Глава вторая

Глава вторая
 
Год 682 от Творения Мира. Зангарнар. У истоков

– Не стану я сидеть сложа руки! – Миенгор спешно ходил взад-вперёд по широкой тронной зале меж прозрачных высоких колонн из горного хрусталя. – Что из того, что изначально пути определены и намечены торные тропы? Но ведь есть и множество хилых тропинок, теряющихся в дебрях времени. А я что же, не могу ничего поделать? Я что же, должен лишь молча созерцать, ибо теперь судьбы живущих в их руках? Пусть я наблюдатель, но что это, в конце концов, меняет? Какой в этом толк?
На высоком морионовом троне восседал Могущественный Гнаэн и свысока спокойно наблюдал за его передвижением.
Морион, чёрный хрусталь, из которого был сделан трон, мрачно выделялся на сияющем фоне луннокаменных стен зала. Но зато на фоне чёрного трона чудесным образом был виден сам Гнаэн, Властелин Зангарнара, Заброшенного Мира. Повелитель – как уважительно называли его подчинён-ные и смертные. Его бледно-туманная фигура терялась в пространстве, не видимая обычным оком, но морион оттенял правителя, и на темном сверкающем возвышении сейчас Миенгор мог лицезреть (впрочем, Миенгор-то Гнаэна мог видеть всегда) хоть и несколько размытую, нечёткую, однако же высокую статную фигуру старца в белой длинной тунике и роскошной бархатной, расшитой золотом чёрной мантии. Его янтарные, глубоко посаженные пристальные глаза глядели прямо, не моргая, будто сверлили душу насквозь. Седеющие волосы были гладко причёсаны и собраны пучком на за-тылке, борода аккуратно подстрижена. Высокое чело скромно обрамлял чёрный опаловый венец, бо-лее, однако, похожий на тонкий обруч, притягивающий взор и светящийся каким-то внутренним сиянием. Точёный нос и ниточка бескровных сжатых губ довершали впечатление о грозном и неми-лостивом повелителе.
Впечатление это было одновременно и правдивым и обманчивым, как и весь тот мир, которым правил Гнаэн.
Бесплотные души со всех концов заселённой планеты спешили сюда, в Зангарнар, завершив свой путь, дабы начать новый. И приходилось Гнаэну бывать и добрым, сияющим Ангелом, и мрачным исчадьем Преисподней, по-разному встречая и провожая ту или иную душу. Таков был его удел.
Для Миенгора же он был давним и преданным другом. Пусть Вершителям не место среди смерт-ных, и Миенгору в том числе, но Стражи-то как раз именно среди них и обитают. А Гнаэн как раз и являлся тем самым Стражем.
Многочисленные его подданные – литоры были заняты день и ночь кропотливой работой по приёму и отправке в новую жизнь, и особенно трудно стало сейчас, когда игры в плохих и хороших для смертных стали любимым занятием. Причём роль плохих избиралась ими отчего-то с большей охотой и выполнялась с гораздо большим усердием и удовольствием. Вот и приходилось Гнаэну львиную долю времени изображать из себя Потусторонний Ужас, наставляя на путь истинный особо провинившихся. Время сгущало краски, и краски эти становились не яркими и сочными, а напротив, всё более тусклыми и мрачными.
 – Ты же наблюдатель, – хмуро произнёс Гнаэн, – ты сам избрал для себя эту участь, никто не навя-зывал тебе её, и твоё дело – наблюдать. А чего ты ожидал? Ты всё равно не сможешь учесть всех ве-роятностей и неожиданных поворотов, но вместо этого можешь видеть, как они возникают, чтобы вписать их в Великую Книгу Памяти и не упустить бесследно. В этом тоже есть своя прелесть. Кто из Вершителей наблюдал за жизнью нового мира изнутри?
– Но ведь смертные слепы, как котята, они не способны выбрать лучший путь! Я должен вмешаться! – Миенгор остановился посреди зала и взглянул вверх. Над его головой глубокой многогранной сфе-рой возвышался лунный купол, мерцая и рассеивая дневное сияние заревом огней и бликов. "Надо было сделать его прозрачным, – подумал он между прочим, – очень уж обжигающе-ярок в этих гра-нях и отсветах. Жаль, Гнаэну облака не по нраву. Тоже мне, Страж Подземелья! Да и в непогоду – не та картина, что поделать…"
– До сих пор ты так не думал! – сурово прервал его мысли Гнаэн и ещё больше нахмурился.
