Вступление 1. Мама

Украли машину. Стоило купить себе авто, хороший, красивый порш - сперли. Поставил спутниковую навигацию, супер-пупер сигнализацию... Нет, ну, если уж судьба подкинет сюрприз, то точно сделает это кучно. Ушла жена, на фабрике - стачка, одолел бронхит, сперли авто. Жизнь удалась, черт побери! Машина взяла и исчезла. Подхожу к окну полюбоваться - нету. Меня, конечно, как стукнуло - сердце прихватило, даже кашлять перестал, в глазах потемнело. Звоню охраннику на стоянке - он, дурак, говорит, что не выезжала. Что делать - позвонил в милицию, сразу и частника набрал - дали телефон "на всякий случай".
От нервного напряжения, не отпускавшего уже неделю, есть совсем не хотелось, поэтому лег голодным. Пузо положил с собой рядом, повернувшись на бок. Долго ворочался. В час зазвонил телефон.
- Пал Дмитрич!.. - Начал спокойный молодой голос.
- Вы ошиблись! - Каких козлов только не приносит в личные покои в любое время телефон! Я хотел было швырнуть трубку, как он, не смутившись, не изменив тона, продолжил:
- Пал Дмитрич, мы Вас ждем. Хватит уже расслабляться! Давайте к нам, голубчик! - Его голос был и мягким и повелительным и снисходительным, но более всего сейчас - раздражающим, потому что этот наглец смел сказать, что я расслабляюсь! Надо же! Я набрал в легкие воздуха, чтобы обрушиться на него и его родственников до седьмого колена в любую сторону лавиной отборной ругани, но безудержный кашель надменно меня оборвал. Дикие спазмы кашля лишали сил, а этот негодник все не ложил на своем конце трубку. Гулкие раскаты бешено колотились меж стен, давя на уши. В глазах пошли цветные пятна, а он все слушал и слушал меня, будто продолжая беседу. Я размахнулся от злости и иступления телефоном и размозжил его об настенный турецкий ковер.
Кашель не отпускал еще минут пять, измотав окончательно. В глазах стояли слезы, сердце гулко ухало, вот-вот норовя выпрыгнуть в горла. Грудь внутри разрывала боль, голова шумела, мысли путались... Так заснуть будет очень и очень непросто. Снотворное стояло здесь же, рядом с кроватью на прикроватном столике, там же были и какие-то многочисленные микстуры - попробуй только появиться у докторов, как они начнут тебя терзать за твои же деньги.
Оставалось надеяться, что хоть сон подарит мне отдохновение. Зыбь и спокойствие опускались на сознание очень неохотно, как кошка заходит в холодную воду. Перед глазами встало чье-то лицо - вытянутое, смуглое, с глубокими морщинами не по-возрасту. Глаза этого лица смотрели спокойно, вглубь, раздражающе. Губы зашевелились, произнося... Тут снотворное подействовало, наконец, и я провалился в тесную коморку сна.

