Аномалия

Посвящается моей боли
и самому незабываемому воспоминанию
От автора
Докатилась букашка и до слэша. Решила попробовать – сначала в онлайн-ролевой, а потом переделать её на фанфик. Конечно, одна бы не справилась – особенно с образом Макнейра. Этот Упивающийся (в прекрасном исполнении моего соавтора) всю игру удивлял меня поступками, которых ни я, ни мой герой от него не ожидали и не могли прогнозировать… Не судите строго – это просто история, которой никогда не было. Полуночный бред с ужасами, издевательствами – и некоторой моралью… Все совпадения с событиями других моих фанфиков (не считая «Поздних роз», которые писались как приквел к данному совместному опусу) – не то чтобы случайны, но верны только до определённого момента, с которого мы повели альтернативный сюжет.
Большая часть фанфика была написана в соавторстве, но потом, к сожалению, наш творческий союз распался, и меня просили имени соавтора не упоминать.
В тексте фанфика использованы песни групп «Мельница» – «Ночная кобыла», «Ария» – «Возьми моё сердце» и ещё одна, неизвестного мне автора – «О воинах, псах и трусах».

Данный текст является гнусной клеветой на нашего сотрудника.
Ночной Дозор

Данный текст является порождением больной фантазии некоторых Светлых.
Дневной Дозор

Тихо вы! Читать мешаете!
Инквизиция

Часть первая. Ловушка для ужопотама
1
Амулеты – по карманам, боевые заклинания – к пальцам, чтобы в случае чего сразу пустить их в дело, не тратя времени на плетение волшебства. Вокруг головы – ленту, чтобы волосы на глаза не падали. Тёмные очки – пока на лоб. Неплохо бы ещё мобильник на пояс и хорошую музыку в наушники. Но в здешнем мире ни того, ни другого не полагается. Да и слух в лесу не лишний.
Не так-то легко переучиваться, когда пятнадцать лет из своих сорока отдал операциям в городе, а теперь попал в сказочный лес. Странно осознавать, что магические способности твои здорово снизились, зато выглядишь ты и ощущаешь себя едва ли на тридцать. Ходишь по этому миру – как летаешь, взвинченный странной смесью злости, азарта и ощущения свободы. И изначальная Сила, та её сторона, что выбрала тебя и на службе которой ты сжёг столько нервов, сейчас живёт в тебе, полыхает Светом всякий раз, как поднимаешь ты на кого-то карие глаза свои…
…Уже несколько месяцев Волшебную страну сотрясала необъявленная война. Началось всё с того дня, когда неосторожное волшебство перенесло в этот мир массу разнообразных личностей, созданных чьим-то воображением.
Антон Городецкий, Иной, Светлый, до недавнего времени сотрудник московского Ночного Дозора и, собственно говоря, виновник всего случившегося, практически всё время своего пребывания здесь пытался расхлебать эту кашу. Создать некую силу, которая смогла бы противостоять надвигающейся на страну опасности. Всё дело в том, что в числе переброшенных оказалась Белая Колдунья, которая на самом деле была самой что ни на есть чёрной и теперь делала всё, чтобы захватить власть в мирной сказочной стране.
А ещё в этом мире появился некий Уолден Макнейр. Чёрный маг – Городецкий, впрочем, по привычке называл его «Тёмным». Палач по ремеслу и Упивающийся Смертью по призванию. Антон как-то даже видел его мельком. Чёрные волосы и усы, тёмные глаза, полные мрачного блеска. Лицо отмечено печатью жестокости и интеллекта. И весь он – средоточие силы. Даже не той, что с большой буквы, а силы во всех смыслах. Магической, физической и моральной… или аморальной. Пока Макнейр никак себя не проявлял, но все считали его не менее опасным противником, нежели Колдунья, и каждую минуту боялись войны на два фронта.
Оценив всю эту ситуацию, Светлый Иной поклялся, что пролития невинной крови не допустит. Предложил помощь правителям волшебного края, сейчас, правда, базировался не в столице и не в других населённых пунктах, а в лесу, возглавляя подобие партизанского отряда и изучая природные источники Силы, во множестве скрытые в здешней глуши. «Команданте Антонио», называла Городецкого его юная возлюбленная Лена Свеколт.
Она была первой, кто встретился дозорному в новом мире. Спокойная, умная, ещё ребёнком познавшая тайны некромагии. Достойная боевая подруга. Они с Антоном с самого начала поддерживали друг друга, помогали осваиваться в мире, чужом для обоих. Правда, чем дальше – тем сложнее им было находиться рядом. Почему-то в местных условиях магия Иного и магия юной колдуньи накладывались одна на другую таким образом, что любое, пусть случайное, прикосновение, любое ласковое слово, любая неравнодушная мысль друг о друге причиняли обоим физическую боль.
Городецкий поначалу принимал это за предостережение: не смей изменять жене, даже если она осталась там, в твоём родном мире, и ты её больше никогда не увидишь! Но только их с Леной взаимное притяжение оказалось сильнее них. И сильнее боли. Дозорный сказал себе: а может, я отсюда и не выберусь? И переодел обручальное кольцо на левую руку, будто вдовец или разведённый. И пусть сознание иногда улавливало чьи-то осторожные попытки достучаться до него через сумрак – Антон бессознательно ставил блок, говоря себе в том смысле, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда…
И пришёл такой день, когда эти двое пали. У Лены, в её семнадцать, уже имелся некоторый опыт – правда, печальный и страшный. Несколько жутких обрядов, через которые ей пришлось пройти при посвящении в некромаги. Так что дозорному выпала двойная честь: открыть своей девушке страну любви и убить в юной волшебнице страх вместе с дурными воспоминаниями. Если бы только каждая их близость не превращалась в утончённую пытку! А впрочем, они уже привыкли делить на двоих и боль, и наслаждение…
* * *
В то утро Городецкий проснулся не слишком рано и тут же понял, что Лены в палатке нет. Наверное, ушла причёсываться на свежий воздух. Антон потянулся, встал и сам пошёл к ручью.
Его колдунья действительно была там. Уйдя в леса с отрядом «команданте Антонио», она перестала красить волосы с помощью магии в немыслимые цвета. И сейчас пышная тёмно-каштановая грива, перекинутая наперёд, скрывала лицо девушки и волновалась под её рукой с расчёской.
По телу Иного волной прошла истома. И тут же в сердце словно повернулось тупое лезвие. Видимо, то же почувствовала и Лена. Она выглянула из-за занавеса волос и сказала:
– Утро доброе, любимый! Кстати, у меня для тебя важные новости!
– Когда успела? Лена, я же тебе сто раз говорил: не ходи одна по лесу!
– Ой, меня никакой нежитью не испугаешь, не то что обычным лесным зверьём… Так вот, слушай. Вверх по ручью и чуть в сторону открылся очередной мощный источник изначальной Силы. Можешь черпать оттуда и ставить где надо защиту. Сейчас нарисую, как туда идти.
– Спасибо. Только давай всё же сначала позавтракаем, а потом пойдём вместе – как ты на это смотришь?
– Антон, меня туда не пустило, прямо-таки отбросило. Я же Тёмная, а Сила, наверное, Светлая!
– Ты не Тёмная. Ты особенная – ни та, ни другая. Единственная в своём роде…
– Всё равно Сила думает, что мне там не место. Так что я смогу только проводить до границы…
* * *
– Вот и всё, дальше мне нельзя, команданте, – Лена остановилась и выпустила руку Городецкого.
– Ладно, я сейчас приду, – Иной потянулся поцеловать её в родинку на щеке, подержаться за косу… Девушка чуть отстранилась:
– Антон, мне больно.
– Мне тоже, Лена…
– Зачем же тогда лишний раз… Взрослый дядька, а всё бы тебе ласкаться… Как будто навек расстаёмся!
– Мы, Светлые, так устроены… – гнилая Тьма, не слишком ли часто у них возникают такие размолвки? – И в нашем деле каждый раз стоит прощаться как в последний… – Иной перехватил взгляд колдуньи. Глаза у неё были зелёно-карие, почти «защитного» цвета, и как-то ухитрялись отражать свет и совершенно не пускать в свои глубины, не давать заглянуть в душу… Так было и сейчас.
Городецкий резко развернулся – и шагнул через указанный Леной невидимый барьер.
И тут же подумал, что сошёл с ума. Ощущения были такие, словно разом ослеп и оглох. Не было видно магических силовых линий, не было входа в сумрак. Все – все! – способности Иного превратились в нуль.
И выхода не было тоже. Антон бился о барьер, как муха о стекло. Потом пошёл вдоль стены, касаясь её рукой. Сознание не желало принимать происходящее. Аномальная зона? Ловушка?! Похоже, именно так и есть. Дозорный прокручивал в голове все сегодняшние разговоры с Леной и чем дальше, тем больше убеждался: она знала обо всём и сознательно заманила его сюда.
«Так тебе и надо, прелюбодей!» – мысленно припечатал сам себя Городецкий. Как ни странно, это его взбодрило и настроило на активные поиски выхода. Или хотя бы на исследование территории.
…Идти становилось труднее и труднее. Ко всему прочему, место оказалось сырое, чем дальше – тем сильнее заболоченное. Того и гляди, под ногами будет коварное «окно»… Антон смотрел под ноги и по сторонам, стоило бы ещё и прислушиваться, но слишком уж скверно было на душе. И, побеждая жуткую тишину, дозорный запел песню.
Ещё одна дурацкая привычка, приобретённая в первые дни здесь, в условиях отсутствия плеера. Тогда он, Городецкий, ещё не был «команданте Антонио» и не усвоил, что в лесу шуметь нельзя… Но сейчас на ум пришли слова, подходящие к случаю как нельзя лучше:
Он шёл ночною, порой ночною
За тёмной рекою, за быстрой водою,
Не знал укора, не знал покоя –
За жёлтой луною, за ней, вороною!
Пришёл желанный, ушёл постылый –
Чужая рана его томила,
Чужая слава его манила
Туда, где ходила ночная кобыла!

Честного не жди слова,
Я тебя предам снова!
Не ходи, не гляди,
Не жди – я не твоя отныне!
Верить мне – мало толку,
Не грусти дорогой долгой,
Не смотри назад с тоскою,
Не зови меня с собою!
Так-то вот. Ночная кобыла – вот она кто. Nightmare. Ночной кошмар…
В тот миг, когда отзвучало последнее слово припева, Антон едва не угодил ногой в трясину. Кажется, дальше идти было нельзя. Да тут ещё раздался чей-то грозный рык:
– Ну и что за несмысленное создание здесь шумит? Зря ты меня потревожил, мать твою так!
С той стороны, где не было барьера, нёсся огромный медведь. И дозорный не успел отскочить. Одним ударом лапы свирепый зверь опрокинул беспомощного, безоружного, лишённого Силы Иного навзничь, прямо в трясину.
– Ну всё, теперь ты всего лишь моя добыча!
Огромная лапа с когтями полоснула по плечу Городецкого…

2
Мрачно смотря перед собой в поисках нормальной дороги, Уолден Макнейр шёл по лесу в неизвестном направлении. Ему было плевать на то, куда он в итоге выберется. Лишь бы идти. В лесу этом он был уже пару дней, но лес не желал заканчиваться. Причём Макнейр точно знал, что не заблудился, а идёт прямо. Впрочем, время значения не имело. Торопиться было некуда. Чем дальше он шёл, тем больше начинал проклинать всё подряд. Обстановка раздражала. Зверски хотелось курить, но сигареты давно закончились. А наколдовать новых возможности не было. Некоторое время назад вся его магия кем-то или почему-то блокировалась. Казалось, что хуже уже не будет, но по безотказному действию закона подлости в добавление к «идеальной» обстановке начался ещё и дождь. В душе зарождалось доброе светлое желание свернуть кому-нибудь шею. Но от столь позитивных мыслей отвлекли какие-то голоса, услышанные им. И, судя по этим голосам, там была явно не мирная беседа. Макнейр направился в ту сторону.
* * *
– Да отстань ты от меня, ёлки зелёные! – боль уже захлёстывала сознание. Городецкий чувствовал себя как в страшном сне, когда ничего не можешь изменить. Только… проснуться. Но не приходило ни забытье, ни пробуждение. Весь ужас собственной смерти придётся пережить до конца.
Привычного мира не было… ни сумрака, ни Силы… помощи было ждать неоткуда… Антон уже не чувствовал боли, и всё же страх смерти заставил его испустить дикий вопль, такой, чтобы услышали и мёртвые…
…Макнейр услышал крик и побежал к месту, откуда тот раздался. Палач и сам не знал, почему ему не плевать. Ну убивают кого-то, ну и что дальше? Привычно.
Наконец за очередным деревом стали видны те, кто привлёк его внимание. Но в тот же миг Макнейр остановился. Он знал того человека, которому жить осталось не больше минуты. Знал и скорее бы сам убил, чем стал спасать. Ненавидящим взглядом палач смотрел на него, желая лишь смерти.
«Поздравляю, – с неожиданной ясностью подумал Городецкий. – Макнейр привиделся. Угроза наша, ради борьбы с которой я тут и слоняюсь по болотам. А может, не привиделся. А материализовался, чтобы постоять у меня над душой и пронаблюдать с хиханьками мою агонию… агонию… да, больше ловить нечего и кричать некому и нет сил… всё…» – дозорный закрыл глаза, уходя от ненавидящего взора Тёмного мага.
Страшный зверь тем временем повернул голову к новому пришельцу и зарычал.
…Медведя Макнейр наглейшим образом игнорировал. Столь «мелкий» и «незначительный» фактор его сейчас не интересовал. Взгляд его всё ещё был направлен на Городецкого. Изначальная злоба не полностью, но резко убралась, когда Тёмный смог ясно увидеть происходящее. Обречённость и беспомощность Светлого мага были настолько неожиданным и странным зрелищем… «Лучше убью сам, но паршивому комку меха тронуть его не позволю». Палач перевёл взгляд на животное, и лицо Тёмного мага исказила злая ухмылка, не предвещавщая ничего хорошего.
Какая-то сила заставила Антона снова открыть глаза и посмотреть в лицо врага. Ухмылку дозорный отнёс на свой счёт и приготовился к худшему.
«Вот и представилась возможность осуществить планы по сворачиванию чьей-нибудь шеи». Макнейр окинул взглядом потенциальную жертву, оценивая возможности. Он понимал, что рассчитывать придётся только на свою физическую силу. Благо хоть, что орудие труда было с собой. Макнейр отстегнул от пояса топор, мысленно благодаря Люциуса Малфоя за то, что тот устроил его работать экзекутором в комиссию по обезвреживанию опасных существ. Сейчас опыт работы идеально пригодился. Глупо было бы ждать того, что медведь будет радостно стоять и ждать, пока его убьют. Но ведь и все бывшие приговорённые столь неадекватным поведением не отличались. Ситуация была вполне привычной.
Медведь повернулся к человеку с топором, тем самым слегка ослабляя нажим лапы на истерзанное плечо Городецкого. Охота ругаться у зверя почему-то пропала.
Антон сделал попытку приподнять голову и тут же чуть не потерял сознание от головокружения. «Что он делает, этот страшный человек, зачем отвлекает топором медведя? Мог бы спокойно стоять и ждать, пока меня прикончат…»
Макнейр понимал, что убить зверя надо постараться одним ударом. Если это не удастся, то второго шанса может и не быть. Тёмный маг резко метнулся в сторону медведя, рассчитывая если не снести ему голову, то хоть перерезать горло. А лучше вообще изрубить в клочья, отыгрываясь за паршивое настроение и ненависть ко всему, что движется. Однако сам медведь явно не желал увеличиться в количестве, но уменьшиться в качестве. Животное оказалось нереально быстрым. Топор нанёс ему серьёзную, возможно, даже смертельную рану, но зверь был ещё жив. Более того, смог выбить оружие из рук нападавшего. Макнейр озлобленно выругался, но отступать не собирался. Даже понимая опасность, он теперь лишь веселился от происходящего. На лице вновь появилась злая, почти безумная ухмылка. Он резко нанёс орущему от боли зверю достаточно сильный удар, а затем, метнувшись в сторону от ответного выпада, запрыгнул ему на спину и всё же свернул шею.
Городецкий по-прежнему лежал навзничь, не в состоянии пошевелить чем бы то ни было. И не от боли и кровопотери, а от шока. Зачем Тёмный это сделал? Чтобы беспомощный Светлый стал его, Макнейра, личной добычей и узнал перед смертью изощрённые пытки? Развоплотиться бы сейчас с гордой улыбкой на устах… Но нет, приходится смотреть в ненавистное лицо.
Макнейр бросил оценивающий взгляд на поверженного хищника, поднял с земли топор и всё же довершил тот удар, который планировался изначально. Отрезанная голова зверя отлетела в сторону. Тёмный маг повернулся к Городецкому:
– Ты как? Жив ещё?
– Пока да, – говорить было тяжело. – Сейчас и меня… так же? Продлишь себе развлечение?
Макнейр смерил его презрительным взглядом:
– Не вижу смысла пачкать оружие о такую неблагодарную мразь, которой и без того жить осталось не больше пары минут. В этом болоте тебе и место.
Палач раздражённо сплюнул и, резко развернувшись, направился в ту сторону, куда шёл и раньше.
…Всё. Ушёл. Помощи ждать больше неоткуда. Антон закрыл глаза. Скорее бы уж всё кончилось… Пусть затянет болото… там… покой… Но безразличие не приходило. Сознание отстранённо наблюдало медленное затягивание тела трясиной и одновременно прокручивало в голове последнюю фразу Макнейра. Неблагодарная мразь… Почему же неблагодарная-то? За что он должен был быть благодарен? За отрубленную медвежью голову? Этот непонятный поступок что, приравнивался его врагом к спасению его, Городецкого, жизни? Которая всё равно кончена… А ведь если на то пошло – Тёмный маг и сам мог погибнуть в этой схватке… Во имя чего же он ввязался в это? Ответа Антон Городецкий уже не узнает никогда…
А болотная жижа уже заливалась в уши. А в ушах звучал голос смертельного врага – безразличный такой и даже почти дружелюбный: «Ты как? Жив ещё?» Было это или привиделось? А умирать всё же страааааааааааа…
Кричать уже не было сил. Последняя вспышка инстинкта самосохранения прозвучала будто вздох:
– Помоги…

