Иноземец глава 24

ГЛАВА XXIV
В ОЖИДАДАНИ ПОМОЩИ
 - Вы слыхали, к нам русские летят, - сказала одна женщина другой.
 Такой слух быстро распространялся по республике. Из каких-то источников стало известно, что Россия, глубоко возмущённая событиями в Косово, высылает в Сербию российский спецназ в составе нескольких сотен человек. Эта новость всколыхнула павших духом сербов. Они потеряли надежду в собственные силы, и весть о том, что к ним на помощь прибудут русские войска, была для них словно бальзам на раны. Люди были уверены, что уж русская армия сумеет остановить вторжение НАТО.
 - Братцы, теперь мы покажем этим натовцам! – восклицали радостные люди. – Русская армия сильна, она остановит агрессора!
 Сербы верили, что прибытие российских войск внесёт коренной перелом в ход событий. И лишь один Хейли не разделял этого оптимизма. Более того, он был уверен в обратном. Семь крупнейших стран мира объединились против Сербии, а это слишком большая сила, чтобы её могли остановить несколько сотен спецназовцев.
 Да и честно говоря, случись чудо, и отступись НАТО от Югославии, на душе у Хейли ничего бы не изменилось. В нём всё сломалось. Он сломался сам. Слишком тяжело было увиденное им. Да и случившееся нельзя вернуть назад. Даже если и уйдёт НАТО из страны, тысячи жертв не пройдут для Сербии бесследно. Слишком поздно уже.
 А сам Хейли чувствовал себя двуличным подлецом, который предательски дезертировал из рядов войск НАТО, и теперь скрывался среди сербов под личиной журналиста, из трусости боясь раскрыть свою личность.
 А что случится, если его остановят для проверки? У него нет никаких документов, он человек без прав. Как с ним поступят, если он попадётся в руки правосудия? Расстреляют, как военного преступника, или же отправят обратно в НАТО, под его суд и трибунал?
 Господи, сколько же ещё выдержит Хейли подобной жизни! Постоянно находясь на грани умственного помешательства, так не в силах и решить, как же ему поступить, как быть. Сдаться, признаться? Но кому? Сдаться правительству Сербии, или явится в американское консульство? Что хуже, и что лучше?
 Хейли пытался умереть, но смерть бежала от него. Он бросался под пули и ракеты своей собственной авиации, но они миновали его. Жизнь тяготила его, была невыносима, внутренние терзания не давали ему покоя, но покончить самоубийством он не мог. «Что-то» не пускало его, не давало ему сделать такой отчаянный шаг. Был ли это инстинкт самосохранения, или же это чьё-то вмешательство извне, вмешательство высшего разума, в которого Хейли не верил? Он не знал. Не знал также, как он поступит в следующую секунду, но «что-то», временами, словно двигало им, заставляло его делать то, что он не хочет, говорить то, что он не собирался говорить. Хейли боялся этого, он не хотел быть марионеткой, не хотел, чтобы его волей управлял кто-либо иной. Но поделать с этим ничего не мог.
 Ему становилось страшно. Он боялся и жить, и боялся умереть. В нём зародилась одна безумная мысль. А вдруг за этой границей что-то есть! Он пытался отогнать подобную мысль, но она не уходила. Не так-то просто бороться с самим собой.
 Говорят, необходимо держать свои чувства под контролем, но их нельзя побороть. Часто можно слышать от людей, что нужно гнать опасные мысли прочь. Но это невозможно. Мысли нельзя отогнать, также, как нельзя отогнать и помыслы. Можно лишь не подаваться им, не поступать по велению своих помыслов, но отогнать их невозможно. Если это дурные помыслы, они уйдут сами, через какое-то время. Будут постепенно ослабевать, пока не исчезнут совсем.
 Но с Хейли творилось что-то нечто иное. У него не было определённых помыслов. Его не разжигали мысли о каком-то конкретном поступке, как например, его желание работать санитаром в госпитале. Всё происходило само собой, слова вылетали сами собой. Ещё за несколько секунд до того, как он вызвался помогать медперсоналу, он и помыслить не мог об этом.
