Миф-Тёнгр

(серия "Сахалинские рассказы")

       Стакан с коньячным напитком искрился темным янтарем. Олег сделал глоток и поморщился. Мутные стекла "забегаловки" охинского аэропорта подсвечивались осенним солнцем. У высоких круглых столов стояли несколько человек, пили, кто спирт, кто, как Олег, дешевый коньяк. В низком зале щитового домика стоял негромкий гул беседы, прерывающийся редкими вскриками загулявшего посетителя, которого тут же одергивали собеседники. В щелеватую входную дверь дуло. Олег поднял воротник шинели, прикрывая мокрый от пота затылок. Он только что провернул работу, нагрузив в почтовом боксе тележку тюками с газетами и жестяными коробками с кинофильмами. Долго ругался с теткой-служащей, которая не разрешала распечатывать бумажные тюки, чтоб достать завернутые во внутрь письма. Эти газеты с пропагандистскими статьями советской прессы никому были не интересны, но письма ждали, как манны небесной. Письма, кинофильмы, и еще один, жестяной, шестигранный по периметру, контейнер из-под шестнадцатимиллиметровой кинопленки, из которого были убраны в другие контейнеры полуметровые в диаметре алюминиевые бобины, а сам он была полон бутылками со спиртом.
       
       Хлопнула входная дверь. Олег инстинктивно спрятал стакан за полу шинели, опасаясь, что может войти, какой ни будь офицер из "роты подскока". Так называли охинскую радиотехническую роту, где обычно ждали борт на север, когда возвращались из полка, который дислоцировался на Среднем Сахалине, в поселке Смирных. Осторожно оглянувшись, успокоился - в дверях суетился знакомый пожилой нивх.

       -Привет, Коля, иди сюда! - Олег приглашающе махнул рукой.
       
       Коля - маленький, горбатый, с приволакивающейся ногой абориген, неуклюже проковылял к столу.

       -Здравствуй, паря! Борт скоро?
       -А ты как здесь оказался? Я улетал, ты же дома оставался.
       -Тоскливо стало… Верхние люди зовут... Решил родню проведать, однако. За пару дней дошел до Некрасовки. Погостил и оттуда на автобусе. Сказали, борт будет на Миф-Тёнгр.
       - Куда, куда?
       - Домой в Ныврово.
       - А как ты сейчас что-то назвал?
       - Миф-Тёнгр, это так наши места называются. По-русски - голова земли.
       
       Олег представил карту Сахалина, и действительно контуры полуострова Шмидта напоминали голову рыбы, которую представлял абрис острова.

       - А как же тогда название Ныврово переводится?
       - Это кучи гниющих рыбьих потрохов.
       - Странно, никогда не видел, чтоб потроха оставались лежать и гнить, вОроны моментом их растаскивают. Весной красноперки мешков пять потрошили на копчение, так утром уже все чисто на берегу было, ни одной чешуйки не найти.
       - ВОроны не всегда были в этих краях. Они с белыми людьми пришли. Много пришло с белым человеком, и названия пришли. Вот озеро Киран - это озеро вОрона, а Куэгда - это кошка. Кошки тоже с русскими пришли.
       - Что у вас и кошар не было?
       - Я не помню такого, но в наших тылгур - повествованиях говорится о времени, когда они появились. Давно это было...
       - Интересно, девки пляшут по четыре сразу вряд! Ладно, пить будешь?
       - Нет, в самолете животу плохо делается. - морщинистое лицо Коли, с редкими седыми волосиками бороденки, исказилось в болезненной гримасе.
       - Да ладно! Небось, спиртягой-то запасся, - Олег подергал за лямку вещевого мешка на плече нивха. Там глухо звякнуло стекло.
       - Подарок надо везти и Тане, и Семену.
       - У вас своих то имен нет? Почему все русские?
       - Не знаю... Русские и всё. И фамилии русские, у меня, например, Федин.
       
       Олег на мгновение перестал слушать собеседника, сосредоточился и допил стакан. Обжигающая жидкость растеклась приятной волной к низу живота. Прикрыв глаза, стал прислушиваться к наступающему опьянению.

