Записки рыболова-любителя Гл. 695-697

695

О к т я б р ь 2 0 0 2 г.

4 октября 2002 г., Мурманск
Из Неаполя мы вылетели только около семи часов местного времени (то есть около девяти московского) и в Домодедово приземлились во втором часу ночи. Там и прокантовались до первой электрички в 7.15 утра, с Павелецкого перебрались на Ленинградский вокзал, сдали там вещи в камеру хранения и отправились в Строгино на квартиру Татьяны Хвиюзовой, давшей нам ключи от неё. Позавтракали (я с пивом и водочкой – маленькую купил) и спать завалились.
Выспались. Сашуля Майечке Бирюковой позвонила. Тары-бары, рассказала о поездке, но главного – зачем звонила – не дождалась: в гости нас Майечка не пригласила. Сашуля очень – чуть ли не до слёз – расстроилась, настолько это для неё неожиданным оказалось. А для меня – нет. Думаю, Майечке не очень-то хотелось слушать наши рассказы о поездке, от которой она отказалась под предлогом якобы жары и сложностей оформления визы, а на самом деле потому, что не очень её уговаривали поехать.
Так или иначе, вечер в Москве у нас оказался свободным, и мы поехали к Курскому вокзалу искать кинотеатр «Формула кино», что посмотреть «Олигарха» Лунгина с Машковым. «Формула кино» оказалась на верхних этажах «Атриума» - огромного сверкающего торгово-развлекательного комплекса на площади Курского вокзала, а билеты на «Олигарха» оказались по 200 рублей, что Сашулю категорически не устроило.
Взамен «Олигарха» она предложила просто погулять по Москве, и мы прошлись пешочком по Покровке через Зарядье к Красной площади, а у Библиотеки имени Ленина сели в метро и вернулись в Строгино, где я допил свою маленькую, а там и на поезд было пора отправляться. Сашуля ещё раз позвонила Майечке – попрощаться и высказала сожаление, что не получилось встретиться. Майечка, в свою очередь, высказала недоумение – она якобы решила, что у нас другие планы, и вечер занят. А я остался при своём мнении, что она встречаться-то не очень и хотела. Как и я, впрочем.
Сашуля же так и осталась огорчённой.
Ехали мы в поезде шикарно – вдвоём в купе. Читали отечественную прессу, узнали про очередные масштабные жертвы, теперь под сошедшим ледником в Северной Осетии. Бодров-младший со своей группой там погиб.
И совершенно безумные истерики по поводу Грузии. Это она, оказывается, виновата в том, что мы в Чечне до сих пор воюем.
В какой-то момент что-то запищало в вагоне, и Сашуля у меня спрашивала, что это пищит, а потом к нам в купе заглянул парень и спросил: - Это не у вас тут будильник звенит?
Тут мы сообразили, что это, действительно, в нашем чемодане будильник надрывается, купленный перед поездкой в Рим.
Погода, слава Богу, была очень приятной в Мурманске – ясно, тихо, около нуля, а вот уже на следующий день снег повалил зарядами, так что я машину и не выкатывал из гаража.
На кафедре всё спокойно. Илья Артамонов ко мне Игоря Сотникова затащил, на которого я ещё на первом курсе глаз положил – очень способный парень. Удастся ли его моделью заразить?
 
Письмо Мити от 2 октября 2002 г.

[…]

Письмо Мити от 10 октября 2002 г.

[…]

11 октября 2002 г., Мурманск
Вчера с Любой по телефону разговаривал, второй раз уже после приезда из Италии, а сегодня с Милочкой.
Бедная Люба!
Не позавидуешь ей, да и Жоре тоже. Оба слёзы попеременно льют, у Жорки приступы сердечные… Жора от неё пока не уходит, но ей, дуре, этого мало, и она его терроризирует идиотскими претензиями – почему молчишь, почему неласков, почему «она» тебе звонит и пр., и пр. Любка в трансе, в отчаянии, не знает, что делать, и несёт всякую околесицу. Я ей говорю:
- Люба, золотое правило: не знаешь, что делать, - не делай ничего. Не хватало тебе ещё глупостей наделать. И прежде всего – держи язык за зубами. Ты ничего нового про «неё» и Жору, и про перспективы их отношений уже не скажешь, доведёшь только Жорку до инфаркта. Твоя злоба агрессивная лишает тебя сочувствия окружающих, вместо жалости вызывает реакцию: - Ну её, надоела хуже горькой редьки!
- Да, да, брат, ты прав, ведь я со всеми уже переругалась – и с Андрюшкой, и с Маринкой, и с Галкой! Но что же делать – я не могу держать язык за зубами, из меня так и прёт, у меня неврастения высшей стадии!
- Если сама не можешь себя контролировать, то, во-первых, какие могут быть к другим претензии, а во-вторых, кто же тебе тогда может помочь? Никто. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И последнее: делом каким-нибудь займись, работу себе придумай какую-нибудь, не зацикливайся на одном, от безделья же с ума сойти можно.
Хорошо, конечно, такие советы давать, да вот только как им следовать?
А Милочка порадовала своим бодрым, оптимистичным тоном. Живёт полностью работой и очень этим довольна и горда, намерена в своём деле визажистско-макияжном на самостоятельную дорогу выйти, свою команду создать. От Павла получает по сто баксов ежемесячно, да по двести-триста сама зарабатывает. Ромка со Светой нормально живут, Света поактивнее, тоже куда-то стремится. Любке сочувствует, но посоветовать может только то же самое – делом пусть каким-нибудь займётся.
Но это легко сказать. Любка же работать-то не привыкла, вот в чём беда-то! Только и может, что курить с кофеем и кроссворды разгадывать. Тут Жорка, конечно, тоже виноват – запер её на столько лет в квартире в Протвино с кошкой, а теперь в самом деле – кому она нужна?

14 октября 2002 г., Мурманск
Сегодня нашей мамочке исполнилось бы 80 лет, а старшему её правнуку идёт восемнадцатый год.
Люба пытается следовать моим советам (утихомириться, держать язык за зубами, не злобствовать), но, как сама признаётся, сама всё и портит – не может удержаться от выступлений. В результате они с Жоркой то обнимаются, то лаются, и попеременно слёзы льют. Как Любка правильно сказала – это слёзы по ушедшей молодости.

Письмо Мити от 16 октября 2002 г.

[…]

Письмо Изабеллы Гинор от 18 октября 2002 г.
 
Уважаемый Д-р. Намгаладзе!
 Я занимаюсь историческим исследованием Советской военной роли в Ближневосточном конфликте в качестве научного сотрудника исследовательского института имени Трумэна при Иерусалимском Университете. В xоде поиска воспоминаний советскиx ветеранов по российскому интернету я вышла на Ваш интереснейший "интеллектуальный проект", где Вы цитируете рассказы Вашего тестя, Николая Ярцева. Xочу надеяться, что Николай Ярцев жив и согласится поделиться подробностями своей службы в Египте. Если это невыполнимо, то, возможно, у Вас есть более подробные его воспоминания и Вы не откажитесь ознакомить меня с ними. Возможно, что среди друзей Вашей семьи есть люди, служившие на Ближнем Востоке и у ниx есть, что рассказать. В качестве примера своей работы я даю ссылку:
http://meria.idc.ac.il/journal/2000/issue4/ginor.pdf
 Заранее благодарна
Д-р. Изабелла Гинор
Иерусалим

Isabella Ginor was born in the USSR and immigrated to Israel shortly before the events described in this article. Since 1986 she has been a specialist on the USSR and its successor states for the newspapers Al HaMishmar and subsequently Ha’Aretz and a frequent commentator on the broadcast media. Dr.Ginor is also a correspondent for the BBC World Service, Radio France International and the Australian SBS network in Russian, as well as for the Russian Newspaper Vremya Novostei. In 1993 she was writer-in-residence at the Centre for Postgraduate Hebrew Studies, Oxford University.

Мой ответ Изабелле Гинор от 19 октября 2002 г.

