Три женщины

              
        
 
На чердаках всегда так. Ощущение, что время здесь, на чердаке, остановилось и остановилось давно. Вот паутинки этому доказательство. Ничего здесь не меняется, даже воздух пахнет тем же запахом, что и десять лет назад.
       Чердак бабушкиного дома ничем не отличался от всех остальных чердаков: душно, запах лежалых вещей, и столб золотой пыли в лучах солнца, пробившейся сквозь грязные стекла подслеповатого окна, придавал чувство таинственности.
       
       Бабушки не стало. Бедная! Болезнь так изменила её лицо. Так трудно смириться с тем, что её больше нет. И как грустно будет продавать дом. С ним столько связано воспоминаний.

       Перебирая ящики с бесполезными на сегодняшний день, но такими нужными в прошлой жизни атрибутами, Саша с грустью думала о том, что родные, которых любишь, уходят, а вещи остаются, и не тронь их - будут лежать ещё очень долго...
Она искала папку с документами. Метрики о рождении бабушки не оказалось среди кучи бесполезных справок, и Саша решила поискать на чердаке.

В одной из коробок были сложены открытки поздравительные, датированные временем, когда её ещё и на свете не было. Поздравляю, желаю...
       "Может быть, сохранить?" Подумав, она решительно вывернула коробку в пластиковый мешок. Среди открыток увидела тетрадь. Бабушкин почерк. Саша открыла первую страничку. Самодельный конвертик из бумаги, в линеечку, приклеенный на обложке изнутри. C любопытством открыв конверт, увидела серёжку. Бабушкина серёжка! Серебряная, филигранной работы. Скромненькая и удивительно нежная. Сколько помнила себя Саша, бабушка носила их постоянно. До самой смерти деда...
С первых же строчек она поняла, что это личный дневник бабушки. Растерявшись, остановила чтение, испытывая неловкость, что заглянула в личное. Хотела было отложить в сторону, но любопытство победило...

       (Из дневника)
       Апрель 1962.
Пока не понимаю, зачем начала этот дневник. Наверное потому, что мне постоянно хочется произносить его имя. Андрей! Андрей! Андрей... Сегодня в институте, машинально написала его инициалы на запотевшем окне. Хорошо, что никто не увидел. Я не хочу этих взглядов и подмигиваний! Это моё и только моё... Никто не должен прикасаться... даже глазами читать его имя. Он мой! МОЙ! Мой Андрей! Это мои руки, с такой широкой и теплой ладонью. Это мои плечи, это мои губы... Я сейчас чуть не задохнулась, от горячей волны, которая промчалась от моих губ вниз, вниз, вниз по позвоночнику, и взорвалась ниже поясницы. Как шаровая молния. Что со мной??

 Апрель.
Не писала несколько дней, мы ездили в деревню, к его тетке. Он копал колодец. Я сидела в саду, за столом, покрытым старой клеёнкой. В тарелке горой лежала белая черешня. Она совсем не белая, янтарная, теплая от солнца. Мне безумно захотелось поцеловать его... Его спина в капельках пота, руки, черенок лопаты: вниз-вверх. Вниз-вверх. Почему считают, что у мужчины должны быть огромные мышцы? Андрей не атлет, он просто, он просто... Господи! Как я люблю его.
       ...
Саша читала с нарастающим волнением, почувствовав умиление по отношению к бабушке в образе, в котором она не знала её, и чувство жалости к деду, который слишком рано ушёл из жизни. Сейчас люди намного дольше живут. Она смутно помнила его лицо, но руки, знакомые по детской памяти, помнила хорошо - они
рисовали смешные картинки, и как радостно было нестись к нему в объятья.
Дедуха Андрей! Когда заболел, долго лежал в больнице. Бабушка каждый день ходила туда, а Сашу оставляла с соседкой. До сих пор обидно! Почему бабушка не брала её с собой?
       Когда его хоронили, бабушка сняла с левого уха серёжку и положила её в лацкан пиджака. Дед лежал в костюме, который был куплен на их серебряную свадьбу. В тот день бабушка и получила от него серьги в подарок.
       Саша помнит, как мама удивилась, и где-то даже засмущалась перед людьми, стоявшими вокруг могилы...
       - Господи! Мама!- прошептала Татьяна.- Вечно ты со своими выходками! Как из племени Джумбо-Бумбо. Ты бы ещё его удочку с ним положила!

       Перебравшись к окну, Саша присела на какую-то коробку, пыталась справиться со слезами, которые мешали читать.