3
В лицо ударило яркое солнце. Городецкий заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд на ветках и листьях перед глазами. Почему-то растительность на месте не стояла, а проносилась мимо, мешаясь с солнечными бликами и мелкими каплями «слепого» дождя. У Антона было ощущение, будто он летит невысоко над землёй – но каким же образом-то, Свет великий? Дозорный чуть повернул голову – и прямо над собой увидел лицо Макнейра.
Палач нёс его уже достаточно давно, пытаясь найти подходящее место, где можно остановиться. Дождь всё ещё шёл, однако его не было достаточно для того, чтоб хоть немного отмыть болотную грязь, которая теперь перепачкала уже обоих. То ещё зрелище они, наверно, представляли собой со стороны, но Макнейру на это сейчас было плевать.
– ТЫ несёшь МЕНЯ на руках? – в памяти Антона понемногу всплывали недавние события. – Ты меня всё-таки вытащил? Спасибо тебе! Вот только зачем это тебе понадобилось…
– Лучше заткнись, пока я не оторвал тебе язык, – Тёмный маг явно был не в настроении разговаривать.
Городецкий счёл за лучшее послушаться и искать ответы на свои вопросы в собственной голове, где ими и не пахло. Ясно одно – он, дозорный, жив и притом находится в полной власти Макнейра. Чем всё это может обернуться?
…Через несколько часов всё же удалось найти подходящее место для остановки. Небольшая пещерка, находившаяся в паре сотен метров от какого-то мелкого озера. Палач с поразительной аккуратностью опустил Городецкого на землю, стараясь не потревожить его раны:
– Ну? Как ты?
– Живой… Намучился ты уже со мной, наверное… – сейчас совсем уже не хотелось и не получалось видеть в нём врага.
– Если потребуется, буду мучаться и дальше.
У Антона даже дух захватило от его простых слов. Он решительно разучился понимать этого человека, на войну с которым ещё недавно готов был поднять всю страну.
– Прости и ещё раз спасибо, – дозорный чувствовал, что все вопросы будут лишними.
Казалось, что Макнейр просто проигнорировал его слова:
– Так как ты?
– Сейчас встать попробую… или хотя бы сесть… Ой-ой… нет, кажется, я поторопился, – Городецкий с усилием повернул голову, пытаясь разглядеть под слоем грязи, что там у него с плечом.
– Тебе лучше не двигаться. Оставайся здесь. Я пойду, осмотрюсь.
– Угу, хорошо…
Лежать спокойно было, в общем, не слишком больно, и Антон сам не заметил, как задремал… Или, скорее, впал в забытье.
Пока дозорный спал, Макнейр дошёл до озера и отмыл там свою одежду от крови и болотной грязи. Так, как привык – прямо на себе. Потом, разложив всё, кроме штанов, сушиться в пещере, он набрал относительно сухих веток и развёл в пещере костёр. Хорошо хоть, не пришлось добывать огонь трением – в кармане нашлась исправная зажигалка. Зато предстояло ещё обрабатывать раны этого Светлого…
К ночи дождь усилился, превратившись в обвальный ливень, но в пещеру вода не попадала.
* * *
Городецкий проснулся в тепле и полумраке, лёжа на мягкой подстилке из сухих листьев. Слышен был шум дождя снаружи и потрескивание сучьев в костре. Пахло вроде жареным.
– Макнейр, ты где? – негромко позвал дозорный. – Не спишь?
– Сплю. Разумеется. Чтобы нас спящих какое-нибудь зверьё загрызло, – Тёмный сидел недалеко от костра и отчищал лезвие топора от очередной крови.
– Ты кого там опять… топором? На нас пытались напасть хищные звери? Эх, ночь небось уже, а я тут валяюсь, как… даже не видно, что с моей раной… что ж я за нелепое создание такое…
– Только не двигайся, если хочешь, чтоб у тебя всё нормально зажило. Раны твои я обработал. Так что просто отдыхай.
– А ты когда же спать будешь, если я ни на что не гожусь? Зачем ты возишься со мной, Макнейр, во имя чего?..
– А что, предлагаешь мне бросить тебя тут? – палач не смотрел на него, продолжая отчищать лезвие. – Не брошу. По крайней мере до тех пор, пока не приведу тебя в нормальное состояние.
– Я просто не знаю, что и сказать, я вообще ничего не понимаю… По-моему, сначала меня предали. Дали наводку на это место, а там у меня пропала магия и на меня напал медведь. И если бы не ты… ты, против которого я собирался воевать… для меня всё было бы кончено.
– Кто направил тебя сюда?
– Местные жители… – несмотря ни на что, сейчас Антон скорее откусил бы себе язык, чем назвал имя Ленки. Хотя странно, что самая мысль о ней не отозвалась в его сердце привычной болью… – А вот ты-то как попал в этот кошмарный лес?
– А что, разве я не похож на психопата и любителя экстремальных прогулок в отвратных условиях? – Макнейр раздражённо усмехнулся и перевёл взгляд на Городецкого.
– Хочешь сказать, что просто гулял и наткнулся на меня? – Антон встретился глазами с Тёмным магом. Не выдержал блеска его глаз и опустил ресницы, мимоходом снова удивившись, что при этом не включилось сумеречное зрение. – Слушай, у тебя тоже магия не работает?
– Да, и уже достаточно давно. Причин не знаю, – Макнейр задумчиво смотрел на Городецкого, медленно скользя по нему оценивающим взглядом.
– Причина – какая-то местная аномалия, раз мы оба… Ты что на меня так смотришь? – почему-то Антона смущал этот взгляд и ещё то, сейчас только замеченное обстоятельство, что палач был обнажён по пояс. Впрочем, сам он, дозорный, был одет ненамного больше – верхнюю часть тела прикрывали только повязки. Рубашка, видимо, пришла в негодность после нападения медведя и несостоявшегося утопления в болоте. А вот штаны Тёмный маг оставил Светлому сушить на себе. Видимо, решил, что холодом и мокротенью можно пренебречь, раны перевязать важнее. Тем более что укрыть спасённого всё равно нечем, зато костёр даёт достаточно тепла…
Мысли промелькнули и исчезли, спугнутые словами палача:
– А что, на тебя запрещено смотреть?
– Нет, просто мне интересно, что ты во мне нашёл такого… достойного изучения. И ещё мне интересно… я видел, как ты убил медведя… остального я не видел, но выходит – всё, что ты для меня сделал, было сделано своими руками и физической силой? И чем ты меня перевязал?
– А что, сам ты физической силой никогда не пользовался? Полезно бывает, – Макнейр бросил взгляд на обработанные раны Городецкого. – Ничего, кроме моей майки, для этого не годилось. Так что можешь считать, что я нереально добрый и мне на таких, как ты, даже последней рубашки не жалко. Хотя это, конечно, не так. Майку мне было жалко.
– Пользовался, и неоднократно, – дозорный невольно перенял его тон, – но мне не приходилось вот так… как про Робин Гуда поют… «До леса четыре мили, но я тебя донесу», – смысл такой, – вообще-то там было: «Но я донесу тебя, друг…» или «брат…» Но в их случае это более чем не подходило. – Ты бы поел, что ли, сколько ты тут вокруг меня уже прыгаешь?
– За словами следи, если хочешь свой язык при себе оставить, – Макнейр поднялся и прошёлся по пещере, разминая мышцы.
– Извини, я просто повис на тебе мёртвым грузом… и мне ужас как неловко… – Светлый смотрел, как ходит Тёмный, и снова ощущал, насколько тот силён во всех смыслах, даже лишённый магии.
– Хватит ныть. Если бы ты повис на мне, то я бы сразу же от тебя избавился. Ну, а в этом случае ты на мне не вис. Я сам решил таскать тебя.
Антон уже не знал, что сказать – разговор готов был пойти по кругу. И дозорный решил просто лежать, смотреть на Макнейра и слушать частые удары собственного сердца, замирающего от каждой фразы этого непостижимого человека.
И всё-таки молчать не получилось, Городецкого глодало беспокойство:
– Ты же, наверное, глаз не сомкнул с тех пор, как вытащил меня из болота? И поел ли ты хоть что-нибудь?
– Твоё-то какое дело? – Макнейр смерил его мрачным взглядом. Подобные проявления «заботы» раздражали Тёмного.
– Как это какое? Ты ж не можешь Силой подпитаться! У тебя уже давно не второе, а я не знаю какое по счёту дыхание! И потом, ты-то обо мне беспокоишься!
– Я выносливый. И в беспокойстве твоём не нуждаюсь.
Антон вздохнул и замолчал. Вся ситуация тяготила его до предела. Обрести во враге спасителя и теперь связать его по рукам и ногам неизвестно на сколько времени…
– Кстати, относительно еды… – Макнейр сел на один из камней, пристально смотря на Городецкого. – Мне-то пока в этом надобности нет, а вот тебе надо бы поесть хоть что-нибудь. Тебе ведь нужны силы для заживления ран.
Антон облизнулся и прислушался к себе:
– Был бы очень благодарен… только тошнит и голова кружится… может душа не принять ничего…
– Забудь о своей душе и подумай лучше о своём теле.
– А… у нас есть еда? Впрочем, пахнет ведь вроде жареным…
– Еда есть, но не знаю, устроит ли она тебя.
– Меня, кажется, уже всё устроит…
Макнейр лишь молча указал ему на мясо какого-то непонятного зверя, недавно зажаренного на костре.
– Так вот от чьей крови ты топор отчищаешь… – дозорный осторожно потянулся за куском разделанного животного – и даже преуспел в этом. Поскольку действовать довелось здоровой рукой.
– Именно, – Макнейр пристально следил за ним. – Ну так что, справишься? Или нужна помощь?
– Спасибо, справляюсь, – Городецкому удавалось откусывать маленькие кусочки и пережёвывать их потом как можно тщательнее. Такие микродозы действительно сразу начали оказывать живительное действие на организм.
– Подобная еда тебя устроит?
– Спасибо, вполне. Зажарилось как на мангале. А если я пока больше не буду – то это от слабости.
– Ладно… Тогда не стану тебе мешать. Возможно, мне действительно есть смысл выспаться, пока всё спокойно.
– Да, правильно, отдохни. Если что – я тебя разбужу?
– Конечно, – Макнейр беззлобно усмехнулся и, забравшись выше на камни, лёг, закинув руки за голову.
Антон не стал больше лезть к нему с разговорами и пожеланиями доброй ночи. А сам заснул только под утро – до того размышлял о том, как всё в этой жизни сложно… Сначала он сам предал жену ради молоденькой девчонки… потом девчонка предала его – понять бы ещё, из каких соображений… а потом его спас смертельный враг. И вот они, равно лишённые магии, заперты внутри аномального пространства – а что в это время происходит снаружи? Может быть, уже штурм столицы сумасшедшей великаншей?..
Помимо размышлений о судьбах мира, дозорному элементарно хотелось пить. И в туалет хотелось, правда, терпимо. А встать не было сил. И, хоть он вроде и заручился согласием Макнейра будить его в случае чего – но знал, что делать этого не будет. Наполовину потому, что опасается естественной злости потревоженного Тёмного мага… наполовину потому, что неудобно лишать человека заслуженного отдыха. Ладно. Как в песне поётся: долетим ли, доползём ли до рассвета? По крайней мере постараемся всё перетерпеть.
Как раз к рассвету Городецкого и сморило.