Разбудил меня противный голос, который где-то внизу, но подозрительно близко, кричал:
- Поль, спускайся на завтрак, давай шустрее!
Первое, на что я обратил внимание, было даже не исчезнувшее куда-то пузо, а... утренняя эрекция. Дышалось легко, руки, выглянувшие из-под одеяла оказались тоненькими, совсем еще мальчишескими. Резко сдернув одеяло, я окончательно понял, что сплю - тело мое было юным и бодрым. Хороший сон. Вот только, что за противные вопли снизу? Ладно, поиграем в сон.
Легко спрыгнув с кровати, ощущая тугую упругость и невесомость молодости, я подошел к окну - беспросветно-серый осенний московский пейзаж сменился дикой зеленью лугов под утренним летним солнцем. Глаза видели буквально все - я даже и забыл, каково это, видеть все так четко и ярко, воздух вкусно пах свежестью, тело будто обрело крылья.
Но голос снизу все визжал и визжал... Нужно сходить узнать, что это.
- Поль! Я долго тебя звать буду?!! Живо вниз! Скоро уже все остынет!
За дверью моей (?) комнаты, наполненной, как я успел мельком заметить, различным очень интересным для юнца хламом, меня ждал сюрприз - огромный пожарный шест и отсутствие какой бы то ни было лестницы. Ох, не зря я не любил канат всю сознательную школьную физкультуру! Постояв немного перед этой огромной трубой в нерешительности, я все-таки съехал по ней вниз, по пути обнаружив, что руки сами собой легли легко и удобно на гладкую поверхность, а быстрый спуск здорово вскружил голову.
Внизу вкусно пахло и шкварчало. Под ногами стелилась очень волосатая шкура огромного животного. Определить направление кухни было несложно по запаху и ноги понесли меня на исток этого заманчивого ручейка аромата. В кухне стояла невысокая полненькая женщина, имея весьма нетерпеливый вид. Увидев меня, она поставила руки в бока, стараясь сделать суровое лицо, но в глазах ясно виделись ласковые огоньки. Мои ноги как-то сами подвели меня к ней, рука попыталась обхватить ее за талию в тщетной попытке обнять, а губы сами произнесли:
- Доброе утро, мама!
- Ты чего так долго вставал сегодня? Ты не заболел, Поль? - В ее голосе было какое-то честное беспокойство. Она развернула меня, внимательно заглядывая в лицо. - Что-то с тобой не то.
Я промолчал и, отстранившись от нее, занял свободное место с дымящейся тарелкой чего-то съедобного. Уж если это сон, подумал я, то надо попробовать, что здесь дают поесть, тем более, я лег спать натощак. Спорить или даже просто говорить сейчас совсем не хотелось. На столе стояла глиняная неровная глубокая такрелка с чем-то непривлекательным, однако, это пахло вкусно и женщина расположилась рядом с такой же тарелкой.
Осознав, что рядом с тарелкой нет ни каких приборов, я стал ожидать действий "мамы". А она, деловито заправив большой зеленый лист у себя с переди на подобие слюнявчика, взяла ловкими ручками тарелку и стала есть прямо через край. Заметив мое замешательство, она нахмурилась и я поторопился повторить ее пример.
Варево, несмотря на явно мясной запах, было очень сладким. Почти что приторным.
- Что это? - Невольно вырвалось у меня.
- Малыш, я вижу, с тобой не все в порядке! Ну-ка, скажи, как меня зовут?
- Ай! - Тут меня что-то больно цапнуло в руку. Я поглядел, а там... Крохотный шерстяной комочек. Рефлекторно я долбанул по этой гадине ладонью другой руки. Глянув на трупик убиенного, я был поражен. Это оказался кролик. Но на его спине виднелись крылышки, а зубки, хоть и маленькие, по пропорциям годились хищникам. Там было еще что-то непонятное, но я так поразился этому зрелищу, что упал в обморок.
Сознание приходило медленно. Сперва я почувствовал звуки. Что-то звонко бУхало где-то недалеко. Потом пришел незнакомый запах горелого, или жженого - сложно было определить.
- Ну вот, дорогой! Ты, кажется, приходишь в себя! Какой ужас! Тебя ужалил этот кошмарный взглик. Но мы с отцом обработали укус.
Стали проявляться контуры и передо мной стало прорисовываться чье-то молодое тело... Что-то непонятное...
- Поль! Открой глаза!
- Как он там, Мари? - Прозвучал низкий грубый голос.
- Приходит в себя, кажется, все хорошо.
Глаза, открывшись, подарили сюрприз - рядом сидела молодая женщина, симпатичная, и заботливо щурилась на солнышке, глядя в мое лицо. Я лежал, судя по всему, на веранде, рядом, там где раздавался звон, похоже, была кузница.
- Мама? - Изумлению моему не было предела.
- Малыш, мне кажется, с тобой все-таки не все ладно! Что ты помнишь о вчерашнем дне?
 вкратце рассказал о своих бедствиях, о пузе, о кашле, о странном человеке, о машине, дураках и прочем.
- Базаль! Муж! Опять он - выдавленный! Поль! Я тебе расскажу, а ты быстро понимай, времени у тебя на освоение будет мало. То есть, его нет вообще. Итак, то, что ты помнишь - это как сон. Теперь у тебя другая жизнь. Совсем другая. Здесь нет ничего постоянного. С тобой здесь может произойти что угодно в любой момент. В кратце - все.
Накатила слабость и сознание опять куда-то мягко соскользнуло.
Липкая тишина сменилась светом. Солнце било сквозь завесу прямо в глаза. Рукой я отбросил длинный локон, который надоедливо свисал на глаз и щекотал щеку. Ой!
Рука оказалась еще тоньше, чем раньше. Какой-то хрупкой. Дверь в комнату отворилась и вошла огромная женщина - на ее носу красовалась огромная бородавка. Каштановые волосы собраны нелепой копной сзади.
- Вика! Как ты себя чувствуешь? - У нее было обеспокоенное лицо. Она подошла к кровати, полжила на мой лоб руку, пахнущую молоком. Она наклонилась поцеловать меня в щеку, но мне стало так неприятно, что голова сама собой отвернулась от нее.
А она, нисколько не смутившись, спокойно стала стягивать с меня одеяло. И тут я почувствовал боль внизу живота. Заметную боль, ощутимую, тянущую.
- Вика! Ты теперь взрослая! - Вдруг радостно-заботливо прогромыхала она. О чем она говорит??! Рука потянулась вдоль тела вниз, туда где больно и... Этого еще не хватало! Я - девочка! То есть, уже не девочка, девушка! Как повезло! - Не волнуйся, дорогая, я тебе расскажу, что с тобой, я тебе помогу и не оставлю одну! Это хороший день, малышка!
- Мама! Я боюсь! - Губы сами произнесли заклятие-слова. А глаза сами заплакали, лицо ткнулось в подушку.
Какой кошмар! Так я еще не падал! Стать девушкой в момент полового созревания! Пожалуй, кусающийся ядовитый кролик все-таки приятнее! Лучше бы уж снова угнали мой "порш"! Она помогла мне пройти в помещение, похожее отдаленно на средневековую баню, однако, с горячей водой и канализацией. Пока я мылся (мылась), она заменила постель, приготовила какие-то гигиенические штуки. Бр-р-р. Больше всего мечтал(а) оказаться в таком положении! На лице матери читалась забота, но в то же время, она не давала себе меня жалеть, в то время, как живот все так же болел. Она сдержано улыбалась, отводя меня в столовую под открытым небом. Она рассказывала мне про мои женские особенности, о том, что меня ожидает в будущем, накрывая на стол. Бородавка с ее носа куда-то исчезла, стоило ей только отвернуться за жареной курицей. Ее хлопоты были такими успокаивающими, домашними, уютными.
- Мама! Скажи, ты та же, что вчера? - Робко и совсем неуверенно спросил(а) я.
- Малышка! Что ты такое спрашиваешь? Я же тебе вчера сказала, что здесь нет ничего постоянного. Как я могу быть той же, что вчера, если я секунду назад была другой? Давай, родная, осваивайся, привыкай!
- Но я же вчера был мальчиком! - Сказал(а)-спросил(а) я и неуверенно добавил(а) - а. Была.
- Ну и что? Это ничего не значит! Я тоже не знаю, кем буду через день!
- Мама! А как ты узнаешь, как меня зовут? Ты каждый раз меня по-новому зовешь, это где-то записано?
- Вика, милая, да зачем же записано? Как такое можно записывать? Я это чувствую. Вот здесь, понимаешь?
Я покопался у себя в ощущениях и понял, что где-то внутри у меня живет уверенность, что этот человек рядом - мама. И не надо ничего больше доказывать, менять, что так и есть и было и будет. Я успокоилась и кивнула. Это мама.

