Первый день снега
Помимо меня на остановке стоит бабка с глубокими морщинами на смуглом лице. Она хмуриться и постоянно поправляет свой драконовских времён рюкзак, неуклюже пристроившийся на спине. Чуть поодаль сосредоточено меряет шагами землю мой знакомый, можно сказать коллега. В куртке и шапке он смотрится ещё более несуразно, нежели без них. У него одутловатое лицо, с чудовищно бледной кожей. Жирные каштановые волосы всегда плохо причёсаны, что зачастую выглядит просто смешно. Сам он небольшого роста, приземист, с явно выступающим животом, который не может скрыть даже толстый мешковатый свитер. С ним редко кто общается, только иногда, из жалости или же ради шутки. Чаще ради шутки – к изгоям всегда особенно жестоки. А пустота его одиночества действительно очень жестока. И иногда, когда я смотрю на него, не в силах начать разговор, я ощущаю как какое-то тупое, и где-то мерзкое чувство, просыпается во мне. Колокол звонит…
Когда подъехал трамвай, я успел уже изрядно замёрзнуть. Внутри заметно теплее, так что можно было стянуть с головы шапку. Не люблю ходить в ней, одеваю лишь при необходимости. Свободных мест не было и, расплатившись с кондуктором, я пристроился ближе к окну. Снаружи медленно проплывали серые здания и тротуары. Люди тоже казались серыми, словно выжатыми изнутри. Они старались спрятать свои лица от ветра, как это сделали руки, уютно похоронив себя в карманах. Мёртвое не чувствует холода. Я подумал, что, наверное, поэтому лица тоже стараются казаться мёртвыми, но лишь до тех пор, пока их не растопит немного затхлый воздух тёплых помещений.
Оглядевшись, я заметил своего знакомого, с которым стоял на остановке. Он не глядел в окно, да и вообще почти не шевелился, уставившись в одну точку. Видимо, он также о чём-то думал. Я стал считать время, через которое его взгляд наконец приобретёт осмысленность но в итоге ничего не дождался. Возможно, именно так выглядели обречённые на том берегу Стикса. Я снова пожалел его, так и не ощутив, что хочу начать разговор.
Прямо передо мной, чуть ли не прижавшись к окну, стоит бабка, маленькая, со смуглою кожей и узкими азиатскими глазами. На ней красное, изношенное пальто и белая шапочка, слишком яркая для серых улиц. Глаза беспокойно бегают по проплывающему за окном городу. И ещё резкий, неприятный запах, не разобрать чего именно. Повернувшись ко мне вполоборота, она спросила, доедет ли на этом трамвае до двенадцатого. Недолго подумав, я ответил, что нет, но она может выйти у кинотеатра, откуда десять минут ходьбы. Я подробно объяснил, когда следует выйти, и как после пройти до двенадцатого.
- Спасибо, сынок… мне главное знать остановку, а уж там разберусь.
Помочь хоть кому-нибудь в этот день было приятно, и я вновь посмотрел в окно.
Шёл редкий снег. Смотреть, как маленькие комочки падают на стекло было вдвойне приятно и день понемногу становился белым.
Трамвай сделал поворот, и ощущение исчезло. Только тяжёлые колёса молотили по рельсам, да в дальнем конце вагона, за спиной, слышалась ругань. Я оглянулся. Женщина-кондуктор, в белой, но сероватой от грязи куртке, с решительным голосом хозяина положения наседала на престарелого мужчину.
- Если вам что-то не нравиться, то можете выходить из трамвая, - возвещала она. – А здесь права не качайте… тоже мне…
Её голос разносился на весь вагон и пассажиры с интересом наблюдали за сценой. Хотя, некоторые, едва посмотрев, тут же отворачивались. Они старались быть безучастными. А мужчина что-то невнятно бормотал в ответ, неуклюже топчась на одном месте. Судя по всему, он был пьян, но это мало кого интересовало.
- Мужик, заткнись… я тебя по-хорошему прошу, заткнись, - усатый, широкоплечий дядька подключился к происходящему и выглядел вполне угрожающе.
В ответ ещё более невнятный набор фраз, да потупленный в пол взгляд.
- Да заткнись ты, наконец! Задрал уже…
Через две минуты в вагоне вновь наступила тишина. Трамвай вышел на прямую и уверенно набирал ход. За окном падал всё тот же редкий снег, будто подаяние нищему на паперти. Вяло кружась на ветру он столь же лениво опускался на крыши домов, на испещрённый трещинами асфальт, неуверенно бился в окна и всюду тут же таял. Приближалась моя остановка, и я неспешно прошёл к выходу, попутно подумав о том, что надо бы напомнить бабке, когда ей выходить. Но этого так и не сделал, решив, что и так неплохо всё объяснил. Да и к тому же от неё так мерзко пахло.