       (из дневника)
       Сентябрь.
Я чувствовала, я ждала, я даже боялась писать в дневник, чтобы не спугнуть это чувство ожидания и уверенности. Завтра свадьба. Я не переживаю, всё будет хорошо; пусть только поскорее всё это пройдет, и я буду с ним. Только он и я. Я закрою дверь. Закрою на ключ. Он мой. Я его никому не отдам. Люблю...

       Ноябрь.
Как долго тянется рабочий день. Я довольна своей работой. Мне нравится копаться в цифрах, составлять сметы. Я очень организованна и исполнительна. Но так тяжело дожидаться конца рабочего дня. Вот ещё три минуты, и я выскочу за дверь, до угла, троллейбус, лифт. Кухня. Я нарежу салат. Услышу его шаги. Моё сердце медленно перевернется с боку на бок, как тюлень, с какой-то сладостной истомой и от звонка грохнется вниз: Пришел!
       ...

       Саша знала, что бабушка в молодости работала бухгалтером. Но ей никогда не приходило в голову представить себе её молодой, работающей где-то в конторе. В памяти осталась бабушка у плиты, за стиркой, за штопкой носков и за чтением Сашеньке книги. Дед приходил к вечеру с завода, на котором он занимал пост заместителя директора, и бабушка тут же откладывала книгу в сторонку и отсылала Сашу поиграть во двор.
       - Иди-иди, - говорила она, - я деда кормить буду.
Саше хотелось висеть у деда на шее и взвизгивать, когда он делал вид, что сейчас вот-вот упадёт. Она сердилась на бабушкин приказной тон и нехотя уходила на улицу.

       (из дневника)
       Февраль 1964 г.
       Давно не делала записей. Тошнота не дает покоя. Эта липкая испарина после каждого приступа, раздражает меня. Мне хочется, чтобы его рука, холодная с мороза, легла ко мне на лоб, но я стесняюсь этой липкости и злюсь. Опять приходили его друзья. Мне было радостно смотреть на его лицо. Он был возбужден и улыбался, шутил. Мне было радостно, и в то же время я сжималась от ревности. Не надо класть голову ему на плечо! Отойди! НЕ прикасайся к его рукам! Мне безразлично, что вы знакомы всю вашу сознательную жизнь. Да уходите же поскорее. Он мой!

       Декабрь 1964 г.
Я сцеживаю молоко: каждый день, каждый час. Грудь наполняется новой тяжестью, и так без конца. Какое-то раздвоение: Моё второе "я" наслаждается материнством, любуется дочерью, задыхается от нежности к ней... Я искоса наблюдаю за ним. Он умело пеленает её, эту маленькую женщину, и сколько любви, нежности в его взгляде, обращенном к ней. Он не отрывает глаз от неё, его руки гладят её головку, и сколько любви... О! Сколько любви в движении его рук! Это он дал ей имя - Татьяна. Я не в восторге. Каждая вторая девочка - Таня, но он настоял... Ну, оглянись! Ну, ответь мне взглядом. Мне больше ничего не нужно, только увидеть в твоих глазах любовь ко мне...
       ...

"Это она о маме пишет!"- всколыхнулась Саша.
Она вспомнила черно-белое фото, где дедуха на крыльце роддома держит маму на руках, прижимая её к груди, и у него обалдело-счастливое лицо. Бабушка в профиль, и глаза устремлены на него И только сейчас Саша вдруг поняла, что её удивляло в этом взгляде каждый раз, когда рассматривала фотографию: бабушка смотрела на руки деда, натянувшись. как струна, и даже в профиль была видна её настороженность во взгляде и едва заметная растерянность. Так смотрит старший брат на младшего, который (счастливчик) обнимает отца за шею. Какая-то легкая обида и ревность были во всей позе бабушки.

"Интересно! А кто у меня родится? Мальчик или девочка?" - отвлеклась Саша.
Она понимала, что об этом ещё рано говорить, она даже замуж ещё не вышла. Она выскочила бы хоть завтра, но Мишка почему-то тянет с предложением. У Саши заколотилось сердце. Он обещал быть на похоронах. Только бы мама вела себя нормально и не щурила бы брезгливо глаза. Она не понимает! Я люблю его!