Глубокоуважаемая Др.Изабелла Гинор!
Должен Вас поправить: в моих "Записках рыболова-любителя" я цитирую слова об арабо-израильской войне 1967 года не моего тестя - Николая Степановича Ярцева, а моего отца - Андрея Багратовича Намгаладзе, в то время инженер-капитана 1-го ранга, служившего военно-морским советником (думаю, по своей специальности - гидрографии) в Александрии в 1964-1967 г.г.
Увы, их обоих уже нет в живых, как нет и моей мамы, несколько раз ездившей к отцу в Александрию. Она была очень впечатлительным человеком и замечательным рассказчиком. Я очень жалею, что не записывал её рассказы о жизни в Египте, но я жил в то время уже далеко от родителей (в Ленинграде), мы встречались раз-два в год. Сохранилось довольно много фотографий, сделанных отцом в Египте, в том числе во время визита Хрущёва туда.
С интересом прочитал Вашу статью об угрозе советского военного вмешательства в ближневосточный конфликт 1967 года. Согласен, что такое вмешательство готовилось, но, видимо, единодушного мнения об его целесообразности в высшем руководстве СССР не было, и, в конечном итоге, страх военного столкновения с США удержал Брежнева и его соратников от этого безумного шага.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваш,
Александр Намгаладзе

Письмо Изабеллы Гинор от 19 октября 2002 г.

Уважаемый Александр Андреевич!
Большое спасибо за быстрый ответ. Я разделяю Ваше сожаление о том, что не успели записать рассказы родителей, не только в том плане, что, может быть, для меня утерян важный источник, а в смысле, что, если я xочу чтобы мои дети знали о военном пути в Великую Отечественную моего отца, мне следует поторопиться и заставить папу, которому уже за 80, наговорить на плёнку все его воспоминания.
Не сочтите за настырность, но, может быть, Вы можете помочь мне в другом плане: возможно и в Мурманске, где, как я понимаю, Вы проживаете, есть организация, объединяющая ветеранов военныx действий на Ближнем Востоке. Возможно, подобно своим коллегам в Москве или Смоленске, они печатают свои воспоминания. Меня интересуют координаты подобной организации, а также подобные публикации в местной прессе. В качестве примера использования подобного материала я присоединяю окончательный вариант новой работы, вышедшей на этой неделе в журнале "История Xолодной войны" (Cold War History) в Лондоне. К сожалению, журнальный вариант доступен в сети только специальным подписчикам. А прилагаемый мною текст только для Вас, без распространения в сети из-за копирайта. Искренне Ваша,
Изабелла

Мой ответ Изабелле Гинор от 21 октября 2002 г.

Глубокоуважаемая Изабелла!
До сих пор здесь в Мурманске мне не попадалось ничего такого в местной прессе (которую, надо признать, я не часто читаю), что могло бы Вас заинтересовать в плане воспоминаний о военных действиях на Ближнем Востоке или подготовке к ним. Теперь я буду иметь в виду эту Вашу заинтересованность, и, если мне что-либо удастся узнать (не только в Мурманске), я обязательно сообщу Вам.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваш
Александр

Ответ Изабеллы Гинор от 21 октября 2002 г.

Спасибо. Изабелла

Моё письмо детям от 21 октября 2002 г.

Здравствуйте, все!
У нас морозы уже ниже десяти градусов установились, хотя снегу лежит немного. В воскресенье ездили с мамой на машине на базар за продуктами, а потом прогулялись от гаража пешком – благо погода была хоть и морозная, но солнечная – к новому красивому собору, сооружённому в начале Верхнеростинского шоссе около Семёновского озера в память о погибших моряках. Там мама поставила свечки за упокой и за здравие, а потом мы выискивали точки для фотографирования собора, но так и не нашли из-за ещё неубранных строительных будок, его окружающих.

Мурманск, 20 октября 2002 г.

На прогулке я, видимо, переохладился и к вечеру слегка занемог, но, кажется, приостановил процесс ремантадином.
14 октября мы помянули мою маму, которой исполнилось бы 80 лет в этот день.
Из Протвино мне часто на работу звонит Люба, делится перепетиями своих тягостных взаимоотношений с Жорой. Просит моих советов, я их даю на свой страх и риск, она пытается им следовать, но не очень-то получается. Оба страдают. Беда в том, что Люба не может не скандалить, всё время находится на грани истерики, у Жоры приступы сердечные, им бы надо отдохнуть друг от друга, а Люба боится Жору за границу отпускать.
А тут вдруг Гриша позвонил! Из Мурманска! Как он сюда попал? И трезвым (!!!) голосом сообщил, что едет в Калининград («Не надо ли что передать?»), где собирается устроиться на работу и куда собирается перевезти семью!
Я спросил: - Это кого?
Он ответил: - Люсю с детьми.
Я только рот открыл от изумления. Как это всё понимать? Неужели это Люся так вцепилась в калининградскую квартиру, что сумела Гришу оживить, то есть из запоя вывести (боюсь, что не надолго)?
Вот какие драмы кругом.
А у меня среди интернет-читателей моих «Записок» оказалась одна дама из Иерусалима, Изабелла Гинор - историк и журналист (в том числе и корреспондент БиБиСи), которая заинтересовалась службой нашего деда Андрея в Египте. Прилагаю нашу с ней переписку. Может, Михаил, как любитель военной истории и правнук деда Андрея, сможет ей чем-нибудь помочь?
Присоединяю также несколько первых фотографий, сделанных в Италии 15-16 сентября (у входа в апартаменты; в лоджии; на пляже; у бассейна; у нашего авто). Продолжить?
Целуем всех.
Папа-дед, мама-бабуля.

Письмо Мити от 22 октября 2002 г.

[…]

23 октября 2002 г.
Захват заложников в Москве.
Ну, что, президент, кто кого в сортире мочит?

24 октября 2002 г., Валерий Панюшкин, Газета.Ру.
Одна война
Ложь – как гной. Сколько не скрывай нарыв, он прорвется. Или гангрена охватит все тело. Или и то и другое. В одном из телефонов, при помощи которых заложники связывались с родственниками и средствами массовой информации, прозвучали слова, сказанные одним из террористов:
 – Война, это война!
Стараниями Сергея Ястржембского мы-то думали, что война закончилась. В начале этой второй чеченской кампании я чуть ли не каждые выходные ездил хоронить погибших в Чечне омоновцев. То в Сергиев Посад ездил, то в Пермь. Потом российским властям подумалось, что главное – выиграть у террористов информационную войну, ответственным за ее ведение был назначен Ястржембский, и омоновцы погибать перестали, а сообщения из Чечни стали оптимистическими.
Миф об окончании войны, как и всякая желанная новость, быстро отравил умы. Все поверили. Даже солдаты в Чечне поверили в свою победу. Даже президент Путин поверил.
На фоне всеобщей веры в мифическую победу безумными казались слова, например, о ведении переговоров с Масхадовым. Да какие переговоры! Мы их почти добили!
В рамках информационной войны логично было бы вообще не заметить захват театрального центра на Дубровке, но тут уж сил не достало. В результате террористы захватили все ведущие телеканалы, заставили СМИ цитировать сайт Kavkaz-Center и Мовлади Удугова, а ведущий НТВ, испугавшийся в прямом эфире поговорить с террористом, когда тому передали трубку, покрыл свое имя позором.
Вспомнил вдруг о запрещении предоставлять эфир террористам, вспомнил вдруг об информационной войне – стыдно.
Со вчерашнего вечера информационная война закончилась, и открылась война настоящая. Она ничуть не продвинулась со времен взрывов московских домов, со времен Буденновска, Ботлиха, Первомайского. Мы сознались себе, что у нас идет настоящая война, и давайте теперь посмотрим, как мы ведем эту войну. Все, абсолютно все уверены, что главное – сохранить жизни мирных граждан. До вчерашнего вечера все почему-то говорили, что главное – восстановить конституционный порядок. Конституционный порядок на улице Дубровская восстанавливается не штурмом даже, а имитацией штурма. Жертвы? Жертв будет много, но меньше, чем было в Чечне за последние два года. Так и предлагает Жириновский. Жириновский – людоед.
Еще раз обратите внимание: когда до нас дошло, что война у нас на пороге, мы стали вести ее совсем не так, как вели, пока верили, будто война черт знает где, далеко на Кавказе.Мы ведем переговоры. Мы добиваемся переговоров. Мы судорожно ищем людей, которым террористы могли бы поверить. Мы будем вести переговоры так долго, как это понадобится, а про штурм даже и на крайний случай не очень-то думаем.
Мы ограждаем место войны. Мы не подпускаем к месту боевых действий жителей улицы Дубровская. Тогда почему же мы понуждали беженцев возвращаться в Чечню? Разве Чечня отличается чем-то от улицы Дубровская?
На улице Дубровская в окрестностях театрального центрасилами ОМОН введено чрезвычайное положение, и власти всерьез обсуждают, не ввести ли чрезвычайное положениево всей Москве. Тогда почему же в Чечне чрезвычайное положение не введено до сих пор?
 Почему в Москве мы ведем войну по одним законам, а в Чечне – по другим? Это ведь одна и та же война. И если власть будет врать, будто она кончилась, она не кончится никогда.