 Было ли это каким-то видом зомбированния, Хейли не знал. Не знал он также, куда приведёт его следующий шаг, к хорошему или плохому. Впрочем, на хорошее Хейли и надеялся. Он понимал, что в его положении ничего хорошего его ждать не может.
 На месте Хейли, кто-нибудь иной попытался бы успокоить себя мыслью о том, что его вины за гибель людей нет. Ведь он отказался воевать в первом же бою, не выпустил ни одной ракеты. Но Хейли даже и не пытался себя оправдать. Он вспоминал свои боевые вылеты в Ираке, и в прочих местах. Не погибали ли и в то время от его рук невинные люди? Этот вопрос всплывал в голове Хейли довольно часто. Что мог Хейли ответить на него? Он не знал. Глядя на всё это сверху, с высоты полёта своего «истребителя», Хейли всё казалось иным. Он не мог сказать с уверенностью, пострадали ли от его действий мирные люди или нет.
 Конечно, пострадали! Только здесь, в Сербии, Хейли понял, что не бывает войны, без человеческих жертв, и что самое страшное без жертв невиновных, без жертв из числа простого народа. Иного быть не может. А, следовательно, Хейли такой же убийца, как и его бывшие боевые товарищи. Там, в Ираке, он этого не понял, и лишь здесь в Югославии, во время своего первого вылета, понял, что стрелять придётся по жилому дому.
 А что было бы, если бы он этого не понял? Или попросту не задумался? Ответ ясен, он точно также бы пускал ракеты в этот город, твёрдо уверенный, что выступает на стороне справедливости.
 Вот что мучило Хейли, его прошлые «подвиги». Здесь он остановился, вернее, какой-то внутренний голос его остановил, но что было раньше? Кровь невинных на его руках, да и вообще всех остальных. Нет, Хейли решительно не годится для того, чтобы быть солдатом. Солдат не должен задаваться подобными вопросами, а Хейли задавался.
 И что теперь ему делать, как заглушить голос совести внутри себя? Многие, на месте Хейли, просто ударились бы в запой, или стали бы употреблять наркотики, чтобы заглушить этот внутренний голос, который задаёт вопросы, на которые у Хейли нет ответов.
 Но Хейли был человек иного склада. Он предпочитал сохранять трезвую голову, ибо знал, что алкогольное или наркотическое опьянение, оно временно, и рано или поздно прекратится. От реальной жизни и от самого себя не уйдёшь.
 Вот что ужасно! От себя не уйдёшь. Когда человек выходит из запоя, он видит, что ничего не изменилось вокруг, всё осталось прежним, и даже более того, ему стало ещё хуже. И тогда человек отправляется в новый запой.
 Но это тупик. И Хейли это прекрасно понимал. Поэтому, он даже и помышлял о том, чтобы напиться или начать употреблять наркотики.
 Но и что делать дальше, Хейли не знал.
 Его угнетало, к тому же и то, что благодаря поддержке НАТО, албанские сепаратисты почувствовали полную безнаказанность для себя, и их неутолимая агрессия вылилась в то, что они стали совершать набеги на мирных жителей Косова. Были засвидетельствованы многочисленные случаи осквернения храмов, убийства священников и прихожан. Изуверства фанатиков не знали границ, и никто из представителей НАТО не осудил их действия, а даже наоборот, НАТО всячески их оправдывало.
 А разрушенная клиника? Боже ты мой, НАТО осмелилось заявить, что это было ошибкой разведданных! Какая наивность, какая наглость, заявлять подобное. Уж Хейли то знал цену таким словам. Пилотам и знать не положено, что именно они уничтожают. Так было и в его случае. Ведь ему тоже сказали, что на крыше здания расположены установки ПВО. Никто же не думал, что Хейли окажется таким дотошным, и сумеет разглядеть в базе противника лишь простой жилой дом, с ничего не подозревающими жителями.
