клф нло л. климанова Ночной хищник
Ночной хищник
Дом Алексей отыскал сразу. За время своих скитаний по большому городу он достаточно хорошо ориентировался в нем. Знал, где какая улица расположена, каким транспортом лучше до нее добраться. Более того, он изучил не только главные улицы мегаполиса, но и самые маленькие улочки, тупички, переулки, и даже чуть ли не каждый двор миллионного города. Кажется, завяжи ему глаза, выпусти на любой остановке и скажи: а ну-ка, доберись отсюда до завода ЖБИ, и он с закрытыми глазами пойдет в нужном направлении.
Но никто ему этого не прикажет. Нет над ним начальников, и не может быть. Потому что Алексей был ночным хищником. А город рассматривал как свои охотничьи владения.
Было время, когда он, люто ненавидел этот город, деловитый, куда-то спешащий, порой праздный, но всегда холодно равнодушный к нему, местному провинциалу. Алексей ходил по нарядным улицам, вглядывался в лица прохожих и пытался угадать: что они думают о нем, Алексее Морозове, молодом человеке двадцати лет от роду. Привлекает он их, или отталкивает? А может быть, вызывает насмешку одним своим видом? Но ничего не обнаруживал, кроме скользящего мимо рассеянного взгляда горожан. Им не было до него никакого дела! И это бесило больше всего. Всем этим лощеным, довольным жизнью и собой людям было на него наплевать. Наплевать на молодого, здорового, сильного парня. Они его просто не замечали.
Будь у него такой же серебристый Мерседес, норковая шапка, кожаное пальто, они бы непременно его заметили и приняли в свой круг. А там – легкая и красивая жизнь. Кабаре, ночной клуб, казино… и какое-нибудь злачное место покруче, например, сауна с молоденькими девочками.
Работа и все, что связывалось с ней, почему-то ни разу не всплывали в его фантазиях на тему будущего. Алексей твердо усвоил, что работа – это тяжкий труд сельчанина. Это весенняя пахота, сев, косовица. Это грязь, навоз и безденежье. Городская жизнь не такая. И работа тоже. Можно не работать и жить припеваючи. В этом он был уверен. Надо сказать, что первое время Алексей пытался найти в городе работу, но потом махнул рукой – бесполезно. Все, что ему могли предложить – должность грузчика на базаре. А парень жаждал большего.
И однажды, когда он прожился, буквально до гроша, им овладела мрачная решимость: сегодня, во что бы то ни стало добыть денег. Отчаяние дошло до последней черты. Деньги, гладкие, новенькие хрустящие купюры мерещились в глазах. Холодная, острая, как скальпель мысль вошла в мозг: добыть любыми путями. Он повторял эти слова про себя, мусолил во рту, словно сладкую карамельку, привыкая к их звучанию и вкусу.
И в то самое время, как он решился на отчаянный шаг, в дешевую забегаловку, вошли несколько рабочих с соседней фабрики. Прибывшие подошли к стойке, заказали «Балтики» и– бутылку водки, одну на пятерых. Из обрывков разговоров, Алексей сразу догадался, что сегодня был день получки. Он вздрогнул. Это был знак. Бог, или кто там его замещал на небе в тот час, явно заботился об исполнении его мечты.
Вскоре компания удалилась. Алексей вышел следом в ночь и промозглую сырость. Для своей цели он выбрал щупленького мужичонку в вязаной шапочке и теплой куртке пуховике. Справиться с таким легче легкого. На остановке компания разделилась. Алексей последовал за выбранной жертвой, стараясь не привлекать к себе ее внимания, но и не упускать мужичка из виду.
Полчаса езды в тряском автобусе позволили ему полностью сосредоточиться на предстоящем деле. Он ясно представил себе, как это произойдет: в темном безлюдном месте он нагонит жертву и нанесет ей сзади один-два сокрушительных удара по затылку. Алексей чувствовал себя автоматом, готовым совершить задуманное.
Все прошло гладко, без сучка и задоринки. Он даже поразился – как быстро это случилось. Обобрать недвижимую жертву не составило труда. Алексей схватил деньги, все, сколько имелось в нагрудном кармане, и пустился бежать назад, к остановке. Метров через двести перешел на шаг, а потом и вовсе остановился. Его никто не видел, за ним никто не гнался. В свете фонаря пересчитал выручку. Сумма показалась незначительной – семь тысяч. Не много платил хозяин. Однако на первое время Алексею хватит и этого.