Переписка с Серёжей Лебле 24 октября 2002 г.

Сижу в Утрехте, скоро домой. Пытался отыскать твой адрес в сети, много информации, но адрес так и не выскочил. Пишу наобум.
Сергей

Яндекс помог, появилась кафедра, …, Митя тоже выскочил. Как вы там?
Что мне здесь нравится – все на велосипедах, в городе движение авто ограничено. Правда, крадут велосипеды, два замка приходится ставить.
У меня sabbatical, сосредоточился на науках, пытаюсь писать обзоры и книги… Сталкиваем солитоны в кристалле сапфира…
Привет Сашуле.
Аня пишет, Опекунов к нам собрался (25-го выезжает). А вы когда?
Пора…
Сергей

Ciao!
Please, find attached two doc.files with my report about our trip to Italy and one photo.
Yours
Sasha

Спасибо, Саша!
А машина на фото ваша?
Я тоже недавно был в Италии, на острове Эльба. Встреча на Эльбе старых друзей (были Матвеев, Фаддеев, окружённые учениками, работающими везде кроме России) состоялась под прикрытием конференции НАТО. Конференция была посвящена 70-летию одного японца (Hirota-sensej), organizovana F. Lambertom (Brussel), научные председатели Faddeev иi va Moerbeke (Lueven, Belgija). Основная тема – интегрируемые системы, т.е. солитонный визнес.
Всё было красиво: Marciano Marina (населённый пункт), море, горы, еда, люди (возраст, конечно, заметен…). Кроме дороги – туда ехал через Рим, ночью была пересадка на маленькой станции, где я просидел с часу ночи до пяти утра в окружении каких-то лаццарони. Утром ещё поезд, автобус, паром (!), ещё автобус… как вспомню… Успел, однако, на открытие, полуживой. Обратная дорога была утомительна тоже, но – веселее.
Я возвращался со своим учеником Колей Устиновым и коллегой из Минска Докторовым. Побывали в Пизе, проверили Галлилея etc. Потом опять Рим, видеть его не могу. Всё такое громоздкое, имперское, вонючее – бензин, зелени почти нет. Поезда опаздывают…
С удовольствием сел в самолёт, пересадка в Варшаве… такси… уфф – дома.
В Утрехте посетил музей, довольно бедный, в подвале стоит огромная старинная лодка, с намёком на времена викингов, пополнил «своего» ван Гога – две маленьких вещи – «Груши» и ещё что-то.
Какая-то дурацкая выставка современной мебели занимает несколько зданий. Такая гадость.
Старые голландцы – ОК, кое-что посмотрел с удовольствием. Обратил на себя моё внимание один современный художник, забыл имя, завтра пришлю.
Ну, пока, надо работать, сегодня мой семинар, завтра уезжаю (25 дней отсидел, больше не могу, скучаю).
Будьте здоровы, пишите.
Сергей

Машина та самая, про которую написано.

Понятно. Я ещё не читал – готовлю прозрачки.

28 октября 2002 г., Мурманск
Замочили-таки террористов. Около сорока штук. А с ними заодно и 118 (на сегодняшний день) заложников.

Моё письмо детям от 28 октября 2002 г.

Здравствуйте, все!
Мы с мамой болеем. Одолел нас всё же какой-то вирус, рано я похвастался, что остановил заболевание ремантадином. Горло, кашель, мама голос потеряла, только что температуры нет. Выходные дома просидели, но сегодня всё же вышли на работу. Куда от неё денешься?
В пятницу в ПГИ отмечали защиту кандидатской Марины Козловой – симпатичного Учёного секретаря ПГИ, с которой мы вместе в Бостоне были в прошлом году. И вот она вздумала нас с Терещенко уговаривать, чтобы мы с ним воссоединились, то есть, чтобы я в ПГИ вернулся. Терещенко на это заявил, что он не только не против, но очень даже за, и готов мне место замдиректора по научной работе предложить с большей, чем в университете зарплатой, на что я, в свою очередь, ответил, что торг (обсуждение) возможен, но не сейчас же…
И в этот вечер я впервые согласился с оценкой Терещенко последних событий: несчастные жертвы захвата в Москве – это заложники власти. Власти лживой, продажной и бесчеловечной.
Но и народ, её поддерживающий, своё получает, оказавшись посреди бандитских разборок.
Нехорошо, говорят, невинных жителей мочить. Это – терроризм. Когда в Москве. А когда в Чечне? Впрочем, оказывается, и в Москве можно. Чтобы кто-то уцелел, кого-то надо замочить. Если уцелевших окажется больше, то всё нормально. Операция успешная. А если нет, то опять же никто не виноват – хотели-то как лучше.
Даже организовать опознание трупов быстро не сумели, сколько времени бедных родственников мучили!
И уже отошли на задний план как мелкие незначительные события и только что произошедшее убийство губернатора средь бела дня в центре Москвы, и выдворение Немцова из дружественной Белоруссии…
Красиво жить не запретишь.

Присоединяю далее полученное в пятницу письмо от Жени Тимофеева – бывшего сотрудника ПГИ, а ныне докторанта у Пудовкина, старого друга семейства Нацвалян.

Здравствуйте уважаемый Александр Андреевич!
Пишу Вам снова, не дождавшись ответа на моё послание от 7-го октября. В отличие от прошлого письма здесь тема совсем не научная, а житейская.
Как выяснилось у Лиды Нацвалян непреодолимая проблема с паспортом и пропиской. Она потеряла паспорт или его у неё украли. Чтобы получить новый, надо быть где-нибудь прописанным, а прописаться ей негде.
Нельзя ли ей прописаться без права на жилплощадь хотя бы временно (для получения паспорта), например, в общежитии Калининградского университета или обсерватории?
Я вынужден спрашивать это за неё, ибо сама она стесняется просить, по-видимому, из-за комплексов.
Жду ответа по возможности скорее.
Ваш Евгений.

Прошу Ваню ознакомить с этим письмом Коренькова и постараться как-то Лиде помочь.

Прилепляю пять фото, сделанных с катера во время морской экскурсии 18 сентября (виды Роди Гарганико, Виесте, Пескичи и окрестных берегов).
Всех целуем,
Папа-дед, мама-бабуля

29 октября 2002 г.
Калининградская «Балтика» вернулась в 1-ю лигу, установив абсолютный очковый рекорд 2-й лиги за все годы её существования: в 38 играх 35 побед, 3 ничьих, 0 поражений, 109 мячей забито, 20 пропущено, набрано 108 очков. Занявший второе место тульский «Арсенал» отстал от «Балтики» на 31 очко. Лучший бомбардир зоны «Запад» 2-й лиги (и, кажется, всей лиги) – Суанов («Балтика»), забивший 35 голов.

Письмо Ирины от 29 октября 2002 г.

Привет!
Всю неделю подключиться не могли. Компьютер пришлось поставить в большой комнате.
Сегодня, 29 октября, наконец-то закончили с окнами. Пока сделали в спальне и детской. Задержал парень отделочник. Но работой мы вполне довольны. Сделано всё аккуратно. Теперь светло, чисто, совершенно не дует. Открывать фрамугу можно в 4 вариантах. Главное, в два раза теперь шире подоконники. Письменный стол поставили торцом к окну, места стало немного больше.
Подключились и сразу приняли 66 сообщений. В основном, какая-то реклама. Получили фотографии и последние письма. Виды прекрасные. Спасибо.
Поездка в Питер уже кажется далёкой. С Вовой мы отлично пообщались. Приятно было побывать у Серёги и Маринки Лукиных. Милочка выглядела молодцом. Павел тоже весьма бодр.
У меня за всё это время была только одна выходная суббота. Жду праздников, чтобы никуда по делам не мотаться.
В Москве среди погибших наш корреспондент Радио Бас. Его жена выжила.
Алексей сдал экзамен по карате на зелёный пояс. В школьных тетрадях много троек, в основном, из-за неаккуратности.
Целуем. Ирина, Ваня, дети.

Письмо Мити от 30 октября 2002 г.

[…]

696

Н о я б р ь 2 0 0 2 г.

Письмо Мити от 4 ноября 2002 г.

[…]

Моё письмо детям от 6 ноября 2002 г.

