Голыш

ГОЛЫШ


Татарин Иргашев по кличке Иргаш весь день суетливо бегал из своей квартиры в магазин, где служил подсобным рабочим. Магазин находился в этом же доме, только с другой стороны, в подвале. Там же был и продуктовый склад, откуда на весь двор постоянно несло протухшими копчеными селедками. Магазин открывали после ремонта, и Иргаш почему-то пребывал в состоянии приятного возбуждения, как будто ремонт сделали у него в квартире.

Нина и ее подружки, играя во дворе, с интересом наблюдали за беготней Иргаша. Они его боялись – злой он был татарин. И злыми были его толстые откормленные непомерно гуси, которые, вырвавшись из сараев, прибегали во двор и, громко гогоча, махали огромными крыльями и шипели на всех, кто выходил из подъезда. «Собаки у тебя, а не гуси!- орал сосед Иргаша Решетняк,- затравили моего поросенка, пострелять их надо, как волков!» Да и многие его не любили за этих злобных гусей и еще за то, что он всегда хитрил, даже в простом деле старался наврать и посмеяться над кем-нибудь. Поговаривали еще, что Иргаш был в сговоре с бывшим продавцом магазина Ибрагимом, который под видом баранины торговал собачатиной. Сам он эту собачатину не покупал, а питался забитыми гусями, их большими яйцами и молоком от собственной коровы. Другие собачатину под видом дешевой баранины покупали, но на суде не признались – стыдно было. Не все по безденежью могли держать скотину, как Иргаш, а есть надо что-то. Ибрагима посадили, магазин отмыли и отремонтировали, а Иргаш оказался не при чем.

Сегодня он казался веселым и никого не задевал. Бегал себе и бегал. А потом вдруг стал зазывать девчонок в магазин. Манил их рукой и приговаривал :

-Идем со мной, я виноград покажу, сладкий!

Винограду в их поселке никогда не было, его сюда не привозили. За ним нужно было ехать в город. И Нина с подружками обрадовались, что теперь и у них будут продавать сладкий виноград в новом магазине. Побросав игрушки, они весело поспешили за Иргашом , а он, вбежав в пропахшее масляной краской помещение первым, с порога стал весело смеяться и показывать им на потолок. Оттуда на розовые стены «свисали» гроздья нарисованного винограда, увитые острыми листьями. Девочки, глотая набежавшую слюну, растерянно смотрели на нарисованный виноград, которого им сейчас захотелось еще больше. Затем, понурив головы, пошли потихоньку обратно во двор, позади несся визгливый хохот Иргаша.

Нине было особенно обидно. Ее мать работала с утра до ночи, получала совсем мало денег, и ей некогда и не на что было поехать в город, чтобы купить дочке сладкого винограду. А теперь рухнула надежда на то, что его будут продавать прямо здесь, в их доме.

А девочка из первого подъезда, Таня Минько, делала вид, что ей все ни почем. У Тани отец работал в городе, приезжал на выходные в поселок и привозил всякие сладости. У них в отдельной квартире было чисто, светло. Нину туда впустили только один раз и то случайно. Танина мама зазевалась, и Нина успела проскользнуть в открытую слишком широко дверь. То, что она увидела , поразило ее и долго не давало покоя. Оказалось, что Таня до сих пор, хотя и закончила уже первый класс их поселковой школы, спала в детской кровати , обтянутой веревочной сеткой. Такие кроватки Нина видела только на картинках в школьном букваре. Но кровать эта была под Танин рост, устелена красивым кружевным покрывалом. И стекла на дверях тоже были затянуты белыми кружевными занавесками. Почти как в больнице, где Нина весной долго лежала, отравившись непропеченными блинами, которые сама сварганила на электроплитке, пока мать была на работе.

Она с трех лет спала на старом диване с круглыми ватными подлокотниками, который еле умещался в их с мамой крошечной комнатушке в коммунальной квартире.

У Тани Минько было много дорогих игрушек. Куклы большие и маленькие, ванночки, чтобы мыть голышей, крошечная посудка и кукольная мебель. Вот что особенно приводило Нину и ее подружек в восторг, так эта мебель. В наборе была кукольная кроватка с матрацем, одеяльцем, подушечкой. Таня укладывала по очереди своих кукол в эту кроватку, а других рассаживала на стульчики и угощала едой из фарфоровых тарелочек. Когда ей надоедало играть в свои игрушки, она отдавала их кому-нибудь из девочек. Но нужно было занимать очередь. Нинина очередь почему-то никак не подходила.