4
Снова проснувшись, Антон отметил про себя, что вокруг опять темно. Интересно, где Макнейр?
Тот сидел в одном из наиболее тёмных углов, опершись спиной о стену пещеры. Заметив, что Городецкий наконец проснулся, он задумчиво ухмыльнулся:
– Ну, как спалось?
– Ты знаешь, вполне прилично, без сновидений. Хотя тут жизнь круче любого кошмара… Сам-то как?
– Нормально, – палач спрыгнул с камней и подошёл к Светлому. – Как раны?
– Ноют, но спать не мешали… Может, я уже и встать смогу? Мне бы наружу надо… – Антону удалось сесть, но пришлось несколько минут ждать, пока уймётся головокружение.
Во взгляде Макнейра было заметно секундное презрение к этой слабости, но он смог успокоиться. Подойдя к Городецкому, он склонился и, поддерживая его, помог подняться.
– Спасибо… – противно было чувствовать себя таким беспомощным и потому обязанным Тёмному. Но идти, опираясь на него, оказалось неожиданно нетрудно. Макнейр старался поддерживать его как можно более аккуратно, чтоб не причинить вреда его ранам. Так они дошли до выхода из пещеры.
– Ну дальше я сам… по стеночке… сейчас приду, – Антон перехватился за стену и вышел из пещеры. Прежде чем сделать там, снаружи, свои дела, ему опять пришлось постоять, прислонившись к стене. Но дальше стало легче. Дозорный отряхнул свои штаны от засохшей грязи, оставшейся от болота, и проверил карманы. Их было множество – штаны «команданте Антонио» пошили местные умельцы. По карманам, кроме прочего, нашлись пришедшие в негодность сигареты – будет повод бросить! А ещё – перочинный ножик от Мигунов, опасная бритва и обмылок. Где бы ещё взять воды, чтобы привести себя в порядок? Озеро блестело в паре сотен шагов, но Городецкий чувствовал, что просто туда не дойдёт. Ладно. Луж тут много, потом как-нибудь побреемся. Вот тёмные очки и головная повязка ухнули, видимо, в болото…
Обратно дозорный доковылял уже без посторонней помощи и снова лёг.
– Всё нормально? – спросил его Тёмный.
– Да, лучше, чем я думал, – Антон попытался улыбнуться.
– Тогда отдыхай пока. Я скоро вернусь, – не говоря больше ни слова, Макнейр вышел из пещеры.
Дозорный снова погрузился в размышления. Тема была всё та же: единожды предавший сам будет предан… а потом… потом… для чего судьба спасла его, Антона Городецкого, да ещё руками палача? И кстати, можно ли выйти из аномальной зоны, пока не владеешь магией, или надо ждать, чтобы невидимый барьер проломили снаружи? Интересно, Ленка была внутри и если да – то как выбралась? Или ей, патологической отличнице, и снаружи аномальной зоны было понятно, что внутри?
Ох, что у неё самой-то внутри, у этой опасной девчонки, которую он, дозорный, так любил и никогда не понимал до конца? Зачем и почему ей понадобилось от него избавляться? Стать первой в отряде? Сдать их всех Белой Колдунье? Может быть… попытаться разыскать Макнейра и пойти на союз с ним? Светлый сам чувствовал, что ни одно из объяснений не выдерживает критики. Елена никогда не была ни честолюбивой, ни властолюбивой – зато всенепременно просчитала бы последствия подобных своих шагов и поняла бы, что играть на равных с ней никто не будет. Просто используют и убьют, и вряд ли ей удалось бы их обойти – да и было бы ради чего… Если Ленка затеяла какую-то невероятно сложную игру, которую он, Городецкий, не в состоянии разгадать, даже если, допустим, она затеяла всё это не к личной своей выгоде, а на пользу общего дела, то почему и зачем ей надо было вывести из оной игры своего возлюбленного? Чтобы не испортил своей глупостью и добротой столь великолепную интригу? Ох, гнилая Тьма, ну дикость всё это, ну не лезет оно ни в какие ворота!.. А впрочем… если уж нашлись у Упивающегося Смертью причины спасти своего врага – то могли и у Серой волшебницы быть резоны послать на смерть самое близкое, любящее, доверчивое существо…
В конце концов, она могла просто – банально – разлюбить его. Устать от боли. Пожелать, чтобы больше не было её источника. Хотя… ведь если разлюбишь, боль исчезнет сама собой, разве нет?
Вот сам-то он, Светлый, думает сейчас о своей коварной подруге – а лезвий в сердце будто никогда и не бывало…
Дозорному не пришло на ум, что в этом странном месте не действует никакая магия, а значит, и та, что напоила болью их с Леной отношения… Проще было привыкнуть к мысли, что Свеколт ему теперь чужая. Она убила не возлюбленного своего, но его чувства, и не стоит искать ей оправданий…
От невесёлых мыслей кружилась голова. С нажимом помассировав виски и немного придя в себя, Иной подкрепился остатками мяса и снова вздохнул о воде из озера.
* * *
Макнейр вернулся примерно через полчаса. Плащ его был снят, и палач тащил его в руках, свернув на манер мешка и явно неся в нем что-то. Зайдя в пещеру, он положил свою ношу рядом с Антоном. В плаще оказалось множество различных, недавно собранных фруктов.
– Конгениально! – вырвалось у дозорного. – Я так пить хочу! Поправлюсь – сам собирать буду!
Макнейр ничего не ответил, да и вообще, казалось, проигнорировал его слова. Положив рядом с ним плащ, он не обращал больше на Светлого внимания. Сразу же прошёл в глубь пещеры и лёг на камни.
Антон задумался, правильно ли он держится с Тёмным. Не хотелось бы ни злить его… ни обижать, после всего, что он сделал и делает для беспомощного Светлого. Размышляя, Городецкий сам не заметил, как очистил апельсин – зато уж ел его вполне сознательно. И некультурно – не разделяя на дольки, а вгрызаясь в плод, как в яблоко. Было вкусно, как в детстве, и то, что весь перемазался в соке, только добавляло хорошего настроения. Захотелось пригласить Макнейра тоже поесть, но дозорный не решился. Хотя, возможно, это было неправильно – но с Тёмным никогда не угадаешь…
Макнейр лишь один раз глянул в его сторону, смерил вгрызающегося в апельсин, как в последнюю надежду, Антона оценивающим взглядом и с вернувшимся безразличием отвернулся.
…Глазами всё бы съел… Но на самом деле чувствовалось, что это было бы уже лишнее. Всё-таки общие запасы. Городецкий сильно понадеялся, что не прилетят осы. Потом, некультурно вытирая липкие руки об штаны, посмотрел в полумрак на Макнейра. И подумал почти цитатой из классики: «Что такое я в его глазах?» Хотелось спросить Тёмного про аномалию, про её другую границу… Хотелось, плюнув на всё, рассказать хоть кому-нибудь про Лену. Хотелось… хотелось, чтобы он и Макнейр не были по разные стороны баррикад.
Дорого дал бы дозорный, чтобы прочесть сейчас мысли Тёмного. Что будет, когда он, Городецкий, поправится? Они ведь заперты здесь. Может быть, их вынужденный альянс продлится вплоть до полного обследования границ и барьеров? Когда они двое выяснят, какова эта территория, которая в конце концов станет их могилой. Или могилой для одного из них, дабы освободить второго? Кто знает? Такие аномальные зоны могут очень любить кровь…
Антон передёрнул плечами. Молчать он больше не мог – слишком жутко становилось.
– Слушай, Макнейр, то место, где твоя магия перестала работать… это далеко от того места, где ты спасал меня?
– Далеко, – в голосе палача не было теперь ни раздражения, ни злобы. Он вообще был лишён эмоций.
– Какая же площадь этой штуки? – по старой привычке дозорного аналитика, Городецкий просто думал вслух. – И выпускает ли она хоть кого-то или только всех глотает? Веришь ли, я бился о барьер как муха о стекло! А потом ещё медведь явился…
Макнейр ничего на это не ответил. Да и зачем? Говорят ведь всё равно не с ним.
– Ты тогда не пытался идти откуда пришёл? И не налетал на стену? – Антону казалось, что стену пытается прошибить он сам. Тёмный, наверное, элементарно спать хочет, устал. Прежде всего от него, Городецкого. Хотя в любую минуту мог бы его прибить… если бы счёл нужным.
– Я никаких стен не заметил. Попытался в очередной раз применить магию, но по какой-то причине это не получилось.
– Ну я-то сознательно шёл через барьер… а когда прошёл – понял, что я лишился Силы и, соответственно, назад не выйду. Скорее бы поправиться и пойти обследовать эту штуку по периметру… всё какое-то занятие… чтобы с ума не сойти.
– Я сам этим займусь с завтрашнего дня.
– Хорошо… Только, может, вдвоём бы легче было? Когда я поправлюсь?
– А всё это время предлагаешь мне сидеть и ждать?! – в голос возвращалось привычное раздражение. Макнейр был намерен как можно более сократить вынужденное общение с этим Светлым. Пока тот не в силах ходить, можно было проводить время в обследовании территории, ну, а когда тот поправится, сразу же уйти.
– Извини, я просто спросил. И вообще, наверное, спать тебе мешаю. Всё, молчу. Больше своё общество не навязываю.
– Ты всё больше убеждаешь меня в том, что надо было оторвать тебе язык.
Антон не стал на это отвечать. Куда себя деть и как убить время? И сколько этого времени придётся убивать?
Макнейр долгое время лишь молча смотрел в потолок, уйдя куда-то в свои мысли. Но в какой-то момент он всё же решил заговорить и задать вопрос, который давно уже его интересовал:
– Это ведь ты виноват в том, что все мы здесь? Почему так получилось?
– Глупая история. Налетел на шкаф и уронил на книги какой-то артефакт… Миры смешались, и я даже не могу ничего исправить.
– То есть это было не умышленно, а из-за какой-то паршивой неаккуратности?!
– Ещё бы я умышленно такое сделал… Из серии же «нарочно не придумаешь»! Может, это у шефа моего был умысел – поставить именно в таком порядке и чтоб упало… и чтоб на меня… Не знаю.
– …значит, я всего лишь персонаж книги?
– Не переживай, я ведь тоже… по сути. Обо всех нас пишут в меру правдиво…
– Ты… хочешь вернуться?
– У меня там жена и ребёнок. И работа… хотя я не уверен, что кому-то на ней нужен. А… ты?
– Раньше хотел, но… теперь уже не знаю. Не хочу возвращаться к тем паршивым попыткам выжить.
– Если бы у меня не было семьи, я бы подписался под твоими словами…
Макнейр вновь замолчал, но через несколько минут возобновил разговор:
– Расскажи о своей семье?
– Они хорошие. Очень хорошие. Надя такая забавная, это дочка моя, ей семь лет. Говорят, она очень похожа на меня, – о том, что Надежда Антоновна – Абсолютная Светлая Иная, Городецкий решил умолчать. – А Света красавица, умница и святая, не стою я её… – при последних словах Антон почувствовал, как горят щёки.
– Так на какого чёрта тебе та девка понадобилась?
– А про неё ты откуда знаешь? Не могу сказать. Понадобилась вот. Наверное, когда перестал надеяться, что вернусь… Хотя всё это отговорки. Просто думал не тем местом и видел то, чего нет…
– Ну, а теперь?
– Теперь – что? Теперь я про неё думаю – и не чувствую ничего. Как морок кончился. Осознаю вину перед Светой и все её совершенства. Мне бы только понять, зачем она это сделала… не Света то есть, а Ленка…
– Что сделала?
– Предала меня и заманила сюда, где я погиб бы, если бы не ты. Я просто в тот раз говорить не хотел, всё ещё хотелось её выгораживать, хотя бы перед другими, не перед собой… Нам ведь хорошо было вместе до самого последнего момента… Я и впрямь думал, что мы поможем друг другу выжить. А вообще знаешь, мы, Светлые, так по-дурацки устроены – мы не можем быть одни.
– Мало кто действительно сможет быть один…
– Да? А у тебя есть кто-нибудь? Или был?
– Нет. Никого.
– Никогда, что ли?
– Ну, школьные «друзья» не в счёт, так как иллюзии за реальность считать было бы глупо. А множество любовниц тоже не в счёт, так как эту однодневность запоминать нет смысла.
– Ясно… Как, наверное, и у большинства. Редко кому достаётся счастье, и ещё более редко кому удаётся его сберечь.
– Ну, у тебя был хотя бы шанс.
– Был. Но я то ли невезучий, то ли просто дурак.
– Ты просто человек.
– Я Иной, но это не меняет дела. Спасибо тебе.

5
Шли дни. Антон восстанавливался не слишком быстро, постоянно кружилась голова и приходилось, когда шёл куда-то, останавливаться и хвататься за всё, что попадалось под руки. Несколько раз он пытался дойти до берега озера, но не хватало сил. А вода манила, хотелось и испить её, и окунуться, освежиться… смыть грязь, прежде всего энергетическую…
Все эти дни Макнейр заботился о Светлом, обрабатывая и перевязывая его раны, принося ему еду, помогая иногда ходить. Пока Городецкий спал, палач уходил осматривать территорию, но о результатах никогда ничего не рассказывал.
По вечерам они иногда разговаривали, а иногда не получалось. Антон никогда не знал, будет ли Макнейр реагировать на его, дозорного, мысли вслух. Про аномалию он больше не заговаривал и не спрашивал – бессмысленно было, всё равно Тёмный не делился ничем, а сам, лёжа здесь, много не напридумаешь… Поэтому разговоры если уж получались – то получались отвлечёнными и, как ни странно, достаточно мирными и дружелюбными, даже почти задушевными. Как в тот раз: «Ты просто человек…»
* * *
Был очередной вечер. Городецкий из-за своей слабости всё ещё путал день с ночью и просыпался примерно в это время. Сейчас он меланхолически грыз яблоко и, как всегда, бросал фразы в пространство:
– Да когда же это кончится? Когда я увижу солнце, когда сам нарву фруктов… себе и тебе… Пока даже до озера дойти не могу…
Макнейр, как обычно, лежал на камнях и изучал потолок. Но в этот раз решил ответить на размышления Светлого:
– Настолько хочешь попасть на озеро?
– Хочу, – вздохнул дозорный. – Вымыться бы как следует, с головы до ног… Если мне уже можно мочить раны.
– Можно рискнуть, – палач перевёл взгляд на Антона, а затем спрыгнул с камней и подошёл к нему. Осмотрев его раны и убедившись, что они в относительном порядке, он, ничего не говоря, поднял Городецкого на руки и понёс в сторону озера.
Антон от неожиданности даже задохнулся и слова вымолвить не мог. Только почувствовал, что ему хорошо, спокойно и надёжно. А знал ведь, что руки, которые его держат так бережно, по локоть обагрены невинной кровью. Но сейчас привычный страх и недоверчивость растворялись в ощущениях тепла, благодарности… и чего-то ещё, чему дозорный просто не знал названия. Пожалуй, он просто ощущал, что находится на своём месте. Как бы дико это ни звучало.
Макнейр старался держать его как можно более аккуратно. Он и сам не понимал, почему действительно хотел помочь Иному.
– Надеюсь, ты не решишь там утонуть? Мне ведь не потребуется постоянно быть там рядом с тобой и следить за тем, чтоб ты не пошёл ко дну?
– Надеюсь, что тонуть не буду, я глубоко не полезу, просто вымоюсь и всё… Спасибо тебе! – Антон на секунду, наполовину нечаянно, прислонился щекой к сильному плечу Макнейра – и тут же отвернулся, словно обжёгшись.
Палач решил сделать вид, что не заметил этого, но забывать был не намерен. Не говоря больше ни слова, он донёс Светлого до озера.
Антон был счастлив видеть эту воду, пусть даже не слишком прозрачную. Встав снова обеими ногами на землю, он осторожно опустился на колени и сложил ладони ковшиком. Почему-то даже голова не кружилась. Городецкий с наслаждением плеснул себе на лицо, да так, чтобы попало и на шею, и на грудь… Потом встал на ноги, размотал мокрые повязки. Почему-то порадовавшись, что стоит спиной к Макнейру, снял штаны с трусами. Обувь осталась в пещере, поскольку Антона донёс сюда Тёмный маг. Городецкий вошёл в воду, возвращавшую ему силы прямо на глазах, примерно по пояс, снова плеснул на себя. Окунулся с плечами, повернулся лицом к берегу.
Макнейр мрачно наблюдал за ним, отойдя в тень деревьев.
«Вот же несчастный человек, – подумал Антон, пытаясь разглядеть выражение его лица. – Намучился со мной и от радости моей ему ни жарко, ни холодно… Ну всё, выходить надо, а то замёрзну или поскользнусь».
Нырять Городецкий не решился, просто поплескал себе на голову. И, не глядя на Тёмного (хотя с какой стати было его стесняться-то?), вышел из воды. Тут до него дошло, что вытереться нечем и придётся сохнуть на ветру…
– Ну, и как вода? – палач с издёвкой ухмыльнулся, наблюдая за ним.
– Отличная! Как заново родился! – Антон сел на траву у самой кромки воды, поджав под себя ноги, спиной к Макнейру, и думал, посоветовать ли тому тоже окунуться или не лезть к нему.
– Что с ранами? Хуже не стало? – голос палача стал серьёзным.
– Не стало! – дозорный прислушался к своим ощущениям и ещё подтвердил: – Не стало. Может, эта вода вообще живительная…
Макнейр подошёл к нему и склонился, желая убедиться в том, что с ранами действительно всё нормально.
– Похоже, что тебе и в самом деле стало лучше…
– Стало, спасибо. Может, даже сам дойду… Хотя бы часть расстояния… – Антон говорил это, а сам уже ощущал упадок сил. В глазах начало темнеть, и он замер, пережидая приступ слабости.
– Не дойдёшь. Тебе пока лучше не перенапрягаться.
– Ты прав, – Антон потянулся было за своей одеждой, но для этого пришлось бы встать, а сил пока на это не было.
– Не торопись. Хватит с тебя пока этой пещеры. Полежи лучше здесь, тебе это полезно будет.
– Ну оденусь вот и лягу… – «Хорошо, что он у меня за спиной, что он не видит моего лица, а я его… Хотя ну что здесь такого…»
– В таком случае, не закрывай ничем свои раны.
– А они штанами и не закрываются… А повязки промокли… – так дозорный и не поднялся. Только переменил положение и теперь сидел, обхватив руками колени.
– Отдыхай, – Макнейр успокаивающе положил руку ему на здоровое плечо.
Рука у него была горячая… Антон ощутил резкое головокружение и ткнулся лбом в колени. Щека его при этом коснулась руки Тёмного.
– Что с тобой? – быстро спросил тот.
– Ничего, голова кружится… – Городецкий снова поднял голову. – Пройдёт…
Всё-таки для Светлых прикосновения – это самое настоящее спасение… Неважно чьи. Или… важно?
Макнейр усмехнулся и почти ласково потрепал его по волосам:
– Отдыхай. Тебе нужно набраться сил.
«Он что, мысли мои читает? Чувствует, что ли, что мне нужно участие и… ласка?..» Прежде чем Тёмный убрал руку, Антон успел потереться об неё щекой.
Во взгляде Макнейра было заметно слабое удивление.
Лицо Городецкого пылало. Он чувствовал: сделал что-то не то. Ну и пусть. В это касание ему хотелось вложить всю свою благодарность…
– Прости. Само вышло. Просто мы, Светлые, так устроены – нам хочется не только получать, но и отдавать… – «Что же я несу, во имя Света?»
– Учту, – голос палача вновь был мрачен. Он отстранился от Антона и направился в сторону пещеры.
«Правильно он говорит, что мне язык оторвать надо, – подумал дозорный. – Зачем было оправдываться? А впрочем… если бы я промолчал, то от этого лучше не стало бы…»
Он медленно поднялся, оделся и тихо пошёл за Тёмным, даже не стараясь его догнать. Всё равно силы были не те… Да и сердце стучало как сумасшедшее.
* * *
Макнейр, как и всегда, лежал на камнях, закинув руки за голову. Другим, возможно, было бы холодно и жёстко лежать на подобном ложе голой спиной (плащ до сих пор валялся на полу), но палач был привычен к различным неудобствам и просто не замечал их. Некоторое время он бесцельно скользил взглядом по стенам пещеры, затем закрыл глаза и ушёл куда-то в свои мысли. Он знал, что Антон пойдёт за ним. Причём именно просто знал, а не добивался этого.
С порога дозорный улыбнулся дурацкой улыбкой:
– Сам добрался! Несколько раз останавливался отдыхать, но не падал! – сейчас радость затмевала случившееся между ними недоразумение… или что там это было…
Макнейр не ответил. И вообще никак не прореагировал. Антон уже привык к подобному. Поэтому спокойно лёг на своё место и попытался заснуть. Тело устало дико, а сознание отключаться не желало. В голове прокручивалось всё, что было на озере, было непонятно и… сладко? «Телячьи нежности», – как говорила Ленка. Да ещё с человеком своего пола и не своей стороны Силы… дурдом. Но зато второе дыхание открылось! Может, скоро он поправится и бросит вызов аномалии?
– Я, кажется, говорил тебе оставаться там?
От голоса Макнейра Городецкий вздрогнул:
– Кажется, говорил. Только ночь уже и холодно…
– Холодно?! Тогда какого чёрта ты явился сюда? Или ты считаешь, что в пещере должно быть теплее?
«Ну что он опять на меня злится… До того злится, что у него совсем плохо с логикой…»
– Разумеется, теплее, всё обжитое место… Даже если… ну да… даже если не горит костёр…
– Если сдохнешь тут, меня в этом не обвиняй, – Макнейр поднялся, подобрал свой плащ и топор и, не говоря больше ни слова, раздражённо направился в сторону выхода из пещеры.
Антону стало тоскливо, но ничего поделать он не мог. Двигаться сил не хватало, а что здесь можно сказать – он понятия не имел.
«Ну и ладно, буду выживать самостоятельно, если что… Пора уже, надоело от него зависеть, он на меня как-то странно действует…»

