Если не я, то кто? - говорит Зубков

«Если не я, то кто?» - говорит Зубков.

 «Если не сейчас, то когда?» - думаю я.


Люди говорят про Зубкова: «Наш человек».

Он не юрист. И не чекист.

Он - труженик деревни.

Сдержанный и адекватный - работает без шума и пыли.

Но твердости ему не занимать.

Он - финансист и педант и у него своя административная реформа.


Тихо, тихо... мысли мои шелестят...

Я включаю маленький экранчик ВИДЕО на своем мониторе и смотрю, как проводит Зубков совещание.

Он сдержан, как всегда. Но чем-то огорчен. И очень искренне. Требует укладываться в срок и обещает строгие проверки.

«Слово свое он держит» - отзываются о нём люди.

Да, хорош командир. А кто же солдаты?

«У них есть всё, кроме желания работать» - говорит Зубков.

Я люблю смотреть это маленькое ВИДЕО...

Слушаю...слушаю...

А мысли мои шелестят...тихо, тихо...

- А кто же солдаты? – думаю я.

Командиры сидят, слушают...Скоро обед... За обедом -по маленькой. Это нормально.

Раньше, давно, давно, русские пили мед, квас и пиво. Крепких напитков не знали. Водка пришла к русским людям 500 лет назад. И постепенно и прочно спился народ. Даже иногда у батюшки, после трапезы, розовые яблочки на щеках.

За пять столетий народ научился пить стаканами и до дна.
Так отравлены люди – точные работы выполнять не могут: руки дрожат...

Источен народ водкой: как одеяло из шерсти, побитое молью...

Побитый водкой человек...

Петр Первый говорил, что водку надо пить ни много, ни мало, а достаточно, чтобы не терять чувства собственного достоинства.

Не отучишь народ пить – не научишь работать.

Административная реформа изменит традицию?

Переключаюсь на другое ВИДЕО: доярка на фоне стойла с коровами рассказывает, что за время работы Виктора Алексеевича Зубкова в их совхозе, дела пошли настолько хорошо, что удои от каждой коровы стали выше, чем в Финляндии.

А мысли мои опять пошли в свое тихое путешествие:
коров стали кормить хорошо - у коровы молоко на языке! а дояркам платить больше, вот и удои выросли.
А то в некоторых совхозах до чего скот довели – от голода коровы на ногах стоять не могли. Так их наловчились подвешивать : под брюхо клали подстилку, подтягивали две веревки и обессилившую корову поднимали всем людом, чтобы она не упала,как-нибудь до первой травы дотянула.

Выжили...
Подняли хозяйство за счет частного сектора. Но в 1959г. Хрущев приказал уничтожить его, забить весь приплод. Племенной молочный скот растянулся на километры по дороге на бойню. Уничтожили все личное хозяйство колхозников. Семью и детей лишили их кормилицы –коровы.
А коровы что?

Как всякое стадо: мычит и идёт на убой.

А Хрущев в это время читал по бумажке свои выступления, грозясь догнать и перегнать другие страны.

В свои времена Петр Первый приказал «запретить боярам по бумажке говорить, дабы глупость каждого всем видна стала».

Дальше и дальше мысли мои плывут бесшумно...

грустно и больно от них...


 Поголовье скота увеличить...пшеницу засеять и сено скосить...

Кто это будет всё делать? – Вымирают славяне...

С Киева Русь началась...Русь, Беларусь, Украина...Братья славяне...Неужели мы так ослабели – сено не можем убрать, не можем детей своих вырастить...как же подняться с колен? Где же найти слова для людей – ободрения, помощи? Друг для друга поддержки...братья славяне...

И снова смотрю на экран...
А вот - несколько женщин стоят, разговаривают...
- Вот, скажите мне, что в нашем Викторе Алексеевиче самое, самое хорошее? – спрашивает молодая задорная женщина.
- Ну, - отвечает та, что постарше, - он ответственный, справедливый.
- И что же, другие тоже есть такие – отвечает молодая.
- Честный и требовательный, - вступает в разговор еще одна.
- Не он один, - не унимается озорница.
- Финансы хорошо знает, - добавляет первая.
- Так для этого он институт кончал. А еще что? – не отстает молодая.
- Да, вроде, бы всё, - задумываются женщины. – А что еще?
- Забыли? – смеется молодая озорница, - Вот: Ах, какую он уху варил! – Вот что главное!

Женщины заражаются ее настроением, а молодая разошлась, не унять:
- Помню в тот год мы День рыбака справляли. Мы со своим только поженились, хорошо нам было, весело на празднике: собрались на берегу, костер развели. До позднего вечера гребля на байдарках,
пляска, ходьба на руках, встречи у костра, навариста уха...И председатель наш, Зубков, с нами, как сейчас помню...Любил он русские песни...
- А я вот эту пела, - вспоминает молодая женщина и запевает низким грудным голосом:

Снег летит, заметая поля вековые, глухие, ночные...
Лишь подвода по мёрзлой дороге понуро, понуро бредёт...
Я последняя лошадь, последняя лошадь в России,
И мой пьяный возница кнутом меня больше не бьет...

Подруги стоят и задумчиво слушают. Но вдруг певунья наша остановилась, замолчала, хлопнула в ладоши и проговорила с ударением, как припечатала: «Ах, какую, ах, какую он уху сварил!»

Сделала небольшую паузу и опять: «Ах, какую, ах, какую он уху сварил!»

И неожиданно громко и звучно допела последний куплет:
- О-отче!...
Отче! Ты хоть в метели не сгинь! не пади! не изникни!
Ты заблудших, замерзших, слепых разведи по домам!..
И садись на меня, на последнюю лошадь в России,
И скачи, и скачи в зеленые, хмельные луга,
И скачи в зеленые луга-ааа!...

И без перерыва продолжила:
- Вижу чудное приволье-ее....

Не сговариваясь, подруги присоединились:

- Вижу чудное приволье,
 Вижу нивы и поля.
 Это русское раздолье.
 Это русская земля-а-ааа......