Старец Иоанн Терентьевич Яшин

Иоанн Терентьевич Яшин, скончавшийся при Кутузовской женской
обители Ардатовского уезда Нижегородской губернии.

Смиренные угодники Божии и ревнители благочестия как ни стараются в жизни своей скрыть свою сокровенную жизнь в Боге и подъемлемые ради Бога труды и подвиги, но, по слову Божию: ничто же бо есть покровено, еже не открыется, и тайно еже не уведено будет (Мат. 10, 26), время все сокровенное открывает, открывает и богоугодную жизнь тайных подвижников и трудников Божиих и, мало того, с неотразимою силою привлекает к ним еще при жизни их множество людей, ищущих спасительного наставления и богоугождения. А с кончиной таких подвижников и трудников Божиих память их, по слову писания, почитается с похвалами. К числу таких сокровенных трудников и подвижников Божиих принадлежал и старец Иоанн Терентьевич Яшин, который при жизни смиренно хранил и скрывал от людей свои многолетние пустынные подвиги поста и молитв, а полученные затем от Бога духовные дары тоже старался проявлять в возможной тайне и прикровенно, под видом самых простых и обыкновенных человеческих действий. Но преданные почитатели и почитательницы еще при жизни его широко возрастали и размножались в селениях Ардатовского уезда: Теплове, Гремячеве, Ломовке, Шилокше, Давыдове (Горбатов. уез.) и других, далеко разнося вести и слухи о его многоразличных благодатных проявлениях. А с кончиной его, и тем более скопленное долгими годами духовное богатство его широко раскрылось и огласилось на далеком пространстве от жительства преданными почитателями и благодарными к памяти его лицами, так что с течением времени все ярче и колоритнее обрисовывается духовный образ его и широко раскрывается засеенная им духовная нива семенами благочестивых наставлений, вразумлений, благодатных исцелений и прозорливых предсказаний. В виду этого и согласно желанию и просьбам многочисленных почитателей старца Иоанна, явилась в последнее время нужда в составлении описания жития: детства, юношества, пустынных подвигов, общего духовного облика, поскольку он выразился, и отражение его на лицах, обращающихся к нему с разными душевными запросами, советами и помощью в душевных и телесных недугах, — что мы и делаем в данную минуту, восполняя, по возможности, этот ощущающийся недостаток на основании собранных и проверенных нами частных рассказов, сообщений и кратких черт.

Иван Терентьевич Яшин родился в селе Теплове, Ардатовского уезда, в 1835 году. Родители его были крестьянин Терентий Иванович Яшин и жена его Александра Тихоновна. Кроме сына Ивана у Яшиных были еще сын Адриан и дочь Агафия, но последняя еще младенцем умерла. Мать их тоже жила недолго и вскоре скончалась. Юному Ивану вместе с братом Адрианом пришлось таким образом испытать суровую долю материнского сиротства, провести годы отрочества без нежной материнской ласки, без заботливого присмотра и попечения. Материнскую заботу попечения и присмотра отчасти заменяла сиротам тетка их Матрена Адриановна. Отрок Иоанн от природы был молчалив, задумчив и застенчив, избегал всяких шумных и веселых товарищеских игр, забав и шалостей и жил больше своим внутренним миром.

Когда отроку Иоанну исполнилось 12 лет, отец отдал его в сельские пастухи пасти телят. Это занятие, считающееся в крестьянстве унизительным и свойственным лишь только беднякам, для Ивана, напротив, было самым благодетельным и подходящим для его душевной наклонности, послужив началом его духовно-созерцательной жизни. Проводя весну и лето под открытым небом и часто меняя места пастбищ, чуткая и восприимчивая душа отрока Иоанна каждодневно услаждалась созерцанием пленительных и очаровательных картин природы. Глубокие впечатления получались им и от торжественного и величественного восхода солнца, и от безбрежной яркой синевы небес, расстилающейся необъятным шатром над головою; умилялся он и темно-зеленеющим сосновым бором, стоящим высокими и мощными стенами кругом, с волнообразно несущимся из темных недр его душистым ароматом смолы; умилялся он также и раскидывающимися красивыми перелесками пред ним с звонким щебетаньем и усладительным пением пташек в них; любовался он и зелено-изумрудными лужайками и долинами с ярко пестреющими на них цветами и звонко журчащими прозрачными ручейками, — все такие картины глубоко запечатлевались в чистой душе отрока Яшина, будили и развивали в нем благоговейные мысли о Творце вселенной, вызывали любовь и благодарные чувства к Создателю Богу, так премудро и чудно создавшему видимый мир и украсившему его всевозможными видами и картинными образами.

Такие предположения подтверждаются отчасти тем, что некоторые из сельчан видели его в этом отроческом возрасте и пастушеском занятии молящимся под открытым небом среди зелени кустов.

Грамоте выучился отрок Яшин не по настоянию отца, а по собственному желанию и наполовину самоучкой, ходя лишь самое малое время за указаниями к местному диакону.
По рассказу самого старца Иоанна Терентьевича одному близкому лицу, в летах отрочества с ним случилось такое обстоятельство.

Находясь раз в лесу с некоторыми мальчиками-сверстниками, он увидел на одной большой ели белку. Будучи юрким и подвижным, он, недолго думая, тотчас же полез на эту ель с целью поймать белку живою, так как он очень любил зверьков и впоследствии даже держал у себя большую семью кроликов. Но чем выше он залезал, тем все выше поднималась и белка. Забравшись на самую вершину, чуть не 30-ти аршинную, ловец считал себя почти совсем уже достигшим цели, но белка сделала вдруг прыжок на другую ель, а ловец от быстрого напряженного движения подломил под собой сучок и полетел на землю. Сверстники, видя товарища неподвижно распростертым на земле и считая его уже разбитым насмерть, от испуга разбежались. Но мнимый умерший вскоре пришел в чувство, оправился и остался невредимым. Господь чудесно сохранил его, предвидя в нем будущего Своего угодника.

Пастушеская жизнь мало того, что не была для отрока Ионна обременительным и постылым занятием, как лишавшим его сближения с сверстнниками и совместных с ними веселых товарищеских игр и забав, но, напротив, все более и более привлекала к себе, развивая и укрепляя в нем пустынолюбие, духовно-созерцательное настроение, любовь к Богу и стремление к уединенной жизни.

Будучи 14 лет, отрок Иоанн Яшин, движимый ревностию богоугождения, отправился на богомолье в Дивеево и Саров. Во время этого паломничества он сподобился узреть Царицу Небесную на небе. В Сарове после причащения св. таин и беседы со старцем в душе его, озаренной благодатию Божией, созрело твердое намерение посвятить себя, Бога ради, подвигам пустынной жизни, безмолвия, поста и молитвы.

Когда он возвратился домой, домашние и родственники заметили в нем большую перемену. Тетка Яшиных Матрена Адриановна, пришедшая навестить племянника по приходе его из Сарова, в первый раз услышала от него такие странные слова, которых никак не могла понять сначала: «Вот, тетя, теперь я насыплю полный мешок семя, крепко-накрепко стяну и завяжу его и буду хранить!»

Отец Ивана был человек мастеровой, надельной земли не имел и кроме того был по временам подвержен винному запою, а потому тетке очень странными показались слова племянника: «Я не понимаю тебя, Ваня; ты что-то зря говоришь. Ну, где у вас теперь семя, откуда ты возьмешь его целый мешок?» — в недоумении отвечала ему тетка, не понимая аллегорических слов его.

Вскоре после этого Ваня Яшин совсем перестал говорить, объясняя мимикой, что у него язык отнялся. Тут только Матрена Адриановна поняла смысл недавних загадочных слов племянника. Одновременно с этим он перестал также есть хлеб в обыкновенном виде, а сушил собранные куски хлеба в сухари и по небольшой дольке брал из них с собою на пастьбу, чтобы не ходить по домам сельчан обедать, как это было положено пастухам, постепенно приучая себя таким образом к строгому воздержанию.

Тайно и незримо от людей возрастая в духовной жизни все более и более, несмотря на свои юные лета и считая пустынное житие самым удобным для тайных подвигов угождения Богу в посте и молитве, юноша Иоанн из любви к Богу вдруг неожиданно и скрытно для всех оставил свой родительский кров и все мирские пристрастия, утехи и удовольствия и, будучи всего 17—18 лет, избрал себе жилищем темно-дремучий лес с его таинственным гудом и шопотом величавых полутора-вековых сосен и елей, стройные пирамидальные вершины которых представлялись юноше как бы благоговейно и молитвенно устремленными в небеса к своему Творцу и Создателю.

Здесь заранее приготовил себе юноша пещеру недалеко от, так называемой, «Красной речки», около громадного ствола сосны, имевшей большое углубление в землю с одной стороны. Лес за селом Тепловом и теперь еще простирается на 30-ти верстное расстояние в стороны Муромского и Горбатовского уездов, а в описываемое время был и совсем девственно-дремучим. Можно отчасти думать, что такой решительный шаг в жизни сделан был юношей под живым впечатлением саровских рассказов о необычайных подвигах старца Серафима и обозрением юношей незадолго пред тем его пустынек.

Тайный уход из дома и истинную цель сего юноша Иоанн поведал одной лишь тетке Матрене Адриановне, которая очень любила его за скромную и благочестивую жизнь и в достаточной мере заменяла ему родную мать.