Она листала тетрадь, почти не читая, уже уверенная ,что ещё не раз вернется к ней+

       Опять о маме:
       Весна. Май. 1985 г.
Татьяна совсем ополоумела от своей влюбленности в этого Миклуху-Маклая. Он её замуж зовёт. Пока не могу понять, рада я или нет. Как быстро время летит! И когда она успела вырасти? Но мне совсем непонятна ревность Андрея. У меня такое впечатление, что если бы она ещё лет десять не выходила замуж, то его бы это устроило. Почему отцам так тяжело расставаться с мыслью, что дочь, его маленькая девочка, принадлежит только ему?

       Июль 1985 г.
Ты всё такой же красивый. Этот новый костюм тебе к лицу. Какая чудесная была свадьба! Сколько растерянности в твоих движениях, когда ты прощался с ней у такси. Чуть не забыли сумку с вещами. Когда молодые уехали, ты стоял растерянно в гостиной, не зная на чём остановить свой взгляд и, встретившись с моим, подошел и обнял меня... Я прятала лицо, интуитивно понимая, что ты не поймешь моей радости - а я, как будто сбросила треть жизни с плеч, и мысль - "мы снова вдвоём, только вдвоём" - заставляла моё сердце выскакивать из груди...
       ...

Саша, вспомнив как страшно скучала по родителям, которые уехали на пять лет на Север и оставили её с дедом и бабушкой, по привычке закусила губу от обиды.
       - Они едут, они едут за деньгами! - шутливо напевал дед, вальсируя с Сашей на руках. - Аа мы с Санькой посидим и подождеёёёмм...

К пяти годам она понимала, что бабушка - это бабушка, а мама далеко.
Она так и не сумела забыть детскую горесть и всегда, в минуты обид и ссор с матерью, вспоминала об этом.

       Саша спустилась с чердака, прихватив с собой дневник и сережку, порылась в книжном шкафу и обрадовалась, наткнувшись на конверт с документами, где лежала бабушкина метрика о рождении, которую она уже отчаялась найти. Пройдясь глазами по корешкам книг, улыбнулась сказкам Андерсена; увидела фотоальбом, вытащила его из пыльного ряда и положила на стол.
       Она всё ещё не могла успокоиться от нахлынувших чувств и радовалась тому, что никого нет и она читает эту тетрадь без свидетелей. Ей так хотелось посмотреть фотографии - отражение, "вехи" жизни её семьи. Выцветший, некогда темно-зеленый, бархат был мягок на ощупь. Рисунок под золото (четыре виньетки по краям) придавал ему античный вид.

       Саша пробежала глазами несколько фотографий: вот мама, маленькая, в кудряшках, у деда на руках и бабушка в какой-то нелепой шубке, руки в муфте. Вот мама с бабушкой на диване рядом, с восторгом обе глядят на дедуху в костюме Деда Мороза. А вот мама совсем крошка - в пуховом одеяле с пододеяльником, отороченным кружевами...

       (из дневника):
"Какой чудесный ребенок! Все говорят - она похожа на меня! Я таю от нежности; какое-то новое, неизведанное чувство, которое приносит новую, неизведанную радость. Ловлю себя на том, что у меня абсолютно не хватает времени на Андрея. Вместе с усталостью приходит какое-то чувство досады, что я так редко бываю с ним наедине. Иногда бывает какое-то подспудное желание завернуться с ним в кокон, где ОН и Я, а весь мир "извне". Но Татьяна заплачет, и я лечу к ней, с тревогой и лаской".
       
       Положив альбом на колени, Саша посмотрела в окно. С нарастающим удивлением поняла, что бабушка безумно любила деда. Сейчас она, Саша, сама взрослая и по уши влюблена в этого лопоухого Мишку, от которого мечтает родить ребенка. Вчера в ссоре с матерью это было её аргументом: раз хочу от него ребенка - значит люблю... Мама саркастически ухмыльнулась:
       - Я тоже радовалась твоему рождению, но тем не менее мы с отцом разошлись.
Саша выбежала из квартиры, хлопнув дверью. По дороге она мысленно прокручивала слова матери, пряча заплаканное лицо от прохожих:

      - Я старалась быть хорошей женой! - голос матери дрожал от обиды. - Я понимаю, что, видимо, слишком зациклилась на тебе. Наверное, чувство вины заставляло меня заниматься только тобой. Этот чертов Север украл у меня твой возраст, с года до шести, самый сладкий, самый интересный. А ты всё равно любила только деда. А твой папочка поскакал, как кролик, в пасть к этой очковой змее с двумя дипломами.
     - Ты помнишь, как мы их увидели в парке? Она глаз с него не сводила - гипнотизировала! А сейчас, когда я осталась совсем одна, когда мама ушла из жизни, ты придумала какую-то бешенную любовь к этому недоучке+
Саша осталась ночевать у подруги и долго не могла уснуть в чужой квартире, глотая слёзы жалея себя и обвиняя мать в эгоизме.   
       
