Исповедь девушки с веслом

перестройка - перестрелка - перекличка

.....

По главной аллее городского сада бежал, а точнее колобком катился тучный человечек, стриженый бобриком, с толстой золотой цепью на красной шее.
Он, очевидно, страдал гипертонией, потому что и лицо его было красно, пот катился градом. Он то и дело утирался платком.
Сзади, еле поспевая, бежали бухгалтер и старший дворник. Аллея спускалась к пруду и эти трое, казалось, норовят с разбегу нырнуть в воду, потому что жара стояла невыносимая.

Пробегая мимо гипсовой статуи, человечек заметил бродягу, который мусолил беззубым ртом батон хлеба, прихлёбывая время от времени пиво из бутылки.
Бродягу уже начинало смаривать от пива и жары, и он предвкушал, как подремлет на этой скамеечке у пруда, в тени огромного дерева.
Толстяк резко остановился, сопровождавшие его лица врезались в его спину. И отскочили: спина была мягкая и сработала как пружина.
Толстяк поднял бровь и дискантом обратился к дворнику: «Семёныч, чтоб к ночи его здесь не было. И других тоже».
- Денис Петрович, да он тихий. Поест и спит. Он уж два года здесь живёт. На зиму только на вокзал перебирается.
- Пусть теперь живёт в другом месте, а у нас теперь сад для элитной публики. Разве можно детишкам на такое чудище смотреть. Завтра сам мэр будет и вся тусовка городская.

Суматошная троица покатилась дальше.

Бродяга допил своё пиво, аккуратно убрал бутылку свою потрёпанную сумку, положил сумку под голову и блаженно растянулся на скамейке...
Разбудил его женский голос. Бродяга сел и огляделся. Аллея была пуста. Он потряс головой и ущипнул себя.

- Ты, Вася, зря себя щиплешь, это я с тобой разговариваю.
- Кто это - Я?
- Статуя, под которой ты сидишь.

Бродяга потряс головой, ещё пощипал себя и решил, что это у него от жары и пива начались глюки.
- Ты послушай, что я тебе расскажу.
Я уж давно здесь стою, с 1936 года. Всякого насмотрелась. Тут у нас, напротив, через дорожку, танцплощадка была, мрамором выложенная. С навесом в виде ракушки для оркестра духового, и фонари вокруг были под ландыши сделаны.
После войны особенно ох, какие! танцы тут у нас бывали. Фронтовики все с медалями, а девушки с перманентом и в крепдешиновых платьях, «Красной Москвой» надушенные, губки накрашены, брошечки разные у всех на газовых шарфиках....
А уж как танго умели танцевать, в своих ногах не путались. Ты послушай, Вася, в простые дни патефон, а потом проигрыватель заводили. А в выходные - целый день оркестр духовой из пожарной команды играл!
Рядом со мной всегда сидела Нюра с газировкой, а чуть подальше Шурочка с мороженым, а мороженное скажу я тебе, было чудесное - две вафельки с именем и между ними шарик. Кавалеры всё норовили вафельки с именем Дамы выбрать.
Народ парочками прогуливался, раскланивались друг другу. Детишки на качелях-каруселях катались. Шумно, весело....

- А ты чего такая безрукая? Венера? Не-е… Венеру-то я видал по телевизору, когда свой дом был. Так она - голая! А ты футболке и трусах...
- Ох-охонюшки, кому рассказать - не поверят.

После 91-года у нас такая разруха началась, даже дворника не было. Одни бутылки бросали, другие за ними охотились. Даже потасовки были - чья бутылка. Мусору - кучи.
Старика-то с золотой рыбкой знаешь, он посреди пруда на островке стоит? Так хулиганы у меня полвесла отломали и деду в лодку пристроили, чтоб уплыть смог. Смеялись: «Греби, дед, отседова. Перестройка теперь. Свобода!»
А я из девушки с веслом превратилась в девушку с лопатой, как говорится, работай негр. А потом и руки кто-то отбил, нужны были орудия для драки. Кто-то ночью ворота себе на дачу прихватил. Клумбы все заросли, дорожки потрескались. Качели-карусели тоже все уволокли потихоньку в Луна-парки….
 Одна только радость была у меня. С 50-го года в парк приходила девочка, миленькая такая, с бантами. Бабушка её приводила, здесь сидели и книжки читали. Потом она со школьными подружками сама прибегала.
А потом смотрю, на танцы с молодым человеком приходила. Потом стала с колясочкой приходить, потом её малыш подрос, стал ножками топать. А теперь опять с колясочкой ходит - внучку прогуливает.
И всегда на этой лавочке присаживается. Такая милая! Так вот мы и жили до прошлого года. Вдруг этот Денис Петрович том, налетел на нас, как ураган. Он нас при-при, ой, никак не даётся мне это слово, он нас приХватизировал, вот, выговорила наконец-то.
Будет, говорит, теперь у нас Луна-парк.
Я посмотрела на него, ну, что сказать. «Златая цепь на дубе том».

Первое, что он сделал, разобрал танцплощадку и продал весь мрамор в гранитную мастерскую на надгробные плиты, а на этом месте возвёл павильон под названием «Пиво пенное».
Вторым пал летний театр на том берегу пруда, там теперь павильон игровых автоматов.
Потом он взялся за нас с дедом. Но его уговорили дела в лодке оставить, а он сам решил мне руки по плечи укоротить, чтоб как у Венеры.
Пусть, говорит, у всех Венера голая, а у нас одетая. Будем к ней экскурсии водит, вот, мол, какую откопали.
Решил вокруг пруда скульптуры поставить. По сказкам Пушкина. Видно, ему лавры Церетели покоя не дают. Или он больше ничего не читал и не видел?
Разве что дорожки поправил и клумбы опять все в цветах.
Ой, вот и Зиночка моя идёт.
«Венера» замолчала.
Бродяжка встал и пошёл к выходу. Пока он сидел на лавочке, рабочие навесили новые кованные ворота и покрасили их вместе с оградой сада. Над воротами, переливаясь огоньками, сияла вывеска «Луна-парк».
У ворот появилась будочка с охранником, который, завидев Васю, вышел из своей будки и вытолкал его взашей так сильно, что бродяга упал, и сумки его далеко отлетели и рассыпались.
Проходившие мимо люди брезгливо обходил упавшего бродягу. Только какая-то бабуля в аккуратно заштопанной кофте подошла: «Сынок, давай подымайся, я тебе сумочки помогу собрать, не сильно ушибся-то?»
На следующий день Бродяга и Зиночка с коляской одновременно подошли к калитке сада.
Путь им преградил охранник: «Вход только по билетам».
- Каким билетам? - одновременно сказали подошедшие.
- Кому положено, у того они и есть.

А из глубины парка доносилась музыка, аплодисменты. По дорожкам бегали нарядно одетые дети, и был слышен беззаботный женский смех....

1995 (С)