6
Городецкий так и не мог сказать с уверенностью, спал он эту ночь или маялся в каком-то пограничном состоянии. Осознав, что уже рассвело, дозорный осторожно потянулся и встал. Это получилось легче, нежели во все минувшие дни болезни.
«Я вижу солнце! – ликуя, подумал Антон. Обычно в это время он только засыпал как убитый. – Всё со мной будет хорошо! Спасибо Макнейру, умеет он встряхнуть… Да, а сам-то он, интересно, где?»
Тёмного мага в пещере не было, и по всему выходило, что он так и не возвращался.
Городецкий вышел наружу и застыл на пороге восторженным солнцепоклонником. Только вот не с кем было эту радость разделить… Поэтому она начала тихо угасать… Идти на озеро Антон не рискнул. Осторожно побродил туда-сюда, сорвал яблоко, съел немытое. Впрочем, когда они тут мыли фрукты? Было одиноко и хотелось чем-нибудь себя занять. Дозорный запустил яблочным огрызком в сторону от пещеры. Остаток яблока неожиданно отскочил прямо от чистого воздуха. Что? Стена, здесь, так близко? Забыв об осторожности, Антон вскочил на ноги и почти подбежал к тому месту, вытянув перед собой обе руки. Точно. Стена. Непрошибаемая. Городецкий постучал по ней костяшками пальцев, потом просто провёл пятернёй… В воздухе появились следы, как если бы Антон прикоснулся к стеклу, и через некоторое время исчезли.
Подумав с минуту, дозорный написал на невидимой стене: «Света». Дорогое имя точно так же растаяло. Антон вздохнул и решился на следующий эксперимент: «Лена». И зачеркнул имя пальцем. Надпись не исчезала гораздо дольше. Но наконец, словно нехотя, испарилась.
Третий опыт был посложнее. Почему-то писать хотелось латиницей, и пришлось некоторое время соображать, как же пишется имя на языке оригинала. И кстати, а как вообще звать по имени его, дозорного, Тёмного спасителя? От самого Макнейра Городецкий был до сих пор не в курсе, а то, что слышал раньше, забыл. Заковыристое какое-то имя, не расхожее, но Антон не мог вспомнить даже того, с какой буквы оно начинается. Ладно. Через минуту на стене красовалась надпись: «Macnair». Дозорный сел на пятки и долго смотрел на буквы. Наконец они начали расплываться у него перед глазами, но так и не исчезли.
Антон почувствовал, что засыпает прямо здесь, на траве, и уже не смог себя преодолеть.
* * *
Макнейр издали заметил его. Увидев, что Антон валяется на траве около пещеры, Тёмный сначала обеспокоился, но потом вспомнил, что как раз там была стена. Сразу стало ясно: Светлый наткнулся на неё, попытался обследовать, и тут силы его иссякли… Подойдя к спящему, палач некоторое время скользил по нему изучающим взглядом, надеясь убедиться, что с ним всё в порядке. Внезапно взгляд Тёмного мага зацепился за надпись, сделанную на стене. «Моё имя… Но… зачем?!» Макнейр слабо улыбнулся, глядя на эту надпись. «Может, зря я с ним столь жестоко?» Он вспоминал, как Светлый пытался прикоснуться к нему, как использовал любую возможность пообщаться… Взгляд вновь остановился на спящем Городецком. «Как назло, ночь холодная. Не хватало ещё, чтоб он простудился, валяясь здесь». Палач хотел перенести его в пещеру, но внезапно передумал. Не хотелось будить, да и побыть на воздухе Светлому было полезно. Понимая, что потом пожалеет об этом, Макнейр лёг рядом с ним и обнял его со спины, надеясь хоть как-то согреть.
Антон улыбнулся во сне, ощутив тепло и покой… Спал он в этот момент крепко, даже снов, наверное, не видел. Но бессознательно уцепился обеими руками за сильную руку, обнимавшую его за талию.
Проснулся дозорный минут через двадцать, попытавшись переменить положение и при этом не утратить чувства защищённости и контакта с источником тепла. Сонно моргая и почти перекатившись на спину, Городецкий погладил пальцы спасителя, снова стараясь вложить в касания всю свою благодарность. Вторая рука Тёмного при этом оказалась практически под головой Светлого.
– Спасибо тебе… – Антон закрыл глаза и улыбнулся. Спросонья всё ему казалось естественным и нормальным, как будто и не было никогда по-другому…
Палач лишь молча наблюдал за ним.
Почувствовав внутреннюю напряжённость Макнейра, Антон повернул голову и посмотрел ему в лицо. Глаза у него такие же тёмные, как и он сам. Ничего в них не разберёшь. Постепенно до Городецкого доходила вся дикость ситуации. Что вообще происходит? Может, он ещё продолжает спать?
– Выспался?
– Не знаю, похоже, ещё не проснулся… Это точно ты или ты мне снишься?
– А что, настолько часто снятся подобные кошмары?
– Кошмары обычно холодные, а мне сейчас так тепло…
– Значит, я тебе не снюсь.
– Это настолько странно, что даже в голове не укладывается… Ты меня удивляешь. Зато ты пугать меня перестал.
– Какая досада. Надо непременно это исправить, – Макнейр саркастически ухмыльнулся, смотря на него.
– После всего, что ты для меня сделал, – уже не получится.
– А если я очень постараюсь?
– Каким образом? – Антону казалось, что сейчас можно говорить что угодно, играть с огнём и ходить по краю…
– Не знаю. А каким может получиться?
– Я только одного сейчас боюсь – потерять тебя, – Иной сильнее сжал его руку.
Макнейр ответил не сразу, но когда ответил, голос его был заметно серьёзнее и мрачнее, хотя враждебности в нём не слышалось:
– Аккуратнее со словами, а то ведь посчитаю, что ты влюбился в меня.
– У меня просто больше никого не осталось. И мне с тобой тепло. И… я не знаю, чем и как тебя благодарить. У меня даже Силы сейчас нет. Всё, что я могу, – это просто приласкаться…
– Своеобразная оплата натурой? Хм. Ну а зачем вообще это? Разве я говорил, что мне нужна какая-то плата?
– Не говорил и не скажешь, просто я не могу по-другому…
– Ясно. Ладно… делай что хочешь.
«А чего я хочу?» – Городецкий задумался. Вообще-то ему и так было неплохо. Но если уж разрешают… Он поднёс руку палача к губам – своими обеими. И поцеловал – первый раз в тыльную сторону, как священнику, а второй в ладонь.
Макнейр был немного шокирован действиями Светлого. Подобного он не ожидал. И не понимал, как Городецкий осмелился на такое. Но помнил, что сам разрешил ему, и потому молча терпел, лишь раздражённо наблюдая за его действиями.
Антона тем временем уже покинула смелость. Он положил руку Тёмного к себе на сердце и закрыл глаза. То, что он испытывал, нельзя было назвать ни возбуждением, ни желанием, ни влечением в точном смысле этих слов. За опасную грань его сознание ещё не перешагнуло. То, что он сделал, было действительно жестом благодарности и стремлением поделиться теплом. Просто было приятно, но Антон прямо кожей чувствовал, что Макнейра всё это раздражает. Ну и, соответственно, хорошее настроение начало угасать… Даже захотелось тихо спрятаться куда-нибудь.
– Прости, если тебе это неприятно…
– Странный ты…
– Странный… Так и жизнь странная… Та, кого любил, предала… Тот, кого считал врагом, жизнь спас… – дозорный страшно боялся сказать что-нибудь лишнее. И тут вспомнил одну вещь. – Слушай, можно тебя спросить: как тебя по имени зовут?
Макнейр тихо засмеялся, услышав этот вопрос:
– О да, самое время познакомиться.
– Да самому смешно… Но, может, всё же стоит? А впрочем, не хочешь – не говори…
– Уолден. Меня зовут Уолден.
– Уолден… Тебе подходит. Антон.
– Твоё имя я знаю.
– Значит, ты осведомлен лучше, чем я. Да, если тебе неудобно, то я и встать могу… – по правде говоря, жутко не хотелось, но Городецкий чувствовал, что рука Макнейра у него под головой уже затекает.
– Не беспокойся, я в удобстве и не нуждаюсь.
– Если я странный, то ты удивительный. Скажи, если захочешь уйти. Уходил ведь уже из-за меня… И всё-таки вернулся.
– А ты что, думал, что я действительно тебя тут брошу в таком состоянии одного?
Антон задумался, как ответить.
– Нет… Если честно, я надеялся, что не бросишь… Просто ты вчера так резко ушёл, когда я сам приплёлся с озера… – он повернулся лицом к Макнейру, пытаясь поймать его взгляд. Хотя, может, и не стоило этого делать…
– Забудь. С тобой всё в порядке?
– Не знаю, никак толком не проснусь… Вроде ничего не болит и благодаря тебе не мёрзну.
– Выспался?
«Это он уже спрашивал, но не указывать же ему…»
– Ну, если что, идти я в состоянии и опять буду ночь куролесить… Кстати, я и не знал, что тут так близко стена…
– Идеально, – голос Макнейра вновь был холоден. – Раз ты выспался, значит, дальше и без меня обойдёшься, – палач отстранился от него и стал подниматься с земли.
Не успев осознать, что делает, Антон схватил его за обе руки и потянул к себе:
– Не уходи, пожалуйста!
Макнейр замер, шокированный этим поступком. Городецкий уже сам пришёл в состояние шока от того, что сделал помимо воли. У него закружилась голова, и он упал на грудь к палачу-спасителю. Всё ещё в ауте тот обнял его, вновь улёгшись на землю и пытаясь осмыслить ситуацию. Антон уже и не думал что-то осмысливать. Поднять голову не было сил, и руки сами собой сомкнулись вокруг Тёмного.
Сознание Макнейра разрывалось надвое. Хотелось одновременно и отпихнуть от себя Городецкого, и обнять его ещё крепче, не отпускать.
Антон лежал, уткнувшись лицом в грудь Тёмному, боясь пошевелиться и в то же время отстранённо думая, что лучше бы всего этого не было. Проклятая слабость, проклятые раны! Но… Свет великий, как же хорошо! Пока он… Уолден… держит его в объятиях…
– Ты в порядке? Что с тобой?
Чтобы ответить, пришлось немного отстраниться и приподнять голову:
– Не знаю… Свет и Тьма… Не знаю… Останься со мной!
– Останусь. Но ненадолго.
– На сколько сможешь…
– Зачем тебе это?
– Если бы я ещё знал… Ты – единственное, что у меня осталось… – Антон рискнул посмотреть ему в глаза.
– Хм. Почему-то я уверен: если бы тебе неделю назад сказали, что когда-нибудь такое будет, ты бы покончил с собой, не желая смириться со столь ужасной участью, – Макнейр задумчиво ухмыльнулся, смотря на него.
– Да, так бы оно и было… Но в этой жизни всё вверх дном…
– Ну и насколько часто ты вот так вот валяешься с представителями своего пола?
– Первый раз в жизни… Великий Свет…
– И, судя по всему, тебя это вполне устраивает?
«Надо это прекращать. Надо. Это. Прекращать».
– Сейчас. Сейчас встану и уйду.
– …и будешь тихо рыдать, забившись в какой-нибудь угол, проклиная себя за то, что сделал. Хм. Я не прогонял тебя.
– Это… это очень хорошо… но, думаю, рыдать бы я не стал. Надо учиться выживать самостоятельно.
– Хорошо, – Макнейр кивнул и отстранился, убрав от себя руки Светлого. – В таком случае, моя помощь тебе окончена и твои проблемы теперь не моё дело. Удачи, – он поднялся с земли, развернулся и направился в глубь леса.
– Спасибо тебе за всё!
Антон чувствовал резкий холод, пустоту и в то же время изрядную гордость собой. Ведь всё, что сейчас случилось, было хоть и приятно, но в корне неправильно. Нельзя до такой степени привязываться к людям. Тем более к людям столь жестоким и опасным. Даже если ты обязан подобной личности своей жизнью. И тем более нельзя вот так обниматься, как чувствительная барышня. Он, Городецкий, отблагодарил Макнейра… Уолдена… как смог. И в самом деле справится сам. Если только здесь нет больше хищных зверей.
Дозорный поднялся с земли и пошёл было в пещеру. Но зацепился взглядом за свою же надпись. Подошёл и приписал, сомневаясь в орфографии, впереди фамилии имя: «Walden». Вот теперь всё честно. Стена памяти.