Здравствуйте, все!
Мы с мамой вроде бы заканчиваем болеть, но какие-то следы ещё остаются. Я даже опять бегаю по утрам, но на лыжи ещё не вставали, да и снега пока мало.
В прошедшую пятницу (в Алёшин день рождения) ходили в гости к Марине Козловой – учёному секретарю ПГИ на годовщину её свадьбы со Славой – в недавнем прошлом военно-морским гидрографом, заканчивавшим, как и наш дед Андрей, ВВМУ им. Фрунзе. Марина прожила с ним несколько лет (семь или восемь) на маяке на полуострове Рыбачий, вдали от цивилизации, что не помешало ей вернуться в науку и защитить диссертацию, будучи заваленной ещё и бумажной работой учёного секретаря института. Английским к тому же свободно владеет, в чём я в Бостоне убедился. Правда, вот детей у них со Славой нет. Кроме нас в гостях была ещё Юля Шаповалова, очередная моя аспирантка, безмужняя, но с дочкой пятилетней.
Сашуля с Юлей Шаповаловой и её дочкой Ксюшой, 1 ноября 2002 г.
Угощали нас чилийским и южноафриканским красными винами, а мы притащили бутылку Сангре де Торрес, выпущенную в 1999 году знаменитым винзаводом, на котором мы были с экскурсией после поездки в монастырь Монсеррат под Барселоной в том самом 1999 году. И эту бутылку тоже распили. Лучше, конечно, молдавских вин, но и пакетные итальянские нам сейчас вспоминаются как очень неплохие.
С Терещенко о моём возвращении в ПГИ мы пока не сторговались, и вряд ли сторгуемся.
На работе мама заканчивает (всё улучшает) годовой отчёт, по поводу которого она уже с лета переживала, а теперь переживает по поводу планов на следующий год, которые тоже надо сейчас составлять. Я же работаю в тесном контакте с Ларисой Гончаренко из Миллстоун Хилла, приглашавшей меня в Бостон на семинар в конце октября и очень огорчённой, что я не приехал. Она является одним из координаторов проекта по исследованию магнитных бурь апреля нынешнего года, а мы эти бури моделируем силами всех моих аспирантов при активном мамином участии. В этот период работали все радары некогерентного рассеяния, и мы впервые имеем возможность сравнения результатов своих расчётов с одновременными данными из разных точек по множеству параметров. Предварительные результаты – тьфу-тьфу – обнадёживают.
Сегодня 9 лет как умер дед Николай, а завтра 85 лет со дня рождения деда Андрея. Помянем их.
Высылаю очередную порцию итальянских фото, сделанных во время поездок по полуострову Гаргано.
Крепко всех целуем.
Папа-дед, мама-бабуля.

Письмо Мити от 14 ноября 2002 г.

[…]

Письмо Мити от 19 ноября 2002 г.

[…]

Моё письмо Мите от 20 ноября 2002 г.

Здравствуйте, дорогие Митенька и Леночка!
Увы, новости у меня невесёлые: у бабули Тони инсульт случился 15-го ноября, и хотя официальный диагноз – микроинсульт, состояние у неё неважное. Нарушена речь, мама (она уже там, во Владимире) её не понимает, когда она пытается сказать что-то. Бабуля может вставать и передвигаться, но врач ей запретил это делать. В больницу врачи со скорой помощи отсоветовали класть, мама будет договариваться о капельнице дома.
У нас хорошая зимняя погода, минус 5-8 градусов, много снега. 7-го ноября мы с мамой открыли лыжный сезон, катание полноценное, все кочки скрыты снегом.
Каждое утро разгребаю снег у гаража. Вчера машину выкатывал, бутылки отвозил сдавать.
Приняли, наконец, к печати в Annales Geophysicae нашу многострадальную статью по сопоставлению модели с данными томографических измерений, где мама первый автор, я – четвёртый, Боря Худукон – третий, а второго автора – Олега Евстафьева уже в живых нет. Надо признать, что благодаря замечаниям рецензента статью удалось существенно улучшить.
Вот такие вести.
А что такое NFAT, и что с ним (с ней) делает кальцинейрин?
Целую. Не болейте.
Папа

Поздравление от отца Ианнуария от 23 ноября 2002 г.

Дорогой Сашок,
сердечно поздравляю с днём твоего рождения.
Желаю тебе и всему твоему семейству всяческих благ.
У меня два e-mail адреса:
divliev@rambler.ru и
iannuary@hotbox.ru.
С самыми тёплыми чувствами,
 Д. Ивлиев.

Письмо Серёжи Лебле от 23 ноября 2002 г.

Дорогой Сашенька,
Здоровья тебе и успехов желают Аня, Маша, Вова и Серёжа.
Пользуюсь случаем послать тебе привет, поблагодарить за описание летнего отпуска в Италии и фото. Восхищаюсь твоей смелостью. И тоже скачу по разным точкам земного шара, но в определённых рамках. Самое рискованное предприятие было – поездка в Индию с бешеной скачкой в аэропорт по ночному Мадрасу на мотороллере с железной кабинкой (так выглядит такси).
Сейчас вернулся из Англии, где читал лекции от имени Лондонского Математического общества. Грант почётный, но не денежный – оплатили только дорогу. Принимающие стороны, правда, давали гостиницу и иногда подкармливали. Испытал некое разочарование – математики народ особый.
Привет Сашуле, каждый раз обещаю побольше писать.
Сергей

Письмо Мити от 26 ноября 2002 г.

[…]

Письмо Сашули от 27 ноября 2002 г.

Здравствуй, мой милый!
Наконец-то собралась написать тебе письмо, всё было некогда из-за постоянных хлопот с утра и до вечера. Но сейчас уже устанавливается некоторый ритм, и я быстрее справляюсь с делами. Встаю в 8 часов, привожу себя в порядок, немного разминаюсь (упражнения для рук, шеи), потом бужу маму, вожу её в туалет, умываю, причёсываю. Приготавливаю всё необходимое для капельницы. Приходит сестра, ставит капельницу (процедура длится с полчаса). Потом готовлю завтрак, кормлю маму, завтракаю сама. Немного убираюсь, кое-что подстирываю, но иногда случаются ЧП (со «стулом» у мамы проблемы: то запор, а дашь слабительное – понос), и тогда всё бельё надо менять, подмывать, замачивать бельё, кипятить и т.д. Но пока такое только два раза случилось. Потом нужно сбегать в магазин или на рынок за едой или в аптеку за лекарствами, шприцами или ещё чем-нибудь. И уже обед нужно готовить, опять маму кормить, потом сама перекушу, посуду помою. Кроме того нужно всё время давать таблетки: одни до еды (за полчаса), другие после еды (через полчаса). Ещё делаю маме лёгкий массаж рук и ног.
Около 17 часов заходит Анна Ильинична (на 30-45 минут), немного меня отвлекает от череды забот. К 20-20.30 готовлю ужин. Поскольку маме нужно всё готовить диэтическое, то есть на пару или на водяной бане (в том числе и разогревать), то времени на приготовление еды уходит много. Самостоятельно есть у мамы не получается. Я приношу ей еду к дивану на табурете и кормлю её. Иногда мама пробует держать ложку правой рукой и есть самостоятельно, но быстро устаёт и роняет ложку. А левой рукой держать ложку не может, нет навыка. А сейчас уже срабатывает только то, что привычно, что закрепилось на уровне рефлекса. Например, иногда бывает так, что я набираю еду в ложку, держа тарелку с едой перед мамой, а она в это время инстинктивно свою пустую правую руку подносит ко рту. Вот держать чашку двумя руками и пить из неё у мамы хорошо получается.
С речью прогресса пока нет. Произносит всё те же несколько слов, которые были для неё характерны: «О, господи», «да ладно», «нет», «ну». Она что-то пытается говорить, но это сплошные «жужу, буру, дыр, пыр» и тому подобные слогосочетания. По-видимому, она думает, что произносит нужные слова, но то, что она говорит, даже и не напоминает что-либо по звучанию близкое к понятным словам. И ей говорить нужно небыстро и совсем простыми фразами, иначе не понимает. Иногда бывает очень тяжело. Мама что-то пытается сказать, но я ничего не могу понять, а она начинает сердиться.
До вчерашнего дня она почти всё время спала или подрёмывала, а вчера захотела посмотреть по телевизору свой любимый сериал, и даже какие-то впечатления высказывала после просмотра. Сегодня тоже смотрела, но без эмоций.
Пишу вот о повседневных бытовых деталях, хотя цель письма – попытаться объяснить тебе, почему маму нужно забирать к себе.
1) Возможно, через какое-то ( но небыстрое) время у неё восстановятся двигательные функции, тем не менее одна она жить не сможет, за ней нужен уход. Нанять кого-нибудь наверное возможно, но мама не очень контактный человек, принимать услуги от посторонних не любит. Она даже у Анны Ильиничны не любит одалживаться. Даже собственного сына она постеснялась. Ты бы видел, какой я её увидела, приехав. Она лежала на диване полностью одетая (в халате, безрукавке, бюстгалтере, бандаже, чулках с резинками), накрыта маленьким детским байковым одеялом и сверху кофтой. И так она лежала все три дня до моего приезда!
2) Мама очень испугалась случившегося с ней и остаться одной ей будет очень страшно. К Вове ехать она не хочет, а ко мне или Иринке согласна.
3) Иринка говорит, что в таком преклонном возрасте очень часто после первого инсульта через 3-4 месяца случается второй и гораздо более тяжёлый, чаще всего с летальным исходом. И я думаю, что маме остаток её дней лучше пожить среди родных людей с нормальным уходом, а не в привычном климате, но одиноко и с неизвестно каким уходом чужого незнакомого человека.
4) Вот ведь Ольга Боголюбова привезла свою маму в Мурманск, потому что тоже нельзя её было одну оставлять во Пскове. А её мама, хоть и жила когда-то на Севере, но последние 15 или более летпрожила в средней полосе.
Заканчиваю. Чувствую, что написала коряво как по форме, так и по содержанию, но переписывать нет сил (душевных). Да и время позднее – 1 час ночи.
Каково-то тебе, Сашенька, в больнице? Беспокоюсь за тебя, что ты у меня там сейчас один. Будем надеяться, что к выходным дням-то ты уж будешь дома хотя бы.
Обнимаю и целую тебя.
Твоя Сашуля.

