Я не хотела его убивать

Уже две недели, просыпаясь, я не открывала глаз. Мне нужно было время, чтобы выдумать для себя причину, не позволяющую убить его именно сегодня.
Иногда, как озарение, причина появлялась сама, тогда начиналось утро, кипел чайник, и все шло своим чередом. Иногда приходилось лежать и думать очень долго, не шевелясь, чувствуя дрожание на веках влаги.

Мы были вместе двенадцать лет, и казалось, никогда не разлучались.
На самом деле расставания обязательная сторона человеческой жизни. И, конечно были дни и недели, когда мы не видели друг друга и, возможно забывали друг о друге. Я забывала о нем точно! Он - не знаю…

На автомобиле мы объездили многие уголки страны. У него не было водительских прав, поэтому за рулем всегда была я. Когда долгие часы однообразной дороги начинали вводить в транс навевая сон, он толкал меня в бок и смешил дурацкими выходками. Он здорово умел будить! В машине он был единственным собеседником. Он умел слушать, знал все мои тайны, понимал недосказанное и никогда не обвинял. Для него я всегда была права.

Иногда в путешествиях кончались продукты. Мы честно делили обломки печенья, яблоко или залежавшуюся в дорожных атласах пластинку жвачки.

Как-то раз нам пришлось ночевать в гостинице без отопления. На столе, стульях, ножках кроватей пушился иней. Он лег ко мне в кровать, прижался к спине и лежал всю ночь не шелохнувшись, дыша в сторону.

Однажды он вытащил меня и еще двух человек из деревенского дома, где вытек газ из баллона. Мы не могли ничего сообразить, я даже сопротивлялась. Через несколько минут дом разнесло взрывом.

Он всегда старался помочь мне, делал для меня все, что было в его силах. Он любил только меня. А я любила и люблю очень многое.

Сегодня причины не нашлось...
 Я встала, не говоря ему ни слова, не глядя в его сторону, надела шорты, майку и вышла из дома, долго мыла машину, потом вернулась в дом, достала из сейфа карабин.
Когда я вошла в комнату - он все понял и, мне послышалось, вздохнул с облегчением.
Я помогла ему дойти до машины и сесть на переднее сиденье. Он тихо застонал.
 Мы сидели долго, слушая, как двигатель, ровно урча, сжирает бензин, дефицитный в этих местах. Потом, он вопросительно посмотрел на меня и легонько толкнул в бок. «Прогреть надо двигатель… Дорога плохая … Не потянет…» - оправдалась я, с трудом выдавливая каждое слово из сжатого слезами горла. Он фыркнул и показал в улыбке пожелтевшие, но крепкие зубы. Он еще и улыбался!...

В лесу мы долго искали место для могилы. Я ходила по кругу, и мне все не нравилось - то низина, то кустарник, то частые сосны. Он не выдержал, завалился около березы со стоном. Я села рядом. Вечность мы смотрели друг другу в глаза. Потом он с трудом поднялся, прошел три метра, посмотрел себе под ноги, потоптался и отошел в сторону. Я взяла лопату.

Наверное я бы копала и копала… Но он подошел к краю ямы, молча лег на живот, опустил вниз голову и замер в ожидании.
Я приставила конец ствола карабина к ямке на затылке. Больше я ничего не видела. Слезы располосовали мир до неузнаваемости. Мое внутреннее я разделилось. Одна половина путаясь в кустарниках, истекая слезами, царапая в кровь пальцы о ветки, рвалась с этого места и не находила выхода, а вторая, обреченно слушала внутреннюю команду мозга - смотри и делай. Делай точно. Не причиняй ему страданий.
 Мой палец нажал скобу.


 Теперь можно было кричать. И я кричала, захлебываясь слезами, ненавидя всех, кто придумал правила перевозки животных воздушным транспортом, границы и карантины, всех, кто лишил меня возможности остаться в этой стране хотя бы еще на полгода. Я кричала, что ненавижу слово «надо», ненавижу себя за то, что всегда выполняю обещания. Я плакала навзрыд, задыхаясь от беспомощности, но в какую-то минуту заметила безразличный шепот листвы осин в солнечном всплеске. Высокие дремучие старухи-ели хладнокровно глазели сотнями шишек на меня и рыжего лохматого пса, навсегда опустившего голову у моих ног.


Через шестнадцать часов самолет летел над океаном, отрывая меня от земли, на которой я совершила преступление. Я преступила порог, который был точкой отсчета в моей жизни. Теперь добро и зло неразделимо встали рядом. Теперь я смотрела на мир глазами пришельца, пытаясь понять его заново.