Крик

Уехала в «Пинк Флойд» и «Шаги по следам» Кортасара, они удивительным образом легли на мое сегодняшнее состояние. Я не знаю ничего о человеке, про которого говорит книга, и не понимаю слов «Стены», но это мое. Я здесь, я в нем, наверное, через постоянное желание орать во все горло, которое сдерживаю второй день. Крик ищет выхода, но губы плотно сжаты и он циркулирует по замкнутой цепочке организма с постоянно нарастающей скоростью. Даже хождение по магазинам – верное женское лекарство, на этот раз не спасло. Память рубит топором, как маньяк, разделывающий уже бездыханное тело жертвы, прошедшую ночь на кадры, выставляя их перед глазами цветными картинками. Сквер, скамейка у подъезда, лифт, лестничная площадка… Я хотела доказательств того, что живу, что происходящее вокруг, это не затянувшийся бредовый сон, не придуманная начинающим писакой скучно-поучительная история, где все персонажи и декорации картонные, и бутафория лезет в глаза, как не отворачивайся и не жмурься. Хотела и получила единственное доказательство – боль. Боль – это способ почувствовать себя живой. Сухая и яркая. В грудь вложили горсть углей и щепок, чиркнули спичкой, покрутив перед носом, для убедительности, и подожгли. Заплачь я тогда, ночью, сидя на полу ванной, зарыдай в голос, было бы значительно легче. Но, все что получилось – звериный, сдавленный хриплый вой, металлической стружкой проехавшийся по горлу. Он вывалился изо рта мертвым ребенком, а я сидела рядом и равнодушно смотрела, на эту смерть, начавшуюся раньше, чем сама жизнь, ковыряя в нем пальцем и пытаясь найти в себе хоть немного сожаления о случившемся. Искала, но не нашла. Легла спать, но не сумела даже на минуту выключить себя из существования в виде гоночной трассы, распластанной на спине дивана. Скорости нарастают, только плюс, без права на покой, на финишную ленточку.
Утром, в зеркале ванной, обнаружила открытый рот своего отражения, искаженного беззвучным криком. Почему в наших домах такие странные стены, и то, что надо услышать, всегда остается по другую сторону, зато то, что слушать не обязательно, вносится в виде ресторанного меню прилизанным голубым официантиком? Выбор не велик: собачий лай с лестничной клетки, скандал у соседей наверху, телефонный звонок справа, орущая музыка слева, непрерывные гаммы внизу, ритмичный скрип кровати, прогноз погоды, снова лай, снова звонок (пора понять, что никого нет дома), смех на соседнем балконе, звук разбитой чашки и снова звонок. И послать официанта нельзя – обидится, и убить – посадят. Лицо в зеркале никак не уймется, а я давлюсь тишиной проткнувшей насквозь оба уха. На полу, под босыми ногами, что-то скользкое и липкое. Смотрю. Это лужа крови и слизи с маленьким синим трупиком посреди. Брезгливо отступаю, придется убирать, пока запах не пошел по вентиляции к соседям. Одной рукой приподнимаю то, что несколько часов назад было ребенком, отражение с отвращением морщится и отворачивается, не закрывая рта и не прерывая своего беззвучного крика (как только скулы не сводит?). Я нарочно пачкаю в луже вторую руку и ляпаю всей пятерней перед ее лицом, пусть теперь попробует отвернуться. Все, что удается собрать, несу в туалет и смываю, затем долго и траурно смотрю вниз, пытаясь вспомнить хоть одну молитву. Бесполезно. Комок туалетной бумаги вместо горсти земли летит следом. Надгробие вполне ничего себе, монументальное, нужно заказать надпись, что-нибудь пафосное, типа «Здесь похоронена мечта № 23». Звучит? Да, в ванной еще лужу не забыть вытереть, и заткнуть эту орущую идиотку, гости придут, а тут рожа с открытым ртом из зеркала - зрелище не для слабонервных.
Прошел еще один день и в ванной совсем чисто, и в туалете к бачку табличка с надписью приделана, и смеяться уже получается, правда громче и противнее обычного, но это после родов, скоро пройдет. Только в зеркале та же фигня. Если завтра утром ее там увижу - разобью к черту, или пусть рот закроет, или звук включит. Поняла! Она же тоже ничего не слышит, поэтому говорить бесполезно, нужно ей записку написать и повесить лицом к стеклу, грамотная, надеюсь, прочтет и варежку прикроет. И что ей неймется?