Легкий способ добычи средств понравился. И Алексей перешел на него. Своим же, в деревне, сообщил, что нашел, наконец, работу по душе. Иногда он действительно временно куда-нибудь устраивался. Но по большей части охотился. Со временем у него выработался особый охотничий нюх. Он заранее предчувствовал, выпадет ли ему сегодня удача, или же отвернется от него. Иной раз, выбрав жертву, Алексею приходилось оставлять ее. Какой-то внутренний голос шептал, что не стоит связываться с этим человеком, и он разворачивался, и шел в противоположную сторону.
Жизнь ночного хищника, непредсказуемая и полная опасностей будоражила кровь, возвеличивала его в своих глазах. Делала избранным. Алексей по-своему полюбил город. Он прекрасно ориентировался в нем. В скором времени парень оценил мегаполис за многолюдство, огромные размеры, возможность спрятаться, раствориться в толпе, где тебя никто не знает, и никому ты не нужен. То, что раньше вызывало приступы злобы, оказалось благом. Внешность у него неяркая. Одет как все, с китайского рынка. Таких, как он – тысячи. Поди – догадайся, что скромный с виду парень на самом деле опасный грабитель! Да и кому придет в голову заподозрить его?
До сих пор ему везло. Ни одного задержания, ни одной улики. Действовал Алексей осмотрительно. Никогда не работал с напарником или в группе, предпочитая трудную стезю волка-одиночки. И делиться ни с кем не надо, и бояться, что кореша проговорятся и заложат не нужно. Отвечай сам за себя. А уж себя-то он не выдаст.
Чтобы действовать в городе, Алексею нужна была квартира – своя нора, как он называл. Купить недвижимость он не мог. Да и не стремился. Потому что это сразу бы вызвало ряд вопросов: откуда деньжата? Лучше всего снимать комнату. Он так и делал, нигде не задерживаясь надолго. Хозяевам платил исправно, объясняя ночные отлучки особым графиком работы сторожа. Все будни работал, а на выходные отправлялся домой, в деревню, отлеживался, набирался сил.
Пожив на одном месте месяца три-четыре – съезжал, иногда прихватив хозяйское добро. Впрочем, брал немного, как бы делясь с бывшими хозяевами. Не было случая, чтобы его пустились разыскивать. Величина ущерба, очевидно, была для пострадавших настолько мизерна, что они предпочитали не заявлять в органы, страшась судебной волокиты. Алексей постигал психологию людей не по книжкам, а на практике, и в скором времени стал тонким знатоком человеческих душ, используя полученные знания в корыстных интересах.
Сегодняшние блуждания по городу были вызваны необходимостью перемены жилья. Дотошная старушка, у которой он квартировал, в последнее время стала чрезмерно подозрительна. Постоянно переспрашивала, где он работает, каков график. Почему пришел рано? Это утомляло и настораживало охотника. Старая карга что-то учуяла. Сплетя очередную сказку про больную мать и брата инвалида, в действительности ростом под метр восемьдесят и с неохватной борцовской шеей, Алексей объявил хозяйке, что вынужден поменять работу и, естественно, место жительства. Старуха с облегчением вздохнула. Алексей тоже. На том и расстались.
Новый адрес ему подсказал бывший одноклассник, работающий на железке. Ядвига Генриховна, по его словам, милейший человек. Проста, доверчива, добра. Живет одна. Ни мужа, ни детей. Сдает жилье от безысходности. Пенсия маленькая, платить за двухкомнатную квартиру нечем. Поэтому держит постояльцев. Сейчас, по сведениям того же Николая, у нее никто не живет. Николай бы и сам у нее пожил, да несподручно до работы добираться – на другой конец города.
Алексей обрадовался: легковерная хозяйка как никто другой подходила ему. Он спросил адрес, записал телефон. Николай изъявил готовность брякнуть – замолвить за одноклассника словечко. Дело провернулось в одночасье.
И вот, Алексей стоит перед обитой черным дерматином дверью и жмет кнопочку звонка. На своем коротком веку он не мало повидал квартирных хозяек и уже выработал навык с первого взгляда определять: кто стоит перед ним. Немного погодя после его звонка, дверь открылась чуть ли не настежь. Ни долгого разглядывания в глазок, ни обычных в таких случаях вопросов «Кто там?» и «Что вам нужно?». И это шокировало Алексея больше, чем появление самой Ядвиги Генриховны в дверном проеме.
