Сто лет лета

Стало несветло...

Еще не солнце, а только благовещенье его пробовало делать осторожные шажки по верхушкам оплывших сугробов.

Снег расступается с полян к деревьям, открывая серую прошлогоднюю листву, и к ней, избегая теперь редких снегов, склоняются еще не мягкие, но уже потяжелевшие ветви.

Шур-шали…шур-шали из своих шалашей муравьи. Они еще не работали, они только ощупывали сырую землю в нетерпении, только пробовали дорогу, которую им придется утаптывать многомногомного дней, как только свет подаст первый сигнал к весне.
Не дождавшись солнца, росток прорвал тяжелый панцирь лежалых листьев.
Всю ночь он корнями собирал остатки зелени, ушедшей с дождями прошлой осени в землю. Ее было совсем немного, и росток остался почти белым.
Напрягся, готовый расправиться…

Так девочка-подросток потягивается, просыпаясь утром. Распрямляется, и стремятся вверх тонкие гибкие руки, выше, выше, и вот уже на цыпочках, и еще чуть-чуть... но утро вытягивает ее еще и еще, и ...
Открылись глаза, и улыбается открытое окно, и свет вталкивает в комнату через прозрачные занавески весну.

И вслед за первым выстрелит второй росток.
И станут догонять их младшие.
И вырастет трава.
И сплетутся травы в одно шумящее поле гибкими тонкими руками.
Придет, натружено ступая, неспешный косарь.
И скосит травы и цветы и стрекоз над ними.
Тяжелыми телегами повезут травы к жилищам.
И сложатся стога из них.

Утром чистенькая старушка - где остановились на ночлег - в белом, свеженьком платке, забравшись на сеновал по шаткой лесенке, протянет горшок теплого молока.
И принимая угощенье, провалишься в сено до пояса и пьешь, пьешь, пьешь, запрокидывая все выше и выше голову, и в рыжие озорные вихры вплетается, ставший золотым, росток. И блестит росток под ярким солнцем сверкающими белыми искрами своего недавнего детства, и выгибается над нами дальняя кромка леса, луга и далекими птицами на бережных ладонях просторного неба.

Глядя с верхушки лета вдаль, насколько глаза хватает, видишь - там, впереди, бескрайнее лето, оставившее осень за спиной.