Дед Архип

 ДЕД АРХИП
 Отрывок из повести «Не очернить святое»


Дверь в палату открылась, и в проёме появился Андрей Бушуев, сельский участковый.
– Ну вот, половину Сошиных нашел, а остальные тоже здесь?
– Да, все здесь, а что случилось? – встревожилась Вера Ивановна.
– Да мне сказали, что вы все в больнице, а в окошке у вас свет.
– Там Валентина Маслова. Она помогает по хозяйству и готовит бульон. А почему тебя это встревожило, Андрей?
– Чужие люди на иномарках проехали в конец села.
– Ой, как бы беды не было, там же недалеко до кордона. Дед Архип обещал прийти, но что-то его нет.
– Кто это меня вспоминает? – раздался голос лесника за широкой спиной милиционера. – Дед Архип, раз обещал, то слово своё сдержит, он ещё никогда никого не подводил, – лесник отодвинул участкового, прошел в палату, удивлённо посмотрел на Анисимовну:
– Вот те на, ехал лечить Васильича, а она тут разлеглась! Паня, у тебя, нешто, в доме кровати нет, что ты сюда притопала? Или вспомнила молодость и захотела, чтобы я за тобой поухаживал? Хе, хе, хе! – Дед Архип устало присел на стул, осторожно поставил котомку на пол рядом с ногой.
– Ты всё балаболишь? Какой раз прибежал в село? Ты же не мальчишка, поберечь себя должен, – Анисимовна строго смотрела на лесника.
– Балаболю, балаболю. Вот и тебя пробалаболил – Васька первый к тебе подкатил на рысаке, да прямиком в сельсовет расписываться. А в село – то я сегодня в третий раз прикатил. Устал маленько.
– Ничего, ночуешь у нас. Скажешь соседке Валентине, что я велела, она тебе и откроет замок, если ушла.
– Нет, Паня, не могу я остаться. У меня же с осени прибавилось хлопот: как-то пошел на озеро половить рыбки. Только примостился на корягу, закинул удочку, как слышу выстрел. Прогремел он с противоположного берега. Я даже в сторону шарахнулся. Но всё затихло. Я присмотрелся и вижу мужика, который полез в воду, вытащил что-то чёрное, прикрепил к поясу и ушел. Думаю: кого же он подстрелил? А тут донёсся до меня какой-то писк. Я оставил свои удочки и направился на этот звук. Пробираюсь сквозь кустарники, сквозь камыши, то и дело прислушиваюсь, чтобы не спугнуть. И вот вижу недалеко от берега на кочке гнездо, осторожно приблизился к нему, а там два норчонка, совсем ещё глупые сосунки. Выходит, что их мамаша – норка отправилась порыбачить, а её в этот момент и подстрелили. Посадил я их в кепку и быстрее к удочкам: свернул всю свою рыбалку, а в садок вместо рыбы посадил норчат вместе с кепкой, и прямиком на кордон. Соорудил клетку для них и стал отпаивать лосиным молоком. Так они и прижились у меня, стали совсем ручными. Я только из дома, а они сразу голос подают. На зиму клетку поставил в сени. А сейчас я в избе оставил чужого мужика – вдруг обидит их?
– Откуда он взялся, Архип Григорьевич? – участковый подошел к леснику, присел перед ним на корточки.
– Сварил, значит, я бульончик. Да, Веруша, ты бы отнесла его Васильичу, а то я боюсь, что он остыл, пока я возился с этим супостатом, болесть его ни возьми. Как с неба свалился. – Дед Архип высвободил из котомки меховой мешок, в котором стояла трёхлитровая банка, заполненная золотистой жидкостью, бережно передал в руки Веры Ивановны. Та сразу заспешила из палаты, а он повернулся к участковому и удивлённо, с детской непосредственностью стал рассказывать:
– Ты понимаешь, Андрейка, вышел я, значит, на тропу, а в ста метрах лежит мужик. Я к нему: «Ты чего, мил – человек, разлёгся, так и вмёрзнуть в снег можно». А он стонет, охает: «Вот гулял по лесу, и спину прострелило». Ну, я его волоком затащил в избу, взгромоздил на скамью, натёр спину мазью, приказал лежать час, меня дожидаться, а по возвращении буду лечить, хворь выгонять.
