В Коцюбинской роще

Когда-то давно роща на берегу тихой речной заводи принадлежала пану Коцюбе. Так её и до сих пор называют – Коцюбинская роща. Старики рассказывали, что были у пана две дочери-красавицы. И вот однажды они на закате дня гуляли в роще и вышли к берегу. Что уж там приключилось, никто не видел, но только панночки таинственно исчезли.
Пошли расспросы. Оказывается, свидетель всё же был. Пастух гнал по берегу панских коров с дальнего луга и видел девушек. Они стояли у самой воды, а потом неожиданно исчезли. Будто кто-то пастуху глаза отвёл, чтобы он не заметил, как это случилось.
Всю ночь челядь искала хозяек. Рощу прочесали, берег обшарили. Нет, и всё тут. Как в воду канули.
Утром прискакали в имение казаки из станицы. Начали нырять в реку, шарить по дну. Хуторские на лодке приплыли, с баграми. И возле самого берега в камышах они-то и обнаружили панночек. Девушки лежали лицом вниз, видно, захлебнулись. Похоронили их, а вскоре и пан Коцюба приказал долго жить. Усадьбу наследники вскоре продали. Но долго ещё таинственное происшествие держало в страхе людей, которые вечерами опасались подходить к воде в том месте, где исчезли хозяйские дочери. Да и сама Коцюбинская роща стала пользоваться дурной славой. Рассказы с ужасающими подробностями, которые нарастали, как снежный ком, переползли уже в соседние хутора и станицы. Но с годами страшная история позабылась, и местные жители облюбовали Коцюбинскю рощу для отдыха.
После Троицы два казака, кумовья, Витёк и Васёк, удрали от своих жён на рыбалку. Нет, жёны у них неплохие, только уж очень доставучие. Куда? Где? С Кем? А почему без нас? А вот возьми их на рыбалку, так не выпьешь и не поймаешь ничего. Голову задурят и только внимание на себя отвлекут, толку с такой рыбалки никакого.
А почему после Троицы? На Сёмик? Так случайно ж вышло! Кто там считал эти праздники. Старики помнили их, да и то, когда церковь в станице была, а молодёжь даже про «7 ноября» не знает….
После работы на стареньких «Жигулях» Виктора, загруженных снастями, выпивкой и закуской, прибыли друзья в Коцюбинскую рощу. Разгрузились, развели костер, поставили на него котелок с водой для ухи. Сняли рубашки – солнце пригревало вполне по-летнему. Васёк потянулся и говорит:
 – Кум! Ну, что? Хряпнем по сто, чтобы лучше рыбка ловилась.
 – Нет, Вась, давай сети кинем, а тогда уж в удовольствие выпьем и с удочками посидим, - отвечает Витёк.
 – Добро ж, - согласился кум и нагнулся за сеткой, которая лежала на земле у костра. Вдруг видит – трава на его глазах покрывается молочно – белым туманом, который лижет, словно живой, его ноги, поднимаясь всё выше и выше.
Страх обуял Васька. Каждой клеточкой он почувствовал влажную липкость этой белой мути. Глянул Васёк на товарища, а тот по пояс уже в тумане, глаза выкатил и от удивления сказать ничего не может.
Застыли друзья, будто камни.
У Васька было проскочила мысль: бежать. Но чугунные ноги даже не пошевелились. А туман уже прикоснулся к лицу и обдал казака могильным холодом и сырым запахом тления. «Видно, конец нам пришёл, прощай, – хотел Василий произнести напоследок другу, но не смог разлепить губы.
И вдруг он почувствовал неодолимое желание идти к реке. Как будто кто зовёт его, тянет. Посмотрел на кума, а тот уже направился туда, как бычок на верёвочке. Ноги едва переставляет, сопротивляется, но идёт.
И тут сквозь пелену тумана кумовья увидели, как к ним из реки навстречу выходят две бледные красавицы в старинных платьях и с длинными распущенными волосами. Они протягивают тонкие полупрозрачные руки, маня друзей к реке.
Девицы – далеко, а голоса их совсем близко, как будто звучат в голове, низко, завораживающе:
 – Иди, сюда, казак, иди к нам! Мы любить тебя будем! – и призывно, пронзая вуаль тумана, тянут к себе немигающие их взгляды. Да только, кроме страха перед чужой и непонятной силой, кумовья ничего не ощущали.
