Как я был лауреатом

Оказывается, во мне отлично уживаются два человека: алкаш и талантливый писатель. Первый из них многократно и самостоятельно мною доказан, а второй чувствуется всеми, как говорят, фибрами души. И не только моей. В одном крупном московском издательстве вышло уже три моих книжки, местный литературно-художественный журнал напечатал несколько моих рассказов и повестей, а теперь главный редактор мордует меня телефонными звонками с просьбой дать еще что-нибудь «забойненькое».
Кстати, все кто читал мои книжки, а среди них, поверьте, есть и маститые писатели, хвалили меня неприкрыто. Так что, я почти уверен в том, что я талантливый.
Сегодня я в этом окончательно убедился.
Вначале долго и надоедливо Моцартом звонил телефон. Опять редактор, подумал я и решил трубку не снимать. Но на том конце провода на мой немой протест, похоже, основательно «положили». Не знаю, сколько прошло времени, пока квартира разрывалась классической мелодией металлического звучания, но не на шутку озверев, я все-таки содрал трубку и крикнул:
- Слушаю!
Там секунду- другую помолчали, и я услышал голос, очень похожий на скрипучий прокуренный басок Эллы Гурвич, модной нынче писательницы.
- Я думала, тебя нет дома, - недовольно произнесла она.
- А меня и нет, - ответил я еще более недовольным тоном.
- Тогда записываю сообщение на твой автоответчик - сегодня в шесть часов вечера в большом зале филармонии тебя будут награждать, как лауреата литературной премии имени Виталия Закруткина. Надень приличный костюм.
- Секундочку, - потер я лоб, соображая.
- Так ты уже дома?
- Да, да, я вернулся. Так что там за лауреатство?
- А то ты не знаешь? – с издевкой спросила Гурвич.
- Не знаю, - честно ответил я.
- Тебе должны были звонить из оргкомитета.
Я промолчал, понимая, что частенько отключаю все свои телефоны. Особенно, когда пью.
- Так тебе звонили? – не поняла моего молчания Гурвич
- Нет, - соврал я
- Странно. Тебя выдвинули на премию в Союзе писателей за твою «Волю- волюшку». - Так вот, сегодня в филармонии церемония награждения. Смотри не напейся раньше времени.
- Хорошо, - сказал я автоматически.
- В шесть! – напомнила Гурвич и положила трубку.
Часы на стене показывали половину первого. Вот это я сплю!

Я набрал номер Пашки Рослякова, автора нашумевших «Путешествий по разуму».
- Ты в списке? – спросил я
- В черном? – пошутил Пашка
- Нет, на премию.
- Ух, ты! На какую?
Я понял, что он ничего не знает.
- Меня тут на премию выдвинули, - сказал я без энтузиазма, - мне Людоедка звонила.
- Поздравляю. Когда проставляешься?
- Стыдись. Я еще премию не получил.
- А чего звонишь?
Я попрощался и полез в шкаф за костюмом. Костюм у меня был единственный. То есть, конечно, не единственный, но единственный из приличных. Его я надевал в самых торжественных случаях. Первый из них случился три года назад, когда я женился, второй, когда разводился, а сегодня, похоже, нарисовался третий, тот самый торжественный случай.
Я не торопясь, начистил свои туфли и решил: пойду без галстука, чтобы живенько так получилось, и опять же выделюсь из общего числа лауреатов. На самом же деле, у меня просто не было галстуков. Я их просто не носил. А тот единственный, который опоясывал мою шею на свадебном торжестве, и который мне подарил Костя Чурляев, по возвращению с заграничного турне, я давно уже передарил - не вспомню кому.
- Привет, - сказал я своей бывшей супруге, после того, как набрал ее телефонный номер.
- Сюрприз, - сказала она.
- Я тут, похоже, стал лауреатом литературной премии, представляешь?
- Поздравляю. Не напивайся раньше времени. У тебя все?
- Спасибо, что порадовалась за меня, - сказал я с обидой в голосе.
А собственно на что мне обижаться? Почему она должна была радоваться? И чтобы окончательно расстроиться позвонил маме.
- Твой сын лауреат литературной премии имени Закруткина, - сказал я бесцветно.- Ты довольна?
- Сыно-ок, - выдохнула мама, - и много денег дали?
