По собственному желанию...

Золотая осень струится по городу. Листья летят с деревьев – даже чуть-чуть вверх, как птицы. Золотая сказочная осень плывет по Михайловскому саду, висит над павильоном Росси; ощущение невероятной красоты бытия захватывает все существо, и ты летишь, как кленовый лист, кружась, не разбирая дороги...

Беда в том, что меня катастрофически не устраивают люди как таковые. Я чужая им абсолютно, я прохожу сквозь них, я не в состоянии проникнуть в их жизнь. Это невозможно.
Знаете, чем я наслаждаюсь уже вторую неделю? Без конца пишу в конце своего философско-поэтического черновика: «Прошу уволить меня по собственному желанию с 14 сентября... Подпись. Число...» 14 сентября как раз завтра. Только я снова не уволюсь – не хватит сил (душевных – хоть отбавляй, мне просто деньги очень нужны). Деньги. Ха-ха. Мои три копейки.
Самое трудное – убедить людей в том, что тебе что-то безразлично. Мне безразлична моя работа. Я знаю, что могу положить заявление на стол начальству в любую минуту, и потому я так спокойна. Я в голос смеюсь над идиотизмом их «дел»: это же бред, если посмотреть свежим взглядом. Это неслыханная чушь, фарс, трагикомедия.
Я пью чай все рабочие часы напролет, потому что мне нечего терять и некуда спешить, потому что даже если я сяду за стол и буду усердно работать, это принесет миру пользы не больше, чем ковыряние в носу, а может, даже и меньше, потому как совершая последнее, можно философски размышлять.
Наступает вечер. Он зажигает лампы в чужих окнах и превращает тусклые обои в драгоценные гобелены.

«Прошу уволить меня к чертовой матери по собственному желанию по причине того, что я вопиюще бездарна...»

«Прошу уволить меня по собственному желанию в связи с изумительной безнадежностью всего этого мероприятия, называемого моей «работой»...»

Чай дымится. Я доедаю бутерброд, глядя в окно соседнего дома. Чтобы достать до его подоконника, на котором лежит растрепанный букет влажных коричневатых осиновых листьев, достаточно протянуть руку. Продолжаю писать призыв к свету и свободе:

«Прошу уволить меня наконец».

 «Прошу уволить меня по моему собственному дикому желанию прямо с сегодняшней ночи, сейчас же!» – нет, это уже ни в какие рамки не лезет.

«Прошу уволить меня по собственному желанию и положить конец всему этому нелепому фарсу...»

«Милостивый государь! Припадаю к ногам Вашим в смиренной мольбе уволить меня по собственному желанию согласно пункта 3 статьи 77 Трудового кодекса РФ...»

«Дайте же, дайте же мне наконец уволиться – хоть по моему собственному, хоть по Вашему желанию! Осознайте непреложную истину, которая заключается в том, что мне ровным счетом нечего делать на своем рабочем месте, что я никому не приношу ни грамма пользы, что пить чай я могу и дома, завернувшись в плед, что я могу преспокойно жить, не видя всех ваших мерзких рож...»

«Прошу – нет, умоляю! – уволить меня по собственному желанию»

Тук-тук. Войдите. Присаживайтесь.
– Здравствуйте...
– Добрый день. У вас ко мне дело?
– Да...
– Какое?
– Я прошу... Я прошу...
– Так что, что вы просите?
– Прошу уволить меня по собственному желанию.
– Заявление пишите, – бросил он.
Я боком присела к столу и, скрипя ручкой, криво написала заявление; расписалась. Прижав заявление к столу какой то книгой – иначе унесет осенний ветер, – я начала убирать из шкафов свои вещи: туфли, чашка, книги, пачка чая – все полетело в сумку. Через полчаса я открою дверь и навсегда уйду отсюда, и никогда больше не вернусь!
Директор, поставленным голосом, весомо и повелительно:
– Освободите, пожалуйста, тот стол от ненужных бумаг. Нам позвонили – завтра утром придет новый секретарь, нужно будет показать ей текущую работу...
Я освобождала стол, одновременно обдумывая, что я буду есть через неделю и когда меня вышвырнут из квартиры за неуплату. Вспомнила, как мечтала купить духи от Dior – те, сладкие и холодные, в зеленом приземистом флаконе. Потом без стука вошла в кабинет и забрала заявление.

Ночной город пах чужими духами и шавермой, и особым, божественным запахом метро, и на ступеньках этого самого метро сидел бомж с заплывшим синим глазом, ел сосиску в тесте и громко матерился.
На меня мчалась блестящая, как черная река, иномарка. Ее кошачьи глаза впились в меня. Я сделала шаг...
И наступила свобода.

Сентябрь-октябрь 2007 г.