Рывок 1

- Ну вот и всё, – пробормотала Наели, захлопывая за собой дверь, - Finito definition! Ах!
Тут же её нога поскользнулась на откуданивозьмись взявшейся идеально гладкой поверхности, вторая нога не удержалась и поехала вслед за первой. В глазах закружились, всё ускоряя темп, радужные блики.
- Наконец-то! Полная свобода, о которой столько мечталось!
Наели хохотала, отдаваясь восторженности без остатка.
– Куда поедем? – спросил невидимый водитель и улыбнулся ей 33-мя зубами.
– Туда, где ветер ревёт в скалах!
Внезапно перед её взглядом возникло то, о чём она подумала. Концента стояла на краю огромной скалы, протыкающей облака, ветер играл её вьющимися светлыми волосами, залеплял ими лицо.
– А птицы, где же поднебесные пичуги? – мысленно спросила она, стараясь убрать волосы за уши. И тут же прямо над головой раздался ястребиный крик , а справа донеслось хрипловатое карканье.
– Хочу журавлиный клин, хочу лететь вместе со стаей, вожаком!
Крики над головой сменились мягким курлыканьем и хлопаньем крыльев. Вот она, её серая стая. И прямо сейчас она оторвётся от насиженного камня и полетит на юг, возглавляя печальную процессию. Легко, словно всегда только этим и занималась, вспорхнула она в небеса.
- Почему вы так печально кричите, кстати? – спросила она у своих теперешних сородичей.
- Мы хороним здешнее лето. Не навсегда, в будущем году оно снова возродится, ещё краше, ещё радостнее. Но ведь это всё равно так горько – расставаться с кусочком своей жизни.
Они снизились и теперь летели над ровно-волнистой морской поверхностью, бескрайней и однообразно серой.
– Почему так мало красок? – спросила она. – Пусть мир будет ярким!
И море стало лазурным, солнце засветило оранжевато-жёлтым, горизонт затянулся пастелью.
 – Какое сейчас время суток? Хочу рассвет, в нежно-розовых тонах.
И всё стало так, как она просила. Красное солнце гладило розовыми лучами морские волны и эти же лучи прогоняли небесную тьму, которая на западе всё ещё была цвета индиго. Наели пела нежным, тонким голоском, песенку из детства. Когда-то ей пела так мать. Конценте нравилось вспоминать себя маленькой.
Перед глазами, на фоне розовеющей синевы, проступали живые картинки. Мама, склонившаяся к засыпающей дочурке, дворовые игры, рисунки на асфальте разноцветными мелками. Она всегда любила играть, любила петь, и сейчас она хотела оживить лишь самые радостные воспоминания.
– Пусть они будут со мной всегда, я положу их в свою сокровищницу, и буду доставать по праздникам.
Тем временем её полёт продолжался.
– Пусть подо мной возникнет всё самое прекрасное, что создано когда-либо людьми, – прошептала она. И стая полетела над зубчатыми замками и висячими садами, над гигантскими башнями, спящими пирамидами и мавзолеями, над роскошными дворцами, статуями и картинными галереями, над библиотеками и древними храмами, над площадями со множеством огней и небоскрёбами, над изящно выгнутыми мостами. Но не было среди всего этого великолепия ничего, чтобы притянуло бы её к себе, чтобы вызвало желание спуститься с высоты птичьего полёта. Всё внизу было одинаково прекрасно, но свобода полёта - в десятки раз прекраснее всего этого.
– А теперь, – подумала она, - Хочу увидеть все чудеса природы!
И Наели увидела под собой громады гор с утонувшими в снегу и облаках вершинами, глубокие синие озёра в горных расселинах, антарктические ледники и айсберги, величественные вековые леса, срывающиеся со скал могучие водопады, перекинувшиеся через них радуги, полноводные реки, гордо несущие свои воды в мировой океан, задумчивые барханы пустынь и сияющие лазурные лагуны, кишащие пёстрорыбьем, птичьи базары на северных островах и буйные джунгли на южных. Она смотрела на всё это разнообразие с немым восхищением.
 – Поразительно! – воскликнула она, - Как можно было уместить всё это на одной маленькой заштатной планетке! Просто кладовая какая-то! Музейное хранилище!