7
В пещере Антон перекусил остатками еды и лёг на своё место. Раны его уже сутки были не перевязаны, но не кровоточили и почти не беспокоили. И спать было ещё рано, не смаривало. Тем более что в голову лезли мысли и воспоминания. И волновали кровь… Странно так волновали, не одним теплом. А если бы… А если бы на этом не кончилось? Если бы он не повёл себя так, что Макнейр ушёл от него? Что могло бы быть? Дозорный даже представить себе боялся – или не хватало воображения. И он ставил блок на эти мысли, не желая и пытаться понять, чего он избежал – или лишился.
«Нет в тебе… власти… надо мной… Уолден Макнейр! Нет в тебе… власти… нет в тебе…»
Привычные заклинания помогали с переменным успехом. Хотелось надеяться, что это из-за отсутствия Силы.
«Нет в тебе… власти… надо мной… Антон Городецкий!»
…После нескольких часов размышлений и борьбы с навязчивыми мыслями дозорный понял, что больше здесь оставаться не может. Чувствуя какой-то немыслимый прилив сил, он встал и пошёл из пещеры. Начинало светать. Антон поклялся, что обойдёт по периметру всю стену и узнает, насколько обширна аномальная область. И, может быть, где-то он хоть мельком увидит ещё своего Тёмного спасителя… Хотя им нечего больше сказать друг другу. Их пути разошлись.
* * *
Городецкий без особых усилий ушёл довольно далеко и чувствовал себя неплохо. Для поддержания бодрости духа вполне хватало там и сям собранных яблок. Посторонние мысли из головы дозорный выкинул – обострил все чувства и направил их на исследование территории. Прошёл порядочное расстояние вдоль стены, не приметив ни одного знакомого места – видимо, выбрал путь в другую сторону. Жалко, что повороты плавные и незаметны… Даже ориентируясь по солнцу, он путался и не знал, какой конфигурации это место, пленником которого он оказался.
Силы начали оставлять Антона как-то вдруг, сразу. Хотелось сесть прямо на землю и больше не вставать. А тут ещё – сначала он подумал, что ему это привиделось – в ветвях над головой мелькнул силуэт какого-то ящера.
Раньше, чем включилось сознание, на одних инстинктах дозорный метнулся за дерево. Но животное перемахнуло на тот ствол, за которым он прятался, и начало спускаться. Оказалось, что оно небольшое, но сильное. А также ещё и очень юркое. Городецкий петлял от него между деревьями, а оно перемахивало со ствола на ствол в опасной близости от его головы…
В итоге обессиленный Антон споткнулся о корень и в ту же минуту почувствовал, как по обнажённой спине хлестнул чешуйчатый хвост. Дозорный упал лицом вниз, а существо зависло над ним на кожистых крыльях, примериваясь, как будет удобнее вонзить когти.
…Издали наблюдая за происходящим, Макнейр мрачно усмехнулся. Заметив сначала Антона, он хотел было идти от этого места как можно дальше, чтоб не пересечься с Иным, или прибить его, чтоб больше не видеть. Но когда палач заметил химеру, злость отступила. «Он что, специально всё так подстраивает, чтоб я спасал его? Может, имеет смысл позволить ему умереть, раз его так тянет попадать под чьи-то когти?» Однако допускать подобное Тёмный маг был не намерен. Взявшись за оружие, он быстро направился в их сторону.
Дозорный попытался поднять голову и опереться на руки. Того, что делалось у него за (точнее, над) спиной, он видеть не мог. Зато прямо перед собой увидел Макнейра. И в глазах Светлого засияла безграничная радость сродни эйфории. Слов не было и осознания опасности – тоже…
На Городецкого с его эмоциями Макнейру сейчас было плевать. Химера интересовала его многократно больше. Он внимательно рассматривал её мрачным взглядом, готовый убить в любую секунду, если эта тварь рискнёт хоть немного задеть Антона. Сама же химера явно не ожидала столкнуться здесь с кем-то ещё. Особенно с вооружённым и явно знающим, что делать. Животное медленно отступало, опасливо и как-то обескураженно взирая на оружие и на холодную решительность палача. Макнейр мрачно ухмыльнулся своим мыслям. Сомнений в том, что химера подослана кем-то из-за того, что Городецкий подобрался слишком близко к выходу из аномалии, оставалось всё меньше. Причём тот, кто подослал это создание, явно не понимал, кого посылает. Убивать химеру Макнейр теперь не собирался. Терять столь ценное «оружие» было нельзя. Палач собирался использовать химеру в своих целях. Но действовать надо было быстро. Макнейр знал о том, что выход находится очень близко. Знал он и то, что на его магию рядом с выходом влияние этой территории почти не распространялось. Он быстро выхватил волшебную палочку и выкрикнул какое-то заклинание. Животное было отброшено в сторону и затихло, временно оглушённое.
Антон перекатился на бок и сел. Попытался понять, что упало и куда, но так и не смог отвести огромных, восторженных глаз от лица Уолдена. Макнейр подошёл к Городецкому и протянул ему руку, желая помочь подняться. Светлый уцепился за его руку и встал на ноги. Говорить он по-прежнему не мог.
– Как ты?
– Я… дико рад тебя видеть. Вот.
– Это и так понятно. Сомневаюсь, что кто-либо предпочёл бы умереть от когтей той твари.
– Какой? Ой, да, она же чуть меня не закогтила! Значит, ты снова спас мне жизнь?
– Надо отучаться от этой вредной привычки.
– Это мне надо отучаться попадать в идиотские ситуации, – дозорный понемногу приходил в себя. – Кстати, чем ты её? Она так смачно шмякнулась…
– Неважно, – Макнейр прошёл мимо него и, подойдя к оглушённой твари, склонился, рассматривая её и желая убедиться, что не причинил ей вреда.
Городецкий тоже подошёл, разглядывая чешуйчатое, дикое, но по-своему привлекательное создание:
– Ну и жуткозаврик! Маленький, но, Тьма побери, мощный!
– Когда вырастет, будет намного мощнее.
– Брр! Не сомневаюсь! – Антон смотрел, как Тёмный с повышенным интересом изучает существо, и чувствовал нечто похожее на ревность от того, что не ему, дозорному, принадлежит внимание Уолдена.
Макнейр ещё несколько минут осматривал химеру, причём настолько заботливо, как если бы это было самое важное для него существо. Хотя в какой-то степени так оно и было. Тварь представляла для него огромную ценность, ибо он надеялся приручить её. А тогда она бы стала мощным оружием, которым легко управлять.
– Что ты хочешь с ней сделать?
– Заберу себе. Мне она пригодится.
– Знаешь, я рад, что ты её не убиваешь.
– Неужели я настолько похож на того, кто станет убивать детей? – Макнейр издевательски усмехнулся и поднялся, переключая своё внимание на Антона.
– Именно не настолько. Она… не знаю… жалость какую-то вызывает… Хотя если бы не ты – мне бы от неё не поздоровилось, – Городецкий встретил его взгляд и замолчал, снова растеряв все слова.
– Не стоит думать обо мне лучше, чем я есть. Если мне понадобится, я могу убить кого угодно.
– Я знаю… Тем и ценно… что некоторых ты щадишь. Вот её… и… меня…
Таких слов Макнейр услышать не ожидал. Некоторое время он лишь стоял, оценивающе смотря на Антона и пытаясь поверить в услышанное.
«А что я такого сказал? – Городецкий искренне не понимал его удивления. – Ладно, пусть молчит… только пусть не отводит глаз… а я буду на него смотреть…»
– Мало кто так воспринял бы это… Спасибо тебе, Светлый, – палач задумчиво ухмыльнулся, смотря на него.
– Мне? – дозорный просто глупо улыбнулся, и глаза его засияли стократ сильнее. – За что?
– Неважно, – Макнейр тоже, почти ласково, улыбнулся ему. Вот тут у Антона дух захватило. Земля стала уходить из-под ног, и он был вынужден уцепиться за Тёмного.
Тот подхватил его, не позволяя упасть:
– Что с тобой?
– Голова кружится… и… и… и я люблю тебя!!!
Макнейр был в шоке. Хотя он и ожидал подобного, но не подозревал, что всё окажется настолько… серьёзно. Он обнял Светлого, понимая, что на подобные слова тому было не особо легко решиться и что Антон возненавидит себя, если его сейчас не поддержать, а выказать хоть каплю презрения по этому поводу. Аккуратно, успокаивающе Тёмный коснулся рукой его волос, надеясь, что Светлому это хоть как-то поможет.
Дозорный прижался к нему и закрыл глаза. Признание далось ему легче, чем предполагал палач. Просто выдохнулось, хотя в следующую секунду, если бы Макнейр его не обнял, Городецкий уже проклял бы сам себя в припадке раскаяния. А сейчас он тихо сходил с ума, плавился от счастья, от сознания хотя бы призрачной взаимности, от собственных переполняющих ощущений. От того, что она есть – любовь. Просто само умение полюбить и поверить. Дар, который выше Силы и который он, Антон Городецкий, уже считал для себя утраченным. И вдруг обрёл там, где не мог и предполагать…
Макнейр задумчиво смотрел на него, пока не решился на то, о чём, как он считал, он скоро пожалеет. Он чуть отстранил от себя Антона, склонился – и коснулся губами его губ.
«Свет великий…» – дозорный так и не открывал глаз. Пусть всё идёт как оно идёт. После секундного замешательства он попытался даже ответить. Странно… он ведь не вчера родился и целоваться умел, но сейчас всё было как в первый раз…
Не встретив сопротивления, Макнейр углубил поцелуй и крепче обнял Антона. Тот закинул руки ему на шею, моля изначальную Силу только об одном – чтобы это длилось вечно, и отвечая Тёмному с возрастающим жаром. Макнейр продолжал целовать Иного, наслаждаясь его близостью, всё больше проникаясь к Светлому. В порыве нежности Антон гладил Тёмного по затылку, ласково перебирая пальцами его волосы.
Макнейр понимал, что надо отстраниться, пока не поздно. Но отстраняться не хотелось. Хотелось продолжать. И чем дольше это бы продлилось, тем лучше. А дозорному уже просто было слишком много счастья для него одного. Не осталось ни страхов, ни сожалений, ни принципов даже. Что бы ни случилось дальше – сейчас он был уже на облаках.

8
Через некоторое время Макнейру всё же удалось справиться с собой, и он отстранился от Городецкого:
– Хватит. Лучше пока остановиться. А то ведь изнасилую тебя прямо здесь. Сомневаюсь, что тебе это надо.
Дозорный не устоял на ногах и, как только его перестали поддерживать руки Тёмного, сел на траву. Обнял руками колени и уткнулся в них лицом. Пожалуй, он действительно не был готов к «продолжению банкета». Светлому скорее требовалось отдышаться и прийти немного в себя. Говорить он был не в состоянии.
Макнейр опустился на колени рядом с ним и ласково провёл рукой по его волосам:
– Ты в порядке?
Антон поднял голову и лишь молча улыбнулся своему любимому Тёмному.
– У тебя красивая улыбка… Улыбайся чаще.
Брови Городецкого взлетели вверх от удивления. Он коротко вздохнул и произнёс свою первую после признания фразу:
– Знаешь, то же самое я могу сказать тебе… Уолден.
Макнейр слабо улыбнулся, смотря на него.
– Вот. Ты же красивый. Знаешь, что ты для меня лучше всех?
– Почему так?
– Ни почему. Просто. Даже не потому, что я тебе жизнью обязан. А просто так.
– Я запомню это. Только твоё отношение скоро изменится.
– Это почему? – Антон встревожился, эйфорическое состояние стало понемногу улетучиваться. Опять что-то не то ляпнул?
– Ты, скорее всего, стал ошибаться во мне. Но я ведь не менялся. То, что я спас тебя, ещё не меняет того, что я убийца.
– Я не буду врать тебе, что мне это всё равно. И я не уверен, что смогу, если что, остановить тебя на твоём пути. Даже если положу свою голову на плаху вместо жертвы, что ты выберешь. Я просто знаю, что ты можешь быть и другим. Иногда. И в этом сейчас всё моё счастье.
Макнейр слушал его и удивлялся мысленно: «Неужели он действительно настолько ценит эти мимолётные проявления доброты? Никогда бы не подумал, что кто-то способен на такое. Но почему? Хотя… может, в их мире это вполне нормально. Я ведь почти ничего не знаю про его мир. Лишь с чужих слов. Но можно ли этим словам верить?»
– Знаешь, – продолжал Городецкий, – знаешь, я тоже не ангел, у меня хватает крови на руках и пятен на совести. А ведь я Светлый. Но именно поэтому я всегда пытался понять любого. Любого, будь он Тёмным магом, вампиром или оборотнем… На меня даже в Дозоре пальцами показывали из-за этого…
– Ты хороший человек, Антон. Я бы не хотел, чтоб мы с тобой были врагами. Знаешь, я ведь ошибался… Я ненавидел тебя за то, что из-за тебя попал сюда. Ну, а теперь я благодарен тебе. Ты предоставил мне возможность избавиться от всех проблем. Я благодарен тебе за это. К тому же ты оказался идеальным примером тех людей, в существование которых я уже переставал верить, – Макнейр ласково коснулся рукой его щеки, пристально смотря в глаза. – Спасибо тебе…
Дозорному было не до того, чтобы привычно возмутиться по поводу различий «люди – Иные». Все красноречивые мысли разлетелись и смешались, он чувствовал, что Тёмный говорит ему что-то очень важное, он с трудом верил своим ушам, он с ума сходил от макнейровских «спасибо», но прикосновения были ещё важнее. На лету он поцеловал пальцы Уолдена:
– Да разве мы сможем быть врагами… после того, что было? – и тоже посмотрел ему в глаза.
– Не знаю… Я, по крайней мере, не хотел бы быть твоим врагом. Но ты шёл против меня. Ты ведь помнишь, что было до того, как ты попал сюда, на эту территорию?
– Я не столько шёл, сколько хотел держать оборону. Каюсь, я тебя представлял другим – не лучше этой стервы Джадис, Белой Колдуньи. Менее адекватным, более нацеленным на кровавый переворот. Я боялся войны на два фронта, тем более что ты никак себя не проявлял и можно было навоображать себе… Мне надо было познакомиться с тобой лично, чтобы многое переосмыслить. Ещё раз говорю: теперь я боюсь, что не смогу тебя остановить на твоём пути. Не смогу, хотя буду пытаться. И не мечом, и не Силой. А по-хорошему буду просить. Хотя, боюсь, не поможет. Даже после… после того, что нас, может быть, связало. Но врагами мы не будем. Я не буду твоим врагом, Светом клянусь!
– Так вот, значит, как всё было… Теперь понятно.
«Он что, действительно настолько проникся? А если бы это было подстроено? Неужели он настолько доверчив?» – Макнейр всё больше понимал, что тоже проникается к Светлому. Хотелось заботиться о нём, оберегать его.
– Да, было так. А будет так, как я поклялся. Жаль, что я лишён сейчас Силы и она не может подтвердить мою клятву. Поверь мне просто на слово.
– Поверю, – Макнейр вновь обнял его, ласково коснулся губами его шеи.
У Антона перехватило дыхание. Он закрыл глаза и погладил Тёмного по голове. Тот продолжил целовать его шею, оставляя слабые следы засосов. Дозорный мог в ответ касаться губами только его волос, но это оказалось неожиданно приятно.
Внезапно вспомнив про раны Светлого и боясь задеть их, Макнейр отстранился от него:
– Извини, но теперь я действительно должен уйти.
– Насовсем? – глупо спросил Городецкий. Руки его повисли в воздухе и с сожалением упали на колени.
– Нет. Не насовсем, – Тёмный ласково улыбнулся, услышав подобный вопрос.
– А… зачем тогда?..
Макнейр лишь молча указал в сторону оглушённой химеры.
– А… чтоб её! Я сейчас без Силы, могу и поругаться безнаказанно!
– Сила твоя к тебе скоро вернётся. Ты около выхода. Химеру эту, очевидно, потому и подослали.
– Чего-о?! Какой выход? Кто подослал? Ты откуда знаешь?
– Кто подослал её – я не знаю. Но постараюсь выяснить. А выход… выход из того пространства, где наша магия была заблокирована.
– Что, идёшь-идёшь ногами и выходишь?! Исключено!
– Высказывайся.
– На тему?
– Ты сказал «исключено». И сказал с абсолютной уверенностью, – голос Макнейра вновь был холоден. Он поднялся и отошёл от Городецкого, оперся спиной об одно из близстоящих деревьев.
– Ну тьфу, дурак я действительно, аналитик кабинетный! Пока я валялся раненый, ты здесь всё исходил вдоль и поперёк! Прости. Просто мне бы и в голову не пришло, что всё может быть вот так элементарно… – Антону стало до того стыдно, что он снова уткнулся лицом в колени.
– Ясно.
«Интересно, а он хоть понимает, насколько он прав? Осознаёт, что я действительно уже давно нашёл этот выход, но не уходил лишь из-за того, что не хотел расставаться с ним? Хотя теперь это уже неважно».
Макнейр подошел к оглушённой химере и вновь осмотрел её, желая убедиться, что с ней всё нормально, но что в ближайшие минуты она не очнётся.
– Слушай, – Городецкий снова поднял голову и мрачно поглядел на животное, теперь казавшееся ему противным. Потом перевёл взгляд на Тёмного, – слушай, и насколько давно… ты знаешь?
– Про выход? – осмотрев бесчувственное существо, палач поднял его с земли, аккуратно взяв на руки, и направился с ним туда, где располагался этот самый выход. – Несколько дней.
– И ждал… ждал… чтобы мы смогли уйти вместе?!
– Да… что-то вроде этого. Но сейчас уже неважно. Ты нашёл выход, так что наши пути теперь расходятся. Удачи тебе. Вполне возможно, что скоро ещё встретимся, – Макнейр отошёл на достаточно большое расстояние, повернулся туда, где сидел на земле Городецкий. – До встречи, Антон… – палач печально ухмыльнулся, затем отвернулся от него и трансгрессировал, унося с собой химеру.
– Это не я его нашёл! Это ты мне его нашёл! – кричал дозорный в пустоту. – Уолден, как ты мог? Конечно, теперь тебе есть кого носить на руках… вместо меня… – Антон упал ничком в траву и разрыдался, как в детстве.