Поставив чайник на плиту, она разыскала заварку и, увидев надтреснутую чайную чашку, подержала её в руках. Дедухина! Чашка всегда стояла в шкафу, уже несколько лет. "Нужно не забыть забрать чашку с собой", - подумала Саша.

Следующая запись была без даты:

       Мы назвали её Александрой.
Ты держишь малышку у себя на груди. Седина не портит тебя. Наоборот! Я давно не видела тебя таким нежным и счастливым. Ты ведешь себя как все новоиспеченные дедушки. Таня с улыбкой прошептала мне на ухо:
      - Ты посмотри на папу, он просто неотразим в своей роли!
      - Он похож на старого деда! - ответила я. Испугавшись, оглянулась к Татьяне - не увидела ли она моей саркастической ухмылки. Я забрала Сашу из его рук. - Её пора спать укладывать!
Я ничего не могу с этим поделать. Моя любовь к нему - чувство, которое не терпит гармонии объединения с окружающим миром. Это тайна моя необъяснимая. Мой! Ты же мой! Как мне больно.

Саша осторожно закрыла тетрадь...

       Вечером, помирившись, они сидели на кухне, и Саша заново перечитывала вслух дневник. Таня плакала и по-бабьи всхлипывала от переполнявших её чувств... Вспоминали бабушку, когда болезнь ещё не свалила её в постель. Татьяна подержала серёжку мамину на ладони и нежно погладила её.
И говорили о деде.
         - Помнишь, когда мы ездили на спектакль и ждали троллейбус целый час?- спросила Татьяна. - Было холодно, мы все озябли, и дед согревал твои руки своим дыханием? На тебе были варежки, а я забыла свои перчатки дома. Я, как ребенок, обиделась на отца и ревновала его в эту минуту к тебе...Ты представляешь?! Какой идиотизм!! Это было секундное, но я поймала себя на этом. Ты, Сашка, стояла такая взрослая, красивая, молодая женщина! Мне в эту долю секунды не приходило в голову, что ты моя дочь, что ты его внучка... И это чувство ревности очень удивило меня и заставило устыдиться.

         - А помнишь, помнишь в Одессе, - перебила её Саша,- когда мы ездили к тетке в гости, все вместе, кроме отца...
         - Да! Да! Помню, мы смотрели "Лебединое озеро"! - с радостью вспомнила Татьяна.
         - А кстати, где он был в то время? Почему его не было с нами?
         - Помогал очковой змее готовиться к диссертации,- саркастически ответила Таня.
Саша грустно кивнула в подтверждение. Она так и не успела привыкнуть к своему отцу и привязаться к нему, но чувство обиды и обделенности привычно царапнуло сердце.
        - Да бог с ним! Пусть себе живет! - ответила Саша и продолжала:- Ну, так вот, мы все были такие нарядные, и дед смотрел на тебя, мама, с восхищением и говорил, что ты затмеваешь "променадную толпу". Я чуть не разревелась от обиды и сказала бабушке с досадой: "Я хотела надеть синее, с кружевным воротничком, а ты мне посоветовала красное!" А бабушка поджала губы и ответила: "Мы обе прогадали в своём выборе".
       
Они сидели за кухонным столом и впервые за долгое время глядели друг на друга с пониманием и любовью; они чувствовали такую близость и одновременно сакральность памяти, которая объединяла их, была такой индивидуальной, личной.
Мать и дочь - две женщины сидели в обнимку и с нежностью шептались о бабушке, о третьей, о том, что её больше нет и как, КАК!! они не замечали раньше эту сумасшедшую любовь её к мужу, к отцу, к деду.

       Утром, торопясь на кладбище, они обрадовались солнышку, выглянувшему с какой-то застенчивостью из-за туч.
       - Хорошо, когда на похоронах солнышко!- сказала Таня, и Саша согласилась и вздрогнула, увидев Мишку, ожидающего их у входа. "Пришел! И только бы мама..."

Народу было мало: дальние родственники и несколько соседей. Перед тем как закрыли гроб Татьяна, постояв рядом с матерью, достала из сумки серьгу и положила её под правую ладонь сложенных рук.