- Это так, - сказал голос где-то рядом – Здесь хранится всё, что когда-либо было создано одним великим Творцом.
Наели беспокойно завертела птичьей головой, пытаясь отыскать нежданного собеседника, но воздух вокруг неё был чист и прозрачен, а сзади тянулся знакомый журавлиный клин.
- Где же ты? Я хочу тебя увидеть, – нетерпеливо сказала Наели. Но кругом было по-прежнему пусто и лишь ветер звенел в ушах.
– Наверное, я что-то не то сказала, - подумала Наели, и неожиданно увидела в нескольких метрах, прямо по курсу от себя – воздушную воронку, эдакий маленький смерч.
– Это не мой выбор, - пробормотала Наели и попыталась резко увернуться, но было уже поздно: её затягивало внутрь газовой спирали.
Она почувствовала, как сначала с неё слетело её серое, ставшее уже почти родным, оперенье, а потом и человечье обличье. Кем она становиться? Во что превращается? Ей было страшно, но сделать она ничего не могла, только чувствовала себя, словно бройлерный цыплёнок на конвейере, который по мере продвижения через серию промежуточных стадий становиться из живого – консервированным. Правда, что до Наели, то сколько-нибудь ощутимых на физическом уровне манипуляций она над собой не почувствовала. Может, потому, что физического в её природе не осталось?
- У-ух! – она налетела на что-то мягкое и приятно холодное.
И тут же сообразила, что процесс превращения на этом закончился. Концента попробовала осторожно открыть глаза, но вот незадача – глаз-то у неё и не оказалось! Попробовала дотронуться до мягкого объекта чем-то, что могло напоминать конечности. Но ощупать невидимую стену также было нечем, если только не всем своим существом сразу. Форму этого «своего существа» она определить не могла, но ощущения мягкости и прохлады оставались ему доступны, и ещё – ощущения эти явно рознились с телесными. «Сбросила бренное тело, прямо как Царевна-лягушка…»
- Хочу видеть, слышать и ощущать!
Ничего... Пустота... Система не работает, система отсутствует.
Наели решительно задумалась над создавшимся положением. Думать она могла – это был факт неоспоримый и довольно-таки утешительный. «Довольно-таки» - так как многие сенсорные способности, питающие разум, потеряли всякий смысл. Самым большим неудобством для неё оказалось отсутствие зрительного восприятия.
- Если тела больше нет, - размышляла она – а я всё ещё существую, то мне больше не нужны глаза, чтобы видеть. Тогда надо попробовать видеть напрямую, своим сознанием, так же, как я мысленно вижу то, о чём думаю.
Она расслабилась, поискала внутри себя и нашла что-то вроде зеркала, в котором отражался окружающий мир. Сначала она увидела прямо перед собой сплошную туманную дымку. Когда же отдалилась от неё на некоторое расстояние, попутно выяснив, что может легко передвигаться усилием мысли, поняла, что мягкое и прохладное было ни что иное, как облако. Себя, как ни поворачивала зеркало, Наели увидеть не смогла, ведь зеркалом была она сама.
- Ну что ж, придётся приноравливаться к новому мировосприятию, - подумала Наели, мысленно пожимая несуществующими плечами. - Для начала было бы неплохо получше осмотреться, подвигаться, научится не только видеть, но и слышать, и осязать через сознание, хотя… с осязанием-то, по-видимому, как раз меньше всего проблем – я ж почувствовала облако сразу после этой… пертурбации. Инстинкт сработал что ли?
- Нет, не инстинкт, и даже не интуиция. Просто субстанция, из которой ты состоишь настолько не плотна, что скопление водяных паров являет для неё некоторую преграду, довольно приятную, надо сказать, если лететь на неё со световой скоростью, способной унести тебя прочь из этого мира и обречь на вечные скитания по вселенским пространствам, - произнёс спокойный голос, за её спиной, то есть за зеркалом её сознания. Тот самый голос, что вмешался в монолог Наели-птицы. Он как будто никуда и не исчезал и словно подслушивал каждую мысль, возникавшую в сознании конценты – так ей показалось. Наверно, так оно и было.