       - Слышь, паря! - Коля потрепал сержанта по плечу, - а о тебе Люба спрашивала. Однако, забрюхатила она с лета. Не ты ли причина?
       - Люба, это какая: которая маленькая или повыше? Их же две на путину приезжали.
       - Которая маленькая.
       - Тогда это надо к Захару-татарину претензии предъявлять. Я тут ни при чем.
       - Никто и не злится. Выкормит Ых-миф всех людей, кто родился здесь. Мой отец, однако, тоже солдат был.
       - Гиляков же не берут в армию...
       - Это плохое слово! Так нас японцы называли, нехорошие люди. По-ихнему это пес, собака... Отец мой не был нивхом, он с материка...
       - А ты нивх?
       - Я - нивх. И дети мои нивх. Люба, дочь моя, тоже нивх.
       - Вот прилетим, зятю своему новость хорошую сообщишь. - ухмыльнулся Олег,
представив бегающие глаза низкорослого сержанта, вечно попадавшего в неприятности начиная с сержантской учебки, которую заканчивали вместе, год назад, в предместьях Владивостока.

       "А может от меня эта Люба забрюхатила", - мелькнула щекочущая мысль: напившись браги, партнерш меняли не по одному разу. Морали в христианском смысле в этих краях не существовало. Женщины интуитивно тянулись к молодым крепким парням-солдатам, понимая, что надо вливать свежую кровь в этот вымирающий народ. Да и аборигены-мужчины на это смотрели сквозь пальцы, предпочитая ревности спирт. Первобытный менталитет ставил желание женщины выше всего, поскольку только она обеспечивала стабильное пропитание семьи. Пришлые цивилизации мало влияли на жизненный уклад таежного народа, даже в домах, построенных для них, почти не было мебели. Хлеб и баня существовали, как экзотика, которую можно попробовать для разнообразия, и только.

       - И как же это ты один по тайге? Мишку не боишься ?
       - Мишка сытый, спать ложиться. Да и железку весной ты мне хорошую подарил.
       
       Коля достал из-за голенища унтов грубо обработанный нож, сантиметров в тридцать, с ручкой, обмотанной лентами из шкуры нерпы. Олег, присмотревшись, понял, что это обломок рессоры. Ухмыльнулся.

       - Изобретательный вы народ. Да мишка тебя одной лапой сшибет!
       - Так рогатина есть. Посох надо в дороге, вишь нога болит, тут тебе и рогатина и посох.
       - А ночевал-то где?
       - В то-раф. Их несколько сделано вдоль тропы.
       - В чем, в чем?
       - Ну, сруб из бревен землей прикрыт, как у вас на сопке под большие машины сделано.
       - Капониры, что ли?
       - Не знаю, как у вас звать, у нас такие же, только маленькие, на одного на двух людей.
       
       Дверь распахнулась, и на пороге появился молодой солдатик последнего призыва, которого Олег оставил караулить тележку с грузом на взлетном поле.

       -Борт подали! - прокричал он.
       
       Народ в забегаловке встрепенулся, начал оглядываться. Олег успокаивающе поднял руку:

       -Отдыхайте, это нам транспорт!
       
       Выйдя из этого импровизированного кафе, обошли такой же сборный домик с кассами и залом ожидания и побрели по полю, продуваемому холодным осенним ветром, к стоящему невдалеке "кукурузнику". Параллельно им, из служебного помещения к самолету шел экипаж, два щеголевато одетых, в темно-синих шинелях с золотыми нашивками, с "дипломатами" в руках, мужчины. Олегу всегда было смешно смотреть на этот антураж водил разбитых драбаданов, которые выполняли роль грузовиков в этом забытом Богом краю. Быстро загрузившись, вырулили на взлет и затряслись по железному покрытию взлетной полосы, подпрыгивая и дребезжа всеми сочленениями этого неказистого транспортного средства. Олег всегда в эти минуты чувствовал некую обреченность. Вот и сейчас, глядя на щель в притворе двери привязанной веревкой, поскольку замок давно не работал, сквозь которую мелькали листы просечного железа, он чувствовал, как все внутри него инстинктивно сжималось в некий тугой комок. Наконец "лайнер" последний раз подпрыгнул, взлетел и тут же, немного провалившись, на миг приводя кишки пассажиров в невесомость, начал набирать высоту. В иллюминаторе медленно удалялись строения города, с уже заметными в холодном воздухе струйками пара у каждого дома. К весне эти струйки намораживали огромные сталактиты льда, и город с высоты напоминал долину гейзеров, извергавшую на всей площади клубы пара. Нефтяная столица Сахалина не жалела энергетических ресурсов: все было своё.