697

Д е к а б р ь 2 0 0 2 г.

11 декабря 2002 г.
Сашуля, когда писала это письмо от 27 ноября, ещё не знала, каким образом я очутился в больнице. По моей просьбе ей позвонила с кафедры наш секретарь Надежда Алексеевна Иванова и сообщила, что у меня пищевое отравление, ничего страшного. И, действительно, я отравился, но был момент, когда мне было не то, чтобы очень уж страшно, но весьма и весьма… тяжело, тоскливо. Думал, концы отдаю.
А дело было вот как.
25 ноября, в понедельник, я с утра появился на кафедре, и тут же меня поздравили с прошедшим днём рождения мои аспирантки – Маша Князева и Лена Доронина, подарочек преподнесли канцелярский, всё как положено. А я в душе надеялся, что в понедельник, может, народ и не вспомнит про мой день рождения, который был в субботу, когда я специально не появился на кафедре, чтобы его не отмечать. Я и домой-то никого приглашать не хотел, никакого желания пить в компании ни с кем не было, да ещё и готовить всё самому. Но потом всё же пригласил старых друзей – Власкова, Боголюбовых и Татьяну Хвиюзову, стол нормальный накрыл, только что салат был одного сорта и из магазина, да бифштексы тоже магазинные. Посидели нормально, «Бесплатный сыр» очередной Шендеровича с удовольствием посмотрели, не перепили, а Хвиюзова так уходить даже не хотела и всё уговаривала Власкова остаться ещё минут на двадцать хотя бы.
В воскресенье я катался на лыжах, а в понедельник вышел на работу как положено и понял, что увильнуть от отмечания, хотя бы скромного, прошедшего события на кафедре не удастся. И решил обойтись по минимуму: купил вина, конфет, одну бутылку водки (мужиков мало) и выставил это угощение часа в три, как раз когда аванс принесли и раздали. Распили мы всё это стоя, быстренько, и уже готовы были разойтись, как появился Саша Федотов – мой напарник по охоте за сёмгой.
А ему и налить нечего – всё уже выпито.
И тут я вспомнил, что у меня в тумбочке в кабинете давно уже болтается недопитая бутылка водки «Довгань», граммов двести, не больше, как раз с Федотовым выпить. Я сбегал за ней, разлил в три стопки – Федотову, Никонову и себе. Федотов, беря свою стопку, опрокинул предназначенную для Никонова, она разлилась на столе. Я в этот момент уже пил свою, а Федотов поднёс свою стопку к носу, понюхал и остановился со словами: - Это что-то не то…
И тут уже я почувствовал, что выпил не то.
Это была не «Довгань». И вообще не водка.
А чёрт знает что. Растворитель какой-то.
Я бросился пить воду, потом – травить, засовывая пальцы в глотку. Что-то, конечно, вышло обратно. А что-то осталось или уже своё дело сделало. Я стал быстро переходить в состояние тяжёлого опьянения. Вызвали скорую, невзирая на мои категорические возражения. Смутно помню, что заезжали ко мне домой, кажется, с Олегом Мартыненко и Машей Князевой. Помню, что портмоне с авансом я вытащил из кармана куртки и попросил кого-то прибрать. Совсем уже плохо помню, как меня что-то спрашивали, наверное, в приёмном покое, и я силился что-то сказать, но еле ворочал языком и говорил что-то несусветное…
Потом почувствовал боль от вводимого катетера и от первого выпуска мочи. Это было, как оказалось, уже в палате к ночи после того, как через меня прогнали первую капельницу. Мне велели мочиться в банку, из которой я должен был сливать мочу в другую, большую банку, стоявшую на полу около кровати. Но я не мог ничего этого делать, потому что не был в состоянии ни держать в руке маленькую банку, ни вообще пошевелить хотя бы какой-нибудь частью тела. Мочился под себя.
Вот в этот самый момент я решил, что отдаю концы. И всё, что я успел (или сумел) подумать, было: - Надо же. Какая смешная смерть…
Потом очнулся ночью. Рука сжимает маленькую банку. Я весь голый, в одних носках почему-то. Лежу на всём мокром. Сумел помочиться в маленькую банку и перелить мочу в большую, действуя только правой рукой. Но передвинуть тело куда-нибудь в сторону на более сухое место не смог.
Однако через какое-то время смог пошевелиться и подвинуться к стене, где было посуше.
Ну, и так далее. Стал постепенно приходить в себя.
К утру уже смог попросить бельё и сменить постельное, для чего сумел встать. Во рту был бензиново-ацетоновый аромат. Я, наверное, как Змей Горыныч, мог пламя изрыгать, если спичку ко рту поднести. Но я уже владел своим телом, хотя и испытывал жуткую слабость. Однако, похоже, что не помер в этот раз.
Появилась врач – женщина в очках, за сорок. Распросила, что случилось. Рассказал.
- Что же Вы выпили?
- Понятия не имею. Дрянь какую-то. Был уверен, что это водка. Но не помню, откуда она у меня. Давно уже стояла.
- Анализ остатков из этой бутылки показал, что там был или ацетон или что-то содержащее ацетон.
- Ну, ацетон я бы, наверное, сразу распознал. У него такой характерный запах. Это же что-то другое. Но что – не знаю.

Последующие мои размышления на этот предмет совместно с Валерой Яровым раскрыли тайну моего отравления. Валера предположил, что это что-то вроде изопропилового спирта, которым компьютеры протирают. И я вспомнил, что когда-то Слава Горелов, после чистки клавиатуры моего компьютера оставил у меня в кабинете жидкость, которую он использовал для протирки, чтобы в случае чего я мог бы почистить клавиатуру и мышь сам. А далее, видимо, уборщица сунула эту бутылку в тумбочку, где у меня хранилась пара запечатанных бутылок со спиртным, а про гореловскую жидкость я забыл…
Его пример – другим наука.
Храните отраву в ёмкостях с соответствующими надписями!
Нюхайте, что пьёте!

Письмо Мити от 11 декабря 2002 г.