- Еще не дали, - скривил я губы, - да может и не дадут совсем. Сегодня вот схожу на церемонию награждения, узнаю.
- Сходи, сходи, сынок. И не пей там много, а главное раньше времени не напивайся, а то, как же на сцену-то выходить, слышишь?
Да, что они сговорились все, в самом деле! Я окончательно расстроился. Никакого торжественного настроения по поводу моего лауреатства не намечалось.




 Когда я чисто выбритый, надушенный одеколоном, в своем единственном парадно-выходном костюме уже стоял на пороге, готовый незамедлительно выдвинуться в филармонию, снова заверещал телефон. Я взял трубку и рявкнул:
- Алло! Дежурный по военкомату подполковник Петренко!
- Все шутите, Игорь Сергеевич, - елейным голоском пропел главный редактор литературного альманаха «Слово». Это был тот самый надоедливый редактор.
- Нет у меня сейчас ничего, - буркнул я недовольно, - вот скоро закончу кое-что, и тогда…
- Мы согласны подождать, Игорь Сергеевич. Тем более я звоню не по поводу публикации. Хочу вас поздравить с присуждением литературной премии, слышал – слышал.
- Дык, я ж еще не получал, - сконфузился я. Вот уж не ожидал от этого хорька.
- Не имеет значения. Мы горды, что наш автор…, ну вы понимаете. Так что примите - примите самые искренние, так сказать.
- Спасибо.
Нестерпимо хотелось поскорее отбыть предстоящее мероприятие. Оно тяготило меня, еще не начавшись.


В фойе областной филармонии сдержанно шумели прибывающие писатели, журналисты, деятели культуры и искусства. С кем-то из них я здоровался за руку, кому-то кивал, кое-кому даже улыбался. Сиротливые фуршетные столы были накрыты белыми скатертями, и держали на себе пока пустую посуду и бокалы с пузырящимся шампанским. Один за другим я выпил три бокала. Правда, хотелось не выпить, а просто пить, но минеральной воды, увы, не наблюдалось, и я выпил прохладного шампанского.
Подошел Ромка Загоруев.
- Пришел? – спросил он
- Пришел, - ответил я, чего скрывать.
- Готов?
- К чему?
- Ну, речугу какую-нибудь приготовил?
- А, ну да, - соврал я, не моргнув глазом, и принялся декламировать. – Писатель не может отделить себя от общества. Каждый прожитой день подсказывает нам, труженикам пера все новые и новые темы для творчества…
- Перестань, - оборвал меня Ромка, - лучше скажи, почему без галстука?
Я задумался, почесал затылок.
- Ладно, пойдем чего-нибудь выпьем.
- Шампанского? – грустно улыбнулся я.
- Обижаешь! – и он потянул меня за рукав куда-то в сторону служебного входа.
Ромка приехал несколько лет назад из захудалого села на окраине области покорять областной центр. В «молодежке» проскочило несколько его эссе, коротеньких зарисовок и один рассказ, кажется о чем-то из колоритной деревенской жизни. Но писательство как таковое, было не главным его достоинством. Он мог быстро и крепко вникать в ситуацию, обладал пробивной энергетикой и уже через год стал крутиться в Союзе писателей, совершенно не претендуя на почетное членство. Он охотно выполнял работу секретаря, курьера, кого угодно и выполнял ее добросовестно. Взамен он то и дело подсовывал нам, уже опытным сочинителям свои опусы для рецензирования. Писал он неплохо, живо и бойко, с ярким словцом и сам он всем нравился, этот Ромка. Вот и сейчас он вел меня плохо освещенными коридорами, уверенно ухватив рукав моего пиджака, и нравился мне, такой решительный и немногословный.
Мы зашли в какую-то комнатку со столом, стулом и портретом Рахманинова на стене. На тумбочке у окна стояла початая бутылка водки, а на блюдечке красовались несколько соленых огурчиков, нарезанный неравномерными ломтиками сыр, несколько красно-белых головок редиски.
Ромка разлил водку в неизвестно откуда взявшиеся рюмочки и одну из них протянул мне.
- За твою премию! – провозгласил он, и опрокинул внутрь содержимое рюмочки.
Я тоже выпил. Не без удовольствия.