"Обиделся! – продолжал размышлять Миенгор, – странно, с чего это его так задело? Какая, в сущно-сти, разница, какой купол? Ну, подумаешь, лунный так лунный. И как ему удалось расслышать – вроде ж мысли при себе держал, не распускал…"
– Никто, в том числе и мы с тобой, не в состоянии наверняка сказать, какой путь в итоге станет луч-шим. Ты не можешь вмешаться, Миенгор, не имеешь права. Ты знаешь это, – закончил Повелитель.
– Ах, ты об этом? – Миенгор лукаво улыбнулся.
– А о чём же ещё?! – Удивился Гнаэн.
– Хорошо, – согласился Миенгор, – тогда я могу вмешаться в Историю! Если уж не в судьбы, то в Историю.
– Ты в неё не вмешаешься, друг мой, ты в неё влипнешь! – Гнаэн встал с трона, спустился-поплыл по мерцающим янтарным ступеням, метя по ним полами мантии и едва касаясь ступнями, и направился к большим выгнутым аркой окнам в восточной стене зала, что открывали зелёные просторы Зангар-нара и далёкие бескрайние земли.
– Да, мы иногда, в исключительных случаях, на свой страх и риск в судьбы можем вмешаться – со-ветуя да нашёптывая, – произнёс он, задумчиво глядя в безоблачную даль, – но только в исключи-тельных случаях. И только лишь намекая. Не забывай – вопреки всем запретам. Однако зачастую всё равно это безуспешно, нас никто не слышит. А для того, чтобы вмешаться в Историю, тебе придётся родиться самому. Пренеприятнейшее, скажу тебе занятие. Да и бессмысленное – уж глупее не при-думаешь.
Обернувшись, Гнаэн нашёл Миенгра сидящим на своём троне и победоносно улыбающимся.
– Я сделаю это! – изрёк он нетерпящим возражения тоном правителя Зангарнара. Да и походил он сейчас на него куда более Гнаэна.
Роскошная копна иссиня-чёрных волос, перетянутых тонким золотым обручем, гладью спуска-лась на широкие плечи. Сияющий взгляд синих мужественных глаз из-под густых чёрных бровей, горделивая осанка, иронично-льстивая улыбка лжеца-благодетеля, тёмно-синяя бархатная мантия поверх белоснежной туники, такого же синего цвета высокие сапоги, плотно обтягивающие голени – всё это на фоне сияющей белизны хрустально-лунных стен дворца, инкрустированных сказочными узорами многоцветных лазуритов, турмалинов и янтаря. Чёрный морионовый трон подчёркивал бледность кожи, а врезанный в золотистую стену над самым троном шерл, черный турмалин в виде лучистой короны, вселял восхищение и трепет. Гнаэн невольно залюбовался.
– Ты сделаешь? – всё ещё восторженно глядя на Миенгора, протяжно произнёс он, – но зачем? Ведь тогда ты сам превратишься в слепого котёнка! И ты ничего не сможешь вспомнить! Кому нужна твоя жизнь и тщетная попытка что-либо изменить, если сам ты забудешь даже о том, что вообще со-бирался вмешиваться?
– Пусть так, – согласно кивнул Миенгор, поднялся с трона и уселся на золотистых ступенях, – но другого выхода я не вижу. Нужно искать печати, вот что дарит истинную надежду! Мы обычно ос-тавляем их в мирах, которые сотворяем. Это как спасительный мост на случай беды. Нужно напра-вить праведную руку…
– Ты ошибаешься, Миенгор! – возразил Гнаэн, – в этом мире (не твоя ли идея, подскажи мне, будь любезен – сделать его таким огромным?) печатей целых десять. И не такой уж они и спасительный мост – скорее, кратчайший путь от смертного к Вершителю, дорога в Небо, так сказать. И, скажи на милость, сколько времени ты рассчитываешь потратить на поиски этих самых праведников? Да и услышат ли они тебя? Ведь десять – не один! Нынче смертные не чуют и промолвленных слов, они не способны обуздать силу, дарованную им. Ты намерен являться в сновидениях? Да они уберут те-бя из своих снов тотчас же, как назойливую букашку из миски с похлебкой!
– Что ж, – удовлетворённо кивнул Миенгор, – ты сам только что поддержал моё недавнее стремле-ние и на том тебе спасибо. Придётся искать печати самому. И ты направишь меня! Уж я-то тебя из своих сновидений не изгоню!