Пещерка, в которой поселился юноша Иоанн, находилась в 5-6 верстах от Теплова и хоронилась в самой глухой лесной чаще, а новый обитатель ее кроме того постарался еще укрыть ее сушником и древесными ветвями, так что постороннему глазу весьма трудно было открыть и признать ее.

И вот началась для молодого отшельника безмолвная, никем незримая, сокровенная жизнь в Боге с ее подвигами поста и молитвы. Не страшили молодого пустынника ни ночная темнота, с ее всевозможными страхами и разными страшными привидениями, ни звери убравные, ни сырость, ни холод, ни голод, — ничто не могло его выгнать из облюбленного им жилища и нарушить раз принятое и твердо укрепившееся решение.

Дивным отчасти может показаться, что простой крестьянский юноша в 17—18 лет мог настолько проникнуться религиозной идеей, всем существом сосредоточиться на ней и, что еще важнее, самоотверженно воплотить ее в своей жизни. Но тем не менее это — факт и факт неопровержимый, достоверность которого свидетельствуется многими старцами и старицами села Теплова и других ближних селений и, в частности, троюродной теткой старца Иоанна престарелой девицей А.В.Яшиной, сверстницей и очевидицей пустыно-затворнической жизни отшельника в эти годы юности.

Пустынник-юноша питался сухарями, грибами и ягодами, собираемыми им вблизи жилища. Сухари приготовляла ему тетка Матрена Адриановна, которые раз или два в месяц доставляла ему, как знавшая по секрету потаенное его жилище, или же сам юноша Иоанн прибегал к ней в глухую полночь, когда все селение погружалось в сон.

Сколько времени прожил молодой отшельник в лесном районе «Красной речки» — точно определить нельзя: одни определяют тремя годами, другие — более. Несомненно лишь одно: вынудило пустынника оставить свое жилище следующее обстоятельство.

Крестьянин-охотник, некто Григорий Грунин, бродя с ружьем по лесу, забрался какими-то судьбами в лесную чащу, где скрывался молодой отшельнник и, как раз, случайно увидел его выходящим из своей пещеры. Это для охотника Грунина была такая интересная новость, которую он, придя домой, не замедлил в самом скором времени разгласить по всему селу.

После этого юноша Иоанн не мог уже более оставаться на этом месте, хотя достаточно и обжился здесь. Недалеко от его жилья остались две-три разрыхленные гряды для картофеля и других овощных злаков, но получились ли какие-либо желанные результаты от этого возделывания-неизвестно.

Но для молодого пустынника физические труды были необходимы.
Прийдя домой, юноша Иоанн лишь только увиделся с теткой Матреной Адриановной, первым долгом сообщил ей, что он надумал и решил отправиться в Киев на поклонение киевским угодникам и на совет к старцам. Тетка ничего, конечно, против этого не возражала, а напротив, с материнской заботой поспешила собрать его, и по возможности, снабдить всем необходимым для дальнего пути. Отец же и брат его Адриан, напротив, были холодны и равнодушны к высокому проявлению духовной жизни кровного сочлена.

По ранней весне, в понедельник Фоминой недели, юноша Иоанн как следует собрался и в сопровождении родной тетки, пришедшей проводить племянника, отправился в дальний путь один. Тетка провожала племянника по задам села до самого выхода в лес на большую дорогу.

Выйдя за село, юноша Иоанн вдруг остановился, задумался и молча начал постукивать палкой по песчаному грунту дороги, в раздумьи смотря на высокие и величавые сосны и ели начавшегося за селом темно-зеленого бора. «О чем так задумался, Ваня, или забыл что?» — в недоумении спросила тетка. «О, если бы ты, тетя,знала, как сильно налегает сейчас на меня враг, всячески смущая и сговаривая воротиться назад!» —задумчиво ответил он.

«Но тебе не впервые, чай, Ваня, бороться со врагом, знаешь, как отогнать его!» —уверенно заметила тетка.

«Да, да! Этого не будет, чтоб я воротился назад!» - твердо и с ударением проговорил будущий духовный старец и, сердечно простившись с теткой, бойко, проворно зашагал по большой муромской дороге…

Юноше Иоанну, когда он отправился в Киев было, по сообщению родственницы, 19 лет. Возвратился же он с богомолья лишь осенью, заходя на пути, как нужно думать, и в другие прославленные монастыри.

Горячие молитвы пред святынями киевскими и нетленно почивающими угодниками Божиими, ровно и наставления и беседы старцев, строгих подвижников киевских, настолько вдохновили и воспламенили в молодом страннике ревность к избранному им пути пустыножительства, что он, приидя домой, в самом скором времени снова удалился для подвигов пустыножительства. На это раз он избрал себе место уже в Горбатовском уезде, в 5-ти верстах от Дальне-Давыдовской женской обители, в лесу, на острове реки Пексы, где соорудил маленькую хижинку, углубленную в землю, которая вся скрывалась в густой заросли высокого камыша.

И вот снова безпрепятственно потекла подвижническая жизнь молодого пустынника в безмолвии, в молитвенных бдениях и умерщвлении плоти.

Мы сказали: жизнь пустынннка потекла безпрепятственно. Но это не значит, что жизнь пустынника потекла мирно и покойно во всех отношениях, — нет, мы этим хотели сказать лишь то, что жизнь пустынника снова была скрыта от взоров людей, не нарушалась праздными посетителями и разными мирскими приражениями. А что жизнь пустынника, всецело посвятившего себя на служение и угождение Богу, никогда не может быть покойною в общепринятом значении слова. Пустынник, как истинный воин Христов, всегда должен быть в напряженном бодрствовании и на страже против нападения полчищ мысленных врагов, которые всевозможными страхованиями ночными и чарами мирских прелестей всегда стараются изгнать подвижника из пустыни.

Кроме того, заключение пустынника в тесных стенах убогой хижины и безмолвно и однообразно чередующиеся пред ним дни и ночи, недели, месяцы и годы в соединении с перенесением голода, холода, всяких лишений и ночных страхований — все это вместе взятое всегда в состоянии повергнуть пустынника в тоску и уныние, если последний заранее не заложил в душе своей твердого и крепкого фундамента и основания для пустыножительства, не стяжал слезного дара молитвенного и пламенной ревности и любви к Богу.

Выше мы отчасти видели уже, что пустынник Иоанн Яшин не без искуса и опыта вышел на поприще пустыножительства, не без молитвенного дара и крепкой любви к Богу, а теперь и тем более он уже свыкся с суровыми условиями и лишениями пустыножительства, а главное, он уже получал помощь и подкрепление в благодатных озарениях и утешениях свыше.

За молитвы и подвиги пустынника Иоанна, Господь послал ему одного тайного благодетеля, который потаенно доставлял ему восковые свечи и лампадное масло для возжигания пред иконами во время ночных бдений и совершения полунощницы, прочитываемой им каждую ночь. Таким благодетелем оказался один владелец пчельника, недалеко находящагося от речки Пексы, который, случайно проведав скрывающагося ради спасения отшельника, обязался хранить тайну его уединения, а вместе с тем из почтения к подвижнику и в воздаяние просимых у него молитв за себя, охотно стал доставлять ему припасы в пособие его молитвенных бдений.

Питался молодой пустынник, как и ранее, ягодами, свежими и сушеными, грибами, собираемыми им в лесу, а также хлебными сухарями, которые по-прежнему доставляла любящая тетка Матрена Адриановна, осведомленная о новом пустынном жилище племянника, хотя последнее и находилось от Теплова на расстоянии 30 верст.

Сколько времени прожил Иоанн Терентьевич Яшин в этом лесном участке при речке Пексе точно определить нельзя. Одни уверяют, что 5 лет, другие показывают менее. Судя по особой облюбленности им этой глубоко скрытой пустыньки, можно думать, что он прожил бы на этом месте и еще многие годы, но, к прискорбию его, здесь повторилась та же история, что и при «Красной речке». Охотник на хорьков, разыскивая по лесу норы этих дорогих зверьков, пробрался по узкой тропинке в высокий тростник, надеясь открыть тут норы хорьков, но, к удивлению своему, наткнулся здесь на некое убогое жилище человеческое.

Желая из любопытства узнать, что за человек скрывается тут, взошел в хижину и встретил здесь скрывающагося отшельника, с которым имел некий краткий разговор. Охотник хотя и обещал отшельнику не разглашать о его тайном пребывании в означенном месте, но, спустя некоторое время, изменил своему слову и разгласил о своем открытии по селу Давыдову. Благодаря этому вскоре начали из любопытства посещать пустынника разные праздные лица из села Давыдова, что в конце концов и заставило последнего оставить это свое любимое пустынное жилище и приискать новое.

В том же лесу на расстоянии 6-7 верст от прежней пустынки Иоанн Терентьевич усмотрел запущенную и оставленную по ветхости лесную караулку, и избрал ее себе убежищем и укрытием от зимних холодов и всяких непогод. Привычная жизнь его к пустыножительству вскоре и здесь наладилась и потекла своим обычным порядком, — в молитвенных бдениях, дневных и ночных, чтении духовных книг, богомыслии и труде. Восковые свечи и деревянное масло по-прежнему доставлял ему все тот же благодетель-пчельник.

