Клуб анонимных неудачников. Глава 10

Пути господни неисповедимы. Эта церковная аксиома известна всем. Или почти всем. Она тверда как гранит, незыблема как первый закон Ньютона, проста как сибирский валенок и универсальна как металлический лом. Эта всеобъемлющая истина не принадлежит одной лишь церкви, она – достояние всего прогрессивного человечества. Её знают и любят во всех сферах общественной жизни. Умный политик пользует её для оправданий перед обманутым электоратом, учёный-практик прибегает к ней в том будничном случае, когда результаты опыта не совпадают с теоретическими выкладками, подгулявший супруг становится приверженцем этой идеи в момент тягостного объяснения с женой, и даже совсем ещё юное дитя, неуспевающий школьник, втолковывает сердитым родителям, листающим исчирканный красной пастой дневник, что его невиновность полностью доказывается упомянутой выше аксиомой. Фраза эта поистине спасительна и объясняет практически всё. Если бы не она, то миллионы странностей, называемых служителями культа божьим промыслом, а убеждёнными атеистами – простыми совпадениями, не поддавались бы никакому вразумительному объяснению. Да и как ещё – судите сами – возможно объяснить тот факт, что в одном неожиданном месте в одно и то же неурочное время оказались сразу четверо героев нашего повествования, чьи встречи до сих пор возможны были лишь в стенах клуба анонимных неудачников?

Этим чудесным местом стал известный всему городу Кузнечный рынок. И если присутствие на нём Веры Юрьевны Веснушкиной вполне оправдано её трудовой деятельностью, то появление подле её прилавка Петра Неглинского с Жанной вполне подпадает под действие рассмотренного нами закона «путей господних». И уж совсем нереалистичным выглядит столкновение с этой компанией Льва Геннадьевича Громовержцева. Однако, как ни странно это выглядит, такая встреча, тем не менее, состоялась, и без участия высших сил тут обойтись никак не могло.

- Походу, сегодня день незапланированных рандеву, - с ехидной ухмылкой заметила Жанна, ткнув локотком под рёбра своему бой-френду. – Сначала братец, теперь сестра…

Неглинский растерянно обвёл взглядом громоздкое пространство людского муравейника, коим представлялся в это время суток Кузнечный рынок.

- Что такое? – спросил он так, словно ожидал чего-то крайне неприятного.

- Верка, - коротко пояснила Жанна и бесцеремонно указала пальцем прямо в лицо торговки цветами. – Веснушкина.

- Фу, блин! – ужаснулся Пётр. – Пойдём скорее, пока она нас не накрыла.

Но было поздно. Вера Юрьевна уже поймала острым взглядом и идентифицировала соратников по клубу.

- А, ребятки! – сипло прокричала она с такой силой, что это могло бы показаться верхом неприличия, если бы не рынок, где такая громкость и фамильярность являются неотъемлемой частью локальной системы нравственных ценностей. – Подите же сюда! Ну, чё встали? Это же я, Вера Веснушкина!

- Всё, трындец, - понуро опустив косматую голову, резюмировал Пётр, - теперь уж не отделаемся…

- Придётся подойти, - тихо вздохнула Жанна. – Ну да ладно, всё в масть. Может, с травой поможет. Пойдём.

Молодые люди неспешно подошли к цветочному лотку.

- Деточки, какими судьбами? – радушно спросила Веснушкина и, не дожидаясь ответа, затараторила: - А у меня весь день – чистый голяк. Два букета, и те – хм! – ромашки! Даже на семечки себе не наработала. Тоска змеючая… А вы, стало быть, за продуктами?..

- Мы, стало быть, за травой, - хмуро произнёс Неглинский, брезгливо воротя лицо от потока слюнявых брызг Веры Юрьевны.

- Где тут травы купить можно? – спросила Жанна.

Веснушкина на миг заколебалась, поглядела в сторону прилавка со свежей зеленью, черемшой и маринованным чесноком, перевела взгляд на лица юных «соплеменников», и в зорких глазах торговки блеснул лукавый лучик понимания. В отличие от своего брата, Вера Юрьевна знала жизнь, и достаточно быстро поняла, о какой именно травке идёт речь.

- Есть хорошая травка, - конспиративно прошептала она. – У Ахмета. Постойте здесь, я сейчас позову…

Вера Юрьевна испарилась с магической ловкостью иллюзиониста, и почти тотчас же на сцену явился четвёртый из когорты «анонимных неудачников» – Лев Геннадьевич Громовержцев. Он приблизился к молодым людям со спины и, вопреки обыкновению, не выразил ни малейшего восторга от встречи с ними как с близкими знакомыми.