       - Ох-хэ, ох-хэ... - бормотал Коля-нивх, глядя вниз.
       - Чего ты там шепчешь? - Олег склонился к соседу.
       - Плохая вода говорю! Так эти места называются.
       
       Олег вспомнил рассказ замполита их малочисленной радиолокационной роты, историка по образованию, волей судеб выбравшего стезю военного. Тот увлеченно внушал подчиненным, что побывать в этих местах - великая удача. Этот край вписан в историю России как яркий пример освоения Дальнего Востока, что еще Крузенштерн описывал его в своем отчете о кругосветном путешествии.
       
       Правда, в неформальной обстановке, за стаканом самогонки, он саркастически констатировал, что ничего хорошего русские не принесли местным племенам.

       В восемьсот пятом году, как описывал Крузенштерн, в селении на берегу залива Северный, где и находилась их рота, насчитывалось около двухсот чумов нивхов. Племя было большое и самодостаточное. Но уже к пятидесятым годам девятнадцатого века оно почти вымерло от занесенных болезней. Советы добили самобытность этого народа, вырывая детей из естественной среды обитания в интернаты. Тут еще месторождения нефти в районе перешейка нашли. Отсюда и название города Оха - плохая вода, естественные выбросы органики в местные речки.
       
       Вот и перешеек! Справа залив Кольду, слева Помрь. Внизу многочисленные нефтяные вышки и израненная грунтовыми дорогами редкая лиственная тайга, с тоскливыми пятнами осенней желтизны. Два огромных газовых факела подсвечивают низкие облака. Пролетев через горы "Три брата", "кукурузник" барражирует над кратером древнего вулкана, диаметром километров в сорок. Это и есть полуостров Шмидта. Сколько миллионов лет назад он изливал свою лаву в направлении северо-запада? Какой тропический климат был в те времена, позволивший огромным массам органического вещества превратиться в нефть и газ, в эту благодатную для нынешнего человечества выгребную яму биологической жизни планеты?
       
       Справа тянется гряда более высокого края вулкана, оканчивающегося мысами Елизаветы, Бакланий и Надежды. Это последнее топонимическое название безымянному мысу дал Олег в честь своей девушки, которая своими письмами очень помогала ему в этом забытом Богом краю, специально для этого совершив десятикилометровый марш-бросок по галечному берегу залива Северный, и оставив надпись на самом заметном валуне. Слева край ниже и ровнее, в оконечности которого мыс Марии. Тайга еще не совсем желтая - сказывается некий микроклимат, обусловленный подковообразной горной защитой. По сравнению с продуваемыми всеми ветрами Охинским перешейком, это райское место.
       
       Олег подошел к дверному проему пилотов, облокотился на перегораживающую штангу и сквозь радугу винта устремил свой взгляд вперед. Вот и череда небольших полупресных заливов - Нерту и Куэгда предшествующих самому большому - Северному. Осенние штормы намывают галечную дамбу между ними. Весной талые воды с окрестных хребтов наполняют эти естественные резервуары до некой критической точки, затем идет прорыв, и несколько суток потоки воды изливаются в океан, осеняя окрестности неимоверной вонью разложившихся останков живого. Протока небольшая, метров пять, и через нее один за другим в заливы, против этих бурных потоков, медленно плывут нерпы и сивучи, поживиться расплодившейся в заливах навагой.
       
       Первый раз увидев эту огромную усатую голову сивуча, медленно плывущего против течения, всего в паре метров от себя, Олег инстинктивно начал расстегивать кобуру своего ТТ, но Коля, стоящий рядом, положив руку на трясущееся запястье парня, сказал:

       - Не стреляй, не надо! Его унесет в море, мы не достанем...
       
       Вот она - первобытная мудрость, - подумал тогда Олег, - брать от природы только то, что пригодится в настоящий момент. Белый человек это уже изжил в себе, и навряд ли когда вернется к пониманию самодостаточности. Он будет брать, и брать, до полного истощения жизненных ресурсов.
       
       Биплан резко заложил правый вираж. Олег еле удержался на ногах, схватившись за край дверного проема. Пилот недовольно оглянулся на него.

       -Сядь на место! - крикнул он, мотнув головой в направлении откидных трубчатых кресел, обтянутых брезентом.

       Упав по левому борту на скрипящий каркас сиденья, Олег уткнулся в иллюминатор. Самолет совершал маневр, заходя на посадку со стороны Восточного хребта. Левый крен - и как на ладони открылась сопка, где дислоцировалась рота. Несколько бревенчатых зданий, из которых выделялась своей величиной казарма. Три радиолокационные станции, расставленных по краям позиции, и посредине площади счетверенная зенитно-пулеметная установка, на холме, образованном из гальки, вынутой при строительстве глубоких капониров.
       