А дело было в том, что нынешним летом в пионерском лагере в глухом лесу Нина подхватила вшей. Да таких больших и почему-то зеленых, что ее мать с трудом вывела их дустом. Говорили, что таких необыкновенных вшей привезла в лагерь их подружка Райка Иргашиха, которой родители мыли ее густые черные волосы кислым молоком, чтобы блестели. Но ни у кого кроме Райки и Нины этих вшей больше не оказалось, так что родители других детей косо посматривали на обеих девочек. И Танина мама строго-настрого запретила ей давать игрушки Нине и Райке. Вот почему их очередь поиграть в волшебную кукольную мебель не подходила. И им оставалось только наблюдать за игрой подружек и все ждать и ждать своей очереди.

После того, как Иргаш обманул их с виноградом, Нина заперлась у себя в комнате и грустила, сидя на диване и перебирая жиденькие желтые волосы своей единственной кукле-голышу. У нее совсем не было одежды, а мыла ее Нина в настоящем оцинкованном тазу, когда мать не замачивала в нем ее перепачканные в песочнице и на траве коричневые хлопчатобумажные колготки. Она гладила голый кукольный живот и смотрела, как все сильнее раскаляется стена у кровати от растопленной соседом печки. Топили ее углем, да так жарко, что стена в комнате Нины и ее матери накалялась докрасна. Они обе боялись, что когда-нибудь стена лопнет, и раскаленные угли посыплются им на кровать. Но только так прогревалась вся квартира, и спорить с соседом было бесполезно.

Вдруг взгляд Нины упал на дощечки для растопки, которые каждый сосед приберегал в своей комнате. Она встала с дивана, стараясь не прикасаться к огненной раскрасневшейся стене, подобрала три щепки. И радостно засмеялась. Вытащила из-под кровати два гвоздя и колун, которым мать строгала лучины для растопки, и стала сбивать дощечки. Вскоре дело было сделано - готова кроватка для ее голыша! Конечно, она была совсем некрасивая, корявая, кривая. Но Нина быстро догадалась накрыть ее разноцветной ветошью, которую матери выдавали на работе, чтобы мыть полы, вытирать пыль и руки после уборки. Потом уложила в кроватку своего желтоволосого голыша и стала напевать ему песенку про кузнечика.

Вскоре она вышла на улицу с этой кроваткой и голышом. Разложила все на траве, и тут же ее окружили подружки.

-А что это у тебя?- спрашивали они, хотя и сами видели, что у Нининой куклы есть теперь своя кроватка.

-Не понимаете, что ли?- деловито отвечала Нина,- кроватка это для моей Саньки.

-Кто сделал?

-Сама! Трудно, что ли? Это же простое дело,- опять по-деловому говорила Нина, раскладывая цветастую ветошь на дощечках.

-Да ну,- махнула рукой Райка Иргашиха,- это не настоящая кроватка, у Тани Минько лучше! А это просто дрова…

-Да?- обиделась Нина,- ну и иди к своей Тане. А моей Саньке и так очень хорошо в ее кроватке.

На какое-то мгновенье девочки почувствовали, что корона дворовой принцессы скатывается с головы Тани Минько.

-Ну и пойду!- сказала Райка и побежала в квартиру Минько.

Неожиданно ей выдали оттуда вожделенную кроватку, и Райка торжественно вынесла ее на улицу. Девочки кинулись к ней, трогали натянутую сетку, как на настоящих взрослых кроватях, хватали матрасик и стеганое одеяльце. Райка расположилась неподалеку и начала укладывать в эту волшебную кроватку свою куклу. Нина посидела еще над Санькой, которая мирно спала на чурбачках, потом собрала игрушки и понесла домой. Там она снова принялась укладывать Саньку спать и играла до самого вечера, пока мать не вернулась с работы.

Покормив Нину, она позвала соседа. Тот пришел, взял девочку за руку и повел к себе. Там уже сидели на табуретках его сыновья - Серега, который был старше Нины на год, и Мишка, моложе брата на два года. Серега сидел насупившись, а Мишка весело болтал ногами и грыз леденец.

