Одиночество

ИВАН КОРВИЛЛИ - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ОДИННАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВСМ

Александр Иванович вдруг стал одиноким. Еще вчера в его просторном доме тут и там слышались голоса, детский смех, гремела музыка, устраивались торжества и просто вечеринки. И вот на тебе – никого не стало. Сначала съехала дочка с зятем и внучкой Оленькой. Потом женился сын и тоже переехал жить в другой город. Остался только он, Александр Иванович со своей женой Анной Сергеевной, милой, очень доброй и улыбчивой женщиной.
Жили они дружно. Друзья и товарищи по работе с удовольствием заходили к нему пропустить по рюмочке хорошего вина или водочки, поговорить, поспорить о политике, вспомнить давно минувшие дни молодости. На лето приезжали внуки, а иногда и сами дети. И тогда в доме снова начиналась суета и суматоха.
Но внуки выросли, дети состарились. Неожиданно погиб любимый сын Володя, задохнувшись в дыму от пожара, который устроил сам, заснув с сигаретой в кровати. Еще раньше умерла невестка – рак молочной железы. От них остался один внук Миша, который, отслужив в армии, устроился работать охранником в городе. Дочка с мужем уехала на Украину, в Львовскую область и в родительский дом почти не приезжала, и лишь иногда звонила по телефону. Внучка Оленька тоже выросла, вышла замуж за турецкого студента и вместе с ним уехала на его родину в Анталию. Анна Сергеевна сильно заболела после трагической смерти сына, и через год ушла из жизни.
Оставшись один, Александр Иванович больше не женился и жил один пока совсем не одряхлел. Приходили к нему работники собеса, предлагали поехать в дом-интернат для престарелых, но Александр Иванович категорически отказался. Чтобы он, Сашка Колдунов, бравый солдат, прошедший три войны, финскую, японскую и германскую, горевший на тушении пожаров, а теперь настоящий ветеран войны, весь в орденах и медалях, пошел в богадельню?! Да никогда!
Так шли дни за днями. Но однажды Александр Иванович проснулся раньше обычного, где-то около пяти. Пошарил рукой, ища выключатель настольной лампы, и не найдя незлобно выругался про себя и стал медленно подниматься с постели. Опустил одну ногу, потом, помогая руками и кряхтя, стал опускать вторую, которая почти совсем отказала. Скинув одеяло Александр Иванович стал подниматься и, едва передвигая ноги в толстых шерстяных носках, побрел к туалету. После долгого стояния – одолел проклятый простатит – справил свою нужду и прошаркал на кухню включать свет. Дом озарился едва заметным тусклым желтовато-грязным светом. Лампочки в хрустальных люстрах почти перегорели, а сами люстры были покрыты толстым слоем пыли и грязи, как и стекла в окнах, отчего в доме всегда стоял полумрак.
Александр Иванович включил электрический чайник, и пока тот шумел на столе, умылся, смочив холодной водой заросшее щетиной лицо. Посмотрел в зеркало и сам себя не узнал:
- Я ли это?
Горячий чай обжег ему горло так, что он закашлялся.
- Ну вот, еще нелегкая. Чаем давлюсь! – поругал он себя.
Нашел на столе остатки вчерашней пачки печенья и стал мочить его в чашке с чаем, а потом, медленно посасывая, наслаждался его теплом и вкусом. Александр Иванович уже давно ничего не готовил сам. Питался овсяным печеньем, пряниками, которые для сытости заедал сгущенкой. Днем обычно заходила соседка, приносила чего-нибудь горячего, но много есть он уже не мог и стал отказываться от принесенной еды. Ослабленный, сгорбившийся, небритый, в старом свалявшемся шерстяном свитере и в толстых спортивных брюках с подкладкой для тепла, Александр Иванович походил на бомжа, которых часто показывают по телевизору.
Но сегодня был особый день. Пришел его час, и Александр Иванович стал действовать по заранее продуманному плану. Первым делом он побрился. Процесс бритья занял почти час. С непривычки он дважды порезался бритвой, но все же довел дело до конца. В зеркале теперь отражалось бледно-зеленое чистое лицо, и Александр Иванович немного улыбнулся.
- Вот видишь? Оказывается, еще не разучился бриться.
Потом Александр Иванович открыл шкаф и нашел свой парадный костюм со множеством медалей и орденов. Он бережно повесил брюки и пиджак на спинку стула. Медали звякнули, и слезы невольно скатились по его щеке.
- Э-эх-ма, где же вы теперь мои годки?
Справившись с этим, Александр Иванович отобрал любимую рубашку из чистой шерсти с голубизной в узкую полоску.
- Аннушка подарила к шестидесятилетию, кажется, - стал он вспоминать.
Потом он достал новые носки, майку, трусы, все это сложил в пакет и положил его рядом на стул.
- Ну вот, и с этим разобрался. Молодец, - похвалил он себя.
Посмотрел на часы и стал подгонять себя:
- Скоро девять, надо спешить. Не ровен час придут собесовцы раньше обычного, а я не готов.
Наконец он достал с полки шкафа пару кожаных ботинок и тоже поставил рядом со стулом. На верхней полке нашел новенький, еще ни разу не надетый спортивный костюм, взял его и отнес к кровати. Присел на второй стул и стал медленно переодеваться.
Старческое тело было непослушным, вялым, один раз Александр Иванович чуть не упал, но все же смог переодеться. Подошел к зеркалу, причесался и попытался улыбнуться сам себе, но, увидев в ответ лишь тоскливые глаза, пошел обратно. Из верхнего ящика в комоде достал пакет с лекарствами, долго их перебирал, пока не нашел упаковку фенобарбитала.
- Ну вот, нашел. Пора.
Достал альбом с фотографиями, сел на диван и стал листать. Долго вглядывался в лица своих близких, словно ища у них поддержки и совета, как ему быть сейчас.
- Вишь ты! А Оленька-то вылитая Аннушка!
Александр Иванович вздохнул и перевел взгляд на другую фотографию, где его жена с мягкой улыбкой и ласковым взглядом смотрела на него, словно звала к себе. Слезы снова навернулись на глаза Александра Ивановича.
- Я скоро приду к тебе, моя милая Аннушка, - проговорил плачущий навзрыд старик.
Сколько он так просидел никто не знает. Но вот слезы просохли. Убрав альбом Александр Иванович подошел к иконке, скромно висевшей в уголке и трижды перекрестился, что-то бормоча себе под нос.
- Ну вот, теперь все.
Снова посмотрел на часы – без четверти одиннадцать.
- В обед аккурат и буду…
Александр Иванович сел на кровать, достал упаковку фенобарбитала и стал глотать одну таблетку за другой. Когда пачка опустела, Александр Иванович лег на кровать и стал засыпать. Ему сделалось легко и спокойно. Легкая улыбка появилась на его лице…

Таким его и застали пришедшие через несколько часов работники собеса.
- Надо же! Все приготовил! – сказала одна из женщин, показывая на приготовленный костюм и обувь.
- Да… Жил порядочно и умер как человек, - ответила ей другая, и найдя глазами иконку перекрестилась. – Прости, Господи, раба твоего Александра, и не суди строго…