Миенгор задорно засмеялся, довольный удачно расставленной ловушкой. Он лихо, исподтишка, не тратя напрасно времени на уговоры и пояснения, подвёл Гнаэна к мысли о том, что ему, Верши-телю Судеб, нужно самому родиться, стать смертным.
– Он меня не изгонит! – насмешливо фыркнул Гнаэн, вспыхнув, точно стены дворца в лучах рас-светного солнца. – Да ты сделаешь это скорее и лучше любого смертного! Это – безумная идея, Ми-енгор! Я в этом не участвую, так и знай!
Гнаэн, громко хлопнул в ладоши и в зале возникли две хрустальные чаши, наполненные прозрач-ной дымящейся жидкостью.
– На-ка, остудись, – Повелитель сделал большой глоток из одной, протягивая одновременно другую Миенгору, – тебе, я вижу, столетия в тягость. Тянет на приключения? Ну, занялся, мягко говоря, не своим делом и торчишь в Зангарнаре, нарушая спокойствие честных мирян, так теперь снова не-втерпёж? Я повторяю тебе и не устану повторять снова и снова – это безумная идея!
– Но, Гнаэн, – продолжая добродушно хохотать над ворчливым стариком, Миенгор принял из его рук наполненную чашу, – все блестящие идеи по сути своей безумны, забыл?! У тебя есть лучшая? Я с удовольствием тебя выслушаю.
Он вернулся обратно и снова уселся на трон, подперев голову свободной рукой и сделав нарочито серьёзное лицо.
– Хоть и не лучшая, но, по крайней мере, трезвая, – Гнаэн бесшумно воспарил и во мгновенье ока бледной дымкой завис прямо перед Миенгором. – Занимайся своим делом, друг мой! Наблюдай!
Дымка оформилась в рослую, сухощавую фигуру. И янтарные глаза правителя настораживающе сверкнули.
– Владыка спросит с тебя – что скажешь ты ему? – грозно продолжил он. – Что бросил всё и решил чуток позабавиться? Побыть смертным? И старика Гнаэна впутал? А ты обо мне подумал? Твоя мо-лодость тебе оправдание, но внемли седой мудрости старших!
– Мудрость старших уже позволила смертным встать на ступень выше и быть подобным богам. Яко-бы чтобы творить. И что из этого вышло? – Вершитель поднялся с трона, уступая его законному вла-дельцу. – Когда это, скажи на милость, мысли смертных отличались чистотой и святостью? Разве теперь, когда они творят – не просто существуют, а творят, сами, между прочим, об этом не дога-дываясь, скажи, разве теперь у нас не больше хлопот? Созданные воспалённым воображением хму-рые образы обращаются в угрозу всему миру. И думай теперь, как его спасти! Мир велик, говоришь ты, но чем больше комод, тем громче он падает. Я видел многие миры, несмотря на мою, опять же, как молвишь, молодость, но ещё ни один так не тревожил меня, как тревожит этот с первой минуты его Творения. И поэтому тоже я и остался здесь и занимаюсь "не своим делом, нарушая покой чест-ных мирян". И именно этот мир и дорог мне более всех других – я сам придумал его. Я создал мою модель, в которую Владыка вдохнул жизнь и протянули нити судеб Вершители. И ты хочешь, чтобы я спокойно наблюдал, как это всё рухнет, превратиться, в лучшем случае, в прах? А в худшем, эта коварная тварь, этот бестелесный гад Фагс, будь он неладен, подомнёт под себя всё живое и возом-нит себя Владыкою? И ещё неясно, совсем неясно, какою силой он будет наделён. Нет уж, увольте! Что я скажу отцу, спрашиваешь ты? А и в самом деле, что скажу я Владыке? Что сидел и ждал? Ты говоришь – он спросит меня, так не лучше ли рисковать, чем промедлить и сожалеть? Чтобы знать, что выйдет, надо пробовать.
– Чтобы знать, что выйдет, неплохо бы предвидеть. А рисковать нужно с умом. Никому не нужны бесполезные жертвы, – Гнаэн снова хлопнул в ладоши, на этот раз дважды.

Вдалеке отворилась огромная белая двустворчатая дверь, впуская яркий полуденный свет в и без того освещённый зал.
На пороге, просвечиваясь в мощных потоках лучей, возникли две лазурные фигуры-призрака с опаловым ларцом в руках. Литоры медленно поплыли по направлению к трону, опустили ларец на невидимое возвышение посреди зала – создавалось впечатление, что тот завис в воздухе – и с глубо-ким поклоном бесшумно удалились, закрыв за собою обе створки.