Мучимая скорее любопытством, нежели страхом, Наели осторожно повернулась в ту сторону, откуда доносился голос. И не увидела практически ничего, если не считать других облаков, разбросанных по лазурному небу. Глянула вверх, но и там оказались всё те же облака и лазурь. Внизу, под не слишком толстым слоем неба, заполненным отдельными облаками она разглядела сплошной облачный покров, клубящийся недоброй грозовой серо-фиолетовой массой. Но ничто сейчас так не занимало Наели, как поиск её невидимого собеседника. Не найдя его нигде вокруг, она мысленно позвала:
- Где ты? Почему ты прячешься? Ты что, боишься меня?
Ответом ей был взрыв хохота из пустоты, да такой добродушный и заразительный, что концента не выдержала и звонко расхохоталась в ответ, поняв всю нелепость своего вопроса, обращённого к невидимке, который явно лучше неё соображал, по каким законам устроен этот мир. Отсмеявшись, она возобновила разговор в несколько другом тоне.
- Покажись, если можешь. Мне неловко разговаривать со зловещей облачной пустотой, - скромно попросила она.
Пространство перед ней слегка колыхнулось, пошло мелкой рябью, затем как будто начало сжиматься – по крайней мере так отражало зеркало конценты. А пространство всё сжималось и сгущалось, словно кто-то тянул его за невидимые нити. Скоро из серой дымки начали проступать странные очертания. Ненормально высокая и тонкая фигура начала вырисовываться на облачном фоне, и ещё она светилась, неярким ровным сиреневым светом. Вскоре Наели смогла уже различить детали: босые ноги с аномально длинными ступнями, хламида, рваными клочьями свисающая на подоле и рукавах, и такие же рваные пряди волос, разбросанные по плечам, но главное – взгляд. Огромные сиреневые глаза с маленькими зрачками и широкими радужными оболочками, смотрящие так, будто обтекали объект своего внимания, полностью, и одновременно пропускали его сквозь себя. И вся эта фигура смотрелась, как видение, которое, стоит лишь моргнуть или переключить внимание – бесследно исчезнет, растворится в череде других образов. Между тем, видение оказалось куда более устойчивым и независимым от внимания и сознания Наели.
- Кто ты? – концента в изумлении не смогла придумать ничего оригинальнее этого вопроса.
Незнакомец (инстинктивно, Наели отнесла видение к существам мужского рода) рассмеялся.
- Ну, если уж тебе трудно с этим определится, то мне тем более. Никогда не задавался этим вопросом, - сквозь смех сказал он.
- Почему? – снова по-детски спросила девушка.
- Потому, что глупо тратить время на то, чтобы давать себе определения.
- У тебя даже имени нет?
- Ха-ха! Зачем мне какой-то набор букв, который будет пытаться контролировать меня? Я не хочу от чего-то зависеть. Можешь называть меня как тебе будет угодно.
- Ну тогда хотя бы скажи, что ты тут делаешь? Почему ты пришёл в мой мир и даёшь мне советы? – Наели начала потихоньку злится.
- А ты уверена, что этот девельталь, который ты называешь миром, - твой? Не хочу тебя огорчать, но у тебя пока нет своего девельталя - ты лишь путешествуешь по чужим. На данный момент у тебя есть только твоя гоа - уникальная сущность, и она мне интересна и, не скрою, симпатична. Я бы не хотел бы наблюдать её гибель.
- Гибель? В результате чего, интересно. Кому нужна я и моя сущность? У меня нет врагов. Я абсолютно свободна и никому ничего не должна.
- Если ты не знаешь своих врагов, это не значит, что у тебя их нет. К примеру, чего ты сейчас на меня так ополчилась?
- Эээ… Ну, вероятно, я просто хотела побыть в одиночестве и навязчивые собоседники мне не нужны.
- Ты боишься, что я вторгнусь в твоё личное пространство?
- Можно и так сказать. Но я так и не поняла. Чего ради ты это делаешь?
- А мне, знаешь ли, любопытно…
- Сейчас-сейчас, припоминаю, что стало с одной не в меру любознательной особой по имени Варя. Кажется, она лишилась какой-то немаловажной части тела… - иронично хмыкнула Наели, однако же, отметив про себя, что становится более расположенной к общению. Её саму потихоньку начало разбирать любопытство.
