Адмирал

Мне вспоминается история одного адмирала. Я услышал её в стандартном месте. Просто проходил мимо серой бетонной стены с клочьями старых объявлений, когда рядом стоял какой-то сутулый джентльмен и рассказывал своей любовнице по SMS об адмирале, которому почудилось, что он арлекин. Сейчас мои воспоминания о том случае весьма расплывчаты, а тогда картина представилась мне во всех красках.
Действие происходило во Флориде. Шум морской волны очаровывал пегую чёлку адмирала по имени Константин. Пронизывающие потоки воздуха уходили в глубь черепной коробки. Ситуация сложилась так, что идентификация адмирала с арлекином прошла безукоризненно и не уловимо для рационального понимания. Проходившие мимо служивые люди радостно приветствовали адмирала, махали у него перед носом чепчиками, кричали обидные шутки, угрожали предметами кухонной утвари, но он утёр нос всем обидчикам. В блестящих глазах адмирала было написано, что ещё в детском возрасте, когда отец взял его за воротник, швырнул на сиденье хилой повозки, крикнул кучеру: «Вези до Ваннегана, сдай трактирщику из «Золотого окуня». Я приеду с адвокатом Барнетом послезавтра», будущий адмирал почувствовал, что мир повернулся к нему правым боком, подставив циррозную печень и надёжно спрятав холёное сердце. Константин с детства не мог себя чувствовать счастливым. Его оберегали и санитары, и сам трактирщик, не выходящий из состояния немого дайкона, и даже моложавый Ликан, ухаживавший за лебедями в графском пруду. Но обилие игрушек, окружение заботой и обработка душевных предпосылок потребности самовыражения вызвало зарождение фрустрации в сознании игрока.
Игроком он был всегда, но он не играл, он существовал в игре. Жизнь казалась ему чересчур серьёзным препятствием на пути к победе, и он не мог прожить её так, как было предписано. Обстоятельства не позволяли ему активизироваться в принуждении, выполняя неизвестно кем предписанные заветы, зафиксированные в бессознательных таинствах. Этим и объясняется, что миф об арлекине влетел к нему в голову вместе с первым порывом ветра, первым лучом солнца, первым глотком воздуха, первым детским плачем. Вырождение из тёмного сладостного плена в безумный мир огней и лжи, отделение от кормящего механизма показалось ему плевком в душу, пинком под зад, колом в грудь. Он не сможет быть тем, кем предписано! Руки неба тоже ошибаются в конце финансового года. Он никто, он нечто. Он арлекин.
Изменение стратегического плана столь кардинального характера стало для него позитивным фактором. Он понял, что способен меняться абсолютно, и способность эта была отождествлена с неограниченностью, со всеобщностью, с бесконечной властью над собой. А власть над собой подразумевает власть над миром, ибо мир и есть мы. Для каждого из живущих мир – это объект, информация о котором получается с помощью органов чувств и мыслительного процесса, а в связи с неидентичностью органов чувств и мозга разных людей становится очевидным различие миров. Если каждый живёт в собственном мире, разумеется, это стало счастливым откровением для Константина. Пребывание в двух разных мирах в течение двух первых секунд жизни – это, действительно, счастье. Арлекин понял это и захотел проиграть. Ничто не превозносит человека так высоко, как жестокость. Стремление поставить подножку себе и окружающим – вот средоточие духовной алчности. Но проигравших не бывает без победителей. Кто обречён на победу, благодаря слабости проигравших? В истории легко найти множество подобных примеров, но наиболее ярко бросается в глаза притча о трёх мышатах. Три мышонка нашли кусок сыра, который оказался настолько тяжёлым, что донести его до норки они могли только втроём. Они встали рядом друг с другом, подлезли под кусок сыра и поползли к норке. Но вход оказался слишком узким для того, чтобы все мышата прошли туда вместе. Пришлось им заходить по очереди. Мышонок, который был в центре, первым забежал в норку, и кусок сыра придавил других мышат. Может показаться, что эти двое проиграли, а забежавший в норку победил, но это не так. Он умер от голода, потому что в норке не было еды, а выход из норки был закрыт огромной несъедобной коркой от сыра. А один из придавленных мышат, казалось бы, в последние мгновения своей жизни съел другого мышонка, набрался сил и выполз из-под сыра. Арлекин выполз из проблем, заперев в норе своё предназначение и сожрав свою память.
А дети бегали вокруг пруда. Дети – лебеди, их смех – Барнет, их плач – Ликан.