Сказки дядюшки Гунтиса. нелитературный вариант
Если Вас это шокирует, немедленно покиньте страницу.
=======================
Авторское вступление.
Закончив текст я испытал сильный приступ дежавю. Мне показалось, что его я уже слышал от Михаила Задорнова. Правда, те, кому я показывал рукопись и высказывал свои сомнения, в один голос утверждали, что у меня галлюцинации. Просьба к читателям: помогите решить эту проблему.
=======================
Давай, за твоё здоровье!
Смотри, какие тёлки прошли. По русски разговаривают. Дорого стоят, значит. А ты знаешь, что наши латышские девушки – самые начитанные в мире? А ты не улыбайся. Я сейчас тебе объясню. Латышка – самая начитанная, потому что когда её ебёшь, она книжку читает.
Но и им до эстонок далеко. Я раз эстонку ****. Смотрю, а она не дышит. Прямо подо мной. Я ей кинулся искусственное дыхание делать. А она мне, вдруг, говорит:
- Да всё нормально, Гунтис, продолжай.
Давай, за дам!
Лет десять назад в Азиастане конкурс был. А соперник у меня - одна английская фирма. Дико солидная. Мировая марка. От неё представительницей – дамочка одна интересная. Ну, ты же понимаешь, в этих станах я против англичан всё равно что Марадона против тебя в футболе. Я там все входы и выходы знаю. С кем поговорить, кому сколько дать.
Оглашают предложения. Я десять миллионов поставил, а она – восемь. Выходим мы, я ей говорю:
- Наверное, вы выиграете.
А она смеётся:
- Да ладно там. Не огорчайтесь. Главное, чтобы бизнес развивался.
Ну, я её назавтра в ресторан приглашаю. Сидим, ужинаем. То, сё. А я результаты конкурса уже знаю. Но спрашиваю, как бы, уже и особо не интересуясь. Ради приличия.
- Ну, как там наш конкурс? Кто победил?
- Вы знаете, кажется, Вы победили. – отвечает. С плохо скрываемым удивлением.
- Да ладно, - говорю, - главное, чтобы бизнес развивался.
Давай. За развитие бизнеса!
В Германии такую же продукцию как у меня одна фирма делает. Нет, там и другие тоже есть, но все они в подмётки не годятся этой. Шесть с половиной тысяч персонала. Не то что у меня – пятьсот.
И один из директоров там – Гюнтер. Мы с ним потом здорово подружились. У него, кстати, жена – русская. И, вообще, он русских очень любит. По русски говорит свободно. Хотя сам – настоящий немец.
Мне тоже русские нравятся. Я ни одной другой нации не знаю, где так много интересных людей. С кем можно классно поговорить И работать тоже умеют. Но есть у вас одна нехорошая черта. Вы страшно ленивые.
Давай. За русских!
Да, давай вдогонку и за латышей!
Так вот. И захотел я с ними посотрудничать. Для раскрутки своего бренда. Обращаюсь к Гюнтеру и говорю:
- Знаете что? В Евразиастане конкурс будет. Не хотите со мной поучаствовать? Прибыль, так и быть, вам - две трети, но чтобы я был равноправным партнёром.
Он отвечает:
- Мне предложение нравится, но я должен согласовать с советом директоров.
Через какое-то время он мне звонит.
- Знаете, Гунтис, они согласны. Но только чтобы Вы были субподрядчиком.
- Нет, - отвечаю, - хочу консорциум.
- На это они не идут. Ни в какую. Извините.
Ну, нет – так нет. Еду в Евразиастан на конкурс. А эти сволочи немецкие... Без меня бы они и не узнали, небось, о нём. Короче, тоже влезли. Гюнтера, как раз, представителем посылают.
А конкурс, я тебе скажу, там такой. Если поставить четыре лимона, то уже будет выгодно. Но можно поставить все одиннадцать. Они же в этих станах в нашей продукции ни *** не соображают. Сколько попросишь, столько и заплатят.
А тут – Гюнтер. Мать его! Цену сбивать приехал.
Подожди, счас из мобилы батарейку выну. Ну вот. Слушай дальше.
Я собирался с этого дела девять получить. Ну, стало быть, еду к Гюнтеру договариваться.
