Была без радости любовь...

Ну и фамилию дал Бог этому мальчику - Пусиков! Единственный, к тому же внебрачный сын любящей, но легкомысленной матери, Леша Пусиков вырос в атмосфере беспредельной нежности и – в беспредельной нищете. Маменька не была высокооплачиваемым работником, алиментов, естественно, никто никому никаких не платил. И потому для Леши, мальчика небесталанного и с амбициями, не было иного выхода, как придумать себе другой мир. Насыщенный сладостями, вольностями, романтикой и авантюризмом. Он врал напропалую, рассказывал о себе самые невероятные истории и до того заврался, что сам начал верить в то, что он, Леша Пусиков, большой и загадочный человек.

Таким он и достался Светке Воронцовой.

«Литератор»
Первым делом Светка дала ему милое и глупое прозвище - Пусик. Естественно, а какое еще может быть прозвище у человека с подобной фамилией? Леша был не особенно доволен, но благосклонное внимание красивой женщины, да еще на шесть лет старше его, многого стоило. Леша простил Светке Пусика и начал за ней ухаживать.

Ухаживания, правда, были довольно оригинальными. Пусик водил Светку в дешевые кинотеатры, покупал семечки, иногда - после стипендии - маленькие шоколадки.

Естественно, никаких цветов, такси и ресторанов. Он просто не мог себе этого позволить. Но это было не страшно. Для этих целей у Светки были Ашот и Игорь. А Пусик был для души.

А еще Пусик писал стихи. Он писал их для обогащения русской поэзии вообще и для Светки в частности. О, какие это были произведения!

«Мой друг, когда глубокая тоска
Твои ланиты тронет легким дуновеньем,
Ты вспомни наши сладкие мгновенья,
Пусть к телефону вдруг потянется рука...»

Этот «золотой век русской поэзии» Леша перемежал откровенным плагиатом, довольно смело распоряжаясь наследием Маяковского, Блока и Хармса. Но - вот ведь удивительно! - его стихи печатали. Более того, он пописывал в студенческую газетку. Мог часами письменно рассуждать, например, на тему «стоит ли выносить тело Ленина из Мавзолея?», хотя ни к какому Мавзолею, ни к Ленину, ни даже к Москве никакого отношения не имел. Но - редакция сделала заказ, а отказаться Пусиков не мог: ведь решат же, что он чего-то не знает или не может.

Светка с хохотом декламировала Лешины «боевые вирши» и зачитывала особенно яркие места из «публицистики»:

- «Таким образом, явственно имеет место усиление тенденции в развитии мысли о необходимости решения этого сложного вопроса в кратчайшие сроки»... Пусик, что это за бред? Ты сам-то хоть понимаешь, что написал?

- Это ты ничего не понимаешь! Тема ведь очень сложная, как об этом можно писать сермяжным слогом? Цель-то материала в чем?

- И в чем же?

Пусик обижался и убегал к себе, но непременно возвращался через день-два, влюбленный и распавлиненный со страшной силой.

«Казанова»
Светке доставляли какое-то странное удовольствие его истории о «многочисленных шикарных любовницах».

- У нее в спальне потолок весь выложен зеркальной плиткой. Лежишь вот так в постели...

- А постель-то, небось, под балдахином?

- А ты откуда знаешь? Да, такой шикарный балдахин из сиреневого шелка с птицами, шелк натуральный...

- А птицы?
- Что - птицы?

- Птицы тоже натуральные?

- Света, ты смеешься, что ли, надо мной? Я тебе говорю: зеркальный потолок... и ванная отделана черным мрамором. Очень эротично...

- Скорее, похоронно... Ну, так что там было дальше?

- Она меня очень любила. Просто как кошка. У нее муж коммерсант, дома почти не бывал. Она мне даже подарки делала. Цепочку золотую, перстень, шапку норковую...

- И где это все?

- Я что, альфонс, что ли? Я ей обратно все вернул. Когда решил расстаться.

Светка смотрела на его застиранные рубашки фабрики «Красная швея», на купальные трусики, выцветшие и обтрепанные, которым, судя по частоте употребления, просто не было смены, и хихикала про себя - тоже, Казанова выискался.

Пусик был вечно голоден. Поэтому любовные встречи начинались с обязательного плотного ужина. Леша трескал макароны с томатным соусом «Южный», запивал все это мерзким портвейном и вещал:

- А с Маргаритой мы ходили в ресторан есть миноги. А еще она устрицы очень любила, свежие и с уксусом.

- И где?

- Я же говорю, в ресторане!

- Во-первых, где у нас такой ресторан, чтобы там миноги и устрицы подавали, а во-вторых, где ты это вычитал?

Пусик опять смертельно обижался, закуривал очередную дрянь и отворачивался к окну.

- Ну, и чего мы надулись? Тебе врать не надоело? Хочешь меня удивить? Да ты мне и так нравишься, без миног и устриц... Ну, повернись ко мне... Ну...