- А чего хоть дают-то? – спросил я.
- Как, ты не знаешь? – он очень удивился, и мне показалось, что сегодня утром я это уже проходил. - Награждают почетной грамотой, и денежной премией от спонсоров: десять тысяч рублей в каждой номинации.
- А у меня какая номинация?
Ромка сделал квадратные глаза.
- Ты и этого не знаешь? Только не говори, что забрел сюда совершенно случайно.
- Дык, я…
- У тебя «Вековые традиции». Твоя «Волюшка», она же о казачестве, так?
- Так.
Теперь я сам разлил водку по рюмочкам и первым влил в себя зеленого змия.
- А кто со мной в компании? – спросил я, захрустев огурчиком
Ромка привычно махнул рукой.
- Все те же. Липатов, Городильщиков, Натанов, Пинский.
Я удовлетворенно отметил, что среди пяти лауреатов, я один пока еще не пахну нафталином.
- А-а-а, вот вы где, - в дверях появилась Надежда Диденко, ответсекретарь Союза писателей. Дама глубоко забальзаковского возраста, она всегда носила на голове дом, вместо прически и наряжалась в такие отвратительные платья, из которых сразу же вылезали все недостатки ее, мягко говоря, несовершенной фигуры. – Пьете? – спросила она сурово и тут же весело сказала: - Правильно. Налейте и мне.
Мы выпили. Потом сразу еще. Потом бутылка опустела и Ромка, как самый молодой, побежал за добавкой.
- Я хочу сказать вам, Игорь, что вы совершенно заслужено получаете сегодня эту премию, - выпалила разгоряченная от выпитого Диденко.
- Спасибо, - поблагодарил я.
- Но вы не задавайтесь, - коварно улыбнулась она и игриво погрозила мне пальчиком. Я понял, что Диденко сегодня лучше не наливать. Мне вдруг стало так неуютно, что я снова солгал:
- Вы меня извините, Надежда Васильевна, но мне совершенно необходимо посетить секретную комнату разгрузки мочевого пузыря, - сказал я, уже хмелея.
- Что? – выдохнула от неожиданности Диденко
Но я уже не слышал ее, вышел из маленькой комнатушки и быстрым шагом последовал сквозь полутемные коридоры к простору светлого и широкого фойе. Здесь меня увидел поэт Эдик Епатов и, взяв меня под локоть, заговорил напряженным шепотом:
- Поздравляю, поздравляю старик. Время динозавров уходит, приходим мы новые люди нового времени, молодец. Выпить хочешь?
Ну, какой же ты Эдик подлец, однако. Какой подлец!
Мы пили в мужском туалете, заперевшись изнутри, как шаловливые студенты.
Во внутреннем кармане епатовского пиджака оказалась бутылка хорошего дагестанского коньяка. Он откупорил ее по-деловому быстро.
- Ищу компанию, - объяснил он мне, - подошел к Городильщикову поздравить, предложил, так он гордо отказался. Такое ощущение, что мол, гусь и свинья не пьют из одной посуды, понимаешь?
- А мы с тобой кто? – спросил я на всякий случай.
- Свиньи, - не задумываясь, ответил Епатов, - вот сейчас коньяк из горла будем хлебать, - и бутылку, поэт хренов, протянул мне.
Я сделал несколько глотков, и счастливое тепло разлилось во мне повсюду. Епатов отобрал у меня бутылку, отхлебнул и вдруг как-то совершенно посерьезнел. Я понял: сейчас будет читать стихи.
- Вот послушай, - сказал он и начал тихо читать:
Помню осень, я седой мальчишка
В госпиталь из боя привезен.
И чудная медсестра Иришка
закричала: «Миленький, спасен»!

Помню, все вокруг меня жалели,
Все спросить пытались о семье,
Словно в экспонат в меня глядели
Все врачи. И улыбались мне….

Это я ко Дню Победы написал, называется «Медсестра», такая довольно большая поэма, я ее всю читать не буду, но…
- Дай-ка коньяку еще, - попросил я.
- Не понравилось?
- Очень понравилось, - соврал я опять, - ты печатал уже?
- Пока нет, вот думаю в альманах предложить…
- Ты когда напечатаешь, мне подари с автографом экземпляр, ладно?