- Салют, коллеги, - промычал он бесстрастно. – Решили прошвырнуться по рынку?

Неглинский вздрогнул всем телом и, повернув голову, тупо уставился на Льва Геннадьевича.
Жанна тоже удивилась, но быстро взяла себя в руки.

- Громов, вы-то откуда свалились?

- Ниоткуда. Просто шёл мимо, - неохотно сообщил Громовержцев – так, словно был совсем не рад встрече и даже как будто несколько стеснён этим обстоятельством.

Жанна поглядела на него с пристрастием. Что-то в облике рыжеусого чудака встревожило девушку. Да и мудрено ли? Анонимные неудачники были приучены самим Громовержцевым видеть в нём язвительного весельчака, этакого беспощадного сатира, сардонического насмешника с острым языком, точно и больно жалящим всех подряд, не признавая авторитетов. Сейчас же от безжалостного сатира не осталось и следа. Громов был как будто чем-то подавлен, озорные глаза его лишились прежней живости и задора, лицо приобрело болезненный пепельный цвет, и даже уникальные усы потеряли привычную пушистость.

 - Что с вами, Громов? – с беспокойством спросила Жанна (в глазах девушки мелькнул огонёк материнского сочувствия). – Чё за кисляк на фэйсе? Чё стряслось-то?

- Наверно, просрал свои миллионы, - презрительно хмыкнул Неглинский, которого неожиданное внимание Жанны к усатому чудаку сильно раздражило.

- Ошибаешься, мальчик, - менторским тоном изрёк Громовержцев. – Всё гораздо хуже…
- Что же может быть хуже? – искренне удивился Пётр.

- Это даже прикольно, - оживилась Жанна.

Лев Геннадьевич поморщился, словно от зубной боли, - видно было, что рецидив самоанализа вредит его нервной системе. Однако, как ни неприятны были ему тяготившие душу мысли, стремление к облегчению внутренних терзаний диктовало необходимость освободиться от груза переживаний. Громову органически необходимо было поделиться своими страданиями с кем угодно – из тех, кто готов был выслушать и, возможно, посочувствовать. Впрочем, на сочувствие Петра и Жанны он особенно не рассчитывал, но за возможность излить душу ухватился цепко.

- Всё эти проклятые деньги! – сообщил он юным слушателям с надрывом. – От них, проклятых, не так-то просто избавиться. Впрочем, вам не понять. Молоды больно… Но и не надо. Я вам скажу, а вы, если хотите, думайте… Вцепились в меня как репей, черти окаянные – не стряхнуть, не вырвать с корнем!

- Это вы о ком? – севшим голосом произнёс Неглинский.

- Да о них, чертях, о моих миллионах! – в сердцах воскликнул Громовержцев.

- Тише вы, - шикнула на миллионера Жанна, - раскудахтались тоже. Тут не место… Грабанут ещё, чего доброго.

- Чёрта с два, - недобро осклабившись, заявил Лев Геннадьевич. – Эти проклятые деньги – словно заколдованные. Ни хрена от них не избавиться. Уж чего я только не пробовал: и в автоматы, и в рулетку, и в блэк-джек, - бесполезняк, только прирастают! С отчаяния даже билетов лотерейных купил сто штук. И что вы думаете?

- Что? – сглотнув слюну, тихо спросил Пётр.

- Выиграл! – обличительно сообщил Громовержцев. – Самое смешное, даже лохотронщиков кинуть умудрился, несмотря на всю полную невозможность такого аттракциона.
Представляете? В самый разгар кидалова, когда думал, всё – ободрали как липку, налетели менты, всех повязали, а тётка, которая разводящая, с перепугу всю пачку денег мне в руки сунула, и – тягу. Я потом пересчитал: на четырнадцать штук поднялся. Вот так-то, братцы. Мистика проклятая, как будто кто заговорил меня, околдовал лютыми заклинаниями.

- Меня бы кто так околдовал! – завистливо пробасил Неглинский.

В отличие от поэта, Жанна отнеслась к горю миллионера с заметным участием.

- Может, вам стоит заняться благотворительностью? – предложила она. – Есть такая фишка у богатых бездельников – я знаю: когда капуста на мозг давит, а фантазии, как потратить, не хватает… Раздать лавэ нищим, например, беспризорникам там, или музыкантам. Или вообще, если уж так приспичило, в помойку – взять да и швырнуть, зажмурив глазки…

- Не смогу, - понуро признался Громовержцев. – Силы духа нету. Слабоволен.
Бесхарактерен. Не способен на подвиг… Вот Веснушкин, тот бы смог, – кристальной души человек! А я нет. Порочен от природы. Алчность руки связывает: на доброе дело широкого масштаба духу недостаёт… Пропащий я человек…

Неглинский, потрясённый философией Громовержцева, рефлекторно покрутил пальцем у виска. Жест этот не укрылся от печального взора миллионера.