– Дядя Архип, а ещё никого не заметил вокруг? – участковый покачал недовольно головой.
– Мне показалось, Андрейка, тени мелькнули за сараем. Это я когда бежал на лыжах, то мозги-то колесом крутились, все варианты проверял. Уж больно молодой да толстый он, чтобы свалиться, и ровнёхонько на тропинку рядом с избой. И опять же, глядя на ночь, кто гуляет по лесу? Ну, ты скажи, Андрейка, ты, глядя на ночь, пошел бы в незнакомый лес гулять? Вот то-то и оно.
– Не нравится мне это. Нельзя тебе, дядя Архип, туда возвращаться. Похоже, что они за твоим зверьём наведывались.
– И я так думаю, Андрейка.
– Архип, да ты не тужи, если и украдут, то опять съездишь к лесникам и привезёшь на развод. Самое главное, что ты остался цел, – Анисимовна старалась успокоить лесника.
– Ишь ты, какая прыткая, лёжа на кровати. Это тебе не двадцать лет назад, силёнки не те, да билет туда знаешь, сколько стоит? Я подсчитал, так выходит, что мне надо пять лет ни есть, ни пить, а только на билет собирать.
Пойду я, а то совсем темно будет. А ты, Паня, вставай, дурочку не валяй, чтобы завтра к моему приходу была на ногах.
– Так, дядя Архип, если не можешь остаться, то пойдём вместе. – Андрей встал, расправил тёплый свитер.
Дед Архип тоже поднялся, взял пустую котомку.
– Ну, ты, Андрейка, чудишь, право слово. Как я оставлю их одних, они же, как малые дети. Иногда ночью заберутся в избу и шастают, чего-то ищут. Я зажгу свет, а они встанут на задние лапки и стоят столбами, а лапы у них как у медведя. Я им насыплю ореховых ядрышек, они похрумкают и убегут. А тут одна барсучиха на сносях пропала, целый месяц на прогулку не выходит. А потом я обнаружил её в погребе в картошке. Она, вероятно, копала нору и прорыла её в погреб. Еле умудрился поднять: привязал корзину, постелил туда сенца, и она залезла. Да не одна, а с целым выводком в пять голов. А ты говоришь, оставить их одних. А у меня в клетках ещё четыре барсучонка – несмышлёныша сидят – их кормилицу собаки задрали. Она окотиться успела, но сама не выжила. А если эти супостаты погром устроили, вдруг какой пораненный, искалеченный найдётся? Нет, мне надо идти. А ты если хочешь присоединиться, то пойдём, посмотришь, кого это я затащил в избу. Но по всем видам, его и след замело. Я так тебе скажу, Андрейка: в прежние времена я ничего и никого не боялся, кроме разъярённых зверей. Но их я обходил стороной. Однажды от кабанихи как горный орёл взлетел на дерево. Просидел там часа три, пока она не наелась желудей и не увела свой выводок. А сейчас некоторые люди страшнее таких зверей. А всё потому, что насмотрятся по телевизору разных страшилок и идут применять на практике все увиденные приёмы. Как ни включишь телевизор, так только одно и слышишь: «Убили, взорвали». И такими елейными голосками, без микрона сочувствия. И сразу вслед скаковых баб выпускают – так и скачут галопом на мужиках, так и скачут. Один раз терпенье лопнуло, как шарахнул кулаком по телевизору, а он уже глубоким инвалидом был, так сразу в щепки и по винтикам. И моментально тишина и покой наступили. Я пришел к выводу, что телевизор стал нашим наипервейшим врагом, даже страшнее Гитлера. Ну и раскукарекался я. Пошли, Андрейка. Паня, если жив буду, то завтра приду.