Внезапно зазвонил сотовый телефон Витька, видно, жинка кинулась. Не раз Василий просил кума сменить мелодию звонка – до того противные звуки! А сейчас несказанно обрадовался им и даже перекрестился. Выйдя из стопора, друзья с трудом, едва отдирая подошвы от земли, устремились к автомобилю. По-прежнему тянула их к реке неведомая сила. Но после звонка или напряжённость спала, или кумовья оправились от неожиданности, но совладали с ней и вскоре оказались в кабине «Жигулей». Витёк хотел от страха сразу рвануть с места. Однако машина не завелась. Казаки, стуча зубами, начали читать молитвы, какие помнили, а помнили они до конца только «Отче наш». Потом Витька словно что-то осенило. Он трясущимися руками открыл бардачок и вынул из него целлофановый пакет с картонной иконкой Спаса на престоле, потёртой бумажной с молитвой «Живые помощи» и пластмассовым крестиком. Их засунула ему туда верующая тёща, когда только появилась у Витька эта машина. Соорудив прямо в машине иконостас, кумовья хором прочитали ещё раз «Отче наш», затем тёщину бумажку, не подозревая, что творят соборную молитву, которая намного сильнее молитвы одного человека.
Попробовали ещё раз завести машину. Только с энного захода она завелась. Витёк лихорадочно двигал рычаги, пытаясь выжать из старой тарахтелки всё, на что была она способна в далёкой молодости. Ехали с ветерком минут двадцать, молча, переживая случившееся….
По идее, друзья должны были уже подъехать к станице, а роща всё не кончалась. Они начали внимательно смотреть по сторонам и вскоре заметили, что ездят по кругу. Проезжая в очередной раз мимо старого дуба, Виктор увидел в метрах пяти от просёлка, солдатскую палатку, которую раньше не заметил. Мелькнуло в голове: туристы, люди! Остановил машину и выскочил из неё. За походным столиком сидели и выпивали три мужчины и женщина. Один из мужиков показался знакомым. Тот узнал приятелей тоже и очень удивился, когда они спросили дорогу домой.
 – Вы что, так нажрались, что заблудились в трёх соснах? Вот же дорога! Вы едете по ней, – рассмеялся знакомый.
А дома родственники не находили себе места. На звонки ни Виктор, ни Василий не отвечали. С тяжёлым предчувствием жёны отправились на поиски благоверных. Один из соседей сказал, что видел, как друзья загружали в багажник рыболовные снасти.
 – На рыбалку поехали, это точно. Не знаю, правда, куда.
 – Знаю, куда, - заявила жена Витька, - он ещё на прошлой неделе собирался в Коцюбинскую рощу, да Ваське некогда всё было, сено косил корове.
 – Слушай, сосед, - сообразила она, - давай на твоём мотоцикле смотаемся. Мы быстро: туда и обратно.
 – Мне некогда, соседка. Да и куда они денутся! Первый раз, что ли?
 – Не знаю почему, но у меня предчувствие, что влипли они в какую-нибудь историю. Ты ж знаешь моего Витьку: ни понос, так золотуха.
Не беспокойся – магарыч будет, - уговаривала она соседа.
 – Ну, ладно, сейчас выкачу мотоцикл и поедем.
Сели женщины, одна в люльку, другая – на сиденье. Сосед предупредил:
 – Держитесь крепче, бабы! Поедем короткой дорогой. Нет времени у меня раскатывать с вами. Да и смеркается.
Приезжают они в рощу и видят такую картину: костёр едва дымится, котелок опрокинут, продукты, удочки, сети раскиданы по всему берегу, и как доказательство пребывания кумовьёв здесь – их вывернутые наизнанку рубашки на кустах чертополоха. А с берега так и веет холодом, аж, мороз по коже. Побегали вдоль реки, покричали бабы. А понимают, что без толку. Машины-то нет. Видно, приятели в спешке уезжали, как будто спугнул их кто.
Неспокойные приехали женщины домой и видят, что у ворот Витькиной хаты «Жигули» стоят. Забежали на кухню, а там их мужья сидят за столом, бледные, с дурными глазами, и Виктор дрожащими руками льёт водку мимо стакана….