На поле танки хохотали...

 
Есть в студенческой жизни (да и в школьной тоже) такое понятие, как «добровольно-принудительное мероприятие». Чаще всего это какие-то концерты, посвященные, как минимум, «семидесятилетию Ивана Ивановича» и, как максимум, «международному женскому дню». Все талантливые и не очень шарахаются во все стороны от организаторов, скрываются по туалетам, чтобы не быть задействованными в этом черном деле. А уж если попались…****ец, это точно! Придется отдуваться и за Пугачеву, и за балет «Тодэс», и за Гамлета, и за КВНщиков.
Как-то в районе весны свалился на наши похмельные головы такой концерт. Фортуна нам не то что бы подосрала.…Но выпал нам концерт в честь «шестидесятилетия победы». Гордо и трагично.
Попали мы всем курсом. Но особо изворотливые благополучно сгинули в ответственный момент поесть, попить, пописать, помыться и так далее. Надо было петь песню. Гитара нашлась. И нашлась девушка М., которая ее довольно неплохо умела терзать. Пол дела сделано.
Оставшаяся половина дела делилась на две части. Первая- это выбрать песню, вторая - ее спеть. Долго мы перебирали репертуар всего поющего российского. Наконец, миновав «Идет война народная» (слов, кроме этой строчки, никто не знал) и «Катюшу» (которую захапал себе другой факультет), мы остановились на всенародно любимой «На поле танки грохотали».
Общими усилиями вспомнили се слова. Оказалось, что куплетов в ней немерено. Отредактировали. Вроде бы нормально, но грызли сомнения об очередности куплетов. Решили: «Насрать! И так сойдет! Чай не Евровидение!»
Теперь петь… Мы, конечно, не хор имени Пятницкого, но спеть сможем. Кое-как, не попадая в ноты (а что это такое?!) и текст (двадцать два, двадцать два, бла, бла, бла). Начали репетировать.
Пели, раздирая глотки. Даже орали, блистая счастьем и вселенской радостью на строчке: «Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж». Как в лотерею выиграли! Периодически пытались переорать друг друга и шире соседа улыбнуться на «четыре трупа».
Лучше бы пели «Катюшу»… В подлой песне про танки оказалась не менее подлая строчка: «… и молодая не узнает, какой у парня был конец». Мы стали на нее неадекватно реагировать еще, когда только вспоминали текст. У нас тогда возник «интересный вопрос»: «О каком конце идет речь?» Без пошлости не обошлось.
Поэтому при каждом репетиционном исполнении «танков» мы помимо повального счастья на «четырех трупах», истерично ржали на «конце». Думали, что проржемся на репетициях, а на сцене будет все путем. Щаз!
Настал роковой момент. Мы сидим в зале вместе со зрителями, ждем своей очереди.
Атмосферу нагнали, как на похоронах. Полумрак, стихи трагические, зрители сопли-слезы пускают. А мы тут со своими полными оптимизма и детской радости «трупами», «концами» и «танками».
Уже по пути к сцене решили играть и петь помедленнее и трагичнее. А главное, с лицами полными скорби по жертвам войны.
Стоим на сцене. Для М. с гитарой приперли стульчик и поставили его по середине. Сами встали всей толпой (человек 10- 15) сзади полукругом. Грянули «танков». Благополучно пережили «четыре трупа». Поем и думаем: «Как бы не заржать на «конце»!» Каждый, как истинный Кашпировский, дал себе установку «не смеяться», вспомнил похороны соседа-алкаша дяди Васи и убитого на той недели таракана, чтобы всплакнуть. Поем. «Конец» близится. И вот, уже: «Слезу смахнет старик отец…». Все так напряглись… и грянули с улыбками от уха до уха и борясь с удушающим хохотом: «…и молодая не узнает, какой у парня был конец!»
Мы думали, что нас после этого кремируют заживо. А, ничего, живы.… Пока что…