- Так кто ты всё-таки такой?! Может, попробуешь втиснуть свою сущность в законы моего мира? Например, в моём мире у всего есть имена.
- В твоём девельтале, - поправил собеседник, - Если ты ещё не поняла мы сейчас находимся вовсе не в том девельтале, который ты называешь "своим"! Разве ты забыла, как проваливалась в воронку? Наверно, функция памяти не до конца восстановилась после трансгенерации.
- После чего-о? Трансгенерации? Так вот, что со мной произошло! Это многое объясняет.. Кажется, ещё в начальной школе… - продолжила было свои комические этюды Наели, но Сиреневоглазый (как его уже успела окрестить Наели), игнорируя её потуги, убеждённо произнёс:
- Я бы мог объяснить тебе это и многие другие вещи, если ты пожелаешь учиться.
 Концента вздохнула – ну, то есть мысленно, – и вдруг – рассмеялась, причём смех получился в этом странном девельтале довольно-таки натуральным.
- Так-так, ну учится – это я люблю. Но без рутины и зубрёжки. В творческом порыве, где каждое новое знание воспринимается как открытие.
- Как ты думаешь, что с тобой произошло? Где ты сейчас?
- Нормальный человек бы сейчас ответил, что спит! Но не я. Я просто захотела изменить привычный мир. Тот мне надоел. И он… Было такое ощущение, что он вот-вот рассыплется на куски от любого прикосновения, от любого вздоха.
- Сознательного прикосновения и сознательного вздоха… Ты можешь путешествовать, достигнув определённого состояния. Оно называется келемаро, – дополнил собеседник, - Но ты лишь сделала выбор – попасть куда-то ещё, куда, быть может, давно мечтала, но в существующий уже девельталь реальности. А теперь представь, что кто-то сознательно захотел изменить девельталь, причём векторы желаний нескольких гоа совпали. Вот тогда и начинается самое увлекательное – процесс создания новой клеточки реальности, качественно нового девельталя со своими законами, своими формами и смыслами! Сейчас ты находишься в такой вот новосинтезированной клеточке Мира, тебя в неё притянуло.
- С чего бы меня вдруг затянуло в эту клетку?
- Ну, это ты должна разобраться со своим сознанием самостоятельно. Скажем, это будет твоё домашнее задание.
От неожиданного появления столь формалистичной конструкции, как «домашнее задание», явно нелепо звучавшей в контексте происходящего, Наели снова глупо хихикнула. Меж тем её наставник продолжал:
- Так вот, страшное слово «трансгенерация» означает всего лишь то, что при попадании в пространство незнакомого девельталя, гоа начинает приноравливаться к нему, подстраиваться под новые законы. Говоря научным языком, это генерация адекватного воплощения. Она происходит иногда взрывообразно, иногда - очень медленно или с чередованием мгновенных и медленных стадий, бессознательных и сознательных. А вообще-то, можно использовать любое другое умное словечко для отражения этого понятия. «Трансгенерация» у меня только сейчас, признаться, и родилась.
И Сиреневоглазый блеснул хитрой улыбочкой. Концента хотела было возмутится, но вместо этого из неё вылетел давно вертевшийся вопрос:
- А кто же автор того места, где мы сейчас находимся? – и быстро добавила:
- Только без отмазок, ухмылок и внесения путаницы.
- Хорошо, буду краток: я.
- Ты? Один?! Ты ж сказал – нужна группа…
- Ну, в большинстве случаев нужна, но не в моём – я предпочитаю творить в одиночку.
- То есть ты хочешь сказать, что у тебя хватает на это сил?
- Разумеется. Я вполне сознателен для этого.
- Разве сила и сознание – одно и то же?
- Одно определяет другое, циклически.
- Надо будет подумать об этом в келемаро.
- Попробуй.
Повисла тишина. Затем Наели заметила:
- Ты сказал, когда я была птицей, что все сокровища планеты – плоды великого Творца. Что ты имел в виду?
- Только то, что сказал.
- Я задаю идиотские вопросы?
- Просто лишние.
- А как ты мог быть невидимым в том мире, когда говорили о Творце? Ведь тот мир работал по другим законам.
