Истинный римлянин

Двери распахнулись, впуская в темную залу свет заходящего солнца. Уверенным шагом мужчина пронесся сквозь помещение, выходя в следующую комнату, чуть меньше.
Он был крайне раздражен. Его план казался ему идеальным! Теперь ему никак не удавалось понять: что же пошло не так. Стоило ему достичь Власти, как он где-то оступился, допустил ошибку. Его злости не было границ. Злился он, однако, лишь на себя….
Теперь ему не на кого опираться: время Договора прошло, осталась лишь армия ветеранов, ещё преданных ему.

– Приветствую тебя, Цезарь. – В комнату вошел мужчина чуть старше самого диктатора; его суровое лицо не выражало ничего, но взгляд, казалось, пронзает насквозь, проникая в самые мысли.
– Приветствую.
– Ты подумал над тем, что я сказал тебе вчера? – Цицерон приблизился.
– Да.
– И что ты будешь делать?
– Ничего. Я пойду, как и предполагалось, в сенат, чтобы выступить там.
– Сейчас не время бравиться, Цезарь! – Спокойствие его в единый миг испарилось. – Спасай свою жизнь, если она тебе ещё дорога!
Цезарь умолк на какое-то время, пытаясь успокоить ураган, бушевавший в его мыслях. Конечно, жизнь была дорога ему, ведь он не воплотил в реальность ещё многие свои планы и стремления. Однако терзало одно:
– Настоящий римский полководец скорее должен погибнуть, чем сбежать с поля битвы, – спокойно произнес диктатор, обращаясь к оратору. – И да благословит меня Венера.
– Ты допускаешь страшную ошибку!
– Возможно. Однако впервые в своей жизни я поступаю честно.
– Тебе не спастись на этот раз.
– Это моя судьба и я приму её, как подобает истинному римлянину.
– Глупец. Мне больше нечем помочь тебе, кроме как советом. Ты не хочешь воспользоваться им – это твое право. – Гость направился к выходу, намереваясь покинуть дом, когда Цезарь окликнул его.
- Цицерон! Ты можешь сделать ещё кое-что для меня.
- Да?
- Мною составлено завещание, по которому все, что я имею, наследуют ветераны, воевавшие со мной, и мой племянник, ставший сыном – Октавий Фурин. Когда я умру, оно должно стать известно гражданам Рима. Надеюсь, оно предотвратит становление Антония на моё место.
- Я сделаю, как ты просишь.
- Хорошо. Теперь я хочу остаться один.
- Прощай, Юлий Цезарь.
- Прощай, оратор.
Когда Цицерон ушел, диктатор остался один. Тишина уже не давила. Глупо было теперь искать причину заговора, предотвратить который нельзя. Быть может, как думалось ему тогда в одиночестве темной комнаты, именно такой конец столь славного начала и подарит ему вечную память?

Утро.
Начало конца – вот оно.
Смерть настигла его последним из троих триумвиров.
Гордо вскинув голову, Гай Юлий Цезарь вошел в здание сената, надеясь лишь, что страх не выступит на лицо, оставшись только лишь на сердце тяжелой ношей.
Несколько шагов….
Град ударов….
И лицо человека, которому он доверял, который подкупал своей честностью.
- И ты, Брут…! – Казалось, этот хриплый голос, никак не может ему принадлежать. Незаметно для окружающих, Цезарь чуть развел руки в сторону, открываясь для последнего – смертельного – удара.
Конец пришел за последней самой сильной вспышкой боли.
Кровь, растекающаяся по его тоге, стерла сенаторские отличия – пурпурную кайму, окрашивая её в багровый цвет, так же, как и всю белоснежное одеяние.


23; 27 октября 2007 г.