Пища его была все такая же скудная и малосодержательная, как и прежде, но он чем более возрастал духовно, тем с большим мужеством и стойкостию переносил всякие телесные лишения. Нижнюю одежду (рубашку и штаны) пустынник носил белую холщевую. И это последнее обстоятельство приносило ему по временам большое неудобство. Давыдовские крестьяне, случайно встречаясь с ним в лесу, по одеянию узнавали его и издали еще кричали ему один за друтим: «Отец Иван, помолись за меня! Отец Иван, помолись за меня!» И это сильно смущало и тревожило пустынника. И вот, чтобы избежать, по возможности, этого, он прибег к некоторой хитрости. Прибежал раз ночью к тетке Матрене Адриановне и очень усердно просит ее сшить ему красную рубашку и синие штаны. Та, конечно, сначала очень удивилась такой странной просьбе племянника, но потом, узнавши причину этого, согласилась в скором времени доставить ему просимое. Пустынник Яшин, конечно, имел в виду такой одеждой отвлечь от себя внимание случайно встречавшихся с ним крестьян, когда он выходил в лес.

По поводу нашего выражения: пустынник прибежал, попутно следует отмечать, что Иоанн Терентьевич Яшин, несмотря на весьма скудное пустынное питание, был очень бодр, чрезвычайно легкий и быстрый в ходьбе, по выражению одной усердной почитательницы его: «летал, как птичка», и вообще отличался быстротою и расторопностию во всех своих движениях.

В этой лесной караулке прожил он, по уверению его родственницы девицы А.В.Яшиной, 7 лет. В последнее время, по ее словам, много терпел пустынолюбец от озорства некоторых молодых крестьян-хулиганов, которые в отсутствие его нередко вторгались в его хижину и по внушению вражескому, производили хаотический безпорядок в его убогом помещении, а иногда уносили даже кое-что из его вещей и книг, что не могло, конечно, не огорчать его.

В селе Давыдове, Горбатовского уезда, проживала в то время одна благочестивая старушка Марфа (отчество и фамилия не сохранились в памяти рассказчицы Яшиной), которая весьма уважала и чтила пустынника и глубоко верила в силу и действенность его подвижнических молитв. Тайно посещая его, она хорошо знала о чинимых ему скорбях по наущению врага спасения, а потому и предложила ему перейти на жительство к ней в дом, так как она была одинока, а помещение ее позволяло ему поместиться отдельно от нее. И он, после некоторого размышления, согласился и перешел к ней. Жизнь свою он повел здесь чисто затворнически, никуда не выходил из своей кельи, проводил все время лишь в молитвенных бдениях, чтении книг духовных, посте и безмолвии. В свободное время от молитвы занимался физическим трудом: рубил и колол дрова, вязал рыболовные сети и прочее.

Жители села Давыдова, давно уже наслышавшиеся о его подвижнической жизни, очень многие желали видеться с ним и просить его молитв, но он никого не принимал и никому не показывался. Разные подаяния, передаваемые чрез старушку Марфу, он тоже редко принимал, а большей частью отсылал в Дальне-Давыдовский женский монастырь. Духовная жизнь его в этом периоде уединения и безмолвия достигла особой действенности и силы. «Безмолвие есть ничто иное, — говорит затворник епископ Феофан, — как стремление быть непрестанно в сердце с Богом, и если кто этого достигает, тот начинает являть силы Божии или особенные дарования.»

Иоанн Терентьевич Яшин действительно сподобился к концу этого подвижнического периода особенных дарований Божиих, а именно: дара духовного старчества, врачевания и прозорливости. Но поскольку преуспевал он в духовной жизни, постольку же и враг рода человеческого не оставлял его своими нападениями и теснотою чрез посредство людей. Лишь только еще поселился он у старушки Марфы, местная полиция стала настойчиво и строго требовать от владелицы дома, чтобы она немедленно доставила ей вид, по которому тайно проживает у нее жилец, а иначе грозила арестовать его и препроводить в уездное полицейское управление.

У отшельника Иоанна Терентьевича Яшина никогда, конечно, никакого вида на жительство не было, да ему и в голову никогда не приходила мысль об этом, а теперь вдруг пришла такая напасть. В данном затруднительном случае вся надежда у отшельника была лишь на свою тетку Матрену Адриановну, к которой и был немедленно отправлен им посланец с просьбой, чтобы она как можно скорее выхлопотала у тепловского общества удостоверение о его личности. Последняя, никогда не оставлявшая племянника своею помощью во всех затруднениях, и на этот раз выручила его из беды, наскоро выхлопотав у сельского общества приговор, которым, во-первых, удостоверялась личность крестьянина Яшина, как проживающаго в другом уезде, а во-вторых, был дан вместе с тем и очень хороший отзыв о нем. Этот сельский приговор крестьян с. Теплова от 18 декабря 1868 года и по сие время хранится на память о старце И.Т.Яшине у составителя сего жития его.
Таким образом молитвам отшельника и затворника дело это, возникшее по внушению врага спасения, уладилось без особых прискорбных последствий. После этого жизнь затворника снова потекла заведенным порядком, и три года шла без особых внешних препятствий и давлений.

Но с течением времени злобный мысленный враг снова с особой силой возстал на подвижника, причиняя ему новые скорби. Сельская молодежь, как вообще безсознательно воспринимающая и легко подчиняющаяся внушениям мысленного врага, в данном случае с усердием послужила ему в борьбе с ненавистным ему подвижником, явившись послушным и слепым орудием врага.

В последнее время затворничества отшельника в Давыдове сельские молодые юноши и девицы словно нарочно и по уговору начали устраивать по праздникам близ дома старушки Марфы свои шумные сборища, громко распевая песни, устраивая хороводы и другие шумные игрища, и такие безчинства продолжались целые ночи напролет. Такое нарушение тишины и святости праздничных вечеров сильно расстраивало и смущало душу затворника, а потому, терпеливо закончив свой подвиг, он навсегда удалился из села Давыдова.

Но прежде чем избрать новое жительство, он, по сообщению одного бывшего близкого к нему лица, вторично отправился в Киев на совет к избранному им ранее старцу. Последний, узнав от своего духовного сына, что он в точности исполнил данный ему подвижнический искус, т. е. длительный путь угождения Богу в подвигах пустыножительства и затворнничества, разрешил ему оставить его, а вместо этого укромно и уединенно поселиться в своем родном селе и неленостно служить приобретенным от Бога даром старчества на душевную пользу ищущих душевного спасения, как своих сельчан, так равно и приходящих из других окрестных селений.

И вот Иоанн Терентьевич Яшин, оставив пустыножительство по лесам и давыдовское затворничество, перешел на жительство в свое родное село, достигнув к этому времени известной духовной зрелости и благодатного дара старчества. Отца и брата в это время в живых у него уже не было. Вначале, пока не имел еще своего собственного жилища, он некоторое время тайно от своих сельчан проживал в домах особенно близких и расположенных к нему лиц, у которых имелись для него отдельные помещения. А потом эти же самые близкие лица, сообща, выстроили ему собственный небольшой дом, поставив его, согласно указанию И.Т.Яшина, не в ряду порядка, а позади его на задах, на открытой ровной лужайке, недалеко от реки Теши.

По переходе его в свой дом, он уже не скрывался как ранее от сельчан: к нему начали приходить теперь многие посетители и посетительницы с разными духовными запросами и нуждами, чтобы получить наставления и советы по случаю каких-либо исключительных обстоятельств личной или семейной жизни; посетителями являлись не только тепловские крестьяне, но и других ближайших селений, и он, сообразно душевной искренности приходящих, удовлетворял все таковые запросы и нужды их. Все приходящие к нему искренно и без лукавства считали его человеком Божиим, молитвенником, девственником и мудрым наставником духовной жизни, а потому так усердно и охотно шли к нему с верою в его действенные молитвы и духовные дарования.

Приходящих же из любопытсва и праздности старец всячески избегал, или же совсем не принимал. Умудренный духовным опытом и прозорливастью, он, чтобы избавиться от соглядатайства праздных посетителей и с экономить время для молитвы и истинно нуждающихся в его советах и наставлениях людей, нередко вынужден был прибегать к такому, не лишенному некоторой хитрости, способу. Из потаенного внутреннего отверстия в сенках, которое по желанию хозяина отодвигалось и задвигалось, он незаметно вывешивал иногда замок на внешнюю входную дверь, так что приходящие посетители, подойдя к двери и видя ее закрытою, сейчас же поворачивали назад. Но старец, незаметно наблюдая из окна подходящих посетителей, сейчас же выходил в сенки, снимал замок и, кого находил нужным, приглашал к себе; для нежелаемых же лиц дверь оставалось запертою. Но последнее исключение делалось, конечно, очень редко; да и самый способ наружного вывешивания замка применялся лишь в исключительных обстоятельствах. В данном случае не обходилось, конечно, и без некоторого неудовольствия со стороны непринятых лиц; но старец делал это не без основательной причины; да и непринятыя лица сознавали впоследствии, что сами заслужили такое вразумление.
То же самое делал старец Иоанн Терентьевич и с тайными милостынями, которые очень часто приносили ему в ночное время и клали на полку, приделанную сбоку дома: одни он брал себе, а другие, оставляя, говорил: «Пусть птички поклюют!» И в последнем обстоятельстве тоже видели некое вразумление.

Живя в Теплове старец, обзавелся маленьким хозяйством: развел небольшой пчельник, а также маленький огородик для овощей; из пчелиного воска сучил свечи для возжигания пред иконами. Как любитель зверьков, в комнате он держал семью кроликов, с которых собирал в известное время года пушистую шерсть, прял ее и вязал из нее теплые перчатки, а также плел рыболовные сети. Помещение свое содержал в чистоте и опрятности; в комнате, в переднем углу были иконы, а по стенам духовные картины.