Ларец, словно ожидая неслышного приказа, тотчас же отворился, и всё пространство лунного зала наполнил тёмный блеск Сат-Раэннона – Чёрного Зеркала Зангарнара. На его мерцающей зеркальной поверхности появилась мелкая рябь. Она закружилась водоворотом, образовав длинную тонкую во-ронку, исчезнувшую через мгновенье, и на её месте осталась чёрная зияющая пустота, пронизанная тысячами и тысячами нитей и точек тусклых и ярких, больших и малых, образовывающих большие и малые скопления. Жизни-звёзды загорались и гасли, мерцая и пульсируя в глубокой бездонной чер-ноте.
– Ну, так куда ты направишься? – обратился Гнаэн к Миенгору, обречённо вздохнув. – Пожалуйста, выбирай, раз уж тебе неймётся. Десятки лет – всего лишь миг, понимаю, но не обессудь, тебе всё же придется парочку принести в жертву, прежде чем ты будешь в состоянии действовать. Если, конеч-но, вообще захочешь.
Миенгор напряженно вгляделся в чернеющую даль, будто стараясь дотянуться взглядом и потро-гать каждую, даже самую маленькую звёздочку и почувствовать её мысли. И молчал. Молчание за-тянулось и стало угнетать обеспокоенного Гнаэна. Он не выдержал и продолжил:
– Помни, ни советовать, ни помогать я тебе не смогу. И никто не сможет. Ищи печати в поселениях – там, где тесно переплетаются нити судеб. Впрочем, что уж тебе говорить. Всё равно ничего не вспомнишь!
Взгляд Миенгора, между тем, привлекла маленькая группа из пяти наиболее ярких звёзд, ютящая-ся в самом центре Сат-Раэннона и окружённая скоплением точек поменьше. Сплошная огненная стена цепью охватывала необычное поселение.
– Альбия. Вершина Творения, – задумчиво произнёс Вершитель, будто не замечая слов Гнаэна. – Жрицы первыми, в случае чего, почуют скрытую угрозу. Может быть, начать поиск отсюда? В их преданиях наверняка есть упоминания о печатях.
– Упоминания-то, может быть, и есть, но скажи, какой тебе от них прок? – возразил Гнаэн. – Это замкнутый, закрытый мир. Он ограждён непроходимой стеной и находится на вершине самой высо-кой горы. Попасть туда либо уйти оттуда можно, лишь родившись там или перейдя в Мир Иной. То есть, к вашему покорному слуге. Ну, отыщешь ты предания – как выберешься оттуда? А умри ты и родись снова после – ничего не вспомнишь! А не родишься – тоже проку мало. Да и где бы ты ни родился, – Гнаэн в сердцах с досадой махнул рукой, – исход всё равно один. Уж не знаю, что вы там наверху напридумали, это, конечно же, не моё дело, только глупо всё получается. Ваша пресловутая Свобода Воли против вас же и оборачивается – хотите, чтобы мир развивался без вашего вмешатель-ства и сами же после локти кусаете, рвётесь на выручку.
Повелитель коснулся плеча Миенгора бледной тонкой кистью и приблизился к его лицу, глядя прямо в глаза.
– Подумай хорошо, прошу тебя! – тихо произнёс он. – Не торопись. Я не понимаю, зачем тебе всё это нужно. Ну, проживёшь ты столетие-другое – только время зря потеряешь….
– Время я, так или иначе, потеряю, – также тихо возразил Миенгор, – буду ли сидеть и ждать, или же проживу столетие. Так хоть развлекусь чуток.
– Ну, друг мой! – Гнаэн развёл руками, качая головой, и в ужасе прикрыл глаза сухощавой ладонью. Затем, недолго поразмыслив, отнял длань и укоризненно взглянул на Миенгора: – Ох и развлечение ты себе нашел! Владыка, чует моё сердце, намылит тебе за это шею и чуток, и поболее! Не творить тебе после миры лет эдак с миллиард, это точно. Считай, что этот последний – будешь шастать меж ними в Посыльных, точно сорока с новостями по лесу.
– Где наша не пропадала, Гнаэн, – улыбнулся Миенгор, – но всё же отвлекись, пожалуйста, на ми-нутку от предвкушения моего позорного краха и скажи-ка мне, как ты думаешь – ежели не стоит ро-ждаться в Альбии, то ведь и снаружи попасть туда я тоже не смогу, ведь так? Тогда как быть?
