Я не хочу быть Зверем

МАКСИМ ВАЛОВ - http://www.proza.ru/author.html?maximax

«Будь проклят Бог,
За то что создал Зверя!
Будь проклят Я,
За то, что Зверем стал»
RaGa



Я опять заблудился в вневременьи
Я не знаю куда идти…
Почему я ловлю мгновения?
С этой жизнью не по пути?...

Двести грамм медицинского спирта. Солоноватый привкус крови на губах…
И нет больше Макса. Вместо меня появляется хищный Зверь… Машина, запрограммированная на убийство.
И остановить этого Зверя может только Нежность, только Любовь.

Иногда я с ужасом ловлю себя на мысли, что мне хочется назад… в славные восьмидесятые… В Кандагар…
Почему с ужасом? Что такого в этом ужасного? Да вроде бы ничего. На первый взгляд. Ну, хочется и хочется. Мало ли кому и что хочется. Хотеть, как говорится, не вредно.
Но когда я начинаю анализировать причины такого желания – мне становится страшно.
Там было все просто и понятно. Вот враг, вот я. Врага надо убить. Себя сберечь. И абсолютная уверенность в том что ты все делаешь как надо. Интернациональный долг, понимаешь ли.
Какими же мы были идиотами! Мы не понимали, что мы убивали Народ. Со своими привычками, традициями, укладом жизни. Народ, который хотел быть независимым. Не надо думать, надо убивать…, насиловать, грабить. И думать при этом, что ты сеешь разумное, доброе, вечное… И думали ведь…
Хочется вернуться в то время, когда думать было не обязательно? Что ж тут ужасного? Думать вредно…
Хочется убежать от себя? Да, это нужно. Иногда. Тогда не надо будет думать о том, что случилось с тобой и с твоей семьей. Почему ты стал вдруг никому не нужен в своем собственном доме, который строил долгие годы? Строил с любовью, с надеждой на то, что тебе будет хорошо в нем.
Дом, милый дом. Где он? Куда ушла любовь из этого дома? Почему, когда ты был нищим, когда уходил в длительные, опасные командировки, тебя любили и ждали? Почему, когда ты начал зарабатывать какие-то деньги, когда, уходя на работу, знал (и все знали), что обязательно будешь ночевать сегодня дома, тебя перестали любить? Почему у тебя перестали просить любви, а начали просить денег? И дома уже ночевать не хочется. И ночуешь там, где у тебя просят не денег, а любви. И сами отдают тебе свою ласку, свою любовь.
И в желании убежать от этого, тоже нет ничего ужасного. Мало ли, кому плохо дома?
Ужас от желания туда вернуться не в этом.
Ужас в том, что я знаю… Я опасен для общества, в котором я сейчас обитаю…
Ну, не для всего общества… Манией величия я, слава Богу, не страдаю.

Двести граммов спирта, солоноватый привкус крови на губах…
Я возвращался с другом с новогоднего вечера. В метро. Мы были такие хорошие… Мы любили весь мир, всех пассажиров. Нам было так хорошо…
И вдруг в вагоне какой-то… какая-то…, в общем, какая-то мразь, начала ругаться матом. Громко, грубо, пошло. (Хотя даже мат иногда бывает красивым, если к месту и времени…)
- Слышь, мужик, ты чЕ? Здесь же дети, женщины? Не хами.
- А ты кто такой? Интеллигент что ли?
Короткий, неожиданный удар… Рефлексы не подвели… Кулак скользнул краешком, чуть задев губу…
Солоноватый привкус крови на губах…
Я пришел в себя от того, что какая-то женщина, нежно обняв меня за шею, нашептывала мне на ухо нежные и красивые глупости
- Братишка, родной мой, все в порядке, успокойся, ты дома, ты в Москве. И я рядом, твоя сестренка, и я люблю тебя, и я не брошу тебя здесь. Пойдем со мной, милый. Ты самый лучший, и я люблю тебя. Только успокойся, пожалуйста.
Кровавая пелена перед глазами рассеялась.
Мразь лежала на полу, в луже крови… Пассажиры (и дружок мой тоже) испуганно зажались в стенки вагона.
Я не мог этого сделать. Я не люблю драк. Я могу убить в драке. Меня учили…
Но я это сделал… Я рвал его зубами… Я раздирал его на части руками… Его зубы были рассыпаны по всему вагону, а костяшки моих пальцев ярко белели в кроваво-красном ареоле на фоне моей загоревшей кожи (я только что вернулся из Египта).
А ему хватило бы простой крепкой пощечины…
Солоноватый привкус крови на губах. А кровь врага - она еще и сладкая.

Нас берегли там, в Афгане. Мы не имели права воевать. Мы должны были думать. Мы разрабатывали операции, вербовали агентуру, которая должна была умирать вместо нас, убивая главарей душманских бандформирований, рассказывая нам об их планах… Кроме нас, этого не умел никто.
Но мужская натура брала верх. Мы не могли смотреть, как уходили на операции и не возвращались наши друзья из спецназа. Мы не могли смотреть на их обезображенные тела, если удавалось их находить. И мы хотели мстить.
И мстили. Мы втихаря уходили со спецназом. А недостаток боевого опыта и боевой отваги компенсировали спиртом. Двести грамм…
И когда начинается драка – прикусил губу…
Солоноватый привкус крови…
И нет Макса, Коляна, Сашки… И автомат в руках у Зверя…
И возвращали нас к жизни, к нормальной жизни, сестренки, нежно обнимающие нас за шею и шепчущие на ухо нежные и красивые глупости.
И как она вычислила меня в этом вагоне метро? Как вспомнила, каким образом можно укротить Зверя?
Только Любовь и Нежность могут укротить Зверя и вернуть ему человеческий облик.

Так почему я с ужасом ловлю себя на мысли, что опять хочу туда, в Кандагар?
Потому что мне понравилось быть Зверем? Потому что понравилось убивать?
А здесь этого делать нельзя?
Или потому, что здесь, рядом, нет сестренки, которая не позволит мне превратиться в Зверя? Которая любит меня и готова всю жизнь шептать мне на ухо милые нежные глупости?
Где ты, сестренка? Я не хочу быть Зверем.