Я стремительно пьянел. Захотелось получить все, что мне сегодня полагалось и умотать туда, где меня еще не будет видно неделю, а лучше две.
Когда мы, несмело ступая, вышли из туалета, в фойе уже образовались две очереди для того, чтобы проходить в зал. Я пристроился к одной, Епатов, стараясь не дышать на окружающих, пошел ко второй очереди.
В зале все стали неторопливо рассаживаться. Повинуясь непонятному еще предчувствию, я присел на кресло недалеко от выхода и стал ждать. Волна гостей прибывала. Кому-то снова приходилось вежливо кивать и улыбаться. Кто-то жал мне руку и поздравлял.
Какое же все-таки пьянство зло, подумал я совершенно искренне. Ведь так недалеко и до полной деградации. Это ж только представить себе – все, кроме меня самого знают про мою премию. Даже стыдно как-то.
Тем временем в зале стало темно, на сцену осветители бросили яркое пятно света и призывно зазвучали фанфары.
На первых фразах ведущих вечера, я почувствовал, как к горлу подступает колючий комок. Сидевший по соседству то ли журналист, то ли писатель (где-то я его видел), отвернулся, всем видом показывая, что из чрева моего я изрыгаю огонь, подобно змею Горынычу. На сцену под громкие аплодисменты зала поднимался министр культуры области, когда я, прикрыв ладонью рот, встал со своего места, юркнул за тяжелую портьеру и пробкой вылетел в просторное фойе.
То, что происходило потом, в секретной комнате разгрузки мочевого пузыря, где мы с Епатовым всего пол часа назад распивали коньяк, я подробно описывать не буду. Скажу только, что я долго стоял над унитазом в недвусмысленной позе, и если бы кто-то в этот момент вошел сюда, у него не осталось бы сомнений в моем изощренном взгляде на некоторые процессы, происходящие в нашем организме. Но никто не входил. Все, наверное, слушали министра культуры.
А мне было по настоящему плохо. От унитаза я отходил к раковине, горстями опрокидывал холодную воду на лицо, и снова возвращался обратно, принимая недвусмысленную позу.
Я не слышал не только министра культуры, но и председателя Союза писателей, и патриарха отечественной литературы Владимира Кольцова, который когда-то, много лет назад и стал инициатором этой самой литературной премии. Ну и, конечно же, я не слышал, как объявляли лауреатов этого года, как они выходили на сцену и благодарили, шутили, напутствовали. И то, как объявили мою фамилию, я тоже не слышал. В этот самый момент я мысленно, но всеми бранными словами, которые знал, проклинал Ромку Загоруева за паленую водку. А в очередной подход к унитазу, я даже дал себе слово больше не пить, но потом спохватился и мысленно добавил: «не пить такую гадость».
Ослабевший и совершенно опустошенный, я сполз по кафельной стене и уселся прямо на пол, вытянув вперед свои длинные ноги.
И в туалет тут же, вихрем ворвался Загоруев.
- Ты чо, совсем офонарел, что ли? – не закричал, а как-то даже завизжал он. – Тебя несколько раз уже объявляли!
- Если бы я мог встать, я бы тебя собственными руками задушил, - сказал я без интонации.- Ты где, сука, такую водку раздобыл, а?
- А вот пить надо меньше, - опять завизжал Загоруев, но потом успокоился и сказал тихо, - я и сам думаю, что паленку подсунули, гады. Мутит меня чего-то.
Мы помолчали.
- Так ты в зал пойдешь или чего? – спросил Ромка.
Я не пошел. Куда мне идти, в таком-то виде? Премию мою вышла на сцену получать ответсекретарь Союза писателей Надежда Диденко.
Это завтра меня пропесочат в Союзе, и в очередной раз скажут о том, как мое пьянство мешает мне стать одним из самых многообещающих писателей современности. Это завтра мне будет стыдно и неловко перед своими товарищами по цеху.
А сегодня, отлежавшись с мокрым полотенцем на лбу, и отпившись горячим и крепким чаем, я сажусь за клавиатуру, как пианист к роялю, передо мной загорается компьютерный монитор и я набираю первое предложение своего будущего рассказа: «Оказывается, во мне отлично уживаются два человека: алкаш и талантливый писатель».