Притча об осени

 Любимая уснула в душную ночь, и не смогла проснуться.
 Она спала, пока за окном шумели весенние ливни и на подоконник сыпались градины, каждая как крупная бусина из её голубых бус.
 Она спала, когда солнечный луч, через немытое стекло, играя, прочертил дорожку на её лице, осветив, по своей прихоти, губы, подбородок, щеку и часть века; но потом лучу стало скучно, и он убежал играть с другими.
 Она спала, когда стало холодать и небо вызвездилось. Ветер стучал ставнями, гром с силой бил по крыше и дождь обиженно плакал у крыльца целыми днями, стучась в окна мокрыми ветками, но ни дождь, ни гром, ни ветер не удостоились её внимания, хотя, как и все назойливые гости, уходили они ненадолго и возвращались все чаще.
 Однажды я вышел из дому и увидел, что кусты стали белыми, а дорожки - мокрыми. Снег был еще очень слабым и таял на лету, но я знал, что скоро придет другой снег, колючий и безжалостный, и морозы, которые нас погубят.
 Я понял, что надежды больше нет.
 И тогда я взял её за руку и велел:
 - Пойдем.
 Любимая встала и пошла за мной, как я просил.
Я привел её к реке, туда, где мы впервые увидели друг друга.
-Как тут красиво, - сказала она, не открывая глаз, - я сплю уже давно, но река все такая же.
Я провел рукой по её глазам:
- Смотри.
Зеленые леса и горы окрасились в желтый, багровый и цвет охры. Под ногами у нас была уже не трава, а пожухшие, скользкие листья. Запах цветов стал запахом далеких костров. Небо стало ниже и прозрачнее, и даже река, отражая его, выглядела унылой и безжизненной. Кричали одинокие птицы; вода стала холодна и горька.
- Почему вдруг все вокруг изменилось? – безразлично спросила любимая, закрывая глаза.
- Это осень, - ответил я. Она промолчала.
Не выпуская её руки, я вел любимую дальше. По берегу реки, по песку, усыпанному листьями. Мы услышали песню.
 - Я узнаю голос моей матери, - сказала она и в первый раз попыталась вырвать руку из моей руки. Я удержал её, и мы пошли дальше, на голос.
Её мать полоскала белье в реке. Увидев нас, она бросила белье, распрямилась и замолчала.
- Почему молчит моя мать?– спросила любимая – я сплю давно, но, вижу, она все такая же и не скучает по мне.
Я провел рукой по её глазам:
- Смотри.
Женщина распустила белоснежные, седые волосы. Её руки стали морщинистыми, огрубели, а глаза помутнели от слез. Цветущее лицо стало похожим на обрубок дерева.
- Почему вдруг моя мать изменилось? – равнодушно спросила любимая, закрывая глаза.
- Это все осень, - ответил я. Она промолчала.
Не выпуская её руки, я вел любимую дальше. Я вел её через лес, и, когда она, не видя, задевала ветку, на неё сыпались холодные капли. Я вел её через поле застывающей ржи, между колосьев деловито прохаживались черные птицы.
-Долго ли нам еще идти? – спрашивала любимая, спотыкаясь.
-Погоди немного, - я не выпускал её руки.
Я привел её к нашему дому, который мы строили, чтобы всю жизнь быть вместе.
Провел рукой по её глазам:
 - Смотри.
Светлые бревенчатые стены потемнели, потом почернели, на них появился изумрудный мох и сероватые грибы. Крыша осела, да и сам дом наполовину вошел в землю. Слышно было, как ветер со свистом гуляет внутри. Дверь был распахнута, а окна заколочены.
- Как странно все это, - спокойно сказал она, - я сплю давно, но я не думала, что дом успел так постареть. Я войду внутрь.
- Нет, - я крепко сжал её ледяную ладонь, - не стоит тебе это видеть.
-Хорошо, - так же ровно проговорила любимая – покажи мне то, что мне можно видеть.
Все так же, держа её руку, я отвел любимую в сад.
- Ты всегда любила здесь гулять – напомнил я ей
- Я помню, что здесь любили гулять дети, - отвечала любимая – я сплю давно, но мне кажется, они не изменились, ни капли.
- Может быть, они и сейчас здесь - я повел её между клумбами заброшенного, разросшегося во все стороны сада.
Я увидел детей, они сидели на скамейке между пышными кустами.
Провел рукой по её глазам:
 - Смотри.
Не было мальчика и девочки с пухлыми щеками, их лица вытянулись, белые платьица сменились унылыми дорожными костюмами, в руках у них были школьные ранцы, под скамейкой - два больших чемодана.
- Кто эти молодые люди? – чуть раздраженно сказала любимая, и снова попыталась вырваться, но я крепко держал её, - это не мои дети, мои дети еще совсем малыши!
- Это они, - объяснил я ей, - все это осень. Что молодое, зреет и наливается соком. Что зрелое, увядает и гниет.
- Я устала, - сказала любимая, - давай посидим на скамейке.
- Погоди, ты должна увидеть еще одно,- и я повел её за собой, не слушая жалоб.
У ворот я остановился.
- Смотри, - показал я рукой, - кто это?
Она взглянула сквозь сомкнутые веки:
- Я не знаю его, - пожала она плечами, - я сплю давно, но когда я засыпала, его здесь не было.
Я вздрогнул от ужаса, потом провел рукой по её глазам:
 - Смотри.
Она увидела седого человека, с трясущейся головой и отрешенным взглядом безумца. Он сидел, аккуратно, как школьник, сложив морщинистые руки на коленях, но руки и колени вздрагивали мелкой дрожью, и выглядело так, будто он постоянно двигается. Его лицо было абсолютно спокойным, такие лица бывают у умерших, когда их кладут в гроб. Рядом с ним, прислоненная к спинке скамьи, стояла тяжелая деревянная трость.
- Зачем ты показываешь мне его? – чуть слышно сказал любимая.
- Хочу, чтобы ты увидела. Это я. Я ждал тебя весной, летом, осенью и готов был ждать всю зиму, пока не умер бы рядом с тобой. Весной я надеялся, что ты вернешься ради твоей молодости и красоты - но ты не проснулась, и настала осень на реке. Летом я верил, что ты вернешься ради своих родителей, но ты забыла их и не проснулась, и тогда они тоже ушли в осень. Осенью я думал, что ты вспомнишь о своих маленьких детях, но ты была равнодушна к ним и не хотела вернуться – и они повзрослели без тебя. Я ждал. Ждал весну, лето, осень, ждал, что ты вернешься ко мне, в наш дом – но дом почти развалился, а ты спала и спала. Я ждал тебя все это время, почти до самой зимы рядом с тобой, как верный пес, ждал, потому что знал, что не смогу тебя оставить, и думал, что ты все так же любишь меня. Я был готов встретить рядом с тобой старость и умереть возле тебя, спящей. Но ты забыла и меня, и не пожелала открыть глаза. Я взял тебя за руку и вел, чтобы ты увидела все это – но ты даже не опечалилась. Теперь же я уйду, потому что ты разлюбила, а мое сердце отдано осени.
- Я хочу проснуться, - неуверенно сказала любимая.
- Поздно - ответил я, разжимая руку и выпуская её ладонь – тебя уже нигде нет.