- Слушай, - говорю, - Гюнтер. У тебя же машина уже старенькая. Два года ей. Да и жене не мешало бы поменять. Домик, кстати, тоже можно поприличнее прикупить. Давай, я тебе дам триста тысяч евро. Если не веришь, сегодня люди тебе подвезут.
- Я должен подумать, - отвечает Гюнтер.
- Сколько?
- День.
Назавтра приезжаю.
- Ну?
- Ты знаешь? Нет.
Хорошо. В смысле, очень ***во, конечно.
Тогда я сел думать. Всю ночь считал ихную себестоимость, прикидывал сколько они захотят.
И поставил пять и семь.
А Гюнтер поставил пять и девять!
Ты понял?! Я по глазам вижу, что понял.
Давай. За меня!
Значит, сидим мы с Гюнтером в ресторане. Обмываем мою победу в конкурсе. Я ему и говорю:
- Ну, что? *** с ним – я потерял три лимона на этом. Но, ты-то? Неужели не понимаешь, что такие предложения от главы фирмы не могут быть подставой? Это Я себя подставлял, когда сам лично к тебе приехал. По уму, я должен был к тебе человека послать на переговоры. Чтобы в случае чего – я ничего не знаю. Ну, вот, как ты себе представляешь, чтобы я пошёл куда-то и рассказал как я давал тебе взятку?
А там, в ресторане, оркестрик играет. И, вот, танцует Гюнтер их местную лезгинку, хлопает себя ладонями по голове и напевает по русски «Гюнтер – дурак, Гюнтер – дурак».
Что ты говоришь? Нет. У меня не только в станах и России заказы. Мы же теперь в Европе. Меня теперь в какой-нибудь Австрии так просто на *** не пошлёшь как пять лет назад. Они теперь нас на буксир взяли. Дотягивают до своего уровня. Так они говорят.
Вот и мне из ихней помощи два лимона досталось. Не за красивые глазки, конечно. За десять процентов. Наши чиновники, которые на евроденьгах сидят, своего не упустят. Да и остальные, в общем, тоже.
Да, я думал про эти евроденьги. Сначала я ни *** не мог понять. Как это так? Это тебе папа может дать денег просто так. А тут, ну такие, бля, спонсоры, откуда ни возьмись! Я прикидывал и так, и этак и пришёл к следующему выводу. И я думаю, что я прав.
Они объясняют свою помощь так. В Англии, Франции, Германии до *** брендов. Машины, вина, обувь итальянская. И все они стоят бешеные бабки. Ты не можешь производить духи в Венгрии и продавать их дороже французских.
И они говорят. Давайте, мы вам дадим денег на создание своих брендов. Чтобы вы стали такими же полноценными европейцами.
Я думаю, это всё - ***ня. На самом деле, это они хотят нас покрепче к себе привязать. Вот представь себе, лет через пятнадцать народу осто****ит этот Евросоюз хуже горькой редьки. Нет, открытые границы это – хорошо. Но когда вся эта кампания по созданию восточноевропейских брендов с треском провалится. Когда обнаружится, что ни сельского хозяйства, ни промышленности у нас нет, а работать, зарабатывать на хлеб с маслом где-то надо. Тогда народ, тот что не хочет уезжать в Ирландию, взвоет и потребует выхода из Евросоюза.
А Европа скажет «хорошо, выходите. Но денюжку верните взад».
Дошло? Это значит, когда я получил эти евроденьги, я своими руками навесил ещё одни наручники на свой народ. Я когда это понял, мне так ***во стало, ты не представляешь.
Нет. Вернуть не могу. В бизнесе так нельзя. У меня в этом проекте уже люди работают. Что я им скажу? Что я передумал? Со мной завтра никто разговаривать серьёзно не будет. Все такие балаболки уже выпали из бизнеса.
Это тебе не политика, где слово ничего не стоит. Профессиональный политик - он же такой человек. Если он за день ни разу не соврёт, то спокойно заснуть не сможет. У них работа в этом состоит – уловить момент, когда выгоднее кинуть партнёра. Поэтому я в политику и не лезу. Сожрут, я же не привык наябывать.
Я Шклемсерсу так и сказал, когда он двинул в премьеры:
- Зачем тебе это надо? Они же тебя съедят.
А теперь ты видишь, как его имя на каждом углу треплют. Он, конечно трепыхается. Не тот человек, чтобы утереться и свалить подальше. Боец.
Приходит ко мне недавно.