Сиреневоглазый рассмеялся:
- Ну-у! Неужели твоё воображение сломалось?
- Мм… Ты стал.. был.. воздухом?
- Точнее ветром, - ироничная ухмылка не покидала выражение лица Сиреневоглазого.
- А не подскажет ли хозяин дома сего, как его случайной гостье приодеться в подобающий такому случаю наряд, то есть тело?
- С удовольствием: для этого нужно всего лишь спроецировать в сознании то, как ты хочешь выглядеть. Но сделать это сложнее, чем кажется. Твоё тело, каким бы оно ни было, - суть отражение твоего сознания в данном куске реальности, и отражение это должно быть максимально точным. Для этого надо либо узнать ключи к этому девельталю – его законы, либо подчинится этим законам неосознанно, что и произошло сейчас с тобой.
- Тогда подскажи, как устроен твой девельталь.
- Ну, это не так-то просто – подсказать! Я лучше тебе покажу.
- Хорошо, я готова. Показывай!
Незнакомец подошёл к ней совсем близко и протянул конценте не вполне материальную руку.
- Попробуй до меня дотянуться.
- Как?
- Также, как ты способна ощущать мир вокруг.
Наели сконцентрировалась на эфемерной руке, попыталась представить, какая она на ощупь, но – тщетно. Она ничего не чувствовала, кроме холодных прикосновений ветра. И вдруг ей подумалось: «Но ведь ветер я как-то чувствую? Может, ощущения, до которых я хочу добраться, ещё тоньше, ещё нежнее его дыхания?» Теперь она сконцентрировалась на ветре и на руке одновременно. Она почувствовала: воздушный поток явно скрывал какие-то более тонкие вибрации. Концента попыталась настроиться на них, выделить из общей массы. И вот она почувствовала легчайшее прикосновение какого-то другого, тёплого потока, ещё немного концентрации – и она различила его форму. Постепенно концентрируясь, она довела своё ощущение до явственного рукопожатия.
- Да! Получилось! – воскликнула Наели, как будто открыла новый закон физики. Её наставник мягко улыбнулся.
- А теперь попробуй увидеть конечность, которой ты меня касаешься.
Не отпуская руку нового знакомого, Наели сконцентрировалась теперь на пространстве между собой и его рукой. Она попробовала пошевелить невидимыми пальцами, поводить ими по ладони Сиреневоглазого и представить как можно подробней кисти своих рук, так, как они выглядели в другом девельтале. Она инстинктивно поняла, что здесь они должны быть тоньше и отсвечивать бледно-голубым, узкие и короткие, заострённые когти на длинных прямых пальцах, по семь на каждой руке. Вот и всё, что было нужно, чтобы её руки обрели плоть.
«Нэвэсиру моо. Повиру новаторе!» - проговорил её наставник и Наели поняла эти слова.
«Фэрукондэ мбри!» - ответила она и вслед за руками появились остальные составляющие нового платья конценты.
Голова её приобрела форму капли воды, замороженной в полёте. Кожа на лице и теле была полупрозрачна и окутана голубоватым сиянием. Глаза глубокого фиалкового цвета обрамлялись серебристым пухом ресниц. Вместо волос тоже был мягкий серебристый пух. Фигура была похожа на тонкую стеклянную вазу, сужающуюся к горлу. Ступни ног, похожие на кисти рук, выглядывали из-под облачного подола длинного свободного платья, отливавшего то синим, то серебряным. Руки, тонкие, похожие на ветви диковинного дерева, колыхались в свободном полёте. Белые с голубыми прожилками губы улыбались и произносили незнакомые прежде слова с лёгкостью «доопытного» знания.
- Веруто скриндэ! – сказала она Сиреневоглазому, а он расхохотался, поднял руку и произнёс:
- Варатэс.
 Перед ним повисло серебристое облачко. Сиреневоглазый или Асвенсаль, как она теперь его звала, разгладил рукой поверхность облачка, и окружающее отразилось в нём, словно в зеркале. Потом он легонько подул на него и зеркальная поверхность повернулась к Наели, которая звалась теперь Лантеска.
Она долго рассматривала своё отражение, вертела руками, крутила головой, усмехалась уголками губ и подмигивала своей зеркальной проекции.