Очень много лиц находится еще в живых, которые весьма охотно делятся воспоминаниями об Иоанне Терентьевиче Яшине, как умудренном духовною жизнию старце, и с любовью подробно рассказывают многие факты испытания на себе его благодатных исцелений, вразумлений и предсказаний. Для наглядного примера и подтверждения сказанного приведем хотя бы некоторые из них.
Вот, например, села Теплова крестьянская жена Параскева Тимофеевна Поздеева так рассказывает о своем исцелении по благодатному дару старца: «На первых порах своего замужества я весьма опасно заболела желудочною болезнию. Аппетит у меня совсем пропал, да и пища совсем не держалась в желудке: лишь поем, и сейчас — рвота. По совету семейных, я немедленно отправилась к Ивану Терентьевичу. Он меня хорошо знал, я еще девицей к нему ходила вместе с родственниками, а потому без стеснения подробно рассказала ему о своей болезни и просила его помолиться за меня.»

— Не унывай, не унывай, Паша! По милости Божией, болезнь твоя минует и опять будешь здорова! — мягко и ласково говорил Иван Терентьевич. — Вот я дам тебе сухариков и воды, а ты с молитвой натощак каждый день и с едой по сухарику и запивай водицей; так постоянно и делай; сухарики и водица выйдут, опять приходи. Вскоре, Бог даст, и здоровье твое возвратится!..

— Болезнь моя, действительно, прошла и больше не возвращалась. Исцеление от этой болезни я всецело приписываю благодатному дару старца Иоанна. Кроме того я имею еще сказать и следующее. Незадолго до замужества я девицей была у Ивана Терентьевича, и он мне вот что сказал: «Хорошо бы тебе, Паша, в монастырь идти; но я знаю, что ты не пойдешь. Но я тебе вперед скажу: кровных-то у тебя все же не будет!..»

— В то время слов его я не поняла. Но после, живя замужем и не имея детей, я уже хорошо поняла и много раз вспоминала слова его, что он под кровными разумел детей, которых, действительно, у меня совсем не было. Теперь мне уже 60 лет.
Крестьянская жена Е.Я.Фед-ва рассказывает о себе следующее: «Будучи еще молодой девочкой, я очень заболела головной болью. Мама моя, имея твердую веру в силу молитв и благодатный дар старца Иоанна, вскоре повела меня к нему. Подойдя к его келье, мы увидели, что у него на двери висит замок. Мы хотели воротиться назад, но старец чрез сенное оконце снял замок и попросил нас войти к нему.

- Батюшка, о.Иван, мы к тебе с большой просьбой пришли! - входя в комнату, говорила мама, - вот девочка у меня очень разболелась, помолись за нее, чтоб она выздоровила!

— Присядьте, присядьте, — приветливо приглашал нас Иван Терентьевич, освобождая нам место на лавке. — Не безпокойся, Лукерья Павловна, болезнь твоей девочки, по милости Божией, не опасна, она скоро пройдет, — успокаивал он маму. Потом спрыснул меня водой из своего родничка и дал мне попить воды из него. —Теперь твоя девочка скоро поправится, — продолжал он успокаивать маму,— вырастет, Бог даст, возмужает и выйдет еще замуж!.. Но ведь не все девицы выходят за холостых женихов, иные выходят и за вдовцов!..

Немного прошло времени после этого, и я выздоровела. Что же касается косвеного намека на мое замужество, то последний, много лет вспоминаемый мамой и всей нашей семьей, как интересующее всех нас предсказание, тоже сбылся, так как мне действительно Бог ссудил впоследствии выйти замуж за вдовца! Вообще, прозорливость старца Иоанна Терентьевича была замечательна!..

Села Теплова крестьянин Федор Матвеевич Самарин, считающийся первым и лучшим клиросным чтецом и певцом в Теплове, рассказывает о своих отношениях к старцу Иоанну Терентьевичу в следующих чертах:
Будучи еще очень молодым, когда мне было всего 18—19 лет, — говорить он,— я начал посещать старца Иоанна Терентьевича, и посещал его довольно часто: то за каким-либо советом, то просто побеседовать с ним о душеспасительных предметах или почитать духовные книги, которых у него было очень много, из числа которых он более всех уважал и предпочитал другим творения Ефрема Сирина. Случалось, в праздники я засиживался у него подолгу, читая книги. Старец же никогда не показывал вида, что я его стесняю и что он тяготится мною. Напротив, приохочивая меня к чтению, он показывал вид, что слушает меня, хотя читанное мною, вероятно, ему давно уже было известно. Раз в сенокосную страду со мною случилось такое прискорбное обстоятельство. Вдруг я страшно заболел животом. Страшная резь в животе и невыносимая острая боль до того сразили меня, что я криком кричал от боли и, бросив все, со всех ног пустился бежать прямо к Ивану Терентьевичу, считая его духовным и телесным врачем. Еле добег до него и, чуть переводя дух от боли и волнения, я обратился к нему с следующими словами: «Смерть моя, о.Иоанн! Помоги мне Бога ради, умираю!» — чуть не со слезами жаловался я на свою боль.

— Зачем, зачем так унывать и малодушествовать, Федя? Ведь так грешно! — уговаривал и успокаивал меня старец. — А ты вот ляг поди здесь, — указал он мне на свою постель, — сотвори молитву, а я поглажу тебе живот, и, Бог даст, боль твоя затихнет!
Я послушался старца, лег на его кроватку, и он стал легонько гладить мне по животу, и боль моя действительно стала мало-помалу затихать, а через некоторое время и совсем затихла.

Скорое исцеление от этой острой болезни я отношу к благодатному действию старца Иоанна. Сестра моя Василисса, страдая сильной болью в груди, тоже по благодатному действию старца получила исцеление.

Приведем теперь два особо выдающихся случая, в которых сказалась замечательная прозорливость старца Иоанна, как предвидение за много лет вперед одного рокового обстоятельства в жизни только что начинавшего свое земное существование младенца и одного события, имеющего общественный интерес и значение для жителей местного края.

— Приходим мы раз к Ивану Терентьевичу,— рассказывает Параскева Тимофеевна Поздеева,— я, Мария Котынина и сноха моя Дарья Тюрина с ребенком. Поговорив несколько с нами и дав нам каждой по совету, Иван Терентьевич пристально поглядел потом на младенца моей снохи, да и говорит: Ах, какой сияющий веночек на голове у этого младенца!

— При этих словах мы все три женщины одновременно быстро оборотились и посмотрели в лицо и на голову ребенка, но ничего не заметив, сказали:

— Да где же веночек, Иван Терентьевич? Мы никакого веночка не видим на голове этого младенца!

— Вы не видите, а я вот вижу! — снова и еще увереннее подтвердил сказанное Иван Терентьевич!..

Эти таинственные слова его долго оставались для нас загадкою и, при воспоминании этого разговора, всегда вызывали у нас недоумение. Но вот младенец Андрей Тюрин вырос, возмужал и, будучи высокий ростом и мужественный, с честию отбыл военную службу в одном из лучших гвардейских полков. Вскоре затем вспыхнула русско-японская война, и Андрей Тюрин, как запасный, снова был взят на военную службу, и Бог судил ему во время этой войны получить славную геройскую кончину при защите крепости Порт-Артура и украсить свою душу мученическим венцом на небесах. Тогда воочию раз яснились и сбылись пророческие слова Ивана Терентьевича, видевшего мученический венец на голове младенца Андрея Тюрина за много лет вперед. Видя с точностию сбывшиеся слова старца, мы весьма много дивились его прозорливости, но в это время старца в живых уже не было.

Во время проживания Иоанна Терентьевича Яшина в Теплове случилось раз такое происшествие.

На Меляве, так называемой местности, находящейся близ села Теплова, где теперь застроилась женская обитель дивеевской старицы блаженной Наталии, под названием Мелявской, убили одного тепловского крестьянина Андрея Губанихина. Некоторые вещественные доказательства преступления найдены были на Меляве, но самого тела убитого Губанихина не оказалось. Народная молва негласно называла и самого преступника, но судебные власти почему-то замяли дело, хотя и имели в руках веские данные к раскрытию преступления.

И вот сноха убитого Наталья Матвеевна Губанихина, здравствующая и по сие время, в то время женщина еще молодая, бойкая и полная веры в прозорливость старца Иоанна, пришла к последнему за советом по поводу убийства свекра.

Старец едва только дал взойти посетительнице, как сам первый с приветливой улыбкой начал разговор.

— Ты ко мне, Наташа? Что скажешь?—с обычной скороговоркой спрашивал он.

— Меня, Иван Терентьич, домашние прислали к тебе спросить совета у тебя об одном деле, — проговорила Губанихина.

— Проходи вот сюда, сядь на лавку и расскажи, какое у вас до меня дело, — пригласил Иоанн Терентьевич посетительницу.

— Ты, чай, слышал уже, Иван Терентьич, что свекра моего убили на Меляве, а тела не нашли еще и доселе?— пройдя по келье и сев на лавку, начала объяснять Губанихина.

— Как не слыхать,слышал!

— Так вот мы, семьянные, в последнее время все с ног сбились, толкаясь по разным властям и знающим людям, стараясь всеми силами открыть преступника и разыскать тело убитого; но до сих пор никакого толку не добились. Вот теперь домашние и послали меня спросить тебя: продолжать ли нам хлопоты о розыске убийцы или оставить это дело на волю Божию?