 
На чердаках всегда так. Ощущение, что время здесь, на чердаке, остановилось и остановилось давно. Вот паутинки этому доказательство. Ничего здесь не меняется, даже воздух пахнет тем же запахом, что и десять лет назад.
       Чердак бабушкиного дома ничем не отличался от всех остальных чердаков: душно, запах лежалых вещей, и столб золотой пыли в лучах солнца, пробившейся сквозь грязные стекла подслеповатого окна, придавал чувство таинственности.
       
       Бабушки не стало. Бедная! Болезнь так изменила её лицо. Так трудно смириться с тем, что её больше нет. И как грустно будет продавать дом. С ним столько связано воспоминаний.

       Перебирая ящики с бесполезными на сегодняшний день, но такими нужными в прошлой жизни атрибутами, Саша с грустью думала о том, что родные, которых любишь, уходят, а вещи остаются, и не тронь их - будут лежать ещё очень долго...
Она искала папку с документами. Метрики о рождении бабушки не оказалось среди кучи бесполезных справок, и Саша решила поискать на чердаке.

В одной из коробок были сложены открытки поздравительные, датированные временем, когда её ещё и на свете не было. Поздравляю, желаю...
       "Может быть, сохранить?" Подумав, она решительно вывернула коробку в пластиковый мешок. Среди открыток увидела тетрадь. Бабушкин почерк. Саша открыла первую страничку. Самодельный конвертик из бумаги, в линеечку, приклеенный на обложке изнутри. C любопытством открыв конверт, увидела серёжку. Бабушкина серёжка! Серебряная, филигранной работы. Скромненькая и удивительно нежная. Сколько помнила себя Саша, бабушка носила их постоянно. До самой смерти деда...
С первых же строчек она поняла, что это личный дневник бабушки. Растерявшись, остановила чтение, испытывая неловкость, что заглянула в личное. Хотела было отложить в сторону, но любопытство победило...

       (Из дневника)
       Апрель 1962.
Пока не понимаю, зачем начала этот дневник. Наверное потому, что мне постоянно хочется произносить его имя. Андрей! Андрей! Андрей... Сегодня в институте, машинально написала его инициалы на запотевшем окне. Хорошо, что никто не увидел. Я не хочу этих взглядов и подмигиваний! Это моё и только моё... Никто не должен прикасаться... даже глазами читать его имя. Он мой! МОЙ! Мой Андрей! Это мои руки, с такой широкой и теплой ладонью. Это мои плечи, это мои губы... Я сейчас чуть не задохнулась, от горячей волны, которая промчалась от моих губ вниз, вниз, вниз по позвоночнику, и взорвалась ниже поясницы. Как шаровая молния. Что со мной??

 Апрель.
Не писала несколько дней, мы ездили в деревню, к его тетке. Он копал колодец. Я сидела в саду, за столом, покрытым старой клеёнкой. В тарелке горой лежала белая черешня. Она совсем не белая, янтарная, теплая от солнца. Мне безумно захотелось поцеловать его... Его спина в капельках пота, руки, черенок лопаты: вниз-вверх. Вниз-вверх. Почему считают, что у мужчины должны быть огромные мышцы? Андрей не атлет, он просто, он просто... Господи! Как я люблю его.
       ...
Саша читала с нарастающим волнением, почувствовав умиление по отношению к бабушке в образе, в котором она не знала её, и чувство жалости к деду, который слишком рано ушёл из жизни. Сейчас люди намного дольше живут. Она смутно помнила его лицо, но руки, знакомые по детской памяти, помнила хорошо - они
рисовали смешные картинки, и как радостно было нестись к нему в объятья.
Дедуха Андрей! Когда заболел, долго лежал в больнице. Бабушка каждый день ходила туда, а Сашу оставляла с соседкой. До сих пор обидно! Почему бабушка не брала её с собой?
       Когда его хоронили, бабушка сняла с левого уха серёжку и положила её в лацкан пиджака. Дед лежал в костюме, который был куплен на их серебряную свадьбу. В тот день бабушка и получила от него серьги в подарок.
       Саша помнит, как мама удивилась, и где-то даже засмущалась перед людьми, стоявшими вокруг могилы...
       - Господи! Мама!- прошептала Татьяна.- Вечно ты со своими выходками! Как из племени Джумбо-Бумбо. Ты бы ещё его удочку с ним положила!

       Перебравшись к окну, Саша присела на какую-то коробку, пыталась справиться со слезами, которые мешали читать.