       Заложило уши, кишки подняло к горлу - самолет резко пошел на посадку. Галечная коса, шириной метров сто, отделяющая море от заливов, приняла шасси неимоверной тряской. Пробежав положенное расстояние, остановились. Минутная тишина. Олег успел заметить в иллюминатор, как от сопки через узкий пролив, соединяющий заливы с дельтой речки Нывровки, к косе гребет солдат, направляя плоскодонку к месту посадки. На противоположном краю, под сопкой стояла группа ребят, ожидающих груз. Все вдруг засуетились, выскочили на землю, начали спешно выгружаться.

       -Привет, Олешка! Как дела?

       Витька Соловьев обнял однополчанина за плечи и многозначительно посмотрел в глаза.

       -Вон та зеленая коробка. - быстро шепнул Олег.
 
       Загрузив плоскодонку и отправив Витьку на противоположный берег, присели в жесткую повядшую траву, закурили.

       -Ну вот и дома, однако...
       
       Коля жадно затянулся едким дымом сигареты.

       -Устаю я от города. Много человеков, много шума.
       -А я от этой тишины устаю, - пробурчал Олег.
       
       За их спинами взревел мотор, "кукурузник", набирая скорость, покатился дальше по косе, подпрыгнул и, набирая высоту, исчез за вершиной ротной сопки. Стало тихо, и только негромкий шум прибоя усыпляюще ласкал уши. Все казалось плоским: и сопка, и полоски на горизонте Восточного и Западного хребта, и гребень косы, скрывающий морской горизонт. Все серо, скучно и неинтересно. "Вот и дома, - подумал Олег - когда еще удастся выбраться в цивилизованный мир?"
       
       Хотя, положа руку на сердце, он прекрасно осознавал, что грех жаловаться на судьбу. Вся эта "дедовщина", о которой постоянно говорят на гражданке, миновала его. В учебке, под Владиком, их гоняли всем учебным взводом. Разделения не было. Сюда он прибыл уже как специалист и сержант. Таких в роте было четверо: три локаторщика и один радист. Остальные десять человек выполняли роль обслуги - повара-пекари, скотники, дневальные. Правда, были еще два офицера с женами, командир и замполит. Но те жили в долине реки Нывровки и поднимались на сопку только по утрам произвести развод. Боевая работа по охране воздушных рубежей была "не пыльная". Открутился двенадцать часов, покараулил небо в радиусе двести километров и гуляй на все четыре стороны, только пистолет или карабин с собой не забудь. Медведи летом, когда у них гон, бывают непредсказуемы. А тут их было, что бродячих собак в каком-нибудь городе. Надо сказать, природа этого края расцветала пышным цветом за холодное лето. Поверишь отчетам Крузенштерна о процветании местных племен. Куда это все подевалось?
       
       Олег скосил глаза на сгорбленную фигуру Коли.

       -Коля, а сколько тебе лет?
       -Не знаю... Может пятьдесят... Мать говорила, что я до войны родился. Тут как раз первая воинская часть образовалась.

       -А чё ты в Некрасовке не живешь вместе с детьми?
       -Здесь родился, здесь умру... Скоро уже... Зовут верхние люди.
       
       Олег непроизвольно поднял глаза к небу. "Верхние люди, - подумал он. - Когда они меня позовут?". Его охватило некое забытье, из которого вывел скрип уключин: Витька подгребал к берегу, на противоположной стороне пролива нагруженные ребята цепочкой поднимались по грунтовой дороге в сопку.
       
       Переправившись на другой берег, Олег приказал Витьке идти в роту, а сам пошел по болотистой тропинке, которая извивалась между мелким руслом речки Нывровки и склоном ротной сопки, покрытым густым стлаником - кедром, превращенным суровой природой берегов холодного моря из прекрасного стройного дерева в туго переплетенный зеленый ковер высотой в метр.
       
       Коля ковылял следом.

       -Слышь, паря, зайдем ко мне?
       -Посмотрим, надо сначала доложить о прибытии.
       -Ну, так я тебя подожду.
       -Жди, я не долго.
       
