Виктор Коростелев Как я учился в Гатчине

КАК Я УЧИЛСЯ В ГАТЧИНЕ.

 

В середине 80-х учился я на курсах переподготовки в Гатчине под Ленинградом. Жили мы в гостинице. Офицеры были со всего Союза и даже бригада Войска Польского. Правда, жили они отдельно от нас и общаться с ними строго не рекомендовалось. Но непроизвольных ситуаций не избежать. По вечерам мы ходили в местный дом культуры в кино, на танцы, выставки. Местные девушки буквально висли на поляках, игнорируя нас. Это сильно задевало и всякий вечер молодые офицеры искали повод показать полякам «кто в доме хозяин». Что удивительно, польские офицеры, видно проинструктированные еще более строго, чем мы, всегда на любую нашу наглость, вызывающее поведение, оскорбительные высказания, только улыбались, извинялись и ретировались, а вместе с ними и местные красавицы.

 

Но сейчас не о них. Я вспомнил, что там познакомился с молодым лейтенантом богатырского телосложения. Никитой Реминным. Мы учились в одной группе. Я с ним предпочитал ходить в дом культуры и с ним я не боялся задирать поляков.

Пришло время выпуска, мы разъезжались по домам. Я собирал чемодан в своей комнате. Он был внушительным. Вдруг меня окликнули из коридора, я вышел и не заметил, как кто-то нырнул в мой номер. Вернувшись, я ничего не заметил странного, еле поднял тяжеленный чемодан, а еще у меня был портфель-дипломат. Спускаясь по лестнице, я увидел Никиту, тащившего свой огромный чемодан в одной руке и дипломат в другой.

 

В шутку я предложил ему тащить два чемодана для равновесия, а сам вызвался тащить два портфеля тоже для равновесия. К моему удивлению, он согласился. Только попросил обеспечивать ему дорогу. Так пыхтя и отдуваясь он попер два чемодана, а шел чуть впереди с двумя портфелями время от времени покрикивая на прохожих, как носильщик, «Поберегись!».

 

Мы приехали в Москву, таким же манером спустились в метро и хотя Никите (он москвич) надо было выходить раньше, я снова предложил ему довезти мой чемодан до моего Белорусского вокзала, а затем вернуться. Безотказный Никита допер чемоданы и мы распрощались. Тут только я заметил, что один замок на моем чемодане открыт. Попробовал закрыть – не закрывается. Открываю чемодан, чтобы утрамбовать вещи и вижу какой-то сверток. Явно не мой. С тревогой развернул газету – кирпич. Тут только я вспомнил, как меня беспричинно окликнули и как кто-то метнулся к моему чемодану. Хорошо, что чемодан пер Никита, а если бы я сам? Умаялся бы.

 

Через месяц я встретился с Никитой и он с негодованием рассказал, что какой-то гад в Гатчине подложил ему в чемодан два кирпича. «А я то думаю, почему мой чемодан такой тяжелый!» - все сокрушался он. Хотел я посочувствовать ему и сказать, что мне тоже подложили, но вспомнив, что и мой чемодан тащил Никита, не стал сыпать соль ему на раны.

 

Буквально через несколько дней в курилке один пронырливый старлей рассказывал, как он мне подложил кирпич и все спрашивал, не тяжело ли было мне. «А ты у Никиты спроси!» - отвечал я.