Часть вторая. По рукам пошедший
1
Лена Свеколт, сильно похудевшая и побледневшая, брела по лесу неподалёку от того места, где невидимый барьер скрыл от неё возлюбленного. Городецкий пропадал уже девять дней. И Серая волшебница была уверена: он жив, хотя и в опасности. Когда-то Иной подарил ей розу, которую Елена носила сначала в волосах, а потом, уже в лагере, Светлый создал для неё колечко с тем же, уменьшенным, цветком на месте камня. Так вот, роза не увядала, не сникала – цвела пышным цветом, только лепестки стали совсем чёрными…
К чести юной колдуньи, рук она не опустила. Даже наоборот – забрала в эти самые руки весь лагерь. Поговаривали, что при ней порядка даже побольше, чем при «команданте Антонио». Да и впрямь, говоря по правде, в лесной жизни Свеколт разбиралась получше дозорного, привыкшего к спецоперациям в городе.
Злая чародейка Джадис, разумеется, не могла такого и предположить. И, уверенная в лёгкой победе, двинула на лагерь стаю злобных зверей, которых создала, как и рассказывала о том молва, из обычных лесных муравьёв.
Отряд под командованием Лены атаку отбил. Свеколт потом непомерно долго восстанавливала силы, списывая это на перенапряжение. Но в последующие дни молодую женщину начали тревожить ещё кое-какие неприятные ощущения… Вот, пожалуйста, опять!
Лена закашлялась и сложилась пополам. Тело сотрясали сухие спазмы – выложить наружу было уже нечего. Переждав приступ, юная колдунья подошла на нетвёрдых ногах к ручью, прополоскала рот и умылась. Видимо, всё так, как она и предполагала. Одно уж к одному! Зато сама не одна…
Вдруг Лена ощутила знакомый поворот тупого лезвия в сердце. Подняла голову – и увидела, что со стороны барьера, но вдоль него идёт Антон. Обнажённый по пояс, с остановившимся взглядом, через правое плечо четыре страшных, едва затянувшихся рубца. К пальцам подвешено параноидальное количество «тройных лезвий», очень типичных Иновских боевых заклинаний. А по левой стороне, вдоль шеи Городецкого, заметны в истинном зрении какие-то следы – прикосновение чьей-то Тёмной ауры…
Всё это юная чародейка разглядела в одно мгновение, уже вскочив на ноги и устремившись навстречу любимому.
– Антон! Где ты пропадал?
– Конкретно там, куда некоторые меня послали! – Иной был ещё достаточно далеко и говорил тихо, но Лена слышала каждое его слово. – Стоять! Ночной Дозор!
Одно из «тройных лезвий» сорвалось с его пальцев и понеслось к молодой женщине.
– Ты, Городецкий, дурак и хулиган, – скучным голосом сказала Свеколт, вскидывая руку над головой. – Нашёл время учебный бой устраивать! – на пальцах её зажглась фиолетовая боевая искра.
Ещё совсем недавно, на тренировках, они двое отбивали атаки друг друга просто влёт, реакция у них была на одном уровне. Но сейчас искра погасла, только вспыхнув. Чародейка ещё больше побледнела и пошатнулась.
Убивать беззащитную и безоружную женщину, даже если она – подлая предательница, Антон Городецкий был неспособен органически. Отбив в сторону им же посланное «лезвие», он подбежал к бывшей возлюбленной и поддержал, не давая упасть. Боль, привычная в отношениях с нею, пришла снова, вонзилась тупой иглой, правда, не в сердце, а в висок:
– Что с тобой?
– Антон, я беременна! И из-за этого у меня большие проблемы с магией.
– От… от кого?!
Нет, всё-таки Свеколт – она и в Африке Свеколт. Даже в таком, не самом лучшем, состоянии она сохранила спокойствие. Вскинула брови и сказала с холодной издёвкой:
– Ну вестимо – от Макнейра! От кого ж ещё?
У дозорного круги перед глазами завертелись. Рука, поддерживающая Лену под спину, дрогнула, ещё одно «лезвие» сорвалось с пальцев и вошло в руку колдунье, повыше локтя.
– Совсем уже! – вскрикнула Свеколт. Из раны текла кровь, но молодая женщина словно и не замечала этого. – Там Сила, что ли, со спецификой была? Только это и оправдывает твоё поведение! Пожалуй, там действительно что-то не то. Я ж там бродила под стеной, насколько меня подпускало, плакала, звала тебя, раз даже все ногти обломала и руки обожгла о барьер… Но так к тебе и не процарапалась… Эх… – она поднесла к ране здоровую руку. – В мёртвом теле живая кровь… – искры зажигались на её пальцах и тут же гасли. – Тьфу, опять забыла…
– Подожди, – Городецкий уничтожил все «лезвия». Засучил своей девушке рукав на раненой руке, потом закатал рукав себе. Достал из кармана ножик и полоснул себя по запястью. И прижался своей раной к Лениной. – Правило Силы и крови… – заклинание не вспоминалось, пришла боль – не от пореза, а от нахлынувших чувств к этой женщине, и он только и мог, что шептать: – Прости меня, Ленка, прости, прости…
Впрочем, этого оказалось вполне достаточно. Оба пореза затянулись буквально через полминуты. Юная чародейка устало села на траву и потянула за собой Иного:
– Ну и в чём ты меня обвиняешь?
– Лен… по всему выходило, что ты меня заманила в ловушку. Там… за барьером… есть источник Силы, но из него нельзя черпать. Он может только забирать. Я там был заперт и лишён магии. И не мог понять, зачем тебе понадобилось от меня избавляться… А тут ты такое заявляешь…
– Ну я-то не знала, что тебе там так досталось и что ты на меня грешишь… хотя что ты должен был думать… Мне тебя очень жалко, и прости мою дурацкую шутку… Просто на идиотский, извини меня, вопрос никакого ответа, кроме идиотского, быть не могло. Понимаешь, Антон, моя магия – это магия смерти. Она рядом с новой жизнью не выдерживает. Особенно если отец ребёнка – Светлый. Мой бедный, глупый, любимый Светлый… – она обняла его за шею и притянула к себе. – Какое счастье, что ты нашёлся…
Целуя Лену, дозорный с удивлением и радостью чувствовал: всё идёт как раньше. В сознании, затуманенном нежностью и болью, то, что произошло в аномальной зоне между ним, Городецким, и Макнейром, казалось призрачным. Может даже, это просто приснилось, привиделось в горячечном бреду… Так же, как и предательство любимой девушки.
– Антош, а как же ты выбрался всё-таки? – спросила Свеколт, когда они наконец оторвались друг от друга.
– Ты знаешь… стена ведь не сплошная. В одном месте в ней оказалось нечто вроде пролома.
– Ужас. Знала бы… Хотя я бы выяснила, если бы смогла обойти всю эту странную территорию снаружи по периметру… А я чем дальше уходила от лагеря – тем труднее мне было переставлять ноги…
– Ну да, понимаю. Эффект «чёрного камня». Кто-то сильно постарался, чтобы разлучить нас с тобой. И ещё насовал внутрь чудовищ – охранять выход и вообще точить зубы на пленников аномалии. То есть насовала – это очень в её стиле. И не учла она одного – что просто и элементарно, ногами, на эту территорию может забрести ещё одна личность…
– Ты о чём? Ты так уверенно утверждаешь, что всё затеяла Джадис? Нет, ну она, конечно, пыталась напасть на нас, пока тебя не было… Но почему не предположить, что за всем этим стоял Макнейр? И собирался воспользоваться плодами… если я бы вдруг не справилась с Белой Колдуньей… мы не справились.
– Представляю, каково тебе пришлось, подумать страшно! – Светлый осторожно прижал её к себе. – Не отпущу больше. И огромное спасибо скажу всем нашим за то, что вели себя достойно. Не понимает, видимо, Джадис, что твой покорный слуга – не единственная палка у неё в колесе. А что касается второй нашей угрозы… Ты будешь долго смеяться, моя радость, но с Уолденом Макнейром я познакомился как раз внутри барьера. И наш Тёмный маг спас мне жизнь, даже дважды, и указал выход из аномалии. Мы с ним договорились, что не будем враждовать.
– Ты… ты дал палачу и Упивающемуся клятву верности?
– Почему верности-то?! – Иной почувствовал, как горят щёки. – Я просто поклялся Светом, что не буду его врагом.
Юная колдунья посмотрела на него, как на ненормального:
– Городецкий, а Городецкий? Тебе не кажется, что это тебе семнадцать лет, а мне сорок? Он же тебя использует, ноги об тебя вытрет и выкинет на помойку! Может быть, он сам всё это и подстроил!
Иной мог бы долго доказывать, приводить факты, убедительно опровергающие подобное предположение, но вместо этого только и сказал:
– Я ему верю. И больше на эту тему говорить не буду. Я жутко по тебе соскучился и не хочу, чтобы мы с тобой поссорились!
Лена хмыкнула, но спорить не стала. Разберёмся, когда дойдёт до дела. Если даже она не может сейчас колдовать – соображать-то она не разучится! И всё будет хорошо. Всё забудется, затянутся шрамы… и следы непонятные пропадут. Свеколт не собиралась ни о чём расспрашивать и даже сама ломать голову над тем, каким образом её Антон получил все эти отметины. Дело прошлое, и сознание молодой женщины не поставило в один ряд видимое прикосновение Тёмной ауры к её любимому и странные его отзывы о Макнейре… Тем более что роза в кольце приобрела теперь снова свой естественный цвет.
* * *
В эту ночь Городецкому не спалось. Рядом тихо дышала утомлённая Лена, независимая даже во сне. Она лежала спиной к Антону, чуть отодвинувшись и обняв набитый вещмешок, служивший ей подушкой. Дозорный нет-нет да и касался узкой девичьей спины то губами, то пальцами, то всей ладонью, хоть и понимал, что больно от этого им обоим… может быть, даже троим. Пока ещё ему приходилось напоминать себе о будущем отцовстве, привыкать к этой мысли, даром что один ребёнок у него уже был. Где-то там… сейчас хотелось думать, что в недосягаемости. И ещё хотелось думать про Макнейра.
Тогда, оставшись один в лесу, Антон был обижен на Тёмного мага до глубины души. Светлому казалось, что теперь у него нет больше никого в целом мире. Тогда он, Иной, выплакал все свои слёзы, потом проспал больше полусуток, а после этого покинул аномалию и, с ясной головой и вернувшейся Силой, пошёл казнить Ленку. Зато сейчас, снова обретя в ней любимую, да впридачу будущую мать своего ребёнка, Городецкий осознал, что Макнейр поступил совершенно правильно, покинув его и предоставив возможность вернуться к нормальной жизни. Оставаться вместе им двоим было бы опасно. Ведь – гнилая Тьма! – он, дозорный, был готов… готов… да, лучше не продолжать. Сейчас он просто не мог понять, откуда там, в аномалии, бралась такая его смелость, бесстыдство, странные желания и покорность… Мимо, всё мимо. Морок. Последствия стресса и влияние той территории. Для того, чтобы увидеть в своём враге человека, совершенно не обязательно с ним целоваться. Вполне хватит благодарности за спасённую жизнь и нормального, душевного общения. Это уже порождает ту самую клятву Светом. И это главное. А остальное всё – во Тьму! Может быть, Антон даже стёр бы это из своей памяти… но было почему-то жалко…