[…]
 
13 декабря 2002 г., Мурманск
Ну, а дальше меня стали лечить. Капельницы ставили, укольчики делали, лекарствами кормили. А главное, обследование я прошёл такое, на какое сам бы точно не собрался. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. Кардиограмма, УЗИ, рентген желудка, кишку заглатывал и в зад другую кишку вставляли, чтобы внутренности посмотреть, про анализы многократные крови, мочи и кала уж не говорю. Даже рентгеновский снимок моего правого колена многострадального сделали. И всё благодаря настойчивым рекомендациям Ларисы Георгиевны – моего лечащего врача, продержавшей меня в больнице девять дней, в то время как я уже на третий день после отравления чувствовал себя почти здоровым.
Обследование выявило у меня кучу хронических заболеваний, вполне, впрочем, адекватных моему возрасту и образу жизни и пока ещё серьёзных угроз не представляющих. Отрава моя желудок не повредила, обжёгся только слегка пищевод и слизистая рта. Почки, слава Богу, сработали хорошо.
Лежал я в двухместной палате на пару с Анатолием Михайловичем Николаевым, 49-летним юристом из Управления коммунального хозяйства городской администрации, вполне приятным соседом. Кормили сносно, прилично даже, можно сказать. Правда, аппетит у меня был вялый и никаких добавок к больничной кормёжке не требовал.
Навещали меня почти каждый день. Приходили: Саша Боголюбов, Миша Волков, Илья Артамонов, Юля Зубова и по два раза – Олег Мартыненко, Валера Яров, Маша Князева и Лена Доронина, причём с Ильёй, Юлей, Машей и Леной я работал – корректировал текст статьи Ильи, изучал и комментировал графики, которые они мне приносили, и давал ценные указания, что дальше делать. Вообще заботой своих подчинённых и учеников я был очень тронут, ну как самому о таких не заботиться?
Выйдя из больницы, я, видимо, слишком активно задвигался на свежем воздухе – лыжи, разгребание снега у гаража – и подхватил очередное ОРЗ, со следами которого ещё до сих пор не расстался. А тут Гриша Костюченко – братец мой сводный – у меня в гостях побывал. Он вышел на меня сам ещё до больницы, мы встречались около университета, на улице. Гриша был с бомжеватого вида приятелем, оба пили пиво и были не вполне трезвы. Гриша невнятно жаловался на каких-то бандитов, которые пасут его в Калининграде и заставили его подписать какой-то договор о намерениях по продаже квартиры, и сказал, что предлагал зятю моему Ивану (или Иван ему) отдать свою (моего отца!) калининградскую квартиру, в которой он прописан, в обмен на однокомнатную. На что я попытался ему объяснить, что он пока ещё не собственник этой квартиры…
- Но я же в ней прописан! – возражал Гриша.
- Ну, и что? Ты не владеешь ей и, следовательно, не можешь ею распорядиться. А чтобы стать собственником, тебе надо вступить в права наследования по истечении полугода после смерти Тамары Сергеевны и заплатить налог на наследство.
Гриша этого не понимал, и видно было, что в Калининград он возвращаться боится, но квартира ему нужна, хотя бы однокомнатная, а сейчас он живёт здесь с детьми и бывшей женой по старому своему адресу. Я пообещал подумать над его предложением.
От своего соседа по палате - юриста я узнал, что от наследства можно отказаться в пользу кого угодно, и решил предложить Грише сделать это в мою пользу, а ему купить желаемую однокомнатную квартиру. Пригласил его к себе домой и попросил подробнее рассказать о том, кто его преследует в Калининграде. Гриша был трезв, но рассказ его был загадочен. Бандитов возглавляет какая-то женщина-адвокат. Его дважды вывозили куда-то за город непонятно зачем, а потом отправили самолётом сюда в Мурманск. Номер телефона этой женщины-адвоката он видел в записной книжке Люси! Но потом он (номер телефона) оттуда исчез. Он (Гриша) боится, что его там грохнут из-за квартиры. Отказаться от наследства в мою пользу в обмен на однокомнатную квартиру он согласен, лишь бы в Калининград не ехать в ту квартиру, где за ним охотятся.
- А однокомнатную ты где хочешь – в Калининграде или в Мурманске? – спросил я Гришу.
- Не знаю. Всё равно. Лучше в Мурманске, наверное. Я же в Калининграде почти никого не знаю.
Я предложил Грише, чтобы он подумал ещё над моим предложением, а я сам тоже подумаю и попытаюсь у Ивана уточнить, что там в Калининграде происходит. Мне с бандитами что-то не очень хочется связываться.
Гриша ответил, что всё понимает и не желает меня подставлять. И признаёт мои права на половину квартиры, которая принадлежала моему отцу и его матери. И не понимает, а при чём здесь Люся или Татьяна Николаевна, которая тоже чего-то хочет. Я обещал позвонить ему, когда выясню обстановку в Калининграде.
И вот что я узнал о ситуации в Калининграде от Ивана.
Женщина-адвокат нанята Татьяной Николаевной (женой Гришиного отца, с которой я виделся в Москве, когда встречал Ирину по дороге в Тамбов), судя по всему, в коалиции с Люсей, чтобы вести дела Гриши. «Договор о намерениях» - это доверенность ей на осуществление сделки по продаже квартиры. У Гриши с мозгами не всё в порядке, и ему везде чудятся бандиты, которые за ним охотятся.
- Так они и в самом деле за ним охотятся – Люся и Татьяна Николаевна, - не удержался я, чтобы не заметить Ивану. - Точнее, они охотятся за квартирой, чтобы Гриша её кому-нибудь не сплавил. А сам Гриша-то им и на фиг не нужен. Они будут пытаться его потом спрятать куда-нибудь в психушку или больницу. Там мне кажется, по крайней мере.
Грише я пока ещё не звонил, но собираюсь позвонить в ближайшее время.

А теперь про Сашу Федотова, который уберёгся от отравления, понюхав стопку с отравой, которую я ему налил. Я встретился с ним на кафедре в день выписки из больницы и узнал от него, что накануне он вдребезги разбил свою машину («десятку»), так что она восстановлению не подлежит, и ещё две машины повредил. За рулём был он, а рядом сидела Таня с животом – на восьмом месяце беременности. И никто не пострадал, слава Богу!
Они ездили на Ленинградку просто так – машину прогулять, которую собрались продавать. Ехали быстро, под 120 км в час. И в районе Лопарской, выходя на обгон медленно ползущей «пятёрки», Саша увидел впереди встречный КАМАЗ. Пытаясь вернуться взад за «пятёрку», Саша не справился с управлением, по касательной зацепил правым боком «пятёрку» и скинул её в кювет, а его машину развернуло на 180 градусов, и по ней долбанул КАМАЗ, но, к счастью, не в лоб и не в бок, а тоже почти по касательной.
- Что же Саша, Вам положенную долю неприятностей Господь послал вот в таком виде. Благодарите его, что легко отделались! А машину ещё наживёте. На рыбалку же на моей поездим вместе, - философски утешил я Сашу, который, впрочем, держался, как ни в чём не бывало: подумаешь, мол!
Вечером я позвонил Тане с вопросом о её самочувствии и аналогичными словами моральной поддержки. И её ответ был в том же духе, что и Сашин: да ничего, мол, страшного, бывает. А чувствует она себя нормально. И тон у неё был, действительно, абсолютно спокойный. Молодцы, ребята, не приняли происшествие близко к сердцу. Лишь бы с ребёнком всё было нормально, остальное – ерунда, мелочи.

А вот моя сестра Люба никак свою драму достойно пережить не может.
Звонила мне сегодня на работу, вся в истерике, не знает, что делать, Жора собирается приехать и наверняка потребует развод. И муж, и сын её предали, бросили, гады. Оказались просто сволочи, как все мужики, она-то думала, что они не такие…
- Ну и что? – вопрошал я. – Не ты первая, не ты последняя, экая невидаль! Подумаешь! Это ли несчастье! Ты, что, похуже несчастий не видела, не знаешь? У моей тёщи вон инсульт, речь потеряла. Сашуля там во Владимире с ней сидит, я один здесь в Мурманске, не знаем, что делать, а ты даже не поинтересовалась из вежливости хотя бы – как, мол, братец у тебя дела, всё ли в порядке? Я тебе уже тыщу раз говорил: делай, что должно, и будь, что будет! А что не должно делать – не делай. А если не знаешь, что должно, а что не должно – не делай ничего! Вот и вся премудрость. Сейчас тебе, например, надо истерику прекратить, воды попить холодной…
Единственное, что я от Любки путного услышал, так это её впечатления от Милочки, к которой она только что ездила. Тоже, кстати, мужем брошенной. От Любки вообще редко о ком тёплые слова услышишь, а про Милочку тем более, очень она почему-то к ней пренебрежительно относилась. А тут – одно восхищение! Её энергичностью, здоровым образом жизни, доброжелательностью, увлечённостью работой.
- Вот и следуй Милочкиному примеру!
- Да я бы рада, но я так не могу!
- Ну, а я тебе чем помочь могу? В твоей ситуации только ты себе сама помочь можешь. Психикой своей займись, вообще здоровьем.
Забыл, кстати, Любке про своё отравление рассказать. Позвонил сам потом, рассказал. Она вроде бы подуспокоилась уже. Оправдывается, что ей одной в четырёх стенах очень тяжело…

Письмо Мити от 17 декабря 2002 г.