-Ты тоже рядом садись, чтобы мне сподручней было,- распорядился сосед.

Нина присела на табуретку и вопросительно посмотрела на ребят. Она не убегала, потому что мать стояла рядом и разговаривала с соседом.

-И откуда только эта зеленая зараза берется!- говорила она,- уж, кажется, мою-мою, сил моих нет больше выводить паразитов. Да и от дуста, боюсь, девка-то заболеет. Это все Иргашиха нанесла, возятся там со своей простоквашей…

-Черт их знает, откуда они берутся. Может, от гусей? Да здоровые, как слоны, я таких сроду не видал,- отвечал ей сосед.- А насчет Иргашей это вы зря болтаете. Старшая-то их девка здесь дура дурой росла, в подоле от нашего, русского охламона, калеку принесла. А потом сдала нагульного ребенка в детский дом, уехала к себе в Татарию, а недавно, сама знаешь, приезжала в гости с красивым мужиком, со здоровым ребенком и вся в золоте. Так что непростые эти Иргаши, и деньжата у них имеются, вон, сколько скотины держат! Скорее, эта зараза от его соседей, Решетняков… Ну, готовьсь по одному,- засмеялся он,- отдавай свое добро, такого нам не надо. А то в школе срамоты не оберешься!

-Да, да,- кивала мать,- до школы как раз волосы отрастут, а сейчас надо под корень вывести всю эту нечисть… Мне, что ли, поехать в эту Татарию?- подумав, спросила она.- Как думаешь, поехать? Где она находится-то? Далеко?

-Почем я знаю,- буркнул сосед,- у черта на куличках. Ждут нас где-то, как же, там только своих уважают…

-А как будете стричь?- поинтересовалась Нина, увидев в руках у соседа блестящую машинку с ручками.

-Под Котовского,- сказал сосед.

-Это как?

-Наголо. Совсем волос не будет,- сказал Сережка и спросил отца нерешительно,- челку оставишь?

-Челка – это баловство,- ответил он и начал с Мишкиной головы. Мишка был еще маленький, и ничего не понимал в стрижках. Он весело болтал ногами и грыз свой леденец.

Нина моргала глазами и улыбалась. А когда сосед закончил стричь ей волосы , взглянула в висящее на стене зеркало и тихо заплакала. Но тут пришел другой сосед и сказал, чтобы все успокоились, потому что будет снимать на память. Тут Сережка вырвался от отца и убежал, крича : «На фига мне такая память, фотографируйтесь сами!» Нину мать держала крепко, она очень хотела получить фотографию, потому что в фотоателье ходить у нее не было денег.

Вернувшись домой, зареванная Нина сорвала цветастую ветошь с самодельной кукольной кровати и выбросила все под печку, на растопку. Потом схватила Саньку и побежала во двор. За их домом был овраг, по краям которого рос густой кустарник. Нина забралась подальше в кусты и бросила Саньку под ветки в траву. И побежала обратно.

 Во дворе за подол платья ее схватил самый толстый и злой иргашевский гусак. Нина пыталась вырваться от него, но он ухватил крепко и сильно бил крыльями ей по животу. Было больно и страшно. Нина кричала так, что выбежал сосед и налетел на гусака с колуном. Тот бросил Нину и кинулся бежать, сосед – за ним, размахивая колуном. Так они и бегали по двору, гусь растопырил крылья и гоготал на всю улицу, а сосед грозил ему колуном и кричал что-то матом. Пока не выскочил Иргаш и не забрал гусака от греха подальше домой.

Нина пришла в свою комнату и села на диван, держась за живот. Мать уже спала и ничего не слышала. Нина тоже легла, натянула на остриженную голову простыню и подумала, что ее Саньке сейчас холодно и страшно в овраге. Решила - завтра пойдет и заберет куклу обратно домой.

Она уже было начала сладко засыпать, как в доме зашумели, закричали, заголосили женщины. Нина села на диване и терла глаза, с постели вскочила мать и кинулась к окну. Нина подошла к ней, залезла на табуретку и прижалась лицом к оконному стеклу, опершись о подоконник животом, который все еще болел от крыльев иргашевского гусака. Во дворе суетилось их поселковое начальство, и орали над выброшенным скарбом из квартиры во втором подъезде соседки Иргаша. Семью Решетняков наконец-то выселяли в новый дом, где они давно уже получили квартиру, но не хотели съезжать и жили вдеветяром в маленькой комнате в коммуналке, где еще две комнаты занимал Иргаш. Он потому и был утром веселый, что знал – вечером Решетняков придут выселять силой.