- Думаешь, я чокнутый? – горько ухмыльнулся Лев Геннадьевич. – Напрасно. Я, может быть, рассудком во сто крат сильней тебя. Только вот взгляды на жизнь у нас разные… Не могут быть одинаковыми. Потому что жизнь мы прожили разную. Да ты, парень, ещё и не пожил. Что ты можешь знать о жизни-то?

- Ну, конечно, - хмыкнул Пётр презрительно, - вы профессор, а я так, погулять вышел…

- А ты, Петруш, не дерзи, - строго сказала Жанна, в голове которой быстро созрел прибыльный план. – Ты по сравнению с Громовым – сопляк малолетний. Хотя, чего от тебя и ждать-то? Одно слово: поэт.

Неглинский обиженно надул щёки и демонстративно отвернулся. Почти тотчас же перед ним выросла плотная фигура колоритного кавказца.

- Ты травку спрашивал? – почти без акцента спросил Ахмет, демонстрируя внушительный золотой блеск фиксатого рта.

Пётр опешил от неожиданности и потерянно произнёс:

- А где же Вера Юрьевна?

- Тебе трава нужна? – нетерпеливо переспросил Ахмет.

- Нужна! – быстро сориентировалась Жанна. – Петь, подвинься. Я договорюсь… Ой, Громов, не уходите, постойте! Вы мне нужны…

Любой эскулап – от сельского фельдшера, до академически подготовленного медика – скажет вам, что всякая депрессия, даже если она вызвана раздражением от навязчиво прирастающего личного капитала, нуждается в немедленном излечении. При этом методы достижения поставленной цели не имеют решающего значения: это может быть как медикаментозное лечение, так и психотерапия; подойдут исцеление травами и иглоукалывание; целебные источники минеральных вод, усиленные грязевыми ваннами, также не нанесут существенного вреда здоровью пациента; даже мануальная терапия вкупе с коррекцией кармы по методу цыганской гадалки добросовестно послужат доброму делу Гиппократа, если в итоге означенных усилий будет достигнут положительный результат. Лев Геннадьевич Громовержцев не страдал врождённым слабоумием, и прекрасно сознавал, что просьба Жанны о спонсорской помощи продиктована исключительно эгоистическими мотивами, и, тем не менее, отнёсся к этой идее не только с воодушевлением, но даже и с некоторой благодарностью. Для него это был шанс одолеть навалившуюся хандру. Возможность щедро и невозвратно истратить пусть малую, но всё же физически ощутимую часть ненавистных сбережений, являлась для него коротким, но твёрдым шагом на пути к духовному выздоровлению. Понимая всё это, страдающий богатством миллионер щедро потратился на закупку ахметовской марихуаны.

Однако этим дело не ограничилось. Поймав кураж, Громовержцев купил у Веры Веснушкиной все цветы и немедленно (в течение пяти минут) раздарил их дамам – посетительницам Кузнечного рынка. Самые роскошные букеты достались Жанне и самой Вере Юрьевне.

- Господи, - стыдливо утирая выступившую слезу, пробормотала Веснушкина, - мне ж отродясь цветов никто не дарил…

Порывшись в закоулках короткой девичьей памяти, Жанна успокаивающе произнесла:

- Между прочим, мне тоже, - и с укором посмотрела в болотистые глаза Петра Неглинского.

- Зато я стихи пишу, - в оправдание заметил поэт и стыдливо потупил взор.

Тем временем, миллионер вошёл в раж.

- Я предлагаю устроить пир! – сказал он воодушевлённо. – Этакую грандиозную попойку - в знак прощания с цивилизованным миром. Ведь все мы скоро окажемся на необитаемом острове, во власти природных стихий и изощрённого разума нашего председателя. Не думаю, что в арктической глуши нам представится случай совершить нечто подобное…

- Попойка это клёво! – одобрила идею Жанна.

- Завалимся в кабак? – оживился Неглинский.

- Зачем же в кабак? Кабак это пошло, - возразил Громовержцев. – Ещё нарвёмся на какую-нибудь рекламную акцию – опять денег не потрачу. Накупим лучше шампанского и рванём в наш клуб, прямо на такси, всем скопом, а? Какова идейка? То-то Луганский удивится! А Ксения? Вы представляете себе её скорченную физиономию, когда мы все насвинячимся до икоты, набузим, наблюём, набьём посуды и ещё чёрт-те что, может быть, натворим? Разве это не оттяг? Разве не праздник?