       Впереди показались четыре бревенчатых дома, из которых только два были заселены командиром и замполитом. В двух других располагался продовольственный склад и прачечная для солдатского исподнего и постельного белья. В жарко натопленной избе командир роты забавлялся со своими "квартирантами". Поймав летом двух бурундуков, он расселил одного в комнате, другого на кухне и весьма умилялся тому, что те четко знали свои владения и в гости друг к другу не ходили, встречаясь на нейтральной полосе, в проёме двери.
       
       Быстро доложившись, рассказав о перипетиях своей командировки, выложив пакет с документами, Олег вышел на крыльцо. Коля ждал его у мостика через речку. Его дом находился на другом берегу Нывровки под крутым склоном плато, тянувшегося на протяжении десяти километров до отрогов Восточного хребта. На краю этого плато, почти над крышами домов единственной одинарной улицы заброшенного поселка, находилось местное кладбище. Там же было и языческое капище в виде засохшего ствола кривого дерева, обвешанного разноцветными тряпочками. Сопка, где находилась рота, была выше, и через долину речки Олег частенько видел Колю, производящего какие-то манипуляции в этом месте.
       
       Немного поразмыслив, взглянув на крутую деревянную лестницу в двести дощатых ступеней, поднимавшуюся на ротную сопку сразу от офицерских домов, Олег решительно направился в сторону поджидавшего приятеля.
       
       
       Улица заканчивалась полуразрушенным зданием рыбного заводика, с горой слипшейся под дождями соли, которую брали на различные нужды, распиливая ее двуручной пилой. От него вглубь распадка, в направление озера Киран стояли довольно добротные дома из нетолстых бревен лиственницы, обмазанных снаружи побеленной глиной, весьма напоминавшие украинские мазанки, только крыши были покрыты не соломой, а пробитой рейками толью.
       
       Олегу всегда было грустно в этом месте неудавшейся попытки русского народа, в большинстве своем татарской или украинской национальности, приобщить местное население к так называемой цивилизации. Когда-то здесь был рыбно-животноводческий совхоз. Но если рыбу еще более-менее привычно ловили, то никак не могли понять смысла животноводства - зачем кормить и обихаживать зверей, когда они сами прекрасно живут и питаются в окрестном лесу? Надо покушать - пошел и убил!

       Промаявшись несколько лет, руководство района решила перевести всех жителей в поселок Некрасовка на берега пролива между заливами Сахалинский и Помрь и организовать там чисто рыбопромысловую организацию. Эта затея удалась, и периодически оттуда в Ныврово наезжали бригады рыбаков, летом на ловлю красноперки, кумжи или кеты, зимой на подледный промысел наваги. Мужчины угощали солдат спиртом или портвейном, женщины, что по моложе, дарили любовь. Молодые защитники Отечества, оторванные от родных и близких, отвечали аборигенам таким же вниманием, любовью и помощью. Постоянно здесь жили только четыре старика, занимая один из домов - Коля, Семен, Таня и совсем древний, как лунь седой, старик без имени. Его называли "шаман". Тот постоянно сидел на печи и, раскачиваясь, что-то пел себе под нос. Статус Тани Олег так и не мог определить, то ли она была сестра мужчинам, то ли общая жена.
       
       Пройдя мимо заброшенных домов, зияющих пустыми глазницами оконных проемов, по заросшей дороге, зашли в темные сенки колиного дома. Чертыхаясь, натыкаясь на рыболовецкие снасти, разложенные вдоль стен, Коля открыл дверь в комнату. Напахнуло проголклым рыбьим духом. У единственного грязного окна стоял пустой стол - вся мебель этого жилища. Ни стульев, ни лавок не наблюдалось. В углу валялось несколько нерпичьих шкур, служивших постелью, покрытых лоскутными одеялами.
       
       Таня возилась у печки и особой радости не выразила прибывшим, только внимательно оглядела Колю узкими слезящимися глазами и, заметив вещмешок, шустро стянула его с плеча соплеменника. Призывно звякнуло стекло бутылок. Не обращая внимания на окружающих, она, зачерпнув воды из ведра алюминиевой кружкой, другой рукой достала бутылку спирта и, сковырнув пробку двумя черными, торчащими изо рта зубами, осторожно налила жидкость в емкость. Поболтав содержимое, залпом выпила. Коля тем временем готовил закуску прямо на полу посреди комнаты, постелив лист фанеры, пестрящий жирными пятнами.

       -А Семен-то где? - спросил он.
       -Бакланов на залив пошел стрелять, - просипела обожженной гортанью Таня.
       