2
С очередного осмотра территории химера вернулась с известием, что к замку приближается тот человек, которого ей когда-то поручалось убить. Макнейр отошёл от стола, на котором были разложены различные свитки, и остановился возле окна. Если верить химере, Городецкий был ещё далеко, но всё равно требовалось убрать барьер, установленный для охраны замка.
В замке этом палач расположился уже давно. По словам местных жителей, замок пустовал и никому не принадлежал, ибо хозяин его был давно убит. Тем лучше. Люди просто были поставлены перед фактом, что у замка теперь новый владелец. Ни проблем, ни труда. К тому же замок был в относительно хорошем состоянии. Ну, а привести его в пригодный для жилья вид Макнейру особой проблемы не составило. Теперь вокруг замка был ещё и охранный барьер. Два, если быть точным. Один предупреждал о приближении людей, а другой испепелял птиц и прочую мелкую живность, которая, по словам местных жителей, с излишней активностью лезла не в своё дело и всем обо всём докладывала. Подобный шпионаж в планы Упивающегося, разумеется, не входил. Но сейчас защита была временно снята, и палач ожидал появления Светлого мага.
* * *
Антон подходил к замку и прикидывал: ну приду, а вдруг там сто степеней защиты? А если даже нет – то там ведь подъёмный мост через ров… Ладно, можно левитировать себя, можно двинуть через сумрак… Всё это рискованно, но попробовать стоит…
К удивлению Городецкого, мост был гостеприимно опущен. Дозорный просканировал всё вокруг сумеречным зрением на предмет ловушек. Ничего не нашёл. Решил поверить молчавшему чувству опасности и ступил на мост. А потом постучал в тяжёлую дверь. И ещё пустил вертикально вверх, словно сигнальную ракету, маленький огненный шарик. Чтобы Макнейр, стоявший, похоже, у окна на втором этаже, сразу заметил его, Антона…
Наблюдая через окно за действиями Светлого, Тёмный маг мрачно усмехнулся своим мыслям. Интересно было бы понаблюдать, что бы ещё предпринял Городецкий, если проигнорировать его приход. Однако издеваться над ним палач не планировал. Трансгрессировав на первый этаж, он открыл дверь.
– Здравствуй, – дозорный помедлил, думая, протянуть ли Тёмному руку или не стоит. Пока он просто стоял на пороге и глядел на Макнейра, вспоминая, вбирая в себя дорогие черты и улыбаясь.
Палач лишь смерил его мрачным взглядом и сделал шаг в сторону, чтобы не закрывать Светлому вход в замок:
– Проходи.
Антона царапнула его холодность, но, впрочем, это было в порядке вещей. И не стоило задавать глупых вопросов типа «я не мешаю?» Если бы ты, Городецкий, мешал, тебя бы не впустили… Дозорный прошёл в обитель Тёмного мага. Макнейр закрыл за ним дверь и оперся о неё спиной, наблюдая за Светлым:
– Пришёл по делу или просто проходил мимо?
– Ты будешь смеяться, но я пришёл просто так. Мы с тобой не виделись полтора месяца. А мне тут некоторые сказали, что у меня аура в крапинку и у них на неё, соответственно, токсикоз. Ну я и пошёл куда-нибудь, чтоб не отсвечивать хоть какое-то время, а оказался около твоего жилища… – Антону всегда было свойственно от смущения излишне много говорить.
– …абсолютно случайно.
– Я этого не сказал. Полтора месяца… для меня это много, – Городецкий сам не осознавал, с какой наивной откровенностью ласкает взглядом лицо Макнейра…
– Стало быть, ничего хорошего в твоей «Светлой» жизни за это время не было. Ясно, – Тёмный отстранился от двери и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. – Надолго ты ко мне?
– Да нет, всё вообще-то неплохо, даже просто хорошо! А надолго ли… Ну, пока не прогонишь.
Казалось, что ответа Макнейр и не собирался слушать:
– Иди за мной.
Антон повиновался. Палач провёл его в одну из комнат замка. Там было достаточно темно, так как единственное окно закрывала непроницаемая штора. Всё освещение комнаты составлял камин, в котором горело синее пламя, и несколько свечей, закреплённых по стенам на разной высоте. Войдя в комнату, Тёмный маг устало упал в одно из стоящих там кресел и указал Городецкому на второе – неподалёку.
Иной сел, пока на край кресла. В полумраке ему, Светлому, даже понравилось. Если честно – солнце он любил только на улице, а в помещениях оно вечно било ему в глаза. Очень хотелось спросить, как жилось Макнейру всё это время, от каких забот он так устал и так мрачен… Впрочем, он редко бывает другим…
– Прости, я с пустыми руками… Но зато и с миром, – дозорный вытянул перед собой обе руки ладонями вверх, примерно таким жестом, которым школьники показывают руки санитарке класса. – Видишь, я безоружен. И пришёл удостовериться, что… что наши отношения по-прежнему доброжелательны… и… ничем не запятнаны.
– Всё в порядке. Не беспокойся, – Макнейр слабо улыбнулся, смотря на него.
– Я не беспокоюсь… – и почему от его редкой улыбки так трудно отвести глаза?
– Великолепно, – палач откинулся на спинку кресла, скользнул взглядом по стенам комнаты. – Ну, и как тебе мой новый дом?
– Очень стильно, – ответил Городецкий искренне. – Тебе подходит и мне нравится.
– Неужели вас, Светлых, привлекает подобная мрачность?
– Ты знаешь… Сумрак тоже штука мрачная, и я существо сумеречное в силу работы и привычек… Солнце хорошо снаружи, а внутри лучше вот так.
– В этом я с тобой согласен. Да, кстати, как добрался до меня?
– Просто взял и пришёл, а что?
– Я не об этом. Меня интересует, не возникло ли по дороге каких-либо проблем?
– Нет… А что, должны были? Никакой защитной магии на подходе я не почувствовал.
Макнейр безразлично пожал плечами:
– Мало ли… Всякое ведь могло случиться.
– Могло… Но не случилось. Может, и не случайно не случилось…
Палач сделал вид, что не услышал его последней фразы. Некоторое время он безразлично скользил взглядом по Светлому, затем поглядел куда-то в сторону.
– Ты пьёшь что-нибудь?
– Воду… – Антон слегка растерялся. – А если из спиртного… Ну не знаю… что дадут.
Макнейр едва заметно ухмыльнулся, услышав подобный ответ:
– Ну, а если дадут такую дрянь, которую пить невозможно?
– Попробую хотя бы из вежливости… А там вылью незаметно или попытаюсь претворить во что-нибудь… – Городецкий пытался пикироваться с Тёмным, но глядел на свои руки, на тускло поблёскивавшее обручальное кольцо – на левой.
– Ну, а просто отказываться ты не умеешь… – это была скорее констатация факта. Палач заклинанием призвал с другого конца комнаты бутылку вина и пару бокалов. – Ничего другого пока нет. Надеюсь, что тебя оно устроит, – наполнив бокалы, он протянул один из них Городецкому.
– Спасибо, – дрогнувшей рукой Антон взял бокал, немного расплескав вино. Чувствовал дозорный себя странно, будто во сне – может, из-за таинственного полумрака в комнате? – Что ж, за встречу? – он поднял бокал и потянулся им к макнейровскому.
– За встречу, – Тёмный маг коснулся бокалом бокала Городецкого.
Хрустальный звон отозвался дрожью во всём существе Антона. Он поднёс бокал к губам – и выпил всё до капли. Это было хорошее местное вино – ему уже доводилось пить такое. Оно прошло внутрь теплом, сразу приятно затуманив сознание.
Макнейр сделал лишь небольшой глоток и отставил бокал в сторону, задумчиво наблюдая за Светлым.
Городецкий тоже отставил свой пустой бокал и встретил взгляд Тёмного – как всегда, мрачно блестящий:
– Так странно… так странно.
– Что именно?
– Всё… Вино и свечи… и я снова вижу тебя… Будто во сне всё.
– Не надейся, проснуться не получится, – Макнейр мрачно ухмыльнулся и, откинувшись на спинку кресла, перевёл взгляд на потолок.
– И не надо… Не надо.
– Знаешь, а ведь я иногда действительно скучал по тебе. Может, расскажешь, чем занимался всё это время?
– Правда скучал? – Антон не верил своим ушам. Слова палача ударили ему в голову сильнее всякого вина. И Иному стоило некоторого труда собраться с мыслями и ответить на заданный вопрос: – Ну всё тем же… В отряде всё по-старому, с Леной помирился – зря ведь на неё напраслину возвёл тогда… Ребёнок у нас будет, вот.
Не реагировать стало многократно сложнее, но это требовалось. Макнейр не собирался высказывать своего отношения к происходящему. Можно было бы отнестись и наплевательски, но такой поворот событий в планы Тёмного не входил и даже мешал им.
– Значит, жизнь твоя наладилась? Так что ж ты тогда отряд свой покинул, если у вас там всё так идеально?
– А кто сказал, что я его покинул? Я просто пошёл пройтись – говорю же, у Ленки токсикоз на мою ауру… Воспользовался случаем, чтобы повидать тебя.
– Ясно. Ну и что, ребёнок родится внебрачным?
Антон мучительно и жгуче покраснел:
– Ну… я… если буду точно знать, что никогда отсюда не выберусь… тогда мы поженимся.
– А если нет, то бросишь её с ребёнком и с чистой совестью вернёшься к своей законной жене? – сарказм такого рода не был свойственен Макнейру, но сейчас подобное почему-то казалось вполне привычным.
Городецкий закрыл лицо руками. Этот вопрос он задавал сам себе множество раз.
– Примет ли она меня ещё после такого… – промолвил он, снова отнимая руки от лица. – Пожалуй, я и пытаться не буду заслужить их прощение – Светы и Нади. И всё равно с Леной останусь. Может быть, им я нужнее – ей и маленькому. Хотя Лена… она ведь ощущает, что нас просто временно прибило друг к другу… И не требует ничего. И готова справляться сама. И… просто любит неистово, пока можно. А я ведь её чуть не убил тогда, думая, что она меня предала. Вон, руку себе резал потом, есть такой обряд, когда смешиваешь кровь… – Антон провёл пальцем по шраму на запястье.
Палач перевёл мрачный взгляд на руку Городецкого:
– Подробнее.
– Да я её поранил «тройным лезвием»… Это наше такое боевое заклинание. Она лежит, кровь течёт, а она только о том и говорит, что она меня любит, что пыталась вытащить меня из аномальной зоны, что ждёт от меня ребёнка и поэтому почти лишилась Силы. У нас с ней слишком разная магия. Ну, я себя полоснул, прижался раной к ране, остановил кровь… Как всегда, исправлял то, что наворотил…
– Сейчас с ними всё в порядке? – Макнейр вновь был спокоен, и в голосе слышалось безразличие.
– Сейчас да, иначе я бы не ушёл из лагеря… – Антон уже жалел, что столько наговорил, и был рад свернуть с этой темы. – А ты чем это время занимался? Если сочтёшь нужным делиться…
– Ничего интересного. Простые попытки привыкнуть к этому миру, лучше понять, что это за место, да и в новом доме пытался обжиться.
– Понятно… – Городецкий повертел в руках пустой бокал, посылая по стенам зайчики, рождённые отражённым пламенем. О чём дальше говорить – он не знал. – Плесни мне, пожалуйста, ещё – выпьем за твоё новоселье, если ты не против…
Палач не ответил. Лишь молча протянул ему бутылку.
– Спасибо, – дозорный налил себе вина и поднял бокал. – За тебя, – он хотел ещё что-то прибавить, но не нашёл слов. Только опять в упор смотрел на Тёмного, откровенно любуясь.
Макнейр нехотя взял свой бокал, взглянул на Городецкого:
– Я не люблю пить за себя. Может быть, лучше за тебя? События твоей жизни более интересны и значимы.
– Тогда за нас с тобой? – Антон сам ужаснулся тому, что сказал. Но глаз не отвёл. Золотое сияние в них, казалось, готово было перелиться через край. И Светлому было не жаль расточать то, что составляло его сущность. Расплескать Свет…
– Ладно. За нас с тобой, – Тёмный маг ухмыльнулся своим мыслям.
Дозорный чокнулся с ним и отпил из бокала. На сей раз чуть-чуть, смакуя. И застыл с бокалом в руке, слегка улыбаясь.
Иному было просто хорошо. Хотя ощущение нереальности происходящего всё усиливалось. Городецкий сидел вполоборота к Макнейру, так что их колени почти соприкасались. Это «почти» составляло пару сантиметров – бесконечно огромное расстояние, полоска пространства, пронизанная ощутимым теплом. И руку свою, ту, что с кольцом, ту, что не занята была бокалом, Антон старался держать как можно дальше от опасной близости к Тёмному. Глаза дозорного были блаженно прижмурены, и сумеречное зрение он не давал себе труда включать…
Макнейр, чуть усмехаясь, следил за действиями Светлого.
– Решил сбавить темп? – иронически осведомился палач.
– Да, ни к чему напиваться. И так будто пьяный… Ты рядом… так близко… даже не верится.
Тёмный маг снова отпил из своего бокала – немного, чисто символически. Переложил бокал в левую руку, видимо, желая отставить от себя. И – нечаянно или намеренно, но правая, свободная, легла на колено Городецкого. Да так там и осталась.
– Хочешь, я стану ещё ближе?..
Дозорный вздрогнул и не смог ответить. Бокал в его руке качнулся, и вино, будто кровь, пролилось на пол. А в следующую секунду во все стороны брызнули хрустальные осколки.
– Разорение одно от тебя… – палач хотел убрать руку, чтобы достать из кармана палочку и восстановить бокал заклинанием. Но Антон как раз накрыл чужую руку ладонью – хоть и сам не знал, хочет ли оттолкнуть или удержать… И получилось, что ладонь Тёмного продвинулась вверх по бедру Светлого – по внутренней стороне…
Иной не поднимал глаз. И не знал, как смотрит и что чувствует былой враг… странный друг… Только ощущал, как свободной рукой Макнейр осторожно касается его волос, его щеки…
Миг – и Городецкий уже, перехватив, поднеся к губам, целовал эту ладонь, эти пальцы… Медленно, по очереди, легонько трогая кожу языком… Словно припадал к живительному источнику. Ясно понимая сейчас, что именно за этим сюда и пришёл. Сколько бы ни пытался лгать себе и доказывать, что их отношения должны быть чисто дружескими, могут остаться такими…
Палач осторожно высвободил покрытую поцелуями руку. Приподнял голову Светлого за подбородок, попытался заглянуть в глаза:
– Настолько хочешь?.. Просто не могу поверить.
– Знаешь… если мы это сделаем… то оно перестанет нас мучить. Мы освободимся друг от друга… и сможем остаться друзьями.
– Говори за себя, Светлый, – Макнейр чуть наклонился к нему, прижался губами к губам…
Поцелуй был долгим и упоительным, и пока он длился – Тёмный успел расстегнуть на дозорном рубашку, обжигая уверенными, дразнящими прикосновениями… Антон не мешал Уолдену, но и не помогал и сам не пытался ласкать в ответ. Только цеплялся за плечи самого странного, самого удивительного… ближе которого не было ни в одном из миров.
Наконец палач отстранился, перевёл дух:
– Самому не скучно? Не мало?
– Ммм…
– Содержательно, ты!.. А от шрамов-то почти ничего не осталось. Если здесь и поработала твоя магия – то главное всё равно сделало моё лечение… – Макнейр прошёлся по каждой едва заметной полоске на коже дозорного сначала пальцами, потом губами и языком.
Четыре огненные дорожки… И потом холод, и голос – будто издалека:
– Ну что, Светлый, хватит с тебя телячьих нежностей! Если уж ты решился идти до конца – не обессудь.
Вихрь магии снёс осколки, опрокинул Городецкого лицом вниз на медвежью шкуру перед камином. Одежды на дозорном больше не было. Руки и ноги удерживали невидимые путы.
– Не обессудь. Я почти всех привязываю.
«Только никого не целую вот так в волосы… Но тебе об этом знать не обязательно».
Сильные руки Тёмного мага разминали, гладили, ласкали на грани боли… Кажется, он что-то кастовал на Иного – но тот уже не различал отдельных ощущений.
В кровь искусанные губы… И не выговорить, не повторить того, что шептал ему там, в аномалии… Потому что не далее чем сегодня утром говорил то самое Ленке, и не в постели, держа в объятиях, а потом, бледной, измученной токсикозом… и не кривил при этом душой.
Лена. Мысли о ней уже не отрезвят.
Поздно.
Только привычка к отношениям через боль, к наслаждению подобным…
Рука Макнейра подсунута под покорное Антоново тело. Уолдену не хотелось получать удовольствие в одиночку – и своей цели он в конце концов добился.
Потом отпустил, избавил от пут, перевернул на спину. Небрежно убрал со лба Светлого каштановую чёлку, поглядел в лицо:
– Так-то, Антон. Сильно больно было?
– Нет. Поскольку тебе было хорошо – ко мне был прилив Силы. И я боли почти не почувствовал. Надеюсь, у тебя энергию не отнял.
Палач дотянулся до своего плаща, достал сигареты и зажигалку, закурил. И ответил только через пару минут:
– Нет, ты в самом деле странный. Я не заметил, чтобы ты у меня что-то отнимал.
– Ну ты ведь не простой смертный. Я так и надеялся, что от тебя не убудет. Мне, правда, кажется, что это не из-за наличия Силы. Это из-за чувств. Закурить дашь?
– Ты же не куришь.
– Курю. Но не в системе. С Ленкой почти бросил – она очень не любит.
– Ну и иди к своей Ленке, которая не выносит табачного дыма и твоей ауры.
– Что?
– Что слышал. Ты уже получил от меня всё, что хотел.
Сразу стало холодно.

3
Шотландские воины носят юбки,
Под которыми нет трусов,
Они храбрее всех на свете,
Они прогонят английских псов!
Ох, как нас вставило, как нас вставило,
Ох, как нас вставило, Боже!
И так нас вставило, и сяк нас вставило,
Чтоб вас так вставило тоже!
Да… докатились вы, Антон Сергеевич, дальше, как говорится, ехать некуда. Это что же выходит?! Кто рядом – к тому и приласкаться, кто приголубит – в того и влюбиться?! Вне зависимости от пола, возраста и стороны Силы?! Мда. Жил-был на свете Антон Городецкий – и лучше, пожалуй, было бы ему не жить. Или жить там, где и жил – на Свете. Ведь пока был с ней, пока был там, в их родном мире – даже не глядел ни на кого и никто ему не был нужен! Если и возникали какие мысли – то тут же становилось ясно, что конкуренции со Светланой не выдерживает никто. Даже на день, на час, на минуту… А тут – на тебе пожалуйста! Стоило попасть в чужой мир – как за каких-то полгода у него, Городецкого, стряслось два романа! И серьёзных притом романа, с чувствами и страстями! К тому же один из них уж вовсе за чертой…
Ужас не в том, что он, дозорный, допустил себя до подобных отношений с Макнейром. Ужас в том, что ему, Антону, это понравилось. А ещё хуже то, что он сейчас просто не знает ответа на вопрос: кого же он на самом деле любит? «Свет великий, обоих, обоих! Я не хочу терять ни её, ни его!» Но так же не может быть! Нельзя любить двоих! Иначе это не любовь, а разврат, желание всё попробовать и сорвать все цветы. Без оглядки, кстати, на чувства тех, с кем ты… Можно подумать, они так запросто согласятся тебя поделить! Они – оба закрытые, холодные, сильные и жёсткие. Видимо, тебя, Городецкий, влечёт к таким. Правда, Лена совсем молоденькая, и ты звал её «букашкой свекловичной» и тихонько дёргал за косы, и ещё всё пытался что-то такое перед ней из себя изобразить… Изображать что-то перед Макнейром – абсолютно бесполезно, это уже проверено. Всё равно – эти двое похожи. И в довершение всего ещё и терпеть друг друга не могут…
Да что же это такое, гнилая Тьма?! О чём он только думает? Сейчас бы проснуться от звонка будильника, позволить себе понежиться немножко рядом с полусонной Светланой, а потом встать и поехать в родимый Дозор… «Света, забери меня отсюда! И развоплоти, ибо простить всё равно не сможешь… Я сам себе никогда не прощу. Я сам не знаю, куда я иду и зачем. Наверное, повидать Лену. Мне надо её увидеть. Лена… Лёля… Леся… Свекловиночка… Свеклячонок… Что я теперь для тебя?..»
* * *
Свеколт увидела Антона издали. Она уже несколько часов ждала его на подступах к лагерю. Под глазами молодой женщины залегли глубокие тени, видно было, что ей тяжело далась эта одинокая ночь.
– Ты где был, умник?
– Застрял в гостях у Макнейра.
Вот и всё. Ни объяснений, ни извинений. Даже глаза едва поднял на боевую подругу, на мать своего ребёнка… Лена встретила взгляд любимого – и отшатнулась.
Глаза его разучились сиять. Спитой чай… выжженная земля. И даже своим еле теплящимся магическим зрением юная чародейка видела: весь он – в Тёмных следах, они оплетают его и гнездятся в сердце… Те самые. Та самая правда, которую она, Свеколт, не хотела видеть и принимать – а ведь стоило только связать воедино все очевидные странности…
– Поздравляю тебя, Городецкий, – сказала Лена абсолютно спокойно и холодно. – Ты пошёл по рукам. Ты стал шлюхой Макнейра. Ты всех нас предал! Иди отсюда, и чтобы я тебя больше не видела. И запомни: рожать от такого дебила и извращенца я не собираюсь. Всё равно мне беременность как нож острый. Как и вся наша с тобой… любовь!
Последнее слово прозвучало у неё как пощёчина. Чародейка бросила его, уже повернувшись спиной к дозорному. Сплюнула под ноги, совсем как Макнейр, и пошла в сторону лагеря.
Антон стоял, не в силах двинуться с места. А потом вытянул перед собой обе руки и направил поток энергии на уходящую Свеколт.
«Леся… Я не знаю, может ли поставить нормальную защиту такой подонок, как я. Я вообще, наверное, больше не Светлый. Но вы только живите… живите оба!»
Сила уходила из него стремительно, как будто даже радостно, окутывая Лену невидимыми покровами, пробираясь внутрь неё к маленькому, обречённому уже, существу… Городецкий скоро потерял из виду свою незаконную семью. Из поля обычного зрения они ушли, а сумеречное у дозорного погасло. Безудержную трату себя он остановил в тот миг, когда у него начало темнеть перед глазами и звенеть в ушах. Что-то удержало Антона от того, чтобы отдать Силу полностью и умереть…
Восстановив дыхание и преодолев слабость, Иной, сейчас опять ставший человеком, побрёл снова в сторону замка.
Возьми моё сердце,
Возьми мою душу!
Я так одинок в этот час,
Что хочу умереть…
Мне некуда деться,
Свой мир я разрушил,
По мне плачет только свеча
На холодной заре…
…На сей раз мост оказался поднят. И барьеры, наверное, работали. Городецкий проверять не стал. Просто уселся на землю перед рвом. И когда через некоторое время увидел подходящего Макнейра, то только и сказал ему:
– Мне некуда больше идти, Уолден.