Назвать ее бабушкой или старушкой как-то язык не поворачивался. Довольно моложавая, с вполне сохранившейся фигурой, крашеная в платиновую блондинку. Красный брючный костюм, на шее коралловые бусы вроде тоненьких иголочек, такие побрякушки очень любят молоденькие девушки, но не бабушки. Глаза смотрели бесхитростно и кротко, немного удивленно. Так смотрят дети. Алексей как увидел ее, так сразу и назвал про себя Божьим одуванчиком. Он заметил, что не смотря на некоторую простоватость, даже наивность, женщина тщательно следила за собой. Аккуратная стрижка, чисто вымытые волосы, нарисованные карандашом выщипанные брови и красная помада на узких губах довершали облик Ядвиги Генриховны и в целом производили приятное впечатление.
Настораживало только ее маниакальное стремление выглядеть моложе своих лет. К чему эта яркая помада на губах, а брючный костюм? Хозяйка никуда не собиралась уходить. Ясно, что так она привыкла ходить по дому. Странно. Обычно бабушки кутаются во что бог послал: в бесформенный фланелевый халат, завертывая поясницы вытертой пуховой шалью. А тут на тебе – парижанка выискалась. И где? В Челябе.
Алексей молчал, переваривая увиденное. А Божий Одуванчик, как только открыл рот, опять поверг парня в шок.
- Вы Алексей?
Да разве же так спрашивают? Прямо, заходи и грабь. Да… не перевелись еще на свете простаки. И это после всех реформ по вестернизации России. Но тут он оборвал поток своих мыслей. Нужно было отвечать бабушке и постараться сразу же произвести на нее благоприятное впечатление. И он сказал, подражая ее простоватому тону.
- Да, я Алексей. Меня Николай Савушкин к вам направил. Вы жилье сдаете?
- Сдаю, – закивала головой хозяйка и, пропустила Алексея в квартиру, - Заходи. Разувайся, вот сюда вешай куртку, - она показала на встроенный стеной шкаф.
Квартира блестела чистотой и порядком. Они прошли в уютную кухоньку, где вкусно пахло пирожками с яблоками, и обговорили детали. Плату Ядвига Генриховна взимала небольшую. Но потребовала от жильца соблюдения чистоты и тишины. Дело в том, что Ядвига Генриховна не выносила современной грохочущей музыки. Алексей заверил хозяйку, что, конечно, будет выполнять ее условия.
- А также, - добавила старушка, - никаких друзей и попоек.
- Это уж, само собой, разумеется, - степенно отвечал Алексей.
Он и не думал тащить в свою берлогу друзей. Этого только не хватало. Друзья в деревне.
Короче, они друг другу понравились. Хозяйка потребовала плату вперед, и Алексей тут же отдал деньги. Ядвига Генриховна пересчитала, и на глазах у изумленного жильца положила тысячу в резную шкатулочку, в которой хранила сбережения. Она совершенно ни от кого не таилась, бери – не хочу!
Алексей крепился, крепился, но под конец разговора не удержался и в открытую спросил: а не боится ли она? Пускает незнакомого, деньги на виду держит… На что, Ядвига Генриховна как-то лукаво улыбнулась и сказала, что ее уже ничего испугать не может. Возраст не тот. Алексей возразил:
- Жить-то всем хочется: и старым, и молодым. Вы вот давеча открыли дверь не спросясь и сразу же имя назвали.
- Ну, так что ж? – удивилась хозяйка.
- А то, - просвещал хозяйку грабитель, - что вместо меня мог оказаться лихой человек. А вы бы его сами в дом впустили.
Ядвига Генриховна беспечно махнула рукой.
- Брать у меня нечего. Потому и не боюсь. Пусть те боятся, кто наворовал много.
Видя такую простоту, Алексей прекратил задавать вопросы. Дав себе слово, что пальцем не притронется к старухиным вещам. Но как говорится – одно дело благие намерения, а другое – натура. Алексея так и подмывало проверить, а так ли старушка бедна, или только прикидывается.