А потом мама умерла. Когда я освоился, когда я насчитал уже месяц своего здесь пребывания. В какой-то день, когда я возвращался из шахты с мешком угля на плечах, она вышла на крыльцо помахать мне еще издали и умерла. Ее тело обмякло и упало прямо на пол. Я будто почувствовал, что это уже тело. Что-то внутри исчезло, оборвалось. У нас были плохие отношения сегодня. Я не знаю, как это объяснить, но когда я проснулся в руднике, я понял, что отчего-то не люблю мать. И когда шел по дороге мимо ее дома, тоже думал, что не люблю ее. Думал почему-то о жене, а мать казалась какой-то совсем чужой. Но в этот момент, когда она упала своим телом на пол, я понял, что ее не стало. Все изменилось. Угольный мешок грохнулся сам собой, а ноги понесли меня к ее крыльцу. Совсем старенькое тело, провалившиеся глаза, иссохшие руки. Она вся как будто бумажная, лежала на полу совсем неестественно, неудобно. Было даже неудобно смотреть на нее. И горько.
Я отнес ее в комнату, где уже отчего-то ждал человек с гробом. Откуда-то появились люди. Кто-то запричетал. Деловито погрузили ее тело в деревянный ящик. При этом ее ноги не влазили в это последнее пристанище. Однако, этим людям было совсем не важно, они не стали прибивать гвоздями то место, где высовывались ноги.
Я хотел им что-то сказать, но в горле стоял горький комок. Я не мог двигаться и говорить. А они погрузили гроб на телегу и быстро его утолкали в здание, которое оказалось совсем неподалеку - раньше я его здесь не видел. Оказалось, это крематорий. Как же три дня, металось у меня в голове.
- А зачем тебе три дня? Зачем время терять? - Проскрежетал чей-то противный голос. Это был плюгавенький старичок.
Это так разозлило меня, что я полез на него с кулаками. Но он оказался на удивление крепким и проворным и сам наломал мне бока, изваляв в грязи.

