиус похолодел. Он прикоснулся ко лбу гадалки, холодному, как камни в погребе. «Не снится ли мне это», - подумал он, и добавил вслух, желая перевести тему разговора:

- Продолжай. Можешь рассказать о Прокураторе?
- Он странный. Хороший. Скоро поедет в Рим. Сюда не вернется. Доносы на него пишут, - Юлиус насторожился.
- Ты знаешь, кто?
- Посмотрю сейчас... Люди Храма Великого жалуются на жестокости. На то, что деньги из храмовой казны берет. Иудеев ненавидит, это правильно, так и есть... И ты доносы пишешь, я вижу... Мешает он тебе делами заниматься. И не любишь ты его за то, что иудеев презирает...
- Почему он из Рима не вернется?
- Убьет себя...
- Что?! Прокуратор?
- Да.
- Почему?
- Не могу сказать, мне запретили это.
- Кто запретил?
- Ты не можешь понять, не открыли мне... не знаю, как сказать...
- О секте можешь рассказать?
- Да. Хорошие они люди. Нет. Разные. Как все люди. Нет. Поначалу – хорошие, потом станут хуже, временами. Война скоро будет. Большая. Много иудеев погибнет. И храма не станет. Выгонят всех отсюда, в рабство заберут, Или просто изгонят их, на погибель. А через четырнадцать столетий после разрушения храма их сотнями тысяч сжигать станут.
- В Риме?
- Нет. Не будет Рима скоро. Германцы. А потом еще через шесть столетий – миллионы будут сожжены
- Барух ата Адонай..., - прошептал Юлиус, не открыв Сидур и не надев Твелин. - И всё это тебе Ха-Ноцри нашептывает с того света?
- Нет, ты не поймешь. Ха-Ноцри не умер. Он жив.
- О боги! Кто же спас его?
- Могу и о тебе рассказать еще немного...
- Расскажи. Что ждет меня в ближайшем будущем?
- О, господи... Нет, я не могу...
- Не говорят тебе?
- Я сама вижу. Не могу сказать, господин.
- Кто спас Иегошуа?
- Не могу сказать, что ждет тебя...
- Почему?
- Не могу. Потому что ты – зверь, дикий зверь, как Пилат. Не ходи в Тирафану самарийскую. И прокуратору твоему – конец после этого...

В узенькое окно под самой крышей светила полная луна. Огромная, красивая, красная. Свет ее лился широким потоком, перекрывая свет далеких звезд. Холодный свет луны приподнял шелка, осветил бледное, до голубизны, лицо адиутора пятого прокуратора Иудеи Пилата Понтийского - Юлиуса Бравого.

- Пожалей меня, Юлиус, убей сейчас

***

До начала девяностых годов можно было уехать из Союза в Америку только через Вену. Все желающие удрать из страны, пройдя через ненависть окружающих и многие унижения, могли сделать это только получив разрешение на выезд в Израиль. Но тогда туда ехало меньшинство эмигрантов. Все будущие «американцы» делали остановку в Вене.
Нас встречали на Венском вокзале представители организации ХИАС, расселяли на какое-то время в гостиницах, и в определенный день отвозили в Сохнут. Так называлась организация Израиля, занимающаяся перемещенными лицами. И там, в Сохнут мы должны были официально отказаться от эмиграции в Израиль. Что поделаешь, демократия: езжай куда хочешь, лишь бы – из СССР. Политика...

Представитель Сохнут отлично говорил по-русски, без акцента.
- Так что, господин Кейсер, не хочется Вам стать евреем?
- По-моему, я и так уже еврей, иначе бы меня не выпустили...
- Мда-а. Как фамилия Вашей жены, Деревцова? Настоящая еврейская фамилия, - съязвил он, - вы, конечно, еврей, я легко могу поверить в это. Но вы еврей неполноценный. Распишитесь здесь, и можете идти.
Вот так я превратился в неполноценного еврея. В Вене. В красивейшем городе мира, пропитанным насквозь звуками вальса.

А русским я стал много позже, через восемь месяцев, когда нелегкая все-таки забросила меня в Америку.
Но только во время поездки в Израиль я окончательно понял, что все эмигранты из стран бывшего Советского союза – русские. И останутся русскими до конца дней своих. Так и не став «полноценными евреями», которыми мы все чувствовали себя в Союзе. Спасибо политике любимого правительства и окружающей среде.

***

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,

мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.

За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,

мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.

И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога

(И.Бродский. Пилигримы)



Продолжение следует.


Рецензии
а у меня брат там живет. троюродный. как был задницей хитрой, так и остался. только акцент появился. и почему-то менял свою фамилию временно на фамилию нашей прабабки))) а замашки у него вообще как у истинного арийца, или римского цезаря) везде все одинаково. наверное. не знаю точно, но представляется так.

Ольга Гуляева   14.06.2011 08:28     Заявить о нарушении