В первый же день, как только Ядвига Генриховна удалилась на базар, он подверг ее шифоньер предварительному осмотру. Но не обнаружил ничего достойного внимания. В расписной палехской шкатулочке лежали всякие женские побрякушки, такие же старые, как и сама хозяйка: недорогие янтарные бусы, подернутые патиной, индийские украшения из осколочков камней, бисерное плетение, видимо сама хозяйка когда-то увлекалась. Мелочевка. Такое не продать и не подарить, любая сопливая девчонка засмеет.
Кое-как замаскировав следы обыска, Алексей приготовился ждать хозяйку: заметит или не заметит, что он рылся в ее вещах? Ядвига Генриховна не заметила. И он вздохнул с облегчением. Это все упрощало. Потом он еще несколько раз устраивал Ядвиге Генриховне проверки: брал ее вещи, перекладывал на другое место. Старуха ни на что не реагировала. Смотрела на него ясными бледно-голубыми выцветшими глазами. Называла неизменно голубчиком.
Жить у старушки было комфортно. Она прожила долгую жизнь в счастливом браке и овдовела всего пять лет назад. Такие женщины совершенно не боятся мужчин, видят в них своих защитников и сами, при случае, охотно покровительствуют мужчинам. Ядвига Генриховна тоже не явилась исключением из общего правила. Хотя она и обговорила, что питаться они будут раздельно, но в скором времени пункт этот был нарушен, и старушка кормила уставшего и проголодавшегося постояльца. Пироги у нее выходили замечательные. Легкие, пышные, пальчики оближешь. Подкладывая вкусные кусочки в тарелку жильца, она всегда приговаривала.
- Кушайте, пожалуйста. Вам надо хорошо питаться. Вы еще такой молодой. Я люблю, чтобы молодые люди были, как это говорится, кровь с молоком! Если будете мало кушать, сил не хватит…
Он наврал добрейшей старушке, что работает там же, где Николай, ее бывший жилец, только в охране – потому все ночи его нет дома. Точнее не соврал, а она сама придумала. Алексей вообще придерживался правила: держать язык за зубами, чтобы не наговорить лишнего. Хочется старушке думать, будто он работает на железной дороге – ее право. Пусть думает. Воображение у нее работало превосходно, только не в том направлении.
Например, спрашивая Алексея о работе, хозяйка как будто и не расспрашивала вовсе, а строила предположения. И все у нее выходило по интеллигентному, очень застенчиво и мило. Даже легкий иностранный акцент, Ядвига Генриховна происходила из поволжских немцев, звучал подобно аристократической речи.
- А вы вместе с Николаем работаете?
- Угу-м, - мычал нечто невразумительное жилец, жуя хозяйские пироги.
- Но, наверное, в охране? Все по ночам да по ночам…
Ему оставалось только соглашаться.
Хотелось Алексею пожить у милейшей Ядвиги Генриховны чуточку подольше, но неприятное известие поразило его чуть ли не в самое сердце. Однажды пришел он домой, а старушка сидит на диване смурная, крашеные губы поджала в ниточку.
- Ко мне сегодня участковый заходил. Признавайтесь, Алексей, не натворили ли вы что-нибудь?
- Да нет, - уверил он ее.
А у самого в голове закрутились винтики – неужели пронюхали? Но виду не подал, что обеспокоился.
- Да что такое? – спросил он, проходя в комнату, - Зачем приходил-то?
- Вами интересовался. Узнал, что квартирант у меня объявился. Вот и пришел проверить, штрафом грозился.
- Сказали бы, что племянник…
- Так и сказала. Не поверил. Наверное, соседи донесли. У-у!.. – старушка погрозила сухоньким кулачком. – Вампиловы из сороковой. До всего им дело. Пожили бы на мою пенсию…
У Алексея с души камень свалился. Он только вчера цапанул тридцать штук. Думал – засекли. А участковый - это мелочи. Но съезжать придется. Не хотел, а надо.
Ядвига Генриховна продолжала.
- Участковый говорит обязательно регистрировать надо. Ох-ох, за это ведь платить придется… Я с тебя тысячу в месяц беру, за квартиру все и уходит.
Старушка еще долго убивалась, перечисляя свои траты. Но Алексей уже все размыслил. Пугал участковый. На лапу клянчил. Но съезжать все же придется. Не регистрироваться же в самом деле? Он ведь хозяйке подложный паспорт показывал. Если она не соображает, то милиционер-то липу мигом раскусит. А показывать настоящий каково выйдет: Вы Морозов Алексей Иванович? Да. А Ядвига Генриховна знает его как Иванова Алексея Петровича. И в тетрадочке записала. Имя-то он всегда свое оставлял, чтобы не путаться.
