Судьба. Часть 111. Сглаз

Не менее удивительная история произошла и с моим лучшим другом Витей Сташевским. Но, в отличие от Ивана Большого, не только удивительная, но и печальная.
Жизнь свела нас – меня в должности заместителя командира по политической части, а его в должности старшего помощника командира – на подводной лодке «Б-31».
Обычно зам со старпомом живут, как кошка с собакой, потому что они постоянно друг другу мешают: старпому нужно проводить свои мероприятия по боевой подготовке, заму – свои: общественно-политические, партийные, комсомольские и воспитательные. А время не резиновое, и на все его, конечно, не хватает. Поэтому некоторые недальновидные командиры порой даже рассуждали так: если у меня зам со старпомом ругаются, значит, на лодке все в порядке, дело идет, работа делается.
У нас же все было наоборот: мы с Виктором все делали вместе, дружно, находили разумные компромиссы, старались друг другу не только не мешать, но и, по мере возможности, помогать.
Однажды как-то, когда мы стояли на ремонте в Кронштадте, командир электромеханической группы старший лейтенант Тищенко «пошел вразнос». Начал пить, гулять, халатно относиться к своим служебным обязанностям… Пришлось нам со старпомом крепко взять его в оборот.
В один прекрасный момент я привел его – Тищенко - на беседу к секретарю парткома дивизиона ремонтирующихся подводных лодок капитану 3 ранга Осипову.
- Я служу нормально! – В сердцах воскликнул Тищенко. – Просто у нас на лодке зам со старпомом друзья, - вот они вместе ко мне и придираются!!!
- Подождите! – Искренне удивился парторг. - Разве ж это плохо? Что может быть лучше для корабля, экипажа и дела, чем, если зам со старпомом не просто ладят, а являются друзьями?!
…Как-то раз, именно в пору нашего нахождения в Кронштадте, мы с Виктором по делам отправились в Ленинград.
При выходе с Балтийского вокзала к нам привязалась цыганка. Я не расист, но один ее вид вызывал у меня брезгливость и отвращение: старая, грязная, страшная, в несчетном количестве юбок и платков, с какими-то немыслимыми монистами на шее и запястьях, с несчастным полуживым ребятенком за спиной она все хватала нас за руки и требовала позолотить ручку, за что обещала рассказать все, что было и что будет. Когда же мы наотрез отказались и попытались уйти, она решительно преградила Виктору дорогу и воскликнула:
- Не хочешь денег давать, так я тебе так скажу. Я твою судьбу насквозь вижу: ты до сорока лет не доживешь! И хоть ты и моряк, но умрешь ты не в море и не от воды и огня, а на берегу и от снега. И умрешь ты вместе с женой!!!
Применив ненормативную лексику, мы все-таки отвязались от назойливой гадалки, посмеялись над ее словами, решив, что она это сказала, чтобы нас напугать в отместку за отказ дать денег, и довольно скоро забыли про этот случай. Но где-то в душе неприятный осадок все-таки остался. Витя даже, вернувшись на Север к постоянному месту службы, подсознательно старался больше ни в сопки на лыжах, ни даже в пургу просто по дороге один, а тем более вдвоем с женой, не ходить.
Шло время. Пути наши несколько разошлись – мы оба уже были капитанами первого ранга, я был заместителем командира бригады подводных лодок в Севастополе, в Балаклаве, а Виктор командовал ракетной подводной лодкой на Севере,- но мы старались, по мере возможности, поддерживать контакты.
Летом 1989 года, когда нам с Виктором еще не исполнилось сорока лет, поскольку оба мы родились осенью 1949-го, по плану Генерального штаба подводная лодка, которой командовал Сташевский, должна была перебазироваться с Северного флота на Черноморский и войти как раз в состав моей бригады. Атомных подводных лодок на Черноморском флоте не было (мы не имели права иметь их там по международным соглашениям). Имевшиеся же лодки были в основной своей массе довольно старенькими, а ракетных среди них было всего две. Лодка же, которой командовал Сташевский, была тоже ракетной и дизельной, поэтому было решено перевести ее на Юг для усиления.
Виктор прислал мне письмо, в котором вспомнил случай с цыганкой, и даже в шутку посетовал, что теперь ему снега, от которого можно было бы погибнуть, во веки не видать!
Дома, в Видяево, у них с Татьяной – его женой – сборы шли полным ходом. Готовясь к новой жизни на «парадном» флоте, они распродали почти всю свою старенькую мебель, навязали кучу узлов, коробок, ящиков и чемоданов. Чтобы было попроще, Юльку – четырнадцатилетнюю дочку – решили отправить в пионерлагерь в Геленджик, а сына – восьмилетнего Сережку – Татьяна должна была через неделю завезти к родителям в Ленинград.
Первого июня на своих, несколько лет назад купленных, «Жигулях» они всей семьей выбрались в Мурманск. Посадили Юльку в поезд, передав ее на попечение воспитателей и пионервожатых, и отправились обратно в Видяево, чтобы закончить сборы и буквально на следующий день отправить контейнер.
Погода в тот день была обычной для этого времени на Севере: уже третий день шел снег, а с утра передали штормовое предупреждение. Машин на дороге было немного, и Виктор, пользуясь тем, что недавно (по блату) достал импортную шипованную резину, ехал довольно ходко.
Когда Сташевские подъезжали уже к Полярнинскому КПП (пост контроля въезда в пограничную зону возле Полярного), начался настоящий буран. После КПП дорога шла по склону сопок, делала изгиб и была видна метров на семьсот. Правда, заканчивался этот видимый участок тоннелем. Точнее, это был не тоннель, а вырытая в склоне сопки открытая выработка, с обеих сторон ограниченная крутыми скалами.
Поскольку Витина машина на дороге была единственной, трогаясь с КПП, он уверенно надавил на газ и «полетел». Но пока он добирался до тоннеля, снегопад усилился, и видимость сократилась метров до ста.
Въезжая в узкость, Виктор разглядел, что навстречу, по встречной полосе из-за поворота выползает бульдозер, расчищающий дорогу. Не ожидая никаких неприятностей, Виктор продолжал давить на газ, но когда он уже практически поравнялся с бульдозером, из-за него на полном ходу выскочил ЗИЛ-130…
Хоронили и Виктора, и Татьяну в закрытых гробах. Сережка, сидевший на заднем сидении, остался инвалидом, а Юльку снимали с поезда уже где-то под Кандалакшой.
Вот и спрашивается: есть СУДЬБА, или нет, и есть или нет люди, которые в эту книгу могут заглянуть?!
Я бы не хотел знать свою судьбу наперед, какой бы она ни была. А вот другой мой товарищ, наверное, не отказался бы, поскольку, несмотря на все перипетии, к нему она, похоже, все-таки доброжелательна.