       (из дневника)
       Сентябрь.
Я чувствовала, я ждала, я даже боялась писать в дневник, чтобы не спугнуть это чувство ожидания и уверенности. Завтра свадьба. Я не переживаю, всё будет хорошо; пусть только поскорее всё это пройдет, и я буду с ним. Только он и я. Я закрою дверь. Закрою на ключ. Он мой. Я его никому не отдам. Люблю...

       Ноябрь.
Как долго тянется рабочий день. Я довольна своей работой. Мне нравится копаться в цифрах, составлять сметы. Я очень организованна и исполнительна. Но так тяжело дожидаться конца рабочего дня. Вот ещё три минуты, и я выскочу за дверь, до угла, троллейбус, лифт. Кухня. Я нарежу салат. Услышу его шаги. Моё сердце медленно перевернется с боку на бок, как тюлень, с какой-то сладостной истомой и от звонка грохнется вниз: Пришел!
       ...

       Саша знала, что бабушка в молодости работала бухгалтером. Но ей никогда не приходило в голову представить себе её молодой, работающей где-то в конторе. В памяти осталась бабушка у плиты, за стиркой, за штопкой носков и за чтением Сашеньке книги. Дед приходил к вечеру с завода, на котором он занимал пост заместителя директора, и бабушка тут же откладывала книгу в сторонку и отсылала Сашу поиграть во двор.
       - Иди-иди, - говорила она, - я деда кормить буду.
Саше хотелось висеть у деда на шее и взвизгивать, когда он делал вид, что сейчас вот-вот упадёт. Она сердилась на бабушкин приказной тон и нехотя уходила на улицу.

       (из дневника)
       Февраль 1964 г.
       Давно не делала записей. Тошнота не дает покоя. Эта липкая испарина после каждого приступа, раздражает меня. Мне хочется, чтобы его рука, холодная с мороза, легла ко мне на лоб, но я стесняюсь этой липкости и злюсь. Опять приходили его друзья. Мне было радостно смотреть на его лицо. Он был возбужден и улыбался, шутил. Мне было радостно, и в то же время я сжималась от ревности. Не надо класть голову ему на плечо! Отойди! НЕ прикасайся к его рукам! Мне безразлично, что вы знакомы всю вашу сознательную жизнь. Да уходите же поскорее. Он мой!

       Декабрь 1964 г.
Я сцеживаю молоко: каждый день, каждый час. Грудь наполняется новой тяжестью, и так без конца. Какое-то раздвоение: Моё второе "я" наслаждается материнством, любуется дочерью, задыхается от нежности к ней... Я искоса наблюдаю за ним. Он умело пеленает её, эту маленькую женщину, и сколько любви, нежности в его взгляде, обращенном к ней. Он не отрывает глаз от неё, его руки гладят её головку, и сколько любви... О! Сколько любви в движении его рук! Это он дал ей имя - Татьяна. Я не в восторге. Каждая вторая девочка - Таня, но он настоял... Ну, оглянись! Ну, ответь мне взглядом. Мне больше ничего не нужно, только увидеть в твоих глазах любовь ко мне...
       ...

"Это она о маме пишет!"- всколыхнулась Саша.
Она вспомнила черно-белое фото, где дедуха на крыльце роддома держит маму на руках, прижимая её к груди, и у него обалдело-счастливое лицо. Бабушка в профиль, и глаза устремлены на него И только сейчас Саша вдруг поняла, что её удивляло в этом взгляде каждый раз, когда рассматривала фотографию: бабушка смотрела на руки деда, натянувшись. как струна, и даже в профиль была видна её настороженность во взгляде и едва заметная растерянность. Так смотрит старший брат на младшего, который (счастливчик) обнимает отца за шею. Какая-то легкая обида и ревность были во всей позе бабушки.

"Интересно! А кто у меня родится? Мальчик или девочка?" - отвлеклась Саша.
Она понимала, что об этом ещё рано говорить, она даже замуж ещё не вышла. Она выскочила бы хоть завтра, но Мишка почему-то тянет с предложением. У Саши заколотилось сердце. Он обещал быть на похоронах. Только бы мама вела себя нормально и не щурила бы брезгливо глаза. Она не понимает! Я люблю его!