У Решетняков было шестеро детей, и еще с ними жила старуха, мать хозяйки. В их завшивленной тухлой комнате была только одна кровать, для супругов, остальные члены семейства спали на полу вповалку. Решетняка - старшего теснота выводила из себя, и он смертным боем бил жену, детей и тещу. Но съезжать не хотел, потому что Иргаш своими бешеными гусями затравил его кур и даже шестимесячного поросенка, которому они не давали проходу, когда тот прогуливался на травке у сараев, и хозяин был вынужден поселить свою живность в новой квартире. Поросенок откармливался в ванной, куры разгуливали по кухне и комнатам. Теперь та квартира была загажена еще хуже, так что Решетняк предпочитал оставаться в комнате с человеческими вшами, чем жить в поросячьем и курином навозе. Убирать же его жена не умела или не могла из-за слабости от постоянных побоев. Старшей дочери отец так отбил голову, что она почти ничего не видела и носила круглые очки с толстыми стеклами и еле управлялась с младшими детьми, без конца подтирая на голых вонючих матрацах их желтые какашки. Ей мыть комнату да еще и квартиру было некогда. И не заставлял ее никто это делать.

 Решетняков все-таки удалось выдворить из коммуналки с помощью участкового Володьки, у которого при малейшем волнении шла носом кровь. И теперь он стоял над кучей решетняковского хлама во дворе, запрокинув голову, и прижимал к носу платок. Семейство, как горох, высыпало из подъезда, и под общий рев процессия двинулась в сторону нового дома. Впереди семенила теща Решетняка в застиранном полинялом платье до пяток и несла в руках икону. За Решетняками, держась немного в отдалении, бежали дворовые мальчишки, в которых раздосадованный глава семейства изредка кидался камнями, но не попадал.

Участковый Володька подождал, когда все Решетняки войдут в новую квартиру, и побежал в медпункт останавливать кровь. А Решетняк, как только поднялся на второй этаж, тут же вышел на балкон , расстегнул штаны и начал мочиться на любопытную толпу, собравшуюся на шум. Так он выражал протест против насильственного подселения его семейства к поросенку и курам.

Иргаш в это время радовался, что сумел одолеть сначала кур и поросенка Решетняка, а потом и все его семейство, и теперь третья комната в коммуналке перейдет к нему. Он знал это еще утром, когда весело бегал в отремонтированный магазин и даже нашел время подшутить над ребятней со двора, подманив их нарисованным виноградом.


Наутро Нина побежала к оврагу и долго искала Саньку. Но голыша там не было! Она вернулась во двор и села на лавочку. Вышла Таня Минько, увидела стриженую подругу и вдруг предложила:

-Хочешь в кроватку поиграть?

-Не-а,- мотнула головой Нина. Она не хотела играть в пустую кроватку, а положить ей туда было некого - голыш-то пропал.

-Смотри,- сказал Таня, высунув язык,- у меня шоколадная конфета.

Нина взглянула и действительно увидела во рту у Тани коричневую конфету. Ей тоже очень захотелось шоколаду. Но тут Таня выплюнула конфету, и та упала и громко ударилась о порог. Нина изумленно посмотрела на подругу.

-Да это и не конфета вовсе, а морской камешек!- засмеялась Таня. – Мне мамин брат, дядя Федя, с моря привез. Он всегда там отдыхает

-А разве камешки бывают такие?- удивилась Нина.

-Морские – бывают! – с видом знатока ответила Таня и подобрала свой гладкий коричневый камешек причудливой формы в виде смятой шоколадной конфеты.. Но с ним она поиграть никому не предложила и даже не дала в руки посмотреть.

До вечера Нина с другими девочками ходила по двору и подбирала разные камешки, упорно стараясь найти хоть один похожий на Танин. Она набила полные карманы своего ситцевого платьица камнями, но ни один не был похож на чудесную «конфетку» с моря , какая была у Тани Минько. У Нининых камешков все края были острые и больно царапали ладони.