Труд ваш безполезен, оставьте его,— сказал Иоанн Терентьевич, — это дело не ваше, а Божие. Так и передай, Наташа, своим родным. Но в облегчение скорби вашей, скажу вам и некое слово утешения. Мелявское место, так опостылевшее теперь для вас, со временем смоет с себя эту печать скорби и позора, освятится и прославится: тут воздвигнется иноческая обитель с святыми храмами, и душе вашего покойника принесет это большую отраду и облегчение... Это тоже передай родным и утешь их этими словами.

Семья Губанихиных послушалась данного старческого совета: оставила розыски убийцы и успокоилась. Но что касается предсказания старца Иоанна Терентьевича об имеющей открыться обители на Меляве, то последнее встречено было семьею Губанихиных с сомнением и недоверием, так как ниоткуда никаких слухов об этом дотоле еще не было; мало того, даже спустя лет 17—18 после этого, и то не было еще ничего известного об этом. Лишь через 20 лет после этого сверх всякого ожидания и подготовки началась постройка обители на Меляве (26 июня 1899 года). Тогда с большим удивлением стали вспоминать предсказание старца Иоанна об обители на Меляве не только семья Губанихиных, но и все те сельчане, которые в свое время слышали от Губанихиных об этом предсказании.

Пищущий эти строки, поступив священником на приход села Теплова в марте 1889 года, застал еще Иоанна Терентьевича Яшина в Теплове. Через неделю по прибытии моем в текущую св. четыредесятницу он исповедался у меня и приобщался святых Христовых Таин.

Исповедь его сразу выделила его из среды других, открыв высокое настроение души его. А местный псаломщик — старожил, когда я обратился к нему с расспросами о заинтересовавшей меня личности, дал мне и более подробное и обстоятельное сведение об этом прихожанине, как о многолетнем пустыннолюбце, молитвеннике, девственнике и уважаемом всеми старце и наставнике духовной жизни.

К сожалению моему, мне не пришлось более видеть его и беседовать с ним в Теплове, так он вскоре после этого поспешил перебраться на новое жительство в лесную пустынку близ Кутузовской женской обители. В последнее время перед тем, как переселиться ему, он по рассказам сельчан, многим иносказательно говорил: «что Тепловская земля — не моя земля: мне предстоит впереди еще переход, и переход уже последний!..» Тепловские крестьяне очень грустили и сожалели о нем, когда он оставил Теплово.
Одновременно с этим, искренние и глубоко преданные почитатели Иоанна Терентьевича Яшина в деревне Шилокше, услышав о намерении его оставить Теплово, стали с особым усердием просить его переселиться к ним в Шилокшу, в видах чего поспешили даже выстроить новый отдельный домик для него. Сначала он, повидимому, как-будто соглашался, но потом решительно отклонил и стал высказывать уже иное: «доселе я жил все время на западе, — говорил он иносказательно, — а теперь мне время переселиться уже и на восток, к Неониле Борисовне» (первоосновательница Кутузовской обители).

Шилокшанские почитатели старца, видя что он безповоротно уже решил переселиться в лесную пустыньку близ Кутузовской общины, где неподалеку находился монастырский пчельник, пожертвовали ему выстроенный ими в Шилокше домик и даже сами перевезли его в избранное им место, несмотря на дальность расстояния, — таковы были их усердие, лювовь и преданность к старцу.

И вот старец Иоанн Терентьевич Яшин по весне 1889 года, оставив Теплово, поселился в лесу на горке против Кутузовской обители в привезенном шилокшанами домике, причем почитатели его перевезли ему также и его пчельник из Теплова.

В Теплове на память о нем остался лишь родничек его под горою около речки Теши, собственноручно вырытый им и обнесенный срубом, с чистой и прозрачной водой, как кристалл. Этот родничек и доселе почитается многими сельчанами, как целебный, так как вода, употребляемая из него с почитанием памяти старца и верой в молитвы его, нередко подает, как передают сельчане, недужным исцеления.

Последний период жизни старца, кутузовский, был особенно многоплоден в отношении духовно-нравственного воздействия на лиц,соприкасающихся с ним. Насельницы Кутузовской общины все очень скоро расположились к нему и с редким единодушием полюбили его, найдя в нем опытного советника и руководителя в духовной жизни.

Как пчелы, почуяв обильный взяток с медяных злаков, дружным и неудержимым потоком стремятся в место нахождения таковых,так и насельницы Кутузовской обители, испытав сладость духовных бесед и наставлений кроткого, боголюбивого и прозорливого старца, изо дня в день чуть не целыми вереницами тянулись в пустыньку к нему, и последний с отеческою любовью и обычной приветливостью всех одинаково ласково принимал, давая нужные и благопотребные для каждой сестры советы и наставления.

Местному священнику в силу его официального положения не могло, конечно, это нравиться, и он сильно восстал и протестовал против этого, по его мнению, ненормального явления; но истинные побуждения сестер и сознательная правота дела были настолько сильны и действенны, что никакие запреты и ограничения не в состоянии были их удержать,—напротив, последние от этого еще более усиливались и оживлялись, и сестры еще с большим рвением и одушевлением стремились посещать старца.

Это духовное слияние и единение старца с насельницами Кутузовской обители отчасти выразилось и как бы подтвердилось даже и внешним образом. Пчелы старца, привезенные в числе 20 колод, в первую же весну по переезде старца разлетелись все по ульям обительского пчельника, так что из его пчел не осталось ни одного улья с пчелами. И это необычайное явление как-то невольно отражало и поясняло внутренний смысл духовного единения и слияния старца с сестрами.

Старец Иоанн Терентьевич Яшин, переходя с места на место и меняя жительство, тем не менее хорошо помнил всех своих прежних почитателей и благодетелей, живших на прежних местах его жительства, не прерывал духовного общения с ними, заботился о них и, сколько возможно, помогал им духовно, душевно и телесно.
Приведу один замечательный случай его заботливой бдительности о своих присных по духу на далеком расстоянии, когда он жил уже при Кутузовской обители.

В селе Теплове была у старца одна усердная почитательница и благотворительница, некто Дарья Константиновна Силаева, торговавшая мануфактурным и бакалейным товаром. Муж у Силаевой был сильный алкоголик, и она много терпела от него всяких обид и озорства, когда он запивал. И вот в часы скорби и сердечной тоски она часто обращалась к старцу, прося у него молитв, советов и наставлений, а в периоды трезвенного состояния мужа и мирного сожития с ним бывали и вдвоем с ним у старца. Так вот эта самая Д.К.Силаева, торговавшая лично от себя и на свои деньги, собралась раз наскоро в г.Ардатов по торговому делу в отсутствие мужа и уехала, не заперши лавку, и только в самом Ардатове вспомнила лишь об этом прискорбном обстоятельстве, дотоле никогда не случавшемся. Горю ее, оханьям и аханьям, и укорительным бичеваниям себя не было конца! С сильною душевною тревогою, убитым видом и подавленным чувством возвращалась она из Ардатова в Теплово в твердом предположении, что крестьяне успели уже растаскать весь товар из лавки.

Но каковы же были ее удивления и радость, когда она, подъехавши к лавке, вдруг увидела в ней старца Иоанна Терентьевича, от которого узнала потом, что он с утра дежурит у нее в лавке!
— Ну, Дарьюшка, и отличилась же ты сегодня! Бросила все свое добро без запора и призора, да и ладно: берите, мол, кому что нужно!— шутя и улыбаясь выговаривал он Силаевой, встречая ее.— Ведь лихие люди легко могли обидеть тебя. Я нарочно спозаранок прибежал к тебе с Кутузовки, чтобы похранить твое добро, да побранить тебя хорошенько, чтобы ты вперед не ротозела так!
Силаева, поклонившись старцу в ноги, стала горячо благодарить его: но последний резко и порывисто остановил ее: « Не меня, а Бога благодари, что Он вразумил меня придти к тебе.»

Прожив год на новом месте при Кутузовской общине (теперь уже монастырь), старец увидел, что во время водополья, благодаря пролегавшему вблизи низменному долу, вода широким и глубоким потоком протекает мимо его кельи. И вот в виду этого явилась у него смелая и дерзновенная мысль использовать этот водопольный поток для образования постоя нного источника или пруда. Он, конечно, хорошо понимал, что это дело требует много времени и большого труда; но это не устрашило старца, и он, с Божиею помощью и молитвами, вскоре приступил к делу, начав прежде всего понемногу расчищать определенное для пруда место низины, снимая с нее рыхлый илистый слой земли и добираясь до более твердаго грунта, а затем принялся уже и за сооружение плотины.
До этого начинания распределение времени у старца было такое: молитвы домашние, чтение духовных книг, совершение полунощницы, посещение церковных Богослужений и беседы с приходящими; физического же труда со времени нарушения пчельника у него не было; теперь же этот недостаток был восполнен.

Но было бы ошибочно думать, а тем более утверждать, что старец при этом начинании имел в виду лишь один физический труд, как средство для укрепления здоровья, или иные какие-либо личные материальныепобуждения. Нет, главная и руководящая цель его при этом была — не моцион и не утилитарные побуждения, а нечто более дорогое и ценное, что прикровенно скрывалось за этим трудом, а именно: он в смирении и простоте сердца приготовлял облагодатственное молитвами и трудами до пота лица наследие, которым имел в виду по кончине своей наделить своих дорогих, глубоко преданных ему обительских насельниц. И эта скрытая лелеенная мечта его не только по кончине его, но и еще при жизни его стала уже осуществляться; а с кончиною его еще более и шире обнаружилась проявлением благодатных исцелений от его источника. Недаром старец так много прилагал старания и забот о своем прудике, что даже в самые последние дни своей жизни, когда оповестил уже сестер обители о близкой кончине своей, все еще продолжал трудиться и заботиться о судьбе прудика своего, опуская мешочки с камнями вдоль плотины для укрепления ее от напора водопольного разлива.