Она листала тетрадь, почти не читая, уже уверенная ,что ещё не раз вернется к ней+

       Опять о маме:
       Весна. Май. 1985 г.
Татьяна совсем ополоумела от своей влюбленности в этого Миклуху-Маклая. Он её замуж зовёт. Пока не могу понять, рада я или нет. Как быстро время летит! И когда она успела вырасти? Но мне совсем непонятна ревность Андрея. У меня такое впечатление, что если бы она ещё лет десять не выходила замуж, то его бы это устроило. Почему отцам так тяжело расставаться с мыслью, что дочь, его маленькая девочка, принадлежит только ему?

       Июль 1985 г.
Ты всё такой же красивый. Этот новый костюм тебе к лицу. Какая чудесная была свадьба! Сколько растерянности в твоих движениях, когда ты прощался с ней у такси. Чуть не забыли сумку с вещами. Когда молодые уехали, ты стоял растерянно в гостиной, не зная на чём остановить свой взгляд и, встретившись с моим, подошел и обнял меня... Я прятала лицо, интуитивно понимая, что ты не поймешь моей радости - а я, как будто сбросила треть жизни с плеч, и мысль - "мы снова вдвоём, только вдвоём" - заставляла моё сердце выскакивать из груди...
       ...

Саша, вспомнив как страшно скучала по родителям, которые уехали на пять лет на Север и оставили её с дедом и бабушкой, по привычке закусила губу от обиды.
       - Они едут, они едут за деньгами! - шутливо напевал дед, вальсируя с Сашей на руках. - Аа мы с Санькой посидим и подождеёёёмм...

К пяти годам она понимала, что бабушка - это бабушка, а мама далеко.
Она так и не сумела забыть детскую горесть и всегда, в минуты обид и ссор с матерью, вспоминала об этом.

       Саша спустилась с чердака, прихватив с собой дневник и сережку, порылась в книжном шкафу и обрадовалась, наткнувшись на конверт с документами, где лежала бабушкина метрика о рождении, которую она уже отчаялась найти. Пройдясь глазами по корешкам книг, улыбнулась сказкам Андерсена; увидела фотоальбом, вытащила его из пыльного ряда и положила на стол.
       Она всё ещё не могла успокоиться от нахлынувших чувств и радовалась тому, что никого нет и она читает эту тетрадь без свидетелей. Ей так хотелось посмотреть фотографии - отражение, "вехи" жизни её семьи. Выцветший, некогда темно-зеленый, бархат был мягок на ощупь. Рисунок под золото (четыре виньетки по краям) придавал ему античный вид.

       Саша пробежала глазами несколько фотографий: вот мама, маленькая, в кудряшках, у деда на руках и бабушка в какой-то нелепой шубке, руки в муфте. Вот мама с бабушкой на диване рядом, с восторгом обе глядят на дедуху в костюме Деда Мороза. А вот мама совсем крошка - в пуховом одеяле с пододеяльником, отороченным кружевами...

       (из дневника):
"Какой чудесный ребенок! Все говорят - она похожа на меня! Я таю от нежности; какое-то новое, неизведанное чувство, которое приносит новую, неизведанную радость. Ловлю себя на том, что у меня абсолютно не хватает времени на Андрея. Вместе с усталостью приходит какое-то чувство досады, что я так редко бываю с ним наедине. Иногда бывает какое-то подспудное желание завернуться с ним в кокон, где ОН и Я, а весь мир "извне". Но Татьяна заплачет, и я лечу к ней, с тревогой и лаской".
       
       Положив альбом на колени, Саша посмотрела в окно. С нарастающим удивлением поняла, что бабушка безумно любила деда. Сейчас она, Саша, сама взрослая и по уши влюблена в этого лопоухого Мишку, от которого мечтает родить ребенка. Вчера в ссоре с матерью это было её аргументом: раз хочу от него ребенка - значит люблю... Мама саркастически ухмыльнулась:
       - Я тоже радовалась твоему рождению, но тем не менее мы с отцом разошлись.
Саша выбежала из квартиры, хлопнув дверью. По дороге она мысленно прокручивала слова матери, пряча заплаканное лицо от прохожих:

      - Я старалась быть хорошей женой! - голос матери дрожал от обиды. - Я понимаю, что, видимо, слишком зациклилась на тебе. Наверное, чувство вины заставляло меня заниматься только тобой. Этот чертов Север украл у меня твой возраст, с года до шести, самый сладкий, самый интересный. А ты всё равно любила только деда. А твой папочка поскакал, как кролик, в пасть к этой очковой змее с двумя дипломами.
     - Ты помнишь, как мы их увидели в парке? Она глаз с него не сводила - гипнотизировала! А сейчас, когда я осталась совсем одна, когда мама ушла из жизни, ты придумала какую-то бешенную любовь к этому недоучке+
Саша осталась ночевать у подруги и долго не могла уснуть в чужой квартире, глотая слёзы жалея себя и обвиняя мать в эгоизме.   
       