Вера Юрьевна заметно взволновалась.

- Но как же я? – растерянно запричитала она. – У меня же рабочий день ещё в самом разгаре…

- Верунчик, душечка, ну какой, к чёрту, может быть рабочий день! – хохотнул Лев Геннадьевич.

- В самом деле, у вас же товара не осталось, - поддержала миллионера Жанна.

- Ой, и правда… Но мне же надо сдать выручку… Да и не могу я вот так просто уйти средь бела дня. Меня ж хозяин уволит…

- И пускай, к лешему, уволит! – твёрдо решил Громовержцев. – Всё равно нам на остров ехать…

Веснушкина заколебалась. Аргументы соратников мало-помалу въедались в подкорку её женского мозга, склоняя чашу воображаемых весов в авантюрную сторону. Вера Юрьевна трусливо отгоняла от себя всякие мысли, справедливо опасаясь того, что логическое мышление неизбежно приведёт её к потере насиженного рабочего места. Она боялась принять взвешенное решение и, словно ища поддержки своим сомнениям, просительно взглянула на Неглинского.

- А чё тут думать? – пожал плечами Пётр. – Закатим отвальную по всей программе, как в путёвой тусне! Так принято…

Оснований для дальнейшего сопротивления у Веснушкиной не осталось.

- Ну, раз уж так принято… Ох, как-то на это всё посмотрит Мишенька? – вздохнула она обречённо, и одноклубники ясно осознали, что Вера Юрьевна смирилась со своей судьбой.

Перед появлением весёлой компании в клубе анонимных неудачников царило тягостное напряжение. Освобождение Ксении Леопольдовны из незаконного заточения было осуществлено в худших традициях позорной дипломатической практики. Веснушкин и Чириков, оставшись без поддержки зачинщика скандала, Зыкова, бесшумно отодвинули диван, подпиравший дверь туалетной комнаты, и трусливо спрятались в комнате психологической разгрузки. Леонид Максимович был уже там и с отрешённым, нарочито невинным видом, листал газету.

- Ну, что, - спросил он, пряча лицо за развёрнутой передовицей, - выпустили фурию?

- Уж молчали бы лучше, - сердито вздохнул Веснушкин. – Позор-то какой…

- Ха! – презрительно хмыкнул Зыков. – Ещё один правозащитник выискался! Слышь, Чириков, когда твой братец станет наконец депутатом, пусть возьмёт к себе в помощники Петрушкина. Из них преотличная парочка выйдет. Один будет болтать с трибуны про всеобщее равенство, а другой из-за спины сочувственные гримасы строить… Сионисты проклятые…

Михаил Юрьевич, не найдя слов, часто задышал. Чириков миротворчески улыбнулся.

- Господа, не будем ссориться, - предложил он. – Лучше давайте козла забьём. Михаил, вы в домино играете?

- Нет, - с сожалением вздохнул библиотекарь, - только в шашки, стоклеточные…

- Шашек нет, - заметил Чириков, - а домино есть. Я вас научу. В сущности, отличие небольшое.

- К чёрту шашки! К дьяволу домино! – взвился Зыков, который до сих пор не мог смириться с поражением в битве с происками Ксении Леопольдовны. – Единственное моё желание сейчас – напиться вдрызг. Такая тоска на сердце! Хоть волком вой.

- Напиться? – проявил заинтересованность Василий Васильевич. – Любопытная идейка…

- Я лучше в домино, - пискнул Веснушкин.

- Размазня, - буркнул Леонид Максимович, сильно наморщив свой мясистый нос. – Послал же бог компаньона… Что мы с ним на острове будем делать?

Михаил Юрьевич обиженно отвернулся. Душа его страдала. Разорившийся предприниматель совершенно разочаровал его, и теперь библиотекарю было нестерпимо стыдно за то, что он поначалу возносил Зыкова в своих мыслях до заоблачных высот и видел в нём будущего своего чуть ли не ближайшего друга. Как всё же бывает ложно первое впечатление! Леонид Максимович оказался на поверку злым, несправедливым и недалёким забиякой. В то же самое время Лев Геннадьевич Громовержцев, к которому Веснушкин при первой встрече испытывал странное чувство - смесь брезгливости и ужаса, - проявил массу положительных свойств души и казался теперь чуть ли не образцом благодетели. Про Виолетту Дмитриевну и вовсе страшно было думать – настолько велика была таящаяся в ней прекрасная загадка. В сущности, эти двое анонимных неудачников: Громов и Виолетта - и составляли для Веснушкина центр его Вселенной. Ради них, ну, ещё, быть может, ради сестры Веры Михаил Юрьевич и терпел сейчас общество не самых приятных ему особ. Терпел, страдал и тоскливо ждал появления в клубе хотя бы одного из своих героев.

