Про голого мужчину на балконе

Новому военкому дали двухкомнатную квартиру в старом доме. Старый дом из серого силикатного кирпича стоял в низине, и снаружи его покрывала примерно на высоту "взрослому по колено" темно-зеленая плесень, книзу, к земле, становящаяся мхом. А пенсионерке Марь Ванне, давно и безнадежно болеющей и пенсию получившей совсем не по возрасту, а именно по болезни, дали двухкомнатную же квартиру в новом престижном доме. В этом доме селили работников исполкома, горкома партии, редакции газеты и радиовещания, а заодно и очередников, а также тех, кто получал квартиру "за выселением", в связи со сносом их старого жилья.

Не успела Марь Ванна вселиться... Хотя не так. Вселиться она как раз успела. Но тут появляется в ее квартире военком с женой, чуть ли не в ноги ей бросаются, обещают помочь с погрузкой-разгрузкой, а также обещают некую денежную компенсацию. Та и растаяла. В один вечер солдатики погрузили-выгрузили ее вещички, и уже назавтра моим соседом снизу стала интеллигентная семья военкома, которая первым делом задушила весь подъезд какой-то антитараканьей химией. Да еще полуживые тараканы стали расползаться по всему дому. На стук в дверь, к которой просто еще не успели прицепить пимпочку электрозвонка, открыла раскрасневшаяся и вспотевшая военкомша-подполковничиха.

- Вот,- сказала она.- Смотрите,- и протянула вперед совок, в который только что смела веником кучку дохлых тараканов.

- Это только из одной комнаты,- добавила она.

И активистки, стучавшиеся к ней, чтобы объяснить правила советского социалистического общежития (не в смысле "общаги", а в том смысле, что живем-то вместе, обще, в одном доме), покивав головами, разошлись по своим квартирам добивать остатки тараканьего войска, переползшего к ним.

Военком быстро прижился на новом месте. Он был высок, строен, широкоплеч. Он здоровался со всеми в подъезде и улыбался дамочкам всего дома. Ближе всех по расположению и по духу военному оказался для него сосед по площадке, Николай Иванович, мичман на пенсии, постоянно торчащий в драной тельняшке, спортивных штанах с пузырями на коленках и тапочках на босу ногу у порога своей квартиры с папиросиной в зубах. Сигареты он не признавал принципиально и где-то добывал "правильные" "Прибой" и "Беломор". Но даже если бы он курил какие-нибудь экстралайт-импортные сигареты, все равно пришлось бы торчать на коврике под дверью. Жена его, маленькая и сухонькая, воли своему пенсионеру не давала, и в квартире курить ему было строго-настрого запрещено.

По весне семья военкома отлакировала полы (никто уже не возмущался, что вонь от лака вышибала слезу у каждого проходящего мимо их квартиры). Затем они вместе поучаствовали в субботнике по благоустройству.

Под благоустройством после получасового крика собравшихся с лопатами и граблями соседей решено было понимать посадку кустов и деревьев, а также разбитие цветочных клумб. Тут же навезли на своих малолитражках и мотоциклах колючего шиповника, молодых березок и рябинок, кто-то "выбил" самосвал черной земли, и к вечеру уставшие и довольные, хлебнувшие чуть-чуть с устатку, уже гоняли мелочь, пытавшуюся попробовать саженцы на крепость.

А тут закончилась как раз компенсация денежная, что была дадена Марь Ванне. Раз денег нет, то и говорить о них нечего, так ведь? А то, что квартира в старом доме гораздо хуже квартиры в новом - однозначно. И Марь Ванна пошла в милицию:

- Обманули! Вокруг пальца обвели!

В милиции ее весело послали, потому что знали, что и как происходило. Городок-то маленький. Ну, и потому еще, что в милиции всех посылали тогда далеко и весело.

Но тогда она пошла в прокуратуру. А там сидят люди, которым по фигу, что и как было. Им главное - соблюдение законности и прав граждан.

Выяснилось, что у Марь Ванны пенсия по здоровью не просто так. У нее пенсия - по головушке. Шизофрения у нее. И справка есть, и дважды в год ее на пару недель запирают от народа. На всякий случай.