       Нарезав юколы из кеты, разлив спирт по кружкам, Коля жестом пригласил Олега.

       - Дай хоть хлеба корочку закусить, - попросил Олег, усаживаясь на пол "по турецки".
       - Таня, у нас хлеб есть?
       - Да вон, на окне лежит, но вы его не разгрызете, давно лежит, - все еще сиплым голосом
ответила та.
 
       Ротный пекарь делал хлебную выпечку раз в неделю и всегда приносил буханку в этот дом, но её пробовали только горячей, оставшиеся полбулки или более обычно так и засыхало.

       - Коля, почему вы хлеб не едите?
       - Пустое, однако, сил не дает... Трава! Бери юколу!
       
       Выпили, закусили вяленой кетой. Коля налил по следующей. Таня настоятельно подсунула свою кружку ему под нос.

       - Ты хоть водой разбавляй, - проворчал тот.
       - А чё шаману своему не наливаете? - спросил Олег.
       - Ему не надо, он уже на пути к верхним людям.
       
       Пришел Семен, такой же, как Коля, низкорослый, худой старик. Поставив малокалиберную винтовку в угол, присоединился к застолью. Выпили еще несколько раз, закурили, Таня прикорнула на шкурах у стены. Коля рассказывал Семену, про родственников: кто умер, кто чего добыл, кто куда уехал. Олегу стало скучно, и он вскоре распрощался.
 
       Проходя мимо офицерских домов, услышал музыку - доверенное лицо из роты уже поделилось привезенным Олегом спиртом. Обычаи соблюдались неукоснительно, хоть и носили весьма лицемерный характер.
       
       В спальном помещении роты был натянут экран, и тарахтел кинопроектор "украина". Как всегда, за ночь должны были пересмотреть все десять привезенных фильмов, а потом каждый вечер запускали понравившиеся картины.

       -Ну, ты где бродишь? Водка прокисает! - встретили его громкими возгласами уже веселенькие однополчане. - Давай рассказывай, как там, в цивилизованном мире.
       - Ой, мужики, устал! Потом расскажу. Давайте полкружки и я отрубаюсь.
       - Вон тебе письма, - Витька Соловьев подал несколько конвертов.
       
       Выпив разведенного спирта и закусив сытной котлетой из кумжи, которые великолепно готовил один солдатик из сахалинцев, Олег прошел к своей кровати. Сил читать письма уже не было. Не раздеваясь, бухнулся на постель. Последняя мысль его была - "как дома-то хорошо..."
       
       Со следующего утра потянулись для Олега армейские будни. Завтрак с соевым кофе со сгущенкой и бутерброд с маслом, утренний развод с привычной командой "На боевое дежурство по охране воздушных рубежей Союза Советских Социалистических Республик заступить!", работа и профилактические настройки на радиолокационной станции, оперативные дежурства по роте, когда он отвечал за всю воздушную обстановку в вверенном подразделению секторе неба. Дни тянулись медленно и однообразно. По вечерам или просмотр наизусть выученных кинофильмов, или игра в карты на папиросы "Звездочка".
       
       Тем временем, зима брала своё. Отшумели осенние штормы, закупорив галечной дамбой выход к морю речки Нывровки и заливов, которые в одну прекрасную ночь подернулись довольно толстым льдом. Сопки хребтов оделись в белоснежный наряд, ярко сияющий под лучами пока еще яркого солнца. Солдаты переоделись в чистошерстяные гимнастерки и галифе, многие достали и надели серые пимы. Природа засыпала. На Миф-Тёнгр пришла зима.
       
       Олег проснулся от какого-то шума в казарме. Под утро он сменился с дежурства и досыпал свои часы в спальном помещении. "Явно что-то произошло", - подумал он. Накинув бушлат на плечи, побрел в курилку. Там сидели несколько солдат и громко разговаривали.

       - Чё случилось? - Олег наклонился прикурить к дымящей папиросе одного из сидящих.
       - Колю-нивха нашли сегодня на заливе мертвым.
       - Как мертвым?! - Олег, забыв о не прикуренной папиросе, медленно опустился на лавку.
       - Как, как! Как мертвыми бывают!
       - Что с ним?
       - Да кто его знает. Вообще бы могли не найти, его уже снегом замело, да собака евонная выла уже сутки и все звала людей к месту, где он лежал.
       - А Семен с Таней что?
       - Да пьют уже неделю, после последнего борта. Походу, всю коллективную пенсию на спиртягу израсходовали. Если б Соловей не почуял неладное, не пошел за колиной собакой, та скулила сутки, так бы по весне унесло в море труп.
       