О кончине своей старец предсказал сестрам обители за неделю вперед, будучи еще на ногах и настолько еще тверд, бодр и подвижен, что трудно даже верилось сестрам что предсказание его исполнится.

Когда же старец за несколько дней до кончины заявился к местному священнику с просьбой совершить над ним таинство елеосвящения, то последний тоже был весьма озадачен его просьбою, видя сравнительно бодрый вид просителя, и просил повременить еще с совершением этого таинства: но по настоянию настоятельницы общины Марии, таинство елеосвящения немедленно совершено было над Иоанном Терентьевичем с особою честию в настоятельских покоях.

Прежде чем говорить о последовавшей кончине старца, мы считаем важным и нужным, в видах более яркого и всестороннего освещения духовной личности его и подробностей кончины его, привести здесь еще воспоминания о нем сестер Кутузовской обители, которые они письменно и устно сообщили пишущему эти строки в минувшую св. Четыредесятницу. Эти краткие воспоминания особенно ценны и дороги, что даны теми именно живущими инокинями, которые в бытность старца при обители пользовались его духовными беседами, наставлениями и прозорливыми предсказаниями.

Отметим из них более яркие и характеристичные по содержанию. Настоящая достоуважаемая игумения Кутузовского Богородицкого женского монастыря мать Феофания, отличающаяся духовной ревностию и глубоко почитающая память старца Иоанна и искренно верящая в действенность его загробных молитв, сообщила следующий достоверный факт прозорливости старца: «Будучи еще молодой послушницей, я, вместе с другой молодой послушницей А.Маковой, клиросной певчей, пришли в зимнее время к старцу в пустыньку. Старец ласково встретил и приветил нас , усадив на лавку. А затем, смотря не то в окно, не то на нас, произнес следующие знаменательные и памятные слова: «Ну, зачем, зачем ходить и лазить целиком по сугробам? Ведь есть проложенные и расчищенные дороги: ну, и нужно ходить по ним! А кто лазит целиком по сугробам,-знай,что легко и скоро сгубит себя!...»

Мы, молодые послушницы, переглядываясь в недоумении между собою и посматривая в окно, не понимали, кому это старец говорит — нам ли, или кому другому; причем мы предположили и то, не к приемному ли мальчугану старца Тимофею, где-либо находящемуся вблизи, относились эти сказанные старцем слова? Но, увы! около пустыньки никого не видно было, да и далеко искать кого-либо совсем не требовалось, так как это прозорливое старческое предостережение прямо и относилось к одной из нас! И последнее, к несчастию, вполне оправдалось и скоро сбылось на А.Маковой, которая действительно вскоре самовольно сошла с монастырской торной дороги и начала безстрашно ходить и лазить целиком по мирским житейским сугробам и... сгубила себя!..»

Той же обители монахиня Виталия, бывшая в миру Евдокия Васильевна Казакова, из бывших своих отношений к старцу И.Т.Яшину сообщает следующее: «По прожитии в обители семи лет меня начал сильно смущать помысл - уйти из монастыря домой на родину. Промучившись долгое время этим помыслом, я никак не могла побороть его и решилась, наконец, в одно время, на следующий же день оставить обитель. Но какой-то внутри меня таинственный голос внушил мне сходить к старцу Иоанну и рассказать ему мучившее меня смущение. Я послушалась и отправилась. Прихожу к нему, а он такой радостный и веселый встретил меня и сейчас же предложил мне угощение: мед и лук. Первого я поела, а лук не стала есть; но старец советовал мне взять его с собой. Про смущение же мое он сказал , что оно скоро пройдет и не будет больше мучить меня. По приходе от старца в свою келью, я тотчас же почувствовала недомогание, а на следующий день и совсем заболела лихорадкой, которая и мучила меня два месяца слишком. Наконец, собравшись как-то с силами, я с большим усилием побрела к о. Иоанну и стала как бы с укором рассказывать ему, что по приходе от него, вот третий месяц уже, как забивает меня лихорадка. Он же, улыбаясь и как бы сделав на лице выражение: «так тебе и надо», сказал мне: «Иди, искупайся в моем пруде, и болезнь твоя пройдет.» Я послушалась старца, искупалась в его прудке и выздоровела. И вот с тех пор 24 года прошло, и я ни смущающих меня прежних помыслов, ни лихорадки, которая, к слову сказать, частенько нас посещает, более не испытывала.»

Спустя год после этого, именно в 1893 году, я встретила старца у моего дяди, жившего за оградой монастыря. И вот слышу, старец говорит дяде, что он собирается собороваться. А дядя на это возражает старцу: «Что это ты, батюшка, надумал собороваться? Ведь ты еще совсем не так болен, что бы тебе нужно собороваться!» Но старец стоял на своем: « Мне пришло время уже уходить домой!»

Вслушавшись в разговор и поняв, что старец говорит о своей близкой кончине, мне его стало так жалко, что я, подойдя к нему, заплакала. А старец в утешение мое сказал мне: «Не скорби, Евдокия, ты по смерти моей окажешь мне еще большую услугу, которая отчасти тебя утешит: без тебя тело мое не вынесут!» Эти слова в точности исполнились. Через неделю, действительно, последовала кончина старца, которую горько оплакивали все сестры. В день погребения с скорбной и унылой душой я пошла на вынос старца. И когда я подходила к его пустыньке, в это время выносили уже гроб с останками старца, причем я увидела, что у сестер - носильщиц вышло на крыльце некое замешательство: они никак не могли по случаю тесноты оборотиться с гробом. Тогда я, подойдя к крыльцу, подала мысль, чтобы гроб, не переворачивая, подняли выше и прямо подавали через перила. Сестры так и сделали: подали гроб через стенку крыльца, который я приняла, а затем вместе с сестрами удостоилась понести его даже до храма Божия...»

Той же обители монахиня Варвара, в миру Евдокия Григорьевна Терехина, поведала о старце Иоанне Терентьевиче следующее: «Вначале я старца Иоанна считала самым обыкновенным мирским человеком, никаких духовных преимуществ за ним не признавала. Но случилось одно обстоятельство, которое резко изменило мое мнение о старце. Дело было так. Раз я проходила мимо него, когда он рыл свой прудик, и с ним были наши монашки. Я, грешная, в это время и помыслила про себя так: «Ну зачем, мол, ходят монашки к такому грязненькому старичку? Что они в нем находят духовного?» А о. Иоанн, обратившись ко мне, да и говорит прямо вслух, отвечая на мою мысль: «Да, вот и ходят монашки к грязненькому старику, который роет канавки, для пруда, где вскоре соберется обильная вода!— А со временем и ты придешь к этому грязненькому старику!..»

— Эти слова старца, обнаружившие мой тайный помысл, до того поразили меня, что я совсем растерялась и не знала даже что говорить. С этого времени я совершенно изменила свое мнение о старце. Вскоре сбылись и те слова старца, что я, благодаря одному обстоятельству, принуждена была идти к нему в келью. Раз в великом посте наш монастырский колодец засорился, и мне по необходимости пришлось идти за водой в дальний колодец за монастырем, находившийся против пустыньки старца. Подойдя к колодцу, я, как ни усиливалась снять с него соломенный щит, никак не могла: он так крепко примерз, что словно прирос к срубу. Поневоле пришлось идти к о.Иоанну, просить снять со сруба щит. Когда я подходила к его келье, старец, выйдя мне навстречу, несколько раз с улыбкою нараспев повторил: - вон идет, вон идет, вон красносельская девушка идет!.. Сняв без всякого затруднения щит с колодца, старец сказал мне: «Ты теперь ходи, ходи ко мне, девушка, я буду тебе помогать!»

—И я стала ходить к нему, и он говорил мне разные нравоучения, чтобы я исправила жизнь свою, и для воодушевления моего приводил мне разные примеры и указания из жизни святых. Вскоре я сильно заболела, пришла к о.Иоанну и стала ему говорить: «Почему это я, батюшка о.Иван, доселе все здорова была, а как стала к тебе ходить, вскоре заболела?» А он мне ответил: «Это я на тебя хворь намолил, потому что ты стала очень тяжела. Но не унывай, болезнь твоя пройдет.» И стал мне давать воды для питья.

Когда о.Иоанн незадолго до кончины пособоровался, то после этого велел мне ходить к нему уже каждый день. И я ходила. Последний раз пришла к нему за два дня до кончины, и он сказал мне: «Вот я уже умираю!..» Я заплакала. А он, утешая меня, сказал: «Мой последний совет тебе, Евдокия: живи, живи в монастыре; сама не уходи из него до тех пор, пока не выгонят!. Но это еще будет не скоро.» Тогда на это я сказала ему: «Уходить лучше бы теперь, батюшка о.Иван, пока я молода; а когда буду пожилая, тогда мне будет очень тяжело уходить!»

«Мало ли что! Так Богу угодно: на сие и звани быша, — ответил он. — Но святитель Иоанн Милостивый, мой покровитель, недаром назван милостивым: он умолит Бога за тебя. Через некоторое время после изгнания, ты опять будешь принята.»