Между тем, никем не замеченная, выбралась из заточения Ксения Леопольдовна. Не делая шума или какого иного публичного скандала, она прямиком направилась в кабинет председателя с твёрдым намерением выяснить всё об обстоятельствах своего незаконного ареста. Однако ожидаемого сочувствия в Луганском она не нашла. Иван Петрович, напротив, встретил секретаря холодно и, предложив сесть за свой письменный стол, возле телефона, попросил соединить его со спонсором.

Ксения Леопольдовна раздумывала недолго. Мрачный и решительный вид председателя не сулил ничего хорошего. Луганский был похож на взбешённого императора, до поры тщательно сдерживающего рвущиеся наружу эмоции. В этой обстановке Ксения сочла за благо не вступать с шефом в пререкания и без промедления выполнила полученное указание.

- Леонид Исаевич на проводе, – доложила она Луганскому и собралась было покинуть кабинет, но председатель остановил её, жестом пригласив сесть на стул.

Иван Петрович прижал к уху телефонную трубку и сдержанно поприветствовал спонсора, после чего незамедлительно перешёл в наступление:

- Уважаемый коллега, – дрожащим от негодования голосом произнёс он, взяв несвойственную себе высокую ноту, – прежде всего, хочу напомнить вам о том, что мы заключили с вами соглашение, в основе которого лежат принципы полного взаимного доверия… Да, спасибо… Я тоже… Однако, хочу заметить, ваше поведение кажется мне не вполне удовлетворяющим заявленным принципам сотрудничества… Именно так, Леонид Исаевич, именно так! – Луганский смахнул носовым платком пот с мощной своей шеи. – В чём? Ах, вы не догадываетесь! Коллега, своим упорным отрицанием вы лишь глубже увязаете в трясине лицемерной лжи. Вам нужны факты? Извольте. Вы тотально следите за мной, за всеми анонимными неудачниками. Вы прослушиваете и записываете на плёнку все разговоры в клубе. Да, это доказано! Для этих целей вы вероломно навязали мне своего троянского коня, эту вашу Ксению Леопольдовну, которая оплела шпионскими техническими средствами все помещения клуба. Она собирает информацию и тайно переправляет её вам… Да, считайте это доказанным! Её, можно сказать, поймали с поличным! Но хуже всего то, что сделал это не я. Если бы я – это бы полбеды. Но она со своими шпионскими действиями попалась на глаза наших подопечных. А это уже не шутки. Она вместе с вами, уважаемый коллега, поставила под угрозу срыва всю нашу комбинацию! Сознаёте ли вы это? Мне ужасных трудов стоило замять скандал…

На протяжении всего разговора Ксения с непроницаемым лицом сидела подле негодующего председателя, и лишь лёгкая, едва приметная дрожь в кончиках пальцев, покоящихся на крохотных коленках, выдавала охватившее её волнение. Впрочем, Луганский этой дрожи не заметил. Ему было не до того.

- Итак, я требую немедленно прекратить эту позорную практику! Прикажите своей протеже сей же час демонтировать всё шпионское оборудование. В противном случае я умываю руки! Да, вот так. Именно так!.. Да… Хорошо. Всего доброго… Ксения Леопольдовна, будьте любезны, возьмите трубку. Леонид Исаевич намерен дать вам некоторые ценные указания.

В этот момент по помещениям клуба разнеслась мелодичная трель дверного звонка.

- Кто-то пришёл, - ровным голосом сообщила Ксения.

- Я сам открою, - сердито рявкнул председатель. – Держите трубку!

Иван Петрович широким шагом покинул свой кабинет, не забыв для вескости громко хлопнуть дверью. На пороге клуба его поджидал очередной сюрприз.

- Ба! Да у нас новый швейцар! – развязно пошутил хмельной Громовержцев. – Иван Петрович, дайте я вас расцелую! Хотя нет. Принимайте лучше коробки. У вас сильные руки, а груз у нас решительно неподъёмный. Дамам тащить невмоготу, да и не по рангу, а Петруша – он всё-таки поэт, личность во всех смыслах творческая, то есть хилая. Так что вся надежда на вас.

- Лев Геннадьевич, - опешил председатель, - что вы ещё придумали?

- Не спорьте, выгружайте коробки. Мы задерживаем такси. Давайте, давайте. Я вас потом расцелую. Дамы, входите же, а не то, не ровен час, простынете на ветру-то… Петруша, заходи…