       Хлопнула входная дверь казармы. В курилку ввалился взмыленный Витька Соловьев.

       - Дайте закурить! Уф-ф-ф, ну, блин, покойники и тяжелые! - скинул шапку, приглаживая мокрые вихры.
       - Где он сейчас? - спросил Олег
       - В сенки затащили.
       - Так, надо бы в комнату, на стол положить, - задумчиво произнес кто-то.
       - Ага, в комнату! - Витька жадно затянулся дымом, - там Таня беснуется, в сиську пьяная. Она, походу, и не понимает, что произошло. Да потом, попробуй его распрями, окоченел уже и лежит на боку, скрюченный.
       
       Быстро одевшись, Олег вышел из казармы. По свежеочищенным деревянным трапам, направился к лестнице ведущей в распадок. На верхних ступеньках заканчивал уборку снега дневальный.

       - Кто ни будь проходил? - спросил Олег
       - Командир с замполитом недавно поднялись. Говорят в командный пункт пошли радировать в Оху.
       
       Рядом с нивхским домом сидела колина лайка и грустными глазами глядела на Олега. Распахнув пошире дверь в сенки, что б было посветлей, он зашел во внутрь. В углу лежало что-то бесформенное облаченное в заиндевевшее тряпьё. Лица видно не было, только кулак, сжимающий верхнюю часть полы телогрейки, натянутую на голову. Колени были прижаты к локтям. Олег присел на корточки, закурил. За дверью избы слышалось или завыванье, или какая-то протяжная песня. Заходить не стал, а, оторвав дранку от толевой обивки стены, попытался измерить длину и ширину будущего гроба. Получался почти квадрат. Резать сухожилия и распрямлять труп, естественно, никто не решится. Да и горб на спине нивха помешает христианскому расположению в "домовине", а тут он как нельзя лучше вписывался в плоскость квадрата.
       
       Прокручивая все эти мысли у себя в голове, Олег шел в роту, прихватив с собой импровизированную линейку из дранки. Поднявшись на сопку, подошел к своей радиолокационной станции. Рядом с ней были уложены добротные дощатые ящики с защелкивающимися замками и откидывающимися ручками из стальной катанки. В ящиках было оборудование для выносной радиолокационной антенны, которую собирались устанавливать весной. Оборудование было не стандартным, и ящики имели различные размеры. Отметив взглядом несколько подходящих по форме, Олег направился к командному пункту.
       
       Командный пункт находился в довольно просторной избе. У одной стены располагались блоки мощной радиостанции, у другой планшет - плексигласовый лист два на два метра с нанесенной на нее картой, разбитой координатной сеткой. Сюда поступала информация с радиолокационных станций, здесь планшетист наносил стеклографом маршруты воздушных целей, а радист передавал их координаты на командный пункт полка, находящегося за полтысячи километров. Таким образом, из информации тысяч радиолокационных точек, разбросанных вдоль границы страны, вырисовывалась общая картина воздушной обстановки на данный момент.
       
       Весь командный состав роты был в сборе.

       - Здравия желаю! - отдав честь, Олег опустился на низенькую скамейку у полуоткрытой дверцы печки, - Что Оха говорит?
       - Закапывайте, говорит! Никто сюда не приедет, ни следователи, ни родственники, никому это не интересно. Бог дал, бог взял, - недовольно пробурчал командир.
       
       Повисла тягостная тишина, нарушаемая писком морзянки.

       - Ладно, хватит сидеть! Ты, Сунагатулин, берешь четверых солдат и идёшь копать могилу.
       - Так, товарищ капитан, земля-то и летом мерзлая, а сейчас вообще ее не сковырнуть, - Захар- татарин растерянно моргал глазами.
       - Возьмешь бочку соляры и разогревай матушку-землю. Еще старые покрышки возьми.
       - Надо тут же хоронить, - вмешался Олег, - иначе потом не закопаем, вынутая земля смерзнется.
       - А ты, Шаров, займись гробом! - командир посмотрел на Олега.
       - Да чё им заниматься, готовый есть.
       - Где это, готовый? - командир вопросительно поднял глаза.
       - Да ящики из-под "унжии", выбирай любой.
       
       Такое было кодовое название выносной радиолокационной антенны. Командир на минуту задумался.

