Иноземец глава 26

ГЛАВА XXVI
СБИТЫЙ САМОЛЁТ
 Углубившись подальше в лес, Хейли прислонился спиной к шершавому дереву, и сполз по нему на землю. В голове вновь появилась отрешённость. А стоит ли вообще ему жить? Кому прок от его жизни? Да и кому вообще есть прок от чьей-либо жизни? Глупый вопрос. Жить нужно для себя, жить для того, чтобы жить. Ведь чужая жизнь никого не волнует, почему кого-то должна волновать его жизнь. Чем он лучше других? Своя жизнь нужна только для себя самого.
 Но нужна ли была жизнь ему самому? Какая жизнь? Жизнь в вечном мучении, в вечной трусости? Что это за жизнь? Ощущать себя изгоем, жить в лесу, как он сам себе определил? Да он сойдёт с ума от такой жизни!
 А разве он уже не сходит? Так для чего же вообще жить? Жизнь без надежды, это, действительно, хуже смерти. Так не лучше ли выбрать смерть. Она разом решит все его проблемы, если, конечно, после смерти ничего нет. А вдруг есть? Что будет тогда? Да нет, это всё вымысел, выдумки людей обречённых на земные страдания. Это всё придумали они для собственного успокоения.
 Тогда тем более, чего же он боится. Душевные муки, вот самые сильные страдания. Хуже них не может быть ничего. Так вот и нужно оборвать их, прекратить раз и навсегда.
 Хейли огляделся по сторонам, ища то, что поможет ему прекратить земные муки. Недалеко от него росло дерево, у которого имелся сук, словно специально созданный для виселицы.
 Хейли поднялся на ноги и, не спеша, выдернул из брюк ремень. Перекинув его через ветку, он сделал в нём петлю, достаточную для того, чтобы просунуть в неё голову.
 Прежде чем совершить последний шаг, Хейли вновь заколебался. В нём боролись два противоположных чувства; страх смерти, продиктованный инстинктом самосохранения, и нежелание жить, помышление о том, чтобы как можно скорее покончить со всем тем, что приносило ему невыносимые страдания.
 Хейли сунул голову в петлю и, закрыв глаза, поджал ноги. Раздался сухой треск, и ветка обломилась. Хейли упал на колени, и остался стоять в таком положении. Кашель раздирал его горло. За то короткое мгновение, что он был в петле, перед ним промелькнула вся его жизнь. И не только жизнь, было многое другое, чего он не мог бы объяснить при всём желании.
 Подняв руку, он судорожным движением сорвал с себя петлю, и отбросил её далеко в сторону. Каким глупцом он был, оттого, что пытался наложить на себя руки. Именно это и было в его кратковременном видении.
 Когда кашель унялся, Хейли, шатаясь, поднялся на ноги, и обвёл глазами окружающий его лес. Всё теперь виделось ему в совершенно ином свете. Подобный шаг, был шагом труса, и он, что самое страшное, вовсе не был выходом из положения. Хейли не понимал, как, но это всё тоже было в его коротком видении.
 Постояв немного, Хейли почувствовал, что мысли в его голове начинают приходить в порядок, и рассудок постепенно возвращается к нему. Хейли вновь направился к городу, из которого недавно вышел.

 А события в стране продолжали идти своим ходом. Российский десант захватил аэропорт, который до этого был в руках НАТО, теперь авиация вновь была в руках сербов. Так, по крайней мере, думали многие.
 Но на Сербию посыпались тысячи листовок, в которых откровенно призывалось не подчиняться народу режимы Слободану Милошевичу. Его режим назывался фашиствующим, а НАТО выставлялось как освободительное движение. Вскоре должны были произойти выборы президента, и НАТО агитировало голосовать против Слободана Милошевича. Именно он, говорилось в листовках, являлся причиной всех сегодняшних бедствий югославского народа.
 Среди народа начался раскол, а когда в государстве происходит раскол, то государство уже не может противостоять внешнему врагу. Так было всегда и везде, во все времена и во всех странах. Именно поэтому Россия не могла, в средние века, противостоять монголо-татарскому игу. Раздробленность и разобщённость делает то, что не может сделать внешний враг.