- Слушай, - говорит,- Гунча. Позарез нужна идея: как мне избирателя привлечь. Я же знаю, у тебя светлая голова. Не то, что у моих придурков.
Ну я ему и выдал сходу. Потому как давно её обдумывал.
Вот ты мне скажи, что в любом деле главное? Правильно. Приятно разговаривать с умным человеком. Мозги. Если есть мозги, то и опыт, и всё остальное со временем придёт. А если нет мозгов, никакие деньги не помогут. Всё профукаешь.
Почему Америка всех имеет как хочет? Потому что они скупают мозги по всему миру. Они на это денег не жалеют. И правильно делают.
И я говорю Шклемсерсу:
- У меня есть такая идея, что ты через десять лет станешь национальным героем. Тебе в каждом городе при жизни памятники ставить будут.
Давай, кстати. За мозги!
Так вот. Такая идея. Каждый год посылать, допустим, пятьсот человек в лучшие мировые вузы на учёбу. Это можно посчитать – сколько каких специалистов нужно будет стране. Ну, и для науки тоже планировать.
Не просто так посылать. За учёбу, ведь, платить надо. А откуда у сопляка деньги? Вот-вот. Государство даёт ему кредит. На зверских условиях, если он не возвращается в Латвию. Или же - наоборот, вообще без отдачи, если отработаешь на благо Родины, скажем, десять лет.
Их, кстати, могут и выкупать иностранцы. На условиях кредита. Так можно уже часть бабок отбить.
Далее. Пусть вернётся не пять, а три тысячи. Это, всё равно, для нашей страны – до ***. Они тут всё перевернут и на уши поставят. А ты прикинь, что у них ещё и связи по всему миру будут.
Но главное – из этих ребят набрать здесь штат для качественных вузов. Чтобы уже здесь, на месте давать образование на уровне. Тогда уже мы будем отбивать свои бабки обратно. И зарабатывать на этом.
А он мне отвечает:
- Ильфа и Петрова читал? Очень Нью-Васюки напоминает. Но, даже если проект - реальный и состоится, то результаты будут только через десять лет. А меня уже через год могут в кутузку посадить. Мне сейчас надо. Что-нибудь вроде «каждому мужику - по тёлке, каждой бабе – по мужу».
Короче, не подвязался. А жаль. Пропадёт. Нас с ним двое только и осталось из тех двенадцати, что ещё при Горбачёве поднялись.
Не хочешь за него пить? Ну, как знаешь. А я за Сталина не буду.
Расскажу тебе сейчас историю. Как я свои первые деньги заработал. Как раз в восемьдесят пятом. Когда Горбачёв кооперативы разрешил.
Ну вот. Я по молодости чем только не занимался. Молодой был, глупый, как сейчас подумаю. Ни *** не знал.
И привёз я из Польши аппарат для изготовления вафельных стаканчиков для мороженого. Вот где те самые тысячи процентов прибыли. Себестоимость у стаканчика была одна десятая копейки, а я продавал за пять.
И дело пошло. Я поначалу сам стоял у этого аппарата. Стаканчики ***рил. Потом народу набрал. Торгуют мои точки по Риге потихоньку. Мороженым.
А дело развивается. У меня уже два аппарата. И я окончательно оборзел - решил продавать стаканчики государственным предприятиям.
Прихожу я к начальнику одного из таких, к Владимиру Семёновичу. И говорю ему:
- Хотите, я вам буду стаканчики для мороженого продавать? По пять копеек штука.
Он, так, пожевал губами, подумал и отвечает:
- Нет. Не пойдёт.
У меня сердце в пятки упрыгнуло. Но, думаю, поторгуемся. Хотя, как торговаться с государством я ума не приложу.
А Владимир Семёнович продолжает:
- Давай по семь.
Вот, ты смеёшься, а я тогда подумал, что старик просто ослышался. Но отказываться было бы глупо. Всё. Ударили по рукам. Он у меня покупает. Платит исправно. Никаких проблем.
А дело продолжает развиваться. У меня уже четыре аппарата. И я иду на другое предприятие. К Оскару Рудольфовичу.
- Проходите, молодой человек, присаживайтесь, - встречает он меня, - Слышал о Вас от Владимира Семёновича. Скажу сразу, если Вы хотите нам продавать стаканчики, то меня такие же условия не устроят.