После этого о.Иоанн стал плакать и молиться обо мне Царице Небесной, чтобы Она не оставила меня Своим заступлением. Все сказанное мне старцем впоследствии сбылось. Я, согласно предсказанию его, в день святителя Иоанна Милостивого, 12 ноября, по случаю бывшей великой смуты в нашем монастыре, была изгнана из монастыря, год прожила в изгнании вне монастыря, а потом снова была принята.

Той же обители рясофорная монахиня Ульяния Ивановна Савина сообщила о старце Иоанне Терентьевиче Яшине следующие строки: «Когда я жила еще деревенской девицей в своей родной семье, в деревне Шилокше, мать моя Матрена заболела страшной болезнью. Последняя выражалась так: ни на минуту она не была спокойна: бегала, кричала, волосы на себе рвала, и мы, все семейные, болезнь матери считали беснованием. Отец Иоанн жил в то время еще в Теплове. И вот, по совету семейных, я повезла бесноватую мать к о.Иоанну в Теплово с усердной просьбой помочь моей матери в ее болезни. Когда я привезла свою больную мать к о.Иоанну, то он сотворил молитву перед образами, взял масла из лампады, помазал им голову матери, потом дал пить ей воды и сказал: «Ты получишь исцеление за молитвы отца Серафима!..»

Мать моя, действительно, получила исцеление и с того времени доселе чувствует себя здоровой. Исцеливши мою мать, о.Иоанн обратился ко мне и говорит: «Видишь вот, какие скорби несут в миру: шла бы ты в монастырь!» А я ему ответила: «Я очень бедная, батюшка, и мне не с чем собраться в монастырь!»

А о.Иоанн продолжал: «Бог будет тебе попечитель. Он устроит тебя так, что люди еще будут тебе завидовать. А если ты не смеешь сама проситься, то я сам попрошу, чтобы тебя приняли.»

Прошло несколько времени после этого, и о.Иоанн прибыл из Теплова к нам в Шилокшу. Жители Шилокши очень обрадовались его приходу и многие собрались к нему, в том числе и я, грешная, с двоюродной сестрой девицей Евдокией Таразановой пришли к нему. А о.Иоанн лишь только увидел нас, входящих в дом, как во услышание всех сказал: «А вон монашки идут!... — А потом обратился к нам и сказал, — Дети мои, где будете вы, там скоро буду и я! Доселе я жил на западе, а теперь надо отправляться на восток, к матушке Борисовне!..»

Усердные почитатели шилокшанские, выстроившие дом о.Иоанну в Шилокше, стали упрашивать его, чтобы он остался жить у них, но о.Иоанн заявил, что он передумал и решил перейти в Кутузовский край. Вскоре после этого, прибыв в Кутузовский монастырь, о.Иоанн упросил настоятельницу Марию Онисимовну принять нас двух шилокшанских девиц, меня и Евдокию Таразанову, в число обительских сестер, а спустя немного временн по принятии нас и сам поселился около Кутузовской обители, чему мы были несказанно рады. Мы шли всегда к нему, как дети, смело, во всякое время, со всякою скорбию, и всегда получали от него великое утешение.

Когда батюшка подвизался в труде — рыл своими руками пруд около своей кельи — я, грешная Ульяния, вместе с другими сестрами сподобились услышать от него следующие трогательные слова, которые и доселе не могу без слез вспоминать. Вот что он говорил: «Дети мои, я трудился и тружусь для блага ближних своих! 40 дней я рыл и питался одной лишь просфорой в сутки.

Теперь же, дети мои, приготовив вам этот прудик, я скоро уйду от вас!..»

Я заплакала и сказала: «Батюшка! А нас, сирот, кому вы поручите?» А он на это мне так тихо-тихо ответил: «А ты знаешь-ли? Ведь и умершие могут помогать живущим на земле: там они ближе к Богу, нежели здесь. Бог слушает угодных ему и исполняет их просьбы!..»

Незадолго до кончины старца, к нему в последний раз собрались посетители, в числе которых и я была, и на этот раз батюшка всем нам объявил о близкой кончине своей, сказав, что он скоро уйдет от нас. В ответ на это все мы горько заплакали от скорби лишиться его. А батюшка, глядя на наши слезы, сказал нам: «Не плачьте обо мне, а плачьте о грехах своих, потому что по попущению Божию за грехи людей скоро наступит такое скорбное время, что люди будут завидовать даже ранее их умершим и будут желать себе смерти!..»

В числе посетителей находились несколько наших шилокшанских мальчиков, и батюшка, указывая на них, сказал: «А эти все мальчики — будущие воины Христовы!» - и при этом заплакал. А глядя на него, заплакали и все присутствующие, так что поднялось всеобщее рыдание в его келье. В настоящее время слова батюшки в точности исполнились: страшная, небывалая кровопролитная война и затруднение жизни для всех великою скорбию наполняет наши сердца, слезы осиротевших матерей и жен льются рекой, и те мальчики, которые находились в келье старца в описываемое время, теперь все находятся на войне. За три дня до смерти, батюшка в 2 часа утра ударил в свой караульный колокол 3 раза. Я первая прибежала на звон, думая, что это извещение о кончине старца. Но когда вошла к нему, то увидела, что он сидит. Я спросила: «Батюшка, что с вами?» А он ответил: «Я для того позвонил, чтобы все мои духовные дети пришли проститься со мной...» Эта печальная весть быстро и далеко разнеслась. И к старцу, действительно, стали сходиться для прощания не только горюющие сестры обители, но и все усердные почитатели и почитательницы из ближних селений, услыхавшие эту печальную весть... И вот дорогого старца давно уже не стало, а мы, грешные Ульяния, Савина и Евдокия Таразанова, и до сего времени благопалучно живем в сей святой обители, по его старческому благословению…
Той же обители монахиня Анастасия, в мире Татиана Герасимова Белякова, рассказывает: «Я любила посещать глубокочтимого батюшку отца Иоанна и часто посещала его. И вот, что особенно запечатлелось в душе моей на вечную память о нем. Прихожу я раз в его келью, а он начинает обо мне тужить и сожалеть, что я сильно болею. Я удивилась, потому что совершенно была здорова. Но по прошествии 6-ти дней после этого, я, действительно, сильно разболелась и слегла в постель. Голова и лицо мои покрылись струпьями наподобие проказы. Но вот неожиданно приходит ко мне отец Иоанн и говорит мне: «Дай-ка, горюша, я помажу тебя маслицем из лампады!» И помазал. И что же? Через три дня болезни моей и следа не осталось!..

Той же обители монахиня Ангелина рассказала о старце Иоанне следующее: «Я каждогодно с особым усердием и молитвенно-светло чту день кончины старца Иоанна, о которой он в живности заранее меня известил и дал мне понять, чтобы я по кончине его поминала бы его вместе с родителями его. А это было так. Незадолго до кончины батюшка о.Иоанн начал часто и заботливо спрашивать меня: поминаю ли я его родителей. На это я ему как бы с укором ответила: «Что это вы, батюшка, все спрашиваете: поминаю ли я ваших родителей? Но ведь я не раз открывала вам, что всегда поминаю их!» А он мне на это отвечает: «Потому об этом тебе теперь напоминаю, что скоро умру…»

Это слово его меня поразило, как громом, потому что я всегда настолько глубоко чтила его, любила и всей душой предана была старцу, что даже и выразить не могу. Услышав это, я немедленно побежала известить об этом свою старшую. Последнюю тоже до слез поразило это печальное известие, и мы вместе с ней тотчас же опять спешно пошли к старцу. Когда мы подходили к келье старца, то увидели, что он складывает камни в сумки (камни запасены им были ранее) и пускает их в свой прудок вдоль плотины, для большего укрепления последней. Это нас очень удивило. Подойдя к старцу, я не удержалась, чтобы не заметить ему: «Батюшка! Вы говорили что скоро умрете, а между тем работаете?! «Да, работаю... Но это уже в последний раз!..» — ответил он.
Потом он пригласил нас присесть и отдохнуть. Время было весеннее: комары так и осыпали старца, но он не отгонял их. Из жалости к старцу я сказала: «Батюшка, кровожадные комары всю остальную кровь у вас выпьют! Что вы их не отгоняете?»

А он, протянув ко мне руку и показывая ее, сказал, улыбаясь: «О, у меня еще довольно крови, вот видишь!» Заметив на руке у него красное пятно, я спросила его: « А это что у вас батюшка?» «Это отпечаток новой болезни, от которой я умру»— ответил он.

Поговорив с ним еще немного и, не заметив ничего опасного в его здоровье, а главное, видя его спокойный вид, мы возвратились к своим послушаниям. Но на другой день, часов в 12 ночи, нас известили, что старец умирает. Я, вместе с старшей побежала к старцу, в келье которого собралось уже несколько сестер. Старец был еще жив: его било, как в сильной лихорадке, и во всех членах его происходило какое-то сильное трясение. Мы оставались в келье старца до утра, равно и другие сошедшиеся сестры. А в 9 часов утра последовала тихая и мирная кончина его, о которой он заранее известил,— кончина, которую горько оплакивали все обительские сестры и все мирские почитатели его...