 Воздушные налёты продолжались. Во время одного из таких налётов, Хейли был свидетелем того, как ракетой, выпущенной кем-то из русского спецназа, был сбит ещё один самолёт НАТО.
 Сердце Хейли вздрогнуло при виде этого зрелища. Ведь на борту этого самолёта был кто-то из однополчан Хейли. Ещё одна смерть.
 Но нет, в воздухе вспыхнул цветным пламенем парашют. Пилот остался жив.
 Но надолго ли? Как только он коснётся земли, его либо убьют, либо захватят в плен.
 Хейли проводил взглядом обломки самолёта, которые упали на одной из улиц города, и снова принялся следить за парашютом, гадая, кто бы это мог быть. А парашютиста сносило ветром к центру города, и он всё больше и больше приближался к Хейли.
 Зачарованный, Хейли покинул своё убежище и, сам того не замечая, двинулся в сторону парашютиста. Но не он один. Солдаты тоже следили за сбитым пилотом, и торопились на его перехват.
 Пилот опускался всё ниже и ниже, и приземлился, буквально, на глазах Хейли. Хейли всеми силами старался разглядеть лицо пилота но, поскольку, тот находился метрах в двухстах от него, так и не сумел этого сделать.
 Пилот, оказавшись на земле, стал лихорадочно избавляться от парашюта, который теперь только мешал ему. Наконец ему это удалось. Пилот заметался, ища спасения. Он слышал вдалеке крики преследователей, и эти крики становились всё громче. Преследователи приближались.
 Наконец пилот бросился к полуразрушенному высотному дому, и скрылся в дверях подъезда. Он сделал правильный выбор. Этот дом был уже давно покинут жильцами, и в нём всё равно невозможно было жить.
 Хейли осмотрелся по сторонам. Похоже, что никто, кроме него, не видел, куда скрылся пилот. Да и парашют он, предварительно, захватил с собой. Теперь ничто на улице не говорило о том, что здесь приземлялся парашютист.
 Хейли сорвался с места и бросился к дому, в котором скрылся пилот. С противоположной стороны слышались крики солдат. Они тоже спешили, и тоже приближались. Хейли должен был, во что бы то ни стало, быть первым. Хорошо ещё, что большинство жителей покинуло свои дома, да и вообще город. Следовательно, никто за ним не наблюдал.
 Запыхавшийся Хейли добежал до двери, и юркнул в подъезд.
 В подъезде было мрачно и тихо. Теперь надо было двигаться осторожно, иначе можно нарваться на пулю. Пилот, наверняка, находится в паническом состоянии, а нет ничего опасней человека, загнанного в угол.
 А собственно, для чего Хейли понадобилось бежать за пилотом? Что он хочет сделать, поймать, убить его, или его разбирает простое любопытство? Хейли сам не знал, что ему было нужно. Его снова двигала всё та же непостижимая сила, которая управляла им все последние месяцы.
 Хейли стал осторожно подниматься по лестнице. Действительно, как он мог действовать иначе, если в беду попал его бывший сослуживец. И хотя теперь между ним и НАТО пролегала бездонная пропасть, ему было далеко не безразлична судьба своих бывших однополчан. Он не желал их гибели, как не желал гибели никому вообще.
 Поднявшись на второй этаж, Хейли остановился. Дом был наполовину разрушен, а значит, пилот не мог затаиться на чердаке. Выходило, что он сидит где-то в подъезде, что означало, что Хейли опасно было двигаться дальше. Если только пилот не выломал дверь какой-нибудь квартиры, и не спрятался там. Но это было мало вероятно, он бы побоялся поднимать шум, к тому же не было гарантии, что никто не остался жить в квартире.
 С площадки третьего этажа послышался слабый шорох. Хейли замер. Нет, ему не послышалось, кто-то действительно там был. Послышался слабый щелчок снимаемого предохранителя. Как только Хейли высунет голову, он тут же получит пулю.
 У Хейли заколотилось сердце, и пересохло во рту, хотя ему совсем не было страшно. Это было волнение, оттого, что он мог встретиться с кем-нибудь из бывших товарищей.
 - Эй, - крикнул он. Голос его был хриплым.
 Хейли откашлялся и крикнул снова, на английском языке:
 - Не стреляй, я безоружен!
 Хейли поднял руки, чтобы пилот мог видеть, что в них ничего нет, и стал медленно подниматься на третий этаж.
 С улицы послышались голоса солдат, но, судя по всему, они прочёсывали соседнюю улицу.
 - Не стреляй! – повторил Хейли. – Я один.
 Хейли двигался спиной, для того, чтобы разглядеть, что делается на площадке третьего этажа. Когда он поднялся ещё на ступеньку, то в поле его зрения появилась рука, держащая пистолет.
 Хейли поднял свои руки выше, чтобы у пилота не было сомнений. Он поднялся ещё на две ступеньки, и теперь стало видно лицо пилота. Пилот тоже разглядел Хейли. Пистолет дрогнул в его руке. На лице Хейли отразилось изумление.
 - Брент?!
 - Хейли?!
 Пилот опустил пистолет. Хейли опустил руки.
 - Джим!
 - Не может этого быть! Рэй!
 Перед Хейли стоял его бывший командир Джимми Брент. Хейли поднялся на площадку.
 - Ты жив? – Брент был явно не в силах поверить в то, что видит. - Господи, боже мой! А ведь мы все считали тебя давно погибшим!
 - Может, так оно было бы и лучше, - произнёс Хейли.
 - Ты жив и здоров, - медленно сказал Брент. – Как ты здесь оказался?
 - Долгая история.
 Хейли кинул взгляд на парашют, валявшийся в углу площадки, возле самой двери одной из квартир.
 - Я видел, как сбили твой самолёт, но я не знал, что это ты.
 Брент недоумённо покачал головой.
 - А ведь я считал, что ты попал в плен, или погиб. И погиб из-за меня.
 Джим держал пистолет опущенным, но совсем его не убирал.
 - Вообще-то, я действительно попал в плен.
 - Ты здесь один? – словно не слыша, спросил Брент.
 - Да. Тебя ищут солдаты, не высовывайся, затаись. Я не думаю, что нас кто-нибудь видел, но всё равно надо быть осторожней.
 При этих словах, Брент стиснул пистолет ещё сильнее. И тут только Хейли увидел, что Джим напуган, и напуган сильно. Он, действительно, выглядел как зверь, загнанный в угол, и который не никак не мог поверить в то, что ему не хотят причинять вреда. Он затравленно посмотрел в окно, и прижался к стене ещё больше.
 - Расскажи про себя, - наконец попросил Брент.
 И Хейли рассказал. Он постарался сделать это как можно короче, и ясней. По окончании рассказа, Брент опустился на свой парашют и глубоко задумался.