[…]

Письмо Володи Опекунова от 30 декабря 2002 г.

Уважаемый Александр Андреевич, дорогая Александра Николаевна!
Сердечно поздравляем вас с Новым годом, желаем крепкого здоровья вам, вашим детям и внукам.
Из больших событий проходящего года была моя поездка в Гданьск к Лебле. Каких-либо движений моего романа пока нет. Ваши Записки читаю.
По дороге к Лебле в автобусе встретил Костю Латышева, которого больше помню по вашим Запискам, чем непосредственно. Мы разговорились, я спросил Костю, правда ли, что в его жизни репетиторство играло такую большую роль, как о том пишет Намгаладзе. Костя подтвердил и сказал, что он до сих пор занимается репетиторством, а также преподает физику на польском языыке в техническом университете в Эльблонге. Латышев передавал привет Вам и Лебле.
Надеюсь, что в наступающем году я разовью свои навыки в общении с компьютером и напишу вам несколько хороших и содержательных писем.
30.12.2002 Володя Опекунов

30 декабря 2002 г., Владимир
Итак, 24 декабря в 8.30 утра я отправился скорым поездом из Мурманска в Питер на защиту кандидатской диссертации Олега Мартыненко, назначенную на 26 декабря. До Апатит я ехал в купе один, а в Апатитах ко мне подселился плотный мужик моего примерно возраста, оказалось, железнодорожник, сказавший мне «Здрасьте!» и получивший то же самое в ответ, после чего мы с ним ни единым словом не обмолвились до самого Питера и даже «До свидания» друг другу не сказали, но остались, похоже, довольны друг другом, точнее, тем, что друг другу не мешали.
Я попеременно читал самоучитель французского языка - захотелось почему-то вдруг продолжить когда-то начатое (к поездке на Корсику) его изучение - и «Внеклассное чтение» Б.Акунина, два томика которого купил перед отъездом на вокзале, а присмотрел ещё в больнице. До сих пор я Б.Акунина что-то начинал читать, но не расчитался и бросил, а новых попыток не предпринимал, невзирая даже на его якобы бешеную популярность, а, может, именно как раз из-за алергии на рекламу.
В этот же раз уже начало повествования меня привлекло и быстро заманило как лёгкостью языка и неглупостью сентенций, так и наметившейся остросюжетностью, раскрутившейся довольно быстро до неправдоподобности, не мешавшей, впрочем, читать далее почти запойно, чего со мной уже давно не было.
Французский тем не менее я не откладывал совсем в сторону, а методично изучал страничку самоучителя за страничкой до тех пор, пока не начинал ощущать явное ослабление способности к запоминанию из-за пресыщения. Тогда на Б.Акунина переключался. А потом опять на французский. Так и доехал до Питера, кормясь попутно бутербродами с тёшей сёмги.

В три часа дня, 25-го декабря, я был уже в Сестрорецке у тёти Тамары, выглядевшей прекрасно, округлившейся после окончания осенних хлопот на участке. С ней мы обсуждали ситуацию с Сашулиной мамой, которой тётя Тамара очень сочувствовала и даже предложила её сюда перевезти, но только чтобы вместе с Сашулей, а не одну её тут оставить.
- Спасибо, тётя Тамара. Сюда в Сестрорецк Сашулю с мамой перевезти – идея хорошая, конечно, только не к Вам прямо, а отдельную квартиру купить, здесь где-нибудь неподалёку от Вас.
Эта идея стала казаться мне всё более привлекательной, особенно после того как тётя Тамара показала своё завещание, по которому мне оставлялась и квартира, и «дача» с участком (2/3 дома на Мосина, 64 и 2/3 участка). Я же в свою очередь ещё в прошлый свой приезд (в августе) обещал безбедное денежное содержание тёте Тамаре, дал денег тогда и привёз ещё сейчас. Тётя Тамара пока, слава Богу, здорова, а если что случится, не дай Бог? За двумя старухами-то ухаживать лучше в одном месте, а не тащить тёщу, например, в Калининград, что иногда приходило мне в голову, или в Мурманск, как того хотела Сашуля.
Но чтобы купить квартиру в Сестрорецке, нужны деньги и время. Ни того, ни другого пока нет, а Сашулю с её мамой во Владимире сколько же можно держать? Даже почём квартиры в Сестрорецке – неизвестно, ясно только, что недёшево, не менее 20 тысяч долларов за двухкомнатную. А у тёти Тамары насчёт «дачи» планы имеются – от строительства нового сарая и забора до возможного (с моей подачи!) строительства нового дома на участке вместо нынешней дряхлой развалюхи (если совладелица согласится) или рядом с ней.
Планы-то хорошие, да опять же для их реализации деньги нужны.

Заседание спецсовета, на котором должны были защищаться Олег Мартыненко и ещё один парень – аспирант Семёнова Алексеев, было назначено на 15.00 26-го декабря в аудитории 317 старого здания НИИФ (бывшего НИФИ), в которой когда-то защищал свою кандидатскую диссертацию Слава Ляцкий. А до этого времени я должен был встретиться с Вовкой Ярцевым – Сашулиным братцем у него на работе, тут же неподалёку, на набережной Макарова в Институте физиологии имени Павлова, примыкавшем к старому корпусу физфака ЛГУ.
Вова должен был передать мне купленные им по просьбе Сашули «болюсы Хуато», рекламировавшиеся в «АиФ» как средство послеинсультной реабилитации. Сам Вова в эти болюсы не верил, а его жена Тамара вообще дикостью считала на рекламу ориентироваться - тем лишь бы деньги слупить. Сашуля тоже сомневалась, но мы решили – отчего же не попробовать, лишь бы хуже не было. Другого-то ничего радикального не предлагается.
Вова настаивал, чтобы стоимость болюсов оплатить пополам, но я не согласился – это Сашулина идея, мы и платим, а вот если лекарство маме поможет, тогда и Вова сможет свою лепту внести.
К моему удивлению, Вова – вроде бы непьющий – угостил меня разведённым спиртом и шпротами с хлебом и по ходу нашего разговора (всё о том же – куда его маму девать, и Вове сестрорецкий вариант как и мне казался наилучшим; к самому же Вове его мама ехать не хотела из-за Тамары) бегал несколько раз ещё спирт разводить, так что на защиту Олега я явился слегка поддавши и с опозданием, зная, правда, что Олег защищается вторым.
Олег Мартыненко был моим одиннадцатым соискателем кандидатской степени, шедшим с большим временным отрывом от предыдущего – Феди Бессараба, защищавшимся году в 1996-м, кажется, и первым, подготовленным в Мурманске. За качество его диссертации я не беспокоился, да и отзывы все были сугубо положительными; Олег мог напортить себе только при выступлении и ответах на вопросы своей манерой брякать, что в голову взбредёт, не задумываясь вовсе о том, какое это может произвести впечатление на членов Учёного Совета (типа, например, такого ответа на вопрос, откуда взята та или иная формула: все формулы, мол, взяты из книжки Брюнелли и Намгаладзе, а я в этом не очень разбираюсь, я, мол, программист, а не физик… И это при том, что защищается по специальности «Физика Солнца»!).
В этот раз, однако, всё обошлось без его фокусов, члены Совета были настроены очень благожелательно (включая Распопова, между прочим; а председательствовал Пудовкин при Свет Санне Зайцевой – Учёном секретаре спецсовета), вопросы все задавали нехитрые и проголосовали единогласно «за», чему я был рад, похоже, больше самого Олега, которого я буквально за шиворот тащил в кандидаты наук, невзирая на его вопли типа «Зачем мне это надо?».
- Не тебе, так мне это надо, - отвечал я ему. – Чтобы остальные мои аспиранты верили в возможность написать и защитить диссертацию. А им это надо, и они этого хотят. Не все же такие, как ты, бессеребренники.
Олег, действительно, редкостно бескорыстен и здорово мне помогает обучать других с моделью работать и дальше её продвигать.
После защиты я пытался потащить оппонентов – Олег Трошичева и Аллочку Ляцкую куда-нибудь выпить чего-нибудь по случаю успеха мероприятия, но Олегу нужно было вернуться в свой ААНИИ, а Аллочка согласилась лишь на чашечку кофе тут же в кафешке, в ободранном, но почему-то ещё не рухнувшем здании НИФИ. Мы с ней и Олегом прошлись пешочком от 12-ти коллегий до метро «Канал Грибоедова» и там разъехались в разные стороны. Аллочка, кстати, вид на жительство в Штатах получила и туда насовсем к дочери Юле (в честь Даниэля названной!) собралась.
А Олег, между прочим, перед защитой дочь Вику замуж выдал. Она было в Канаду отправилась, да там выяснила, что забеременела. Пришлось обратно в Петергоф возвращаться, чтобы замуж срочно выйти за отца ребёнка, который ещё на 3-м курсе учится.
Ну, ладно, это их проблемы.