Вот такой это был странный роман. А потом Светка собралась замуж.

«Разлука без печали»
Узнав о предстоящей Светкиной свадьбе, Пусик расстроился не на шутку. Три дня он не появлялся на горизонте, а когда пришел, опять, по привычке, начал «гнать картину».

- Светка, зачем тебе этот хмырь? Подумай, что ты со мной делаешь! Я три ночи не спал, курил и жрал спирт на вокзале с бомжами... Я, может, из института ухожу! Уже документы ходил забирать…

- И что?

- Не отдали. Декан сказал: вы, молодой человек, подаете большие надежды, мы не можем вот так с вами расстаться, без уважительной причины!

- Ну, так приди с вокзала пьяный и дай в морду декану. Вот тебе и будет уважительная причина!

- Тебе все шуточки! Светка, выходи за меня замуж! Закончим институт, вместе уедем куда-нибудь, где тепло... Ты же любишь море? Поедем к морю?

- Пусик, не неси чушь! Во-первых, ближайшие три года ты будешь учиться, а я при таком раскладе должна буду сидеть в какой-нибудь конторе главбухом и жарить тебе полуфабрикатные котлеты. Экономить на колготках, слушать твои враки. И потом: тебе двадцать лет, мне двадцать шесть. Через пять лет ты найдешь себе девочку-ровесницу, да еще с богатым папой, и закончится наша семейная жизнь. Ой, не смеши меня, Пусёк!

Она вышла-таки замуж за Ашота. Была шумная свадьба, богатые подарки, новая квартира. Пусик еще помаячил немного на горизонте и пропал без следа.

«Два раза в одну реку»
Жизнь не задалась. Можно было сразу предположить, что «горская» родня Ашота не примет русскую невестку, но очень уж хотелось пожить спокойной, сытой жизнью, в достатке, в покое. Светка забыла, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и тут же получила за это по самому больному месту.

Когда она почувствовала, что беременна, то очень обрадовалась. Как же, теперь жизнь наполнится смыслом, уйдет одиночество. Ашот станет более внимательным. Муж при известии о ребенке недовольно поморщился и сквозь зубы процедил: «А не рано нам спиногрызов заводить? Отец будет недоволен!» Но вроде бы особо против не был.

Но случилась беда - анализы показали положительную реакцию Вассермана. Попросту говоря, у Светки нашли сифилис. Ничего такого у нее и быть-то не могло, ведь всегда заботилась о здоровье - и вот, на тебе.

Когда она заговорила о проблеме с Ашотом, он просто остервенел. Ударил Светку по лицу кулаком, долго пинал в живот и орал всякие пакости: и что она шлюха, и что его родня камнями ее забьет, и что выродок ему не нужен... Когда она потеряла сознание, он вызвал «скорую», и Светку выскребли в грязном отделении «на живую». Ашот отказался платить за наркоз.

Послеоперационные анализы, к удивлению врачей, никакого сифилиса не выявили. Ашот же к моменту выписки собрал ее вещи, только те, что подещевле, и, не пуская Светку через порог, всучил ей чемодан, вытолкнул за дверь и заперся. Молча.

Ночевать Светка отправилась к приятельнице в общагу. Лариска выслушала ее жалобы, сбегала к соседям за бутылкой водки, приготовила ужин. Они сидели за столом, и Светка глотала безвкусную водку пополам с безвкусными же слезами, и тут...

И тут явился Пусик.

Да, он почти в курсе ее неприятностей. Да, следил издалека и очень сожалеет. Даже приходил в больницу с букетом роз, но его не пустили. И цветы отказались передать - такая незадача. В общем, любовь жива, он готов повторить свое предложение и начать все сначала вместе с ней. Вот завтра он уезжает на практику, а когда приедет, то сразу в ЗАГС.

- Не смеши меня, Пусик! - сказала Светка и разрыдалась. Деликатная Лариска ушла ночевать к соседке и они провели ночь вдвоем. Леша читал ей свои тоскливые стихи - все о ней, о ней, - рассказывал, что им заинтересовались в редакции одной крупной газеты, что теперь ему там готово место, обязательно дадут квартиру, и заработок будет неплохой, так что - «проживем, Светик! Главное, что ты теперь не одна, мы теперь вместе!»

Светка слушала его счастливое лопотание и думала: «Боже мой, какой дурак! Был дураком и таким же остался! Ну зачем я ему теперь - старая, больная, униженная... Любовь... Может быть, какая-то любовь и была, но ведь давно, тысячу лет назад...»

Пусик не вернулся с практики. Говорили, женился на дочери директора издательства. Первое время Светка ждала звонка или письма. Потом ударилась в запой. Потом лечилась в неврологии. И все не могла понять: ну почему он так? Неужели тоже врал?

И сама же себе отвечала: не врал. Пока говорил, сам верил. Верил, пока говорил. Вот такой он человек, Пусик.