– Вот далась тебе эта Альбия, честное слово! – Гнаэн в отчаянии развалился на троне, откинувшись на спинку, и устало свесил руки за подлокотники. – Вижу, тебя не проймешь ни уговорами, ни угро-зами. Впрочем, я иного и не ожидал.
– Да зря ты вообще на неё надеешься, на Альбию! – продолжил он минуту спустя, недолго пораз-мыслив над вопросом Миенгора. – Кроме преданий ты наверняка ничего там не найдёшь. Ну, поду-май сам – печати оставляют там, где есть возможность их найти, а не там, где бы они были недос-тупны – вот и весь фокус. А зачем тебе предания? Ты что, сам не знаешь, что существуют печати и что их десять? Что может быть в преданиях, кроме этого факта? Ничего более. Ты же не думаешь, что там указано точное их местонахождение?
Предания, они всегда одинаковы! Ну, что-то вроде… Гнаэн забавно закатил глаза и напыщенно продекламировал:
– …О, смелый Искатель, узревший Скрижали,
Узнай о Печатях, что мы закопали!
Нас десять, ребят удалых и свободных,
Придумавших толпы людей и животных.
И столько же тайн для незрелых умов.
Всё. Хватит тебе этих нескольких слов!.."
Миенгор от души рассмеялся:
– Да, ты прав, это вполне в духе наших молодцов!
– Кстати, – прервал его внезапно взбодрившийся Гнаэн, – а твоя-то печать где? Уж свою-то, ты точ-но знаешь, где искать!
– Ошибаешься, – виновато улыбнулся Миенгор, – я не знаю где она – я её не оставлял.
– Как так не оставлял? – удивился Повелитель. – Стало быть, печатей не десять, а девять? Что же ты говорил мне о десяти?
– Нет, печатей десять, как и должно было быть. И десятая есть, я это знаю. Но я не вернулся к Амво-ну в назначенный срок и мне неведомо, где Владыка спрятал мою печать и что это за печать.
– Да… – задумался Гнаэн. – Ты поступил опрометчиво, друг мой, оставшись здесь. Но я рад беско-нечно, что ты со мною. Да и наблюдатели в последнее время для таких миров – не новость. Другое дело, что не для Вершителей это занятие – уж очень ваш брат трепетно относится к своему творе-нию. И к чему такие жертвы? Не пойму.
– Это не жертвы, Гнаэн, это мой выбор и мой путь. Я этого хочу, и ДА БУДЕТ ТАК!
– Твоё право, безусловно, твоё право, – согласился Гнаэн.
– А теперь меньше слов – давай, определяй мне нужное тело, – Миенгор хлопнул Гнаэна по плечу и снова уставился в Сат-Раэннон, – да покрепче – всё же, надеюсь, не стану сиднем сидеть да поля возделывать
– Ты-то уж точно не станешь! – стал всматриваться туда же и Повелитель. – При первой же возмож-ности всё вверх дном перевернёшь, дай только срок!
– Стану проповедником! – продолжал измышлять Миенгор. – Может, удастся наставить смертных на путь истинный и внушить благоговейный страх к тебе, а? – посмеиваясь, Миенгор покосился на Гна-эна. – От чистоты помыслов станет свежее воздух и ярче зацветут цветы на лугах. И дожди будут хрустальными, воды чистыми и бурными. Тогда и Жрицам нашим меньше работы будет, а то, не-бось, уже задыхаются от страха, глядя в свой Ом-Маэннон. Вон, Неяра ещё не стара вовсе, а уж о своей смене подумывает. Рановато, рановато, дорогая!
– Неисправимый мечтатель! – обречённо вздохнул Гнаэн. – Что ж, вперёд, и да хранит тебя Владыка на избранном пути. Соберёшь все печати – сможешь вернуться домой, наконец. А то запер сам себя, невесть зачем!
– Это мы ещё посмотрим, вернусь ли, – усмехнулся Миенгор. – Мне здесь тоже нравится. Вот наведу порядок – тогда поглядим.
– Только если уж кто печати твои раньше тебя отыщет, – продолжил Гнаэн, – ты тогда не сетуй! Я ведь не прочь подсобить любому, кто только услышать да узреть сможет. А мешать никому не стану, так и знай! Придётся тогда тебе гоняться уже не за самими печатями, а за их владельцами. Ну а ото-брать – это тебе не найти! Да что там загадывать – всё зыбко, точно пустынный мираж. Жаль, понять никак не можешь, что ты не в пустыне!