А я с утра 27-го декабря перед отъездом во Владимир сходил в Сестрорецке в контору по купле-продаже недвижимости и выяснил там, что двухкомнатная квартира в Сестрорецке стоит от 26 до 40 тысяч долларов. И даже прямо сейчас можно купить двухкомнатную квартиру на Токарева (это улица, параллельная железной дороге, прямо напротив тёти Тамариного дома) за 33 тысячи долларов. Вот только где их взять?
В 17.25 27-го декабря я отбыл во Владимир поездом Санкт-Петербург – Нижний Новгород и прибыл к месту назначения с часовым опозданием - в 6 утра вместо 4.50, что позволило мне сэкономить - не брать такси, а добраться до улицы Чайковского троллейбусом.
Сашуля уже не спала, ждала меня. Конечно, сразу же начали, точнее, продолжили начатый по телефону, когда я был в Мурманске, разговор о том, как быть с мамой – везти ли её в Мурманск, Сестрорецк или Калининград, или оставлять здесь под присмотром кого-нибудь специально для этого нанятого.
Сашуля с самого начала была настроена на то, чтобы везти маму в Мурманск, на что и мама согласна. С чужим человеком её тут оставлять – душа изболится, если даже такой человек и найдётся. Да ещё при маминой стеснительности и необщительности… впрочем, какая уж тут теперь общительность. Сестрорецк, Калининград – это всё тоже какие-то идеалистические варианты и уж во всяком случае небыстрые.
Оставаться Сашуле здесь и… чего ждать? Когда потеплеет? Но в Мурманске и сейчас теплее, чем тут (на улице морозяка минус 27 градусов, а дома плюс 16 всего). Сам переезд, конечно, опасен в послеинсультном состоянии, но Сашуля считала, что в целом физически мама уже оправилась, проблемы только с речью остались.
Действительно, состояние Антонины Дмитриевны на вид оказалось значительно лучше, чем я себе представлял. Она нормально двигалась по квартире, непрерывно упражняя с резиновым кольцом или грушей свою правую руку, самостоятельно ела, ходила в туалет, правильно реагировала на все вопросы и пыталась на них отвечать. В этих попытках ей часто удавалось произнести отдельные словосочетания вроде «большое спасибо», «ещё нет», «доброе утро», «на здоровье», «правильно», а особенно часто со вздохом «о, Господи!», но в большинстве случаев её речь состояла из непонятных комбинаций отдельных слогов, среди которых чаще всего встречались «ра», «ры», «рья».
Тем не менее общаться с ней было вполне можно, поскольку собеседника-то она понимала и ответить утвердительно или отрицательно могла если не словами (иногда у неё застревали «да» или «нет»), то, по крайней мере, общей своей реакцией, в первую очередь, интонацией своей «речи». Короче, проблем с пониманием, чего мама хочет, а чего нет, у Сашули, да и у меня тоже не было.

Вечером 28-го декабря мы с Сашулей ходили на концерт Камерного хора города Владимира, выступавшего в «своём» помещении при местном Училище культуры и исполнительского мастерства – здании бывшего собора, спрятанном на задворках центральной улицы неподалёку от Золотых ворот. Зал объёмист из-за высоты, но невелик по площади и не был полон, слушателей около сотни, акустика для хора отличная, исполнение прекрасное (русское духовное пение и народные песни), удовольствие большое получили.

А утром следующего дня, проснувшись рано, я ощутил в себе убеждение, что нечего резину тянуть, нужно забирать Сашулю с мамой в Мурманск прямо сейчас, как Сашуля того и хотела. Правда, теперь, услышав такое предложение, Сашуля растерялась от неожиданности – зачем же сразу так, то возражал, разубеждал, а теперь – поехали без подготовки…
- Да просто все другие варианты – не сахар. Мама выглядит гораздо лучше, чем я предполагал, судя по твоим рассказам. Ехать же нам сейчас втроём безо всяких сомнений лучше, чем вам потом вдвоём. Три четверти купе будет наше, а в ночь с первого на второе вряд ли вообще много народу будет, может, даже и одни в купе поедем. Встретим тут Новый год и поехали. А я как раз к зачёту у программистов 3-го января поспею, а то Маша Князева волнуется, переживает – как она без меня с ними управится. А там отчёт по РФФИ надо будет готовить срочно, так что мне здесь задерживаться никак нельзя, да и вам тут нечего засиживаться.
Долго, однако, мне Сашулю уговаривать не пришлось. В глубине-то души ей этот вариант более всего по сердцу был. А на сборы трёх дней достаточно.
И на следующий день мы поехали на вещевой рынок, купили очередную сумку дорожную, оттуда на вокзал, где взяли билеты до Мурманска на «Арктику», отбывающую в ночь с 1-го на 2-е января, выяснили как автобусы до Москвы ходят.
А вечером дети зазвонили, всполошились: сначала Митя, потом Ирина (ей Митя позвонил), потом опять Ирина и Лена:
- Да как же так? Да почему так резко? Ты же папа сам говорил, что и переезд опасен, и в Мурманске климат суровый, и вдруг…? Что случилось, почему ты изменил своё мнение?
- Увидел бабулю живьём и понял, почему мама настаивала на вывозе её в Мурманск. Риск, конечно, есть, но без него никаких решений не существует. Оставь я маму здесь без чётких планов на будущее, та же бабуля Тоня будет за неё переживать – почему без мужа, не дома, без работы тут сидит? Чего ждёт? Смерти её? Это всё тоже травмы психические, и не угадаешь – что опаснее.
Ирина стала что-то говорить про Калининград, почему, мол, не ко мне? Здрасьте! Где же ты раньше была со своим предложением? Да и кто там за бабулей будет ухаживать? Все деловые, занятые, мама же в ПГИ на полставки перейдёт, а надо будет, так и вовсе работу оставит, о чём она, собственно, и мечтает давно.

А в предновогодний вечер Сашуля завела меня как бы на минутку к соседке Лиде вернуть её соковыжималку, а на самом деле, чтобы я пообщался с сыном соседки Лёвой, увлёкшимся старообрядчеством и бросившим школу в знак протеста против лживости школьных знаний.
Лёва оказался симпатичным, серьёзным юношей, но не без заносчивости некоторой. Мы с ним пообщались на темы Христа и обрядов, и я, кажется, поверг его в изумление своим почтением к учению Христа и небрежением к обрядовой стороне христианской религии.
- Обряды – это (кроме всего прочего) лёгкий путь псевдоочищения совести. Это традиции той или иной местности, того или иного сообщества верующих. Традиции – дело, конечно, хорошее; уважение к предкам и прочее, но для меня несравненно менее важное по сравнению с сутью божественных наставлений, изложенных, увы, на непонятном мне языке, да и не вполне точно зафиксированных, что оставляет много свободы для толкований. Кому-то, не отрицаю, обряды помогают эту суть постичь или хотя бы поддерживать в памяти факты жизни Христа, для большинства верующих они важны, для меня же лишь постольку, поскольку я уважаю обычаи окружающих меня людей…
- Так Вы, значит, к протестантизму склонны, - заключил Лёва.
- Боюсь, что хуже – совсем вне конфессий.
- А гнева Божьего вы не боитесь? Страшного Суда?
- Нисколько. Бог добрый, всех любит, всем помогает, только и ему помочь надо – в реализации своих возможностей добрые дела делать. В этом и есть смысл жизни. Разумеется, я образно пытаюсь говорить, это ощущения у меня такие…
Я оставил Лёве интернет-адреса своих «Записок», объяснил, как найти места в них, которые могли бы его заинтересовать.

(продолжение следует)