Дела… Ну что ж, месяц он у нее доживет, недолго осталось, а там – аля-улю. Чао-какао. Тогда можно и золотишко хозяйкино прихватить. Нашел он ведь золото. Лгала Божий Одуванчик, что ничего не имеет. Колечки там всякие, цепочки, сережки. Конечно, не бог весть что, но тыщ на двадцать потянет. Это если в ломбард сдать. И хоть кошки на душе скребли – хороший она человек, душевный, о нем заботилась, как мать, кормила, но… жизнь суровая штука. И деньги ему во как нужны! Ей что – квартира, обстановка какая никакая. А у него – ничего. Она свое пожила, пора и честь знать.
Ядвига Генриховна после посещения участкового стала задумчивой. Все вздыхала. Очевидно, сильно расстроилась. Но ничего не говорила. Молчал и Алексей. Поглядывая на хозяйку, дивился происходящим с ней в последние дни переменам. Ядвига Генриховна побледнела, перестала красить губы помадой, глаза ее потускнели, и в теле она даже, как будто, усохла. Это же надо так переживать из-за пустяков, думал парень. Не выдержал, и заговорил о переезде на другую квартиру.
- Вы не переживайте, - сказал он, - если у вас неприятности из-за меня намечаются, я съеду.
Старушка оживилась.
- Да, Леша, ты уж прости меня, но, как видишь, придется нам с тобою расстаться… Не думала, что так скоро. Плохо мне…
- Да что вы в самом деле! – утешал ее квартирант, - Я съеду…
- Съезжай, Лешенька, съезжай, – кивала головой старушка, а парень смотрел, как трясется ее легонькая голова на ниточке шеи, и боялся, что она вот-вот сейчас оборвется, и седая головка, вращая мутными глазами, покатится мячиком под диван.
- Ты когда домой собираешься?
- Завтра, Ядвига Генриховна. Сегодня уж поздно, не успею на рейсовый.
- Завтра – это хорошо. Давай поужинаем вместе. Устроим прощание. Хороший ты был жилец. И Николай был хороший, и Михаил. Все хорошие. Я вас всех люблю. Молодых, здоровых, сильных. Э-эх, кровь с молоком…
Она потрепала парня по круглой щеке и засеменила на кухню. Скоро оттуда заструились аппетитнейшие запахи – Ядвига Генриховна стряпала знаменитые пироги.
Они сидели в чистой кухоньке, пили чай, ели пироги и мирно беседовали. Алексей, вопреки обыкновению, разговорился. Рассказывал старушке о своей прежней, деревенской жизни. Она слушала, задавала вопросы, удивлялась…
- Вот, взять к примеру зайца, - говорил Алексей, - На него как охотятся? Петли ставят на тропе.
- А из чего петли-то? – спрашивала старушка.
- Да изо всего можно: из лески, из проволоки. Тут главное не наследить, запаха не оставить. Заяц по своей тропе вроде как на автомате идет. Уши назад заложит и прет не глядя. Но если уж учует человека – все, тропу забросит, новую будет прокладывать.
Ядвиге Генриховны все было в диковинку.
- Скажите, пожалуйста! - Удивлялась она. - Какие тонкости! А на волков вы тоже охотились?
- Нет. Волков нынче мало.
- На них, наверное, очень сложно охотиться… Хищник.
- Ничего, на всякого хищника находится свой охотник, - уверенно отвечал Алексей.
И сам подивился, что же он такое сказал, вроде про волка говорил, а по сути выходило про себя. На этом разговор иссяк.
Глянув в окно, Алексей присвистнул.
- Ух ты, какая лунища!
Ядвига Генриховна, вытянув тонкую шейку, и как только не свернула, тоже выглянула в окно. Там, в волокнистых, черно-фиолетовых облаках окаймленных по краям желтоватой текучей полосой, плавала огромная яркая луна.
- Полнолуние… - задумчиво проговорила Ядвига Генриховна, – время всякой нечисти. Не боитесь Алексей ходить по ночам?
Она обернулась к нему, и глаза ее остро блеснули, совсем как у молодой. Сердце его екнуло. Что-то учуяла, не иначе. И как это у них, он имел в виду всех женщин, получается? Вот и не спрашивала даже, не допытывалась, а глядит так, будто что-то знает. А-а, выбросить надо из головы. Завтра домой. Отлежаться, успокоиться. Охотиться на людей – это вам не у станка стоять.
