На башне

 Он стоял на вершине башни и пристально вглядывался в беспорядочно надвигающуюся массу врагов, как бы взвешивая на невидимых весах исход битвы.
 Ни сумасшедшие крики осаждавших, ни тупые удары стенобитных орудий, ни с воодушевлением опрокидываемые котлы кипящей смолы, мгновенно проваривающей до костей наиболее неудачливых воинов, – ничто не отражалось на волевом лице князя. Он только горько усмехался всему происходящему, как будто сам был лишь свидетелем или сторонним наблюдателем этого кошмара.
 Невозможно было понять, какие чувства владели им; и оттого казалось, что нет абсолютно никакой разницы в том, кто победит, ибо уже одно то, что люди убивали людей, было вполне достаточно для понимания: на землю сошло безумие; а значит – не имеет существенной разницы, выстоит город или падет.
 Князь протянул руку к небольшому окованному ларцу, стоящему в специальной нише и, открыв его, достал свиток. На желтом пергаменте проступали подернутые пеплом времени буквы:


Когда спадет последняя печать
И вены рек взорвутся алой кровью,
Привыкшие к грехам и сквернословью
Научатся торжественно молчать.

Ступая, по пустынности песка,
Иные, ужасающие звери
Поднимут на смех преуспевших в вере.
И вцепится в предсердие тоска;

И изнеможет слушающий зов;
Погасит свет и выйдет на равнину;
И, кончив жизнь, опять начнет с азов,
Под плеть богов свою подставив спину.

 Значит, все уже было! – подумал князь и со странной улыбкой посмотрел вниз на тех, кто, ничего не понимая, вел бессмысленную борьбу, цена которой для Вечности не имела никакого значения.
Башня горела...