«Ну ещё бы», думаю я. А Оскар Рудольфович продолжает:
- Но, вот, за девять копеек я бы у вас согласился покупать.
Я уже начинаю подозревать неладное, но делаю вид, что ничему не удивляюсь. И мы с Оскаром Рудольфовичем работаем по девять копеек за стаканчик.
А дело, как ты понимаешь, всё развивается и развивается. У меня уже восемь аппаратов ***рят во всю. И я иду в главк. К Олимпиаде Степановне.
Она меня без всякой очереди принимает, сама заводит за руку в кабинет и говорит:
- Присаживайтесь, Гунтис Карлович. У меня о вас самые лучшие отзывы от Владимира Семёновича и Оскара Рудольфовича. И мы с удовольствием тоже бы стали у Вас покупать стаканчики. Но, я Вас очень прошу. Не могли бы Вы изыскать возможность продавать нам по двенадцать копеек? Пожалуйста.
Вот, ты опять ржёшь, а мне тогда было совсем не до смеха. Я сидел и тихо охуевал. Я ничего не понимал. Нет. Неправда. Я очень хорошо понимал одну вещь - сейчас за мной приедут люди в белых халатах.
Поэтому я собрался. Сконцентрировался. И ответил Олимпиаде Степановне:
- Я должен подумать.
И я помчался к своему другу Максиму. Его выперли с третьего курса торгового и он только что вернулся из армии.
- Ты знаешь, - сказал я ему, - я ни *** не понимаю. В чём дело? Я всегда считал, что надо дёшево покупать и дорого продавать. А тут солидные, уважаемые люди с серьёзным видом будто соревнуются как бы купить у меня подороже. Кто из нас сумасшедший? Или здесь есть какая-то логика?
Кончай уже хихикать. Нам выпить пора, а ты рюмку до рта донести не сможешь.
И Максим объяснил мне логику советской экономики.
Оказывается, государственные предприятия имеют право на наценку не больше чем в пятнадцать процентов от покупной цены. И они, да и конкретные люди в них тоже, заинтересованы, чтобы в их структурах крутилось как можно больше денег, которыми они могут распоряжаться. Распоряжаться же они могут только этими процентами. А пятнадцать процентов от пяти копеек или от двенадцати это, как говорят в Одессе, - две большие разницы.
Давай. За хороших друзей!
Погоди. Это ещё не конец истории. Сейчас будет самое интересное.
Дело развивается вовсю. У меня уже четырнадцать аппаратов ебошат с восьми до восемнадцати. И я решаю, что пора ехать в Москву.
Я беру с собой фуру и еду в тамошний трест.
Начальник там имеет фамилию Васильев, а его заместитель – фамилию Либерман. Как ты думаешь, к кому я иду? Правильно.
Мы выпили у него в кабинете коньячку за знакомство. И я предложил покупать у меня стаканчики фурами. По сорок тысяч рублей за фуру и с каждой ему идёт две штуки. Он сразу же согласился. Я, в конце концов, уже имел рекомендации от наших.
И так мы с ним работаем всё лето. Он меня пару раз приглашал с Лужковым поужинать, но я отказался. Лужков тогда был никто, а у меня как раз какие-то дела горели. Если бы можно было вернуться назад во времени, я б эти дела на *** послал, зато сейчас бы с Лужковым за ручку здоровался.
Но, вот, лето подходит к концу, наступает осень, становится холодно и мороженое уже покупают не так активно. На складах моя продукция начинает накапливаться. А, ты знаешь, крыс в Москве ещё больше чем в Риге. Стаканчики это – что? Мука да вода. Чего ещё крысам надо? А картонную упаковку прогрызть им – раз плюнуть.
Одним словом, настаёт день, когда мне звонит из Москвы водитель фуры и говорит, что его не принимают.
Я всё бросаю, лечу в Москву и сразу к Либерману. Он мне обрисовывает ситуацию.
- Извини, - говорит, - Гунтис, ничего не могу поделать.
А я ему на это:
- Слушай, а если я тебе не две, а четыре тысячи буду за фуру платить?
И вот тут он задумался.
Крепко задумался.
И выдал фразу, которую я до сих пор помню, как будто вчера услышал.
Он махнул рукой и сказал.
- Да и *** с ним. Пускай крысы жрут.
Свидетельство о публикации №207102500150
Егоров 05.02.2009 22:14 Заявить о нарушении