Потом мама умерла. То есть, через неделю, когда пустота во мне как-то стала затягиваться другими шумными чувствами, вновь родилось это чувство родственности. Снова была жива эта нить. Я радостно прибежал к матери и она вновь назвала меня правильным именем. Она приготовила оладьи, она кормила меня еще чем-то, баловала вниманием, спрашивала про моих детей. Она была очень близкой и дорогой. А через два дня она снова умерла. Я зашел к ней в комнату, но глаза ее не дрогнули, как обычно, а остались закрытыми. Навсегда. Я снова понял, что навсегда. Это чувство утраты возникло у меня опять чуть раньше, чем появилось свидетельство. И опять все приготовления и весь ритуал был неимоверно сжат, через полчаса ее уже закапывали здесь же, у нас в саду. Я был возмущен, но какой-то подозрительно знакомый старикашка смотрел на меня чересчур выжидающе, поэтому я промолчал.

Когда у меня была женская неделя, то есть, когда я был чьей-то женой на протяжении недели, ко мне снова наведалась моя мать. Она была похожа на ангела. Мое сердце сжалось от радости, когда я ее увидела. Я подбежала к ней вся в слезах и плакала, плакала. Эти слезы помогали мне. Они освобождали железные обручи, что сдерживали до этого грудь. Я так соскучилась по матери, что не могла и не хотела ее сегодня куда-то отпускать. Я не хотела, чтобы она покидала меня хоть на миг, ослабляя эту волшебную связь, что была меж нами. Нужно ли говорить, что она опять умерла? Она лежала, как застывший ангел в пыли дороги - с ней случился удар, когда она уходила из нашего дома.
Я кричала на нее, чтоб она встала, чтоб не притворялась, но сама знала, что сейчас уже появятся быстрые люди.

А когда я проснулся, услышав:
- Вася! Ну-ка, шмелем вниз! - Это был ее голос! Повелительный, строгий и добрый. - Вася! Считаю до двух и получишь по уху, если опоздаешь к столу!
Мчался ли я как шмель? Нет! Шмели так не летают! Я стремглав вылетел с кровати и уткнулся в ее большое, доброе тело. Я ее обнимал и кричал, как здорово ее видеть.
А потом я сказал:
- Мама! Я люблю тебя! Мама! Послушай меня! Мне нужна эта связь между нами, мне надо чтобы ты всегда была со мной этим шестым чувством, я становлюсь неполноценным без него! Мама! Не умирай! - Сорвался я на крик.
И она больше не умирала.



----------------------------------------
Продолжение следует