Ядвига Генриховна, не дождавшись ответа, снова повернулась к окошку, полюбоваться. И опять что-то защемило внутри у Алексея. И как он раньше не видел, какая она старая. В чем только душа держится? А что если она умрет? Вот возьмет и умрет сегодня ночью? До чего тонка ее шея, ветха кожа… Все-таки хорошо, что он съедет от нее. А то возьмет и скопытится. Ему не нужны проблемы.
Ядвига Генриховна перехватила его обеспокоенный взгляд. Улыбнулась бесплотной улыбкой.
- Стара я стала… Ну, что, голубчик, поздно уже, пойдем-ка отдыхать…
Пожелав хозяйке спокойной ночи, Алексей ушел в свою комнату и повалился на постель. То ли пирог оказался слишком жирен и тяжел для желудка, то ли тревоги вчерашней ночи не прошли даром, но спалось Алексею дурно. Все мерещилась какая-то дрянь. Метались чьи-то тени, острые оскаленные зубы, фосфорические глаза. Алексей вздрагивал, просыпался, снова забывался тяжелой дремотой. Под конец ему приснилось и вовсе несусветное. Он видел Ядвигу Генриховну, но не с аккуратной стрижкой, а с распущенными космами, скрюченными пальцами, ставшими чуть ли не в два раза длиннее от кривых когтей. Старуха проскользнула к нему в комнату, серым комочком упала на грудь и приникла жестким ртом к открытой шее, туда, где сильно билась жилка. Он почувствовал мгновенную боль, но она тут же прошла и вскоре панический животный ужас, который, было, охватил Алексея сменился чувством невыразимого блаженства.
- Так вот как оно бывает… - подумалось ему, и далее он уже ничего не чувствовал, не видел и не помнил.
Проснулся Алексей вялым и разбитым.
- Грипп, - решил он, - подхватил заразу.
Заставил себя встать, кое-как заправил постель, прошел в ванную. Отражение в зеркале показало неважнецкий вид: синяки под глазами, запавшими от бессонных ночей, впалые щеки. Видок был еще тот. В гроб краше кладут. Ну да ничего, в деревне у бабки наляжет на парное молочко... Только бы до дома добраться.
Пошатываясь от слабости, вышел в коридор. Из хозяйкиной спальни доносились бодрые шаги.
- Проснулась, - подумал с неодобрением Алексей.
После ночных видений встречаться с хозяйкой не хотелось и, к стыду своему, он должен быть признать, что причиной тому был страх. Алексей по быстренькому собрался, и, не завтракая, стал одеваться.
Дверь спальни приоткрылась и на пороге показалась Ядвига Генриховна. Свеженькая, отдохнувшая, улыбающаяся накрашенным ртом.
- Вы уже пошли. Алексей?
- Да, Ядвига Генриховна, пора, - отвечал парень, старательно отводя от хозяйки глаза.
В кармане куртки лежал маленький узелок с золотом.
- До свидания, - на ходу попрощался он.
- Прощайте, Леша…
На остановке ему стало совсем худо. Воздуха не хватало, он жадно ловил его побелевшими губами. Люди торопились по своим делам, сновали мимо. Но когда он рухнул лицом на истоптанный грязный снег, кто-то все-таки догадался и вызвал по сотке скорую. Но было уже поздно. Алексей был мертв.
Ядвига Генриховна, чудо как помолодевшая, провела помадой по ярко-красным губам. Сегодня она сама себе нравилась. Что ж, проблема решена почти на месяц. До следующего полнолуния. Старушка состроила недовольную гримасу. Ничего не поделаешь. Придется искать нового квартиранта. Не долго думая, она взяла телефонную трубку и набрала номер, и когда в трубке ответили, завела жалостным плаксивым голосом.
- Николай. Что же это вы мне устроили? Кого прислали? Уехал, уехал, и меня же обобрал… Искать? Да нет уж, не надо, голубчик, бог его накажет… Но мне-то, сам понимаешь каково жить на маленькую пенсию… Нет, давай, ищи мне жильца… Да, молодого, хорошего. Кровь с молоком… А? Ладно, договорились.
И она, довольная, положила трубку.
Г.Челябинск, 2005 г. 19.02.05 14:23
Свидетельство о публикации №207103100464