Как уж там работали солдатики в этот раз, сказать трудно. Все были на работе и ничего не видели. Но к вечеру в отлакированной и обклееной дорогими пенообоями квартире уже пила чай с вареньем Марь Ванна, а военком со своей подполковничихой выгребали тараканов в "двушке" в старом доме. Ну, это все могли только предполагать, потому что не видели. Но зато много чего слышали.

Ровно в полночь раздались гулкие удары в стену. Хоть снаружи дом кирпичный, но несущие конструкции все были из железобетона. И вот по такой железобетонной капитальной стене кто-то мерно долбил тупым твердым предметом. Иногда стук на минуту прекращался, но потом продолжался опять.

Все подумали было, что какой-то мудак штробит ночью, потому что днем был на работе, а вечером - на заработках. Но штробят не так. Штробят предметом острым и наискось, чтобы срубать штукатурку и создавать тем самым канал в стене для последующей укладки электрического провода медного сечением 0,2.
А тут...
Бум-бум-бум! Пауза. Опять: бум-бум-бум.
Несущая капитальная стенка вибрировала от первого этажа до последнего. К часу ночи сдались даже самые терпеливые. Из верхних квартир стали потихоньку спускаться злые мужики, которых злые жены в глухую ночь выволокли из теплых постелей и вытолкали идти и разбираться.

Локализовали источник шума быстро. Второй этаж, квартира номер пять. Марь Ванна...

- Да что же это? Чего она там, ... старая, приболела, что ли?

Бум-бум-бум! Пауза. Бум-бум-бум!

Мужики перекурили и собрались к двери квартиры. Начали долбить в нее кулаками и ногами. Но дверь военком поставил крепкую, а из-за двери слышалось монотонное:

- Николай Иваныч! Уберите голого мужчину с балкона! - и опять молотком в стену.

- Николай Иваныч, уберите, наконец, голого мужчину с балкона! - и еще серия ударов.

Вышедший в неизменной тельняшке на лестничную площадку Николай Иванович был зол и одновременно подавлен. Зол, потому что никаких мужиков, а тем более голых, ранней весной ночью на балконе просто не было и быть не могло. Но даже если бы и был там мужик... Как пробиться-то к Марь Ванне? Как ей, ... старой, объяснить, что уже ночь, что народ спать хочет?

- Николай Иваныч, уберите голого мужчину с балкона!- заунывно продолжала кричать неутомимая Марь Ванна, стуча в стену.

- Молоток у нее,- чуть не стонал Николай Иванович.- Сам ей дал вечером, блин.

- Не сломает?

- А по х..! Пусть бы уж и сломала! Спать же хочется.

- Николай Иванович, уберите голого мужчину с балкона!

И опять и опять: бум-м-м-м-бум-м-м-м-бум-м-м-м!

Ночь выдалась длинной. Кто-то умудрился уснуть, накрывшись с головой. Кто-то сидел на кухне и глушил водку. Кто-то бегал по улице и искал возможность залезть к сумасшедшей бабке.

Утихла она, только крепко утомившись, уже под утро.

А утром все пошли на работу. Но не поленились многие набрать известный номер телефона и рассказать обо всем. Что и как там было потом, опять же никто не видел - все ж на работе! Но, говорят, днем постучался к ней Николай Иванович, попросил вернуть молоток. Открыла Марь Ванна с молотком в руках, а тут и налетели на нее крепкие ребята в белых халатах, и повязали, и увезли в почти родной дом в соседнем районе, где кололи уколы и кормили таблетками.

Она вернулась. Они всегда возвращаются. Но - тихая. Ровно раз в полгода ее опять стали увозить и подлечивать, а Николай Иванович больше уж не давал ей молотка. Правда, пришлось всем еще побороться с клопами и тараканами, в невиданных количествах вдруг расплодившимися в новом доме, но химия - всему голова, и живность, в основном, вывели.
А еще через два года Марь Ванна не вернулась из больнички, где спокойно скончалась во сне.

И к нам снова въехал военком.

Жизнь пошла себе дальше. Перестройка уже заканчивалась. Нефть уже почти ничего не стоила, а масло, наоборот, подорожало.
Но только каждый раз, как случалось что-нибудь в подъезде, или если собирались мужики выпить, или просто постоять покурить и поругать Горбачева и Райку на площадке, так тут же кто-нибудь не выдерживал и стонал:

- Николай Иванович! Ну, уберите уж вы голого мужчину с балкона!

- Тьфу! Типун тебе на язык!