4
Скрестить пальцы, да так их и держать…
Избавиться от беременности – не так-то просто. Даже некромагу.
Кстати, ведь по идее такие, как она, Лена Свеколт, не могут иметь детей просто в принципе. Подружка Жанна, правда, никогда в это не верила и вечно просила Лену варить противозачаточное зелье… А сама Свеколт на всякий случай хранила в памяти пяток заклинаний на этот счёт. Вот, понадобились…
Антон знал одно. Правда, длинное, сложное и очень завязанное на фазы Луны.
Ну и, видимо, столкновение двух магий, да в непривычном, влияющем на всё, мире, вызвало то, чего не могло случиться, да и не должно было…
Не убереглись.
В очередной раз невесело размышляя обо всём этом, Серая волшебница опустилась на траву у ручья. В руке у молодой женщины была фляжка с мертвящим питьём. Сегодня юная чародейка встала до света, успела до первых лучей зари собрать нужные травы и сварить это жуткое зелье. Оставалось прочитать последние заклинания – и выпить.
Вот с прочтением были проблемы. Собственная магия Лены практически угасла, медальон висел на шее мёртвой, холодной тяжестью. А заёмная Сила – алименты чёртова Городецкого – сопротивлялась, берегла дитя…
Свеколт уже совсем решилась испробовать одно очень разрушительное заклинание, которое обычно не советовали применять. И всё-таки выпить то, что сама себе налила. И стать наконец свободной, и вернуть свою Силу…
Но тут раздался чей-то ледяной смех.
Лена вздрогнула и чуть не выронила фляжку.
Перед молодой волшебницей стояла королева Джадис. Во весь свой рост и с торжествующей улыбкой.
– Ну что, малявка, довольна жизнью? Я всё же сделала так, что ты теперь совсем беззащитна!
– Ты заманила Антона в аномалию? – Серая поднялась на ноги. Навязать врагу переговоры, выяснение отношений – что угодно… И ударить неожиданно, как уж она, Свеколт, сможет…
– Да я эту самую аномалию своими руками перенесла поближе к вашему лагерю! Признаться, не заметила, что в одном месте получится пролом барьера. И не ожидала, что туда забредёт Макнейр, и не даст Городецкому погибнуть, и переманит мою химеру… И ещё я недооценила тебя, девчонка – ты тогда задала мне жару! Но я умею ждать, и мне даже не пришлось больше ничего делать. Моя аномалия доказала, что твой любовничек никогда тебя не любил и способен бросить совсем беспомощную. И наконец я дождалась, что ты улизнула из лагеря, из-под охраны жалких, но раздражающих меня людишек и дурацких деревянных солдат! Умри же!
На пальцах Джадис сверкнула молния.
Прочесть заклинание и выпить зелье Лена уже не успевала. А во время речи Белой Колдуньи – не могла. Джадис хоть и декламировала – но следила за каждым движением Серой…
Свеколт сделала единственно возможное. Выплеснула содержимое фляжки великанше в лицо. А вслед ударила жалкими остатками Силы.
Скорее всего, это бы лишь продлило агонию. Джадис закрыла руками обожжённое лицо, молния ушла в сторону от юной чародейки. Но и магический заряд, содержавший всю оставшуюся у Серой Силу, распылился практически в никуда, без пользы, над головой Белой Колдуньи.
Джадис встряхнулась и изготовилась к новой атаке.
Но тут раздался громкий голос:
– Стоять! Ночной Дозор!
И из темноты, из тумана прилетел, сверкая, длинный нож. И вонзился злой волшебнице в основание шеи.
Джадис взвыла. И, пытаясь одной рукой вырвать из тела доброе оружие, взмахнула другой – и пропала с глаз.
Лена покосилась на Городецкого. Тот показался из сумрака и стоял с разочарованным лицом, глядя туда, где растаяла в воздухе недобитая чародейка.
– А с ней ты тоже спал? – ядовито поинтересовалась Свеколт.
Антон не стал ей отвечать и просто снова шагнул в сумрак. Одновременно передавая своей бывшей девушке некоторое количество Силы.
Серая снова уселась на траву и вздохнула.
На самом деле она давно простила дозорного – сейчас она поняла это ясно. После того, как увидела, во что превратил Антона проклятый Макнейр. Так легко было говорить себе: эта сволочь выпила его душу, надругалась, заставила… Сам-то Городецкий никогда не узнает о мыслях Свеколт. И не попытается ни восстановить отношения, ни хотя бы услышать слова прощения… Просто будет где-то рядом. Иногда – кстати.
Лена положила руку на живот. Не выпила, не убила – значит, не судьба. Второй раз она пробовать не будет. Возвращать себе Силу такой ценой – как-то резко расхотелось. Даже во имя того, чтобы, допустим, добить Джадис или покончить с Макнейром.
Всё как-нибудь само устроится.
«Мы обязательно выживем, малыш!»
* * *
Антон вернулся в чародейский замок и, встретив вопросительный взгляд Макнейра, доложил:
– Ну что, вышел Тошка из тумана, вынул ножик из кармана… Гадина эта Джадис – такое оружие с собой уволокла!
Палач только кивнул, принимая к сведению, и снова углубился в чтение своих свитков.
…А через несколько дней, вернувшись из очередной загадочной вылазки, подал Иному его нож. Не говоря ни слова.
Городецкий, тоже молча, поцеловал лезвие и протянул Уолдену руку для пожатия.
И обоих накрыла тень дружбы, которая у них не случилась. Сменившись со стороны дозорного – чёрной, мутной наркотической зависимостью, а со стороны Тёмного мага – странной смесью жалости, презрения и ответственности за слабого…
«Работники ножа и топора, романтики с большой дороги, блин…» – в который раз подумал Антон. И, когда их руки всё же разъединились, спросил:
– Она мертва?
– Да, не сомневайся. Мы с химерой побывали в логове колдуньи и закончили то, что начал ты… и твоя Серая. И это не последняя перемена в здешнем мире.
– Ты опять о своём?.. Вот скажи ты мне на милость, Уолден: зачем что-то менять, устраивать в стране смуту, если всё и так хорошо?
– Кому-то, может быть, и хорошо. А мне скучна та уединённая жизнь, которой я живу сейчас. И ты же прекрасно знаешь, что я не собираюсь заливать страну кровью. Всё будет просто и почти мирно. Этот мир будет нашим, Антон. Напополам.
– Не надо предлагать мне власть на равных. Позволь просто быть рядом.
– Неужели в этом чёртовом мире нет никого, кто был бы со мной на равных?
– Я точно не смогу. Я ведь больше не Светлый и не смогу держать баланс.
– А ты хотя бы пробовал?
– Нет, и не собираюсь. Потому что не имею морального права. Свой Свет я отдал тебе. Потому что отдал самого себя…
– И почему я тебя всё ещё не прибил?.. Пока ты используешь такие понятия, как «моральное право» и «угрызения совести» – ты остаёшься Светлым. Если хочешь быть со мной – будь готов использовать свою сторону Силы!
Антон отмалчивался. Ему почему-то казалось, что до этого не дойдёт. Или просто очень хотелось, чтобы не дошло? Он ведь помнил и лицо, и ауру возлюбленного своего палача на исходе того свидания…
Глаза действительно карие, не чёрные – но нет в них ни огня, ни солнца. И тысячи золотых искорок гаснут, умирают на его ресницах… не могут пробиться сквозь Тёмную ауру. Даже захоти Уолден – он не смог бы принять этот беззаветный дар. На деле – даже, наверное, и не почувствовал…
Макнейр тоже прекращал бесполезный спор. И думал о том, что, наверное, ту первую ночь, которая была вечером, не надо было допускать. Хотя кто же знал, что девка Свеколт не простит и не потерпит, что личный мир Городецкого перевернётся и одним разом дело не кончится?..
А, ладно, лишь бы планам не мешало! Могло быть лучше – в самом деле на равных, без рефлексии и презрения – но неплохо и так. Антон, конечно, живёт ненормальной душевной жизнью, он опекает Ленку и украшает цветами фотографию жены с дочкой, будто те давно мертвы, он разучился радоваться и удивляться… Зато не навязывается, когда Уолдену хочется побыть в одиночестве. Терпит, что спят они двое в разных комнатах – Макнейр не выносит делить с кем-то ложе ночь напролёт… А ещё с этим Светлым можно замечательно молчать вдвоём, когда он сидит у твоих ног, положив голову тебе на колени. И если его всё-таки разговорить – можно услышать массу забавного.
– Тебе единственному в мире признаюсь, что в детстве хотел быть девочкой… Просто и мама хотела дочь, и в компании у нас одни девчонки были. Потом прошло вроде, правда, я с этим организованно боролся… В армию даже пошёл из принципа, а до этого – прыгал с обрывов и всю страну исколесил автостопом.
– И как ты только дожил до таких лет и не дал волю своим наклонностям? Неужели во время этих твоих поездок к тебе ни разу не приставали?
– Ты что, в те годы за это так можно было огрести! Один раз, по-моему, пытались, так я только и сказал: «Я малолетка, тебе за меня дадут больше, чем я вешу!» – и на том всё кончилось…
Ну вот как его, такого, не приласкать? Тем более что бы Городецкий ни нёс, как бы ни откровенничал – признание в любви у него не сорвала бы никакая сила.
Макнейра это идеально устраивало.

5
Ничего уже не изменить.
Городецкий опустился на колени перед телом былой, преданной им возлюбленной. На груди Лены были страшные раны от когтей, а на лице навсегда застыло выражение боли и непонимания.
Антон закрыл ей глаза. Её тело было ещё обманчиво тёплым… Да как же это?.. Почему промолчало всегда безошибочное предчувствие, почему он опоздал сюда на жалких десять минут? Даже с Силой на грани он бы справился с проклятой химерой – сквозь сумрак Иной ясно видел тень домашнего животного Макнейра.
Да если бы он, Городецкий, не обвинял Лену, не предал её, не бросил – то сумел бы защитить. И её, и ребёнка. Да надо было быть при них неотлучно – а не доверяться чёрному ворону, проклятому искусителю с обманчиво теплеющим взглядом…
Палач сделал то, чего не удалось Джадис. Просчитал дозорного, обставил, ушёл из-под его предчувствий. Ведь он, Иной, никогда не скрывал от Уолдена своих походов к Свеколт… А Тёмный маг как раз не рассказывал почти никогда и ничего. улетал куда-то зловещей птицей, подслушивал, подглядывал, вынюхивал – если можно так сказать о пернатом… А потом возвращался, когтил подставленные Антоновы ладони, позволял прижимать себя к груди, гладить по чёрным перьям… А сам…
Неужели он это сделал из ревности?..
О, Гнилая Тьма!..
В лагере показываться дозорному было смерти подобно. Хотя, может быть, было бы только справедливо, если бы воины Волшебной страны сами его порешили. Конечно, им бы следовало охранять Серую волшебницу и не выпускать её одну из лагеря… но в первую очередь это была его, Иного, обязанность. Вряд ли даже весь гарнизон, при отсутствии у Свеколт магии, мог отразить адресный налёт, подобный вихрю… Скорее всего, никто ничего и не понял…
Но уж то, что во всём виноват Городецкий, – поняли бы сразу… Нет, у него оставался ещё один шанс реабилитироваться. Убить Макнейра.
Антон сам похоронил былую возлюбленную в мягкой земле зачарованного леса. Копал руками, ножом и магией. Уложил Лену на подстилку из опавших листьев, скрестил на девичьей груди тонкие руки. Постоял, склонив голову и глотая слёзы.
Значит, всё-таки непереданный дар некромага не обеспечил юной волшебнице бессмертия? Причуды этого мира? Или… она всё-таки передала дар? Ребёнку, который теперь уже никогда не родится…
Он, дозорный, потерял двоих.
Нет, троих.
Скорее!.. Засыпать могилу землёй, украсить свежий холм цветами. И бежать сломя голову в замок…
* * *
Мерзкая химера сидела на застрехе под потолком и выдёргивала из кожистых крыльев стрелы.
Палач выглядел таким же невозмутимым, как и всегда, и только приподнял бровь, когда Иной влетел в комнату с воплем:
– Между нами всё кончено! Отныне и навсегда! Ты унизился до того, чтобы убить беззащитную девушку! Только потому, что она была со мной и я не мог её совсем оставить!
– Как же ты глуп, Светлый! Ревность здесь ни при чём. Эта девка мне мешала. Особенно после того, как она и ты помогли мне избавиться от Джадис.
– Да будь ты проклят, циничный обманщик! – Городецкий ударил по Макнейру серьёзным боевым заклинанием, но невидимый щит отразил магию, и грозный заряд ушёл в никуда.
Тёмный маг холодно рассмеялся:
– А я не просил ни идеализировать меня, ни влюбляться.
– Да… – Антон опустил голову. – А также клясться Светом, что не буду тебе врагом. Теперь вот я ничего не могу с тобой поделать. Убей лучше меня сам.
– Зачем? Зачем убивать того, кто сам хочет умереть? Ты бестолковое существо… но даже меня не раздражаешь.
– А я тебя ненавижу! И себя тоже.
* * *
Выбежав из замка, Антон остановился только на краю леса, в каком-то овраге – сам не заметил, как скатился по склону. Здесь было сухо, и земля поросла высоким бурьяном.
Иной по-быстрому, ножом, вырубил траву на небольшой площадке и лёг навзничь на землю, закинув руки за голову.
Ему оставалось только одно – умереть.
И самое простое – броситься грудью на нож.
Но нет, только не так, лицом вниз, кусая землю и вспоминая о своём грешном счастье…
Дозорный магией поднял свой нож в воздух. Распахнул на груди рубашку. Долго примеривался, сначала царапал кожу, потом рассекал всё глубже и глубже, почти не чувствуя боли – да и не считая её достаточным для себя наказанием…
…Стоя на краю обрыва, Макнейр очень внимательно наблюдал за Светлым. Добить его, что ли, чтоб не мучился?..
Колесо сделало круг. Несколько месяцев назад палач вот так же стоял над обречённым врагом – и зачем-то не дал ему умереть. Неоформившиеся планы – или просто глупая сентиментальность? Если первое – то не на того он, Уолден Макнейр, поставил. Какой из Городецкого соратник, соправитель, хранитель другой стороны?! Слабость, комплексы и глупые принципы.
Пусть умирает, если ему так хочется. Пусть, пусть, пусть…
* * *
Вот сейчас – действительно: «Мне некуда деться, свой мир я разрушил…»
Я слышу утренний колокол,
Он славит праздник
И сыплет медью и золотом,
Ты теперь в царстве вечного сна!
Я слышу утренний колокол –
Он бесов дразнит!
И звоном небо расколото…
На земле я любил лишь тебя!..
А кого – тебя-то?..
Лунный серп бледнел перед мутнеющим взором Антона, и казалось, будто серпа два, перекрещенных… Профиль Лены и профиль Уолдена.
Взошло солнце.
И дозорный уже не увидел, чей лик оно привело с собой.
…На краю оврага стояла женщина со светлыми волосами, с горящим взором, полным горя и гнева.
Только что, всеми правдами и неправдами, назло руководству Ночного Дозора, поверившему в гибель своего сотрудника, пройдя все круги ада, Светлана Городецкая пробралась в этот мир.
Он шёл ночною, порой ночною
За тёмной рекою, за быстрой водою…
Река забыла, луна простила –
Кого сгубила ночная кобыла!
Июнь 2006 – октябрь 2007