 А попытка уничтожить православный храм, это тоже была ошибка? Разве можно затрагивать религиозные святыни чужого народа! Ведь это уже не борьба за свободу и независимость, это уже покушение на национальные достоинства народа.
 Во всём этом Хейли видел лишь преступления, не подающиеся никакому оправданию.
 
 После разгрома клиники, выживших больных развезли по уцелевшим больницам. Кустурица тоже был помещён в одну из них. Правда его дела быстро шли на поправку, и уже через несколько дней он был выписан из больницы.
 Какие чувства он испытывал к Хейли? Трудно сказать. Одно можно было сказать с уверенностью, ему было жалко иноземца. И честно говоря, Кустурица хотел, чтобы Хейли уехал бы куда-нибудь подальше из их страны, где бы смог зажить нормальной спокойной жизнью. По мнению Велемира, если Хейли и был виновен в том, что служил в НАТО, то он уже сам себя наказал. Видит Бог, никто не сможет наказать Хейли больше, чем он наказал себя сам.
 Самый страшный суд – это суд совести, и Хейли сам себя осудил. Он не оправдывал себя, не считал невиновным, а значит, и наказал себя сам. Но была грань, за которую нельзя было заступать, а Кустурица боялся, что Хейли её переступит. Этой гранью было самоубийство.
 Душевные мучения Хейли были настолько сильны, что он находился на грани нервной депрессии, которая граничила рядом с полной апатией. В такой ситуации человек способен на самые непредсказуемые поступки.
 Кустурица, также как и Марьяна считал, что лучшим выходом для Хейли была бы добровольная сдача американскому консульству. Но сам Хейли так не считал. Может быть, лишь пока.

 Рокоча гусеницами, по улицам двигалась бронетехника российской армии. Радостные крики приветствовали союзников. По улицам бежали многочисленные толпы жителей Косова, встречающих русских. Некоторые женщины, с плачем, готовы были на ходу забраться прямо на танки.
 - Спасители вы наши! Спасители! – кричали они, утирая с лиц слёзы.
 Солдаты чувствовали себя польщенными. Они тоже всячески старались выказать своё расположение к сербским жителям, которые забрасывали их цветами и наперебой подносили венки.
 Техника двигалась очень медленно, иначе было и невозможно, без того, чтобы не передавить людей. Некоторые сербы всё же сумели забраться на бронетехнику, и братались с солдатами. Они объяснялись на сербском языке но, учитывая схожесть произношения некоторых слов, русские солдаты прекрасно их понимали.
 Наконец спецназ добрался таки до места своего назначения, и тогда толпа буквально окружила его со всех сторон. Некоторых солдат жители стали даже подбрасывать в воздух.
 - Хватит, братцы, хватит! – кричал, смеясь, командир отряда.
 - Спасители вы наши! Спасители! Покажите вы этим поганым оккупантам! Защитите нас! Посмотрите, что эти ироды натворили на нашей земле!
 К отряду пробивались люди с ящиками водки в руках. Какой русский солдат не пьёт.
 Солдаты заметно оживились, завидев водку.
 Командир, в чине полковника, пытался установить порядок и дисциплину. Сербы раскупоривали бутылки и наперебой подносили их солдатам. Те, вопросительно, но с надеждой, смотрели на полковника.
 - Не более ста грамм на человека!
 Солдаты обрадовано принялись расхватывать бутылки.
 - Слышали, что я сказал? Не более ста грамм! Спецназу нельзя напиваться.
 Наряду с водкой, жители преподносили и множество закуски. Несли мясо, хлеб, колбасу.
 - Да мы же лопнем! – кричали солдаты. – Вы нас перекормите!
 К месту прибытия русской колонны, спешили бойцы сербской регулярной армии. Ведь им предстояло воевать вместе.
 Снова началось братание, на этот раз уже чисто солдатское. Шум и веселье были такими, что можно было подумать, будто у сербов был большой праздник. Да, впрочем, это и был для них праздник. Прибытие русских войск означало для сербов новую надежду, надежду на то, что наконец-то удастся выбить агрессора с родной земли.