Двери с лязгом отъехали в сторону и улица обдала холодным ветром. Мой знакомый также вышел здесь – он живёт в соседнем микрорайоне – и быстро, слегка сутулясь, поспешил к лабиринту домов через дорогу. Со мной он не попрощался.
Деревья стояли голые и снег, едва падая на асфальт, тотчас таял, отчего тротуары становились мокрыми. Птиц почти не было видно, лишь воробьи прыгали возле скамеек, ища пищу. Я подумал, что пора менять осеннюю куртку на что-то более тёплое, иначе настоящие холода свалят меня в постель. На правом ботинке развязался шнурок и то и дело старался заскочить под подошву при ходьбе. Пришлось присесть на скамейку и потратить время. Сидеть на холодном дереве было не очень приятно, но я решил, что воробьям сейчас никак не лучше, так что ничего страшного.
Покончив со шнурком я ещё немного посидел, рассматривая сквер. Теперь здесь красиво, хотя и раньше было довольно неплохо. Недавно поставили скамейки, но зачем-то срубили некоторые деревья, что делает местность более печальной. Впрочем, наверно так и должен выглядеть сквер.
- Привет, - она, казалось, выпорхнула из ниоткуда и радостно приземлилась рядом. – Давно тебя не видела.
- Привет. Да, давно уже…
- Поздравляю тебя с первым снегом! – у неё было хорошее настроение.
- Это не снег…
- Почему же?
- Слишком редкий – он тут же растает.
- Это неважно. Ведь надо с чего-то начинать.
- Тоже верно…
- Слушай, почему ты такой кислый?
- Просто устал.
- Ну, так неинтересно. На дворе первый снег, а ты такой грустный. Ничего интересного.
У неё было очень весёлое лицо и тонкая морщинка, проступившая сейчас на лбу, ничего не изменила. Но она пыталась рассердиться на меня за то, что я такой грустный и поэтому старалась казаться серьезной. Я рассмеялся.
- Что с тобой? – она всё ещё сердилась.
- Ты так смешно выглядишь… перестань хмуриться, есть некоторые люди, которым это не идёт.
Она тоже рассмеялась.
- Рада, что сумела тебя развеселить.
- Спасибо.
- Представляешь, - её лицо вновь стало весёлым, - по дороге сюда я встретила очень смешного паренька. Такой толстенький, бледненький, очень задумчивый и очень грустный. Он шёл от трамвайной остановки. Мне тут же захотелось бросить в него снежком, чтобы развеселить, но ведь весь снег на земле пока только тает и я лишь улыбнулась и помахала ему рукой. Кажется, он сильно смутился. А я ведь просто хотела его развеселить.
- Ты с ним знакома? – мне стало неловко.
- Нет. Но людей на улицах сейчас немного, а он, к тому же, сильно бросается в глаза…
Она замолчала и я вдруг подумал о той бабке в трамвае, что не знала, где ей выходить. И о мужичке, который, скорее всего, был пьян, и так неловко старался что-то доказать кондуктору. Я вспомнил их лица и мысленно пожелал, чтобы в итоге всё закончилось хорошо. И Бог с ним, с этим мерзким запахом и хмелем… и с тусклой серостью улиц…
- Хорошо, что ты ему помахала, - наконец произнёс я.
- Почему?
- Ведь сегодня первый день снега…
- Наконец-то ты это понял, - улыбнулась она. – Как я рада, что ты это понял.
На её губы опустилась снежинка и тут же превратилась в капельку воды. Ещё одна… Я поднял глаза и увидел голубей. Некоторые из них были белыми. Они усеяли собой деревья сквера и, казалось, чего-то ждали.
Через некоторое время повалил снег, настолько густой, что всё окружающее медленно превращалось в белый мираж. Серый город исчезал, плавно утопая в осторожных объятиях надвигающийся зимы. Где-то поблизости слышался детский смех и протяжная мелодия старенькой гармошки неслась над ветвями деревьев.
Я поднялся со скамейки и тут же получил снежком в грудь.
- Весь день мечтала это сделать, - смеялась она. – Не поверишь, весь день.
- Весь день говоришь… ну тогда получай! – крикнул я, с удовольствием ощущая на мокрых ладонях лёгкое, судорожное дыхание первого снега.
Свидетельство о публикации №207103000228