Поставив чайник на плиту, она разыскала заварку и, увидев надтреснутую чайную чашку, подержала её в руках. Дедухина! Чашка всегда стояла в шкафу, уже несколько лет. "Нужно не забыть забрать чашку с собой", - подумала Саша.

Следующая запись была без даты:

       Мы назвали её Александрой.
Ты держишь малышку у себя на груди. Седина не портит тебя. Наоборот! Я давно не видела тебя таким нежным и счастливым. Ты ведешь себя как все новоиспеченные дедушки. Таня с улыбкой прошептала мне на ухо:
      - Ты посмотри на папу, он просто неотразим в своей роли!
      - Он похож на старого деда! - ответила я. Испугавшись, оглянулась к Татьяне - не увидела ли она моей саркастической ухмылки. Я забрала Сашу из его рук. - Её пора спать укладывать!
Я ничего не могу с этим поделать. Моя любовь к нему - чувство, которое не терпит гармонии объединения с окружающим миром. Это тайна моя необъяснимая. Мой! Ты же мой! Как мне больно.

Саша осторожно закрыла тетрадь...

       Вечером, помирившись, они сидели на кухне, и Саша заново перечитывала вслух дневник. Таня плакала и по-бабьи всхлипывала от переполнявших её чувств... Вспоминали бабушку, когда болезнь ещё не свалила её в постель. Татьяна подержала серёжку мамину на ладони и нежно погладила её.
И говорили о деде.
         - Помнишь, когда мы ездили на спектакль и ждали троллейбус целый час?- спросила Татьяна. - Было холодно, мы все озябли, и дед согревал твои руки своим дыханием? На тебе были варежки, а я забыла свои перчатки дома. Я, как ребенок, обиделась на отца и ревновала его в эту минуту к тебе...Ты представляешь?! Какой идиотизм!! Это было секундное, но я поймала себя на этом. Ты, Сашка, стояла такая взрослая, красивая, молодая женщина! Мне в эту долю секунды не приходило в голову, что ты моя дочь, что ты его внучка... И это чувство ревности очень удивило меня и заставило устыдиться.

         - А помнишь, помнишь в Одессе, - перебила её Саша,- когда мы ездили к тетке в гости, все вместе, кроме отца...
         - Да! Да! Помню, мы смотрели "Лебединое озеро"! - с радостью вспомнила Татьяна.
         - А кстати, где он был в то время? Почему его не было с нами?
         - Помогал очковой змее готовиться к диссертации,- саркастически ответила Таня.
Саша грустно кивнула в подтверждение. Она так и не успела привыкнуть к своему отцу и привязаться к нему, но чувство обиды и обделенности привычно царапнуло сердце.
        - Да бог с ним! Пусть себе живет! - ответила Саша и продолжала:- Ну, так вот, мы все были такие нарядные, и дед смотрел на тебя, мама, с восхищением и говорил, что ты затмеваешь "променадную толпу". Я чуть не разревелась от обиды и сказала бабушке с досадой: "Я хотела надеть синее, с кружевным воротничком, а ты мне посоветовала красное!" А бабушка поджала губы и ответила: "Мы обе прогадали в своём выборе".
       
Они сидели за кухонным столом и впервые за долгое время глядели друг на друга с пониманием и любовью; они чувствовали такую близость и одновременно сакральность памяти, которая объединяла их, была такой индивидуальной, личной.
Мать и дочь - две женщины сидели в обнимку и с нежностью шептались о бабушке, о третьей, о том, что её больше нет и как, КАК!! они не замечали раньше эту сумасшедшую любовь её к мужу, к отцу, к деду.

       Утром, торопясь на кладбище, они обрадовались солнышку, выглянувшему с какой-то застенчивостью из-за туч.
       - Хорошо, когда на похоронах солнышко!- сказала Таня, и Саша согласилась и вздрогнула, увидев Мишку, ожидающего их у входа. "Пришел! И только бы мама..."

Народу было мало: дальние родственники и несколько соседей. Перед тем как закрыли гроб Татьяна, постояв рядом с матерью, достала из сумки серьгу и положила её под правую ладонь сложенных рук.