       - А оборудование куда денешь?
       - Упакуем в брезент, ничего ему не сделается.
       - Хорошая мысль! Благодарю за сообразительность! - и, обращаясь уже к замполиту, скомандовал, - Лейтенант, возглавьте это мероприятие. Я остаюсь здесь с сокращенным боевым расчетом.
       
       " Никому-то ты, Коля, не нужен стал, после смерти. Все хотят поскорее избавиться от этой заботы, перекладывая проблемы друг на друга" - думал Олег, выбирая последний "смокинг" для приятеля.
       
       Достав элементы конструкции антенны из ящика, выбив обухом топора внутренние крепежные траверсы, понесли этот импровизированный гроб вниз, в распадок Нывровки. На другой стороне, на краю плато, уже поднимались клубы черного дыма. Вокруг копошились фигурки людей. Захар приступил к выполнению задания.

       - Ну, блин, и гроб миллионерский у Коли будет, добротный, с ручками и замками! Такой в этом, последнем, фильме показывали, - ухмылялся Витька Соловьев, держась за ручку ящика и поспевая за рослыми солдатами.
       
       Олег промолчал.
       
       В нивхской хате по комнате шаталась растрепанная и пьяная Таня. Семен валялся у стены. Шаман пел свою песню, раскачиваясь тщедушным телом на остывшей печи.

       - Вы прощаться будете? - обратился замполит к женщине.
       - С кем прощаться? Зачем прощаться? - закричала Таня, блестя безумными глазами.
       - Так у вас в сенках труп лежит. Сейчас хоронить будем.
       - Вы солдаты, вы воевали, вы хороните погибших! - продолжала кричать та.
       - Ладно, лейтенант - видите она невменяема, пойдемте отсюда, - сказал Олег, вышел в сенки и, обращаясь к солдатам, приказал: " Кладите в ящик".
       
       Скрюченный труп не сразу вошел в деревянный объем, пришлось приложить некоторое усилие, что бы впихнуть его. Наконец крышку закрыли, щелкнули хорошо пригнанные натяжные замки. Процессия двинулась к склону плато.
       
       Вокруг дымящейся ямы, сантиметров восемьдесят глубиной, суетливо бегал Захар, подгоняя солдат. Тянуло неприятным запахом горящей соляры.

       - Опускайте уже, - крикнул он, - а то земля замерзает!
       
       Ящик опустили в могилу, и солдаты быстро закопали его. В изголовье поставили бочку из-под солярки. Замполит затянул речь, в плане политики партии и правительства в отношении представителей малочисленных народностей. Что-то говорил о светлом будущем, и все в этом духе.
       
       "Без церковного пенья, без ладана, без того, чем могила крепка" - вдруг вспомнились слова из любимой бабушкиной песни. Олег отошел к сакральному дереву. Нащупал в кармане бушлата лоскут красной материи от старого транспаранта. Этой тряпкой он протирал экран локатора от пыли. Оторвал полоску и привязал к ветке.

       - Ты чё это делаешь?

       Сзади стоял Витька Соловьев.

       - Поминаю Колю по их обычаю. По нашему бы помянуть. У тебя ничего в заначке не осталось?

       - Брага пойдет? Три дня, как поставил.
       - Сахар где взял?
       - Так я на леденцах из посылок замутил. Прошлый раз у всех молодых забрал. Пошли ко мне в агрегатную.
       - Там же дизель орет.
       - Отключил я его, когда сюда пошли, станция-то открутилась по графику.
       
 
       Электроэнергию для нужд роты давали бензиновые и дизельные генераторы, которые располагались в нескольких заглубленных землянках. В одну из них и спустились Олег с Витькой. От нагретого блока дизеля излучалось тепло. Витька снял со стены пятилитровый огнетушитель, который с незапамятных времен выполнял не свойственную ему функцию, и начал откручивать крышку.

       - Смотри, плесканет в шары! - забеспокоился Олег.
       - Не боись, я периодически стравливаю газы.
 
       Пшикнуло и запенилось вокруг резьбы. По агрегатной поплыл дрожжевой аромат.
Разлили по эмалированным кружкам мутную жидкость.

       - Ну, помянем Колю-нивха, - произнес Витька, поднося кружку к губам.
       - Вот и дождались...
       - Что дождались? - Соловей вопросительно посмотрел на Олега.
       - Колю Верхние Люди дождались, - ответил тот, и медленно выпил сладковатый напиток.
       
Sage (Шалфей) 2007г.