Той же обители монахиня Нина рассказала о себе следующее: «Я получила телесное исцеление от старца Иоанна при следующем обстоятельстве. Будучи еще послушницей, я сильно заболела горловой жабой, так что совершенно не могла ни есть, ни пить. В виду все более усиливающейся болезни, меня решили везти в больницу. Когда я была готова к отъезду, моя старшая, Вера Антоновна Калабаева, говорит мне: «Аннушка, пойдем-ка пред отъездом сходим к Ивану Терентьевичу?»

С большим трудом я последовала за старшей. К счастью на полпути встречается нам сам старец о.Иоанн, который по обыкновению ласково нас приветствовал.

— Вот, батюшка, — сказала Вера Антоновна, — Аннушка у меня сильно заболела, хочу сейчас отправить ее в больницу.

— Зачем в больницу? — резко возразил старец.—Нужно просить Бога, он исцелит ее!

При этом старец ознаменовал мое больное место крестным знамением и потом сказал:

— Не нужно никакой больницы, а идите-ка с Богом домой!

Мы послушались старца и не поехали. И что же? Едва я пришла в свою келью, как у меня сделался прорыв в горле, и в большом количестве пошла зловонная материя, опухоль быстро стала опадать, и я по благодатному действию старца и молитвам его вскоре совершенно выздоровела...

Из вышеприведенных отзывов кутузовских инокинь видно, каким великим духовным влиянием, душевной расположенностью и искренней сердечной любовью пользовался старец среди обительских сестер, а потому все они с такой глубокой непритворной скорбью и великой печалью и оплакали кончину его.

В чем же заключались особая обаятельность и духовная притягательная сила старца?

Прежде чем прямо и кратко ответить на этот вопрос, предварительно нужно еще сказать в дополнение к общей обрисовке Иоанна Терентьевича Яшина, что он во всю свою жизнь от ранней юности и до последних дней своей жизни был ревностный и глубоко преданный сын Православной Церкви, строго соблюдал все постановления церковные, каждогодно и не один даже раз исполнял христианский долг исповеди и св. приобщения, и при всем этом отличался детскою простотою, незлобием и глубоким смирением. Это общие христианские черты и качества его. А затем: его многолетние подвижнические труды и подвиги, его частые и продолжительные молитвенные бдения, всевозможные лишения и теснота пустынножительства—все это, вместе взятое, не могло тщетным остаться для трудника Божия, а выявилось тем, что снискало ему любовь и благоволение Божие, увенчавшие его сугубыми благодатными дарами. А потому все действия старца, его советы и наставления по отношению к лицам, соприкасающимся с ним, и имели такую действенную силу и проникновенность, что воспринимающие их души не могли не чувствовать особой обаятельной благодатной помазанности их.

Старец Иоанн Терентьевич Яшин скончался 28 мая 1893 года, имея от рождения 58 лет; погребение его совершено было в Кутузовском обительском храме 30 того же мая.

Печальная утрата старца и задушевно-трогательное и умилительное погребение его кутузовскими сестрами сделались на некоторое время большою злобою дня не только для Кутузовской обители, но и для ближних селений: Теплова, Ломовки, Шилокши и других, отклики которой широко разносились и сочувственно передавались почитателями и почитательницами старца, бывшими на погребении.
После кончины старца более всего говорили и передавали о необыкновенной прозорливости его. И действительно, старец более всего прославился этим даром. Так, например, вскоре после кончины старца огласился следующий выдающийся факт, достоверность которого подтверждается всеми сестрами Кутузовской обители.

В последнее время жил у старца Иоанна Терентьевича один мальчик из села Гремячева по имени Тимофей, которого он взял к себе из-за сострадания к его бедности и сиротству. И вот, когда старец стал всем рассказывать о своей близкой кончине, этот юноша Тимофей начал плакать и говорить старцу: «Дяденька Иван Терентьевич, а меня на кого же ты покидаешь?» А старец ответил ему: «Не плачь, Тимоша, я не оставлю тебя: я возьму тебя скоро к себе!..» Эти слова старца сбылись. Юноша Тимофей, действительно, вскоре после кончины старца, тоже скончался.

Старец Иоанн Терентьевич Яшин был похоронен в монастырской ограде на почетном месте близ первоначального храма Божией Матери «Утоли моя печали», недалеко от могил первоосновательниц обители Неонилы и Агриппины.

Спустя некоторое время после кончины старца, один из глубоко преданных почитателей его, некто крестьянин Клюев, из любви и почтения к памяти старца, собрал некоторую денежную сумму на каковую и был сооружен памятник на могиле старца,— памятник, правда, не из богатых , но дорог тем, что сооружен на трудовые лепты бедных усердных деревенских почитателей старца.

Сам же старец на месте своей пустынки, или, лучше сказать, на месте последнего своего земного пристанища, оставил после себя такой памятник, который несравненно ценнее всяких дорогих памятников. Памятник этот — это его прудик, который он с такой заботой, старанием и любовью заканчивал, напрягая свои последния силы в самые последние дни своей жизни. Своими тайными молитвами и усиленными трудами старец низвел на него с неба Божию благодать, врачующую человеческие телесные недуги и немощи душевные. Об этом письменно и словесно свидетельствуют следующие лица:

1.Муромский мещанин Яков Павлович Соснин, глубокопреданный почитатель старца при жизни его письменно сообщает, что он получил исцеление от болезни через окачивание водой из пруда старца.

2.Владимирской губернии, Муромского уезда, Поздняковской волости, деревни Сонина крестьянин Михаил Сисоев письменно сообщает о себе следующее: «Я был болен животом два года. Работать и ходить при этой болезни мне почти совсем было нельзя. Но тем не менее я собрался по весне совершить богомолье пешком в Кутузовский монастырь и Саровский. Расстояние моего жительства от Кутузовского монастыря — всего 30 верст. И это расстояние я мог пройти лишь в два дня, и то с большим трудом. Но искупавшись в пруде старца Иоанна Терентьевича, находяшегося около Кутузовского монастыря, я сразу получил полное исцеление от своей болезни - в Саров пошел уже совсем здоровым.

3.Тот же крестьянин Михаил Сисоев сообщает и о другом исцелении: «Сноха моя Агриппина заболела сильной одышкой, которая весьма затрудняла ей дыхание. И вот она отправилась в Кутузовский монастырь, искупалась там на источнике старца Иоанна и тоже получила полное исцеление.»

4. Села Теплова крестьянин И.А.Ж-ков сообщает о себе следующее: «Я имел несчастие подвергаться по временам сильному винному запою. Продолжая пить вино по 2—3 недели и даже по месяцу, я часто доходил до белой горячки, и в данном случае, когда видел и сознавал, что, при всем моем желании, оставить винопитие сам не в силах, я всегда в таких случаях просил своих домашних отвести меня в бывшую пустыньку старца Иоанна Терентьевича и там окачивался водою из пруда, и после этого всегда прекращался мой запой, и очень скоро восстановлялось мое здоровье.»

5. Кутузовского монастыря рясофорная монахиня Евдокия Ивановна Столярова сообщила о себе следующее: «Я была больна 8 лет очень серьезной внутренней болезнью, которую врачи определили болезнью слепой кишки. Попеременно у пяти врачей лечилась я, и все они не помогли мне, находя болезнь мою неизлечимой. Два года пролежала я также в местной обительской больнице. И вот, когда не было уже у меня никакой надежды на помощь врачей, тогда я, с верою в молитвы старца Иоанна и его земные заслуги пред Богом, искупалась в его источнике и, к великой радости моей, получила исцеление. Из глубокого благодарного чувства признательности к памяти старца Иоанна, я, в благодарную память сего чудесного исцеления, поставила деревянную часовенку около оставшейся после старца кельи.»

6. Того же монастыря монахиня Анфиса (Балышова) сообщила, что она исцелилась от болезни лихорадки, искупавшись на прудке старца Иоанна и до сих пор, по его святым молитвам, не чувствует никакой болезни, тогда как до этого чувствовала еще сильную боль в боку.

7.Того же монастыря монахиня Назария (Савукова) сообщила о себе, что она 16 недель болела лихорадкой, а когда искупалась в прудке батюшки о.Иоанна, то болезнь миновала и больше за батюшкины святые молитвы не возобновлялась.

Мы могли бы и еще продолжить перечень отзывов о благодатных исцелениях от источника старца Иоанна Терентьевича, но, думаем, довольно и этого для уяснения сущности дела.

И вот прошло 24 года со дня кончины кроткого, тихого и смиренного старца Иоанна Терентьевича Яшина, но память о нем, как благодатном старце, свято и нерушимо хранится в благодарно-признательных сердцах его почитателей, как мы видели из выше-приведенных отзывов живущих лиц. Но эти отзывы - это малая и незначительная часть из общего хора народных голосов его почитателей: последние широко и далеко раскинулись по окружным селениям, и все они одинаково чтут и будут еще многие и долгие годы чтить приснопамятного старца Иоанна с похвалами!


1917 год Священник Е. Тенищев

Прошло 90 лет с тех пор как священник Е.Тенищев составил житие, собрав и записав воспоминания и рассказы почитателей молитвенных трудов и пустынного подвига старца Иоанна, но благодатная помощь и чудесные исцеления по его молитвами продолжаются и сейчас.

Число его почитателей растет. Приглашаем православных паломников посетить Кутузовский скит Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря и помолиться на могилках первоначальницы монастыря м.Неониллы и у прудка о.Иоанна Терентьевича Яшина, приближая тем самым момент их прославления в лике святых Русской православной Церкви.

15 июля 2007 года Е.К.Басова (Из брошюры Кутузовский скит (записки паломников)