Иноземец глава 29

ГЛАВА XXIX
ВОЗВРАЩЕНИЕ
 С первыми лучами рассвета, Хейли и Брент вышли из подъезда. На улице было пустынно, и они шли никем не замеченными.
 - Ты знаешь, в какую сторону идти? – спросил Брент.
 - Знаю, идём.
 Вскоре им стали изредка попадаться патрули, но так как они оба были одеты в гражданскую одежду, на них не обращали внимания.
 - Всё, - сказал Хейли. – Мы почти пришли, дальше пойдёшь один.
 - А ты? – вскинул голову Брент. – Идём со мной!
 - Я приду позже. Мне нужно решиться.
 Брент пожал руку Хейли.
 - Я буду ждать тебя. Я расскажу им твою историю, буду ходатайствовать о снисхождении к тебе. Они поймут, я уверен. Не могут не понять.
 - Спасибо, Джим, я приду, когда наступит время.
 Хейли долго стоял и смотрел вслед Бренту. В нём боролись противоположные чувства. Ему хотелось броситься следом за другом, и в то же время, ему хотелось бежать прочь.

 Прошло некоторое время, Хейли продолжал жить тихой жизнью, ютясь в одной полуразрушенной квартире. Его никто не трогал. Это удивляло Хейли, но никто не интересовался о том, кто он и откуда.
 Но самым удивительным для него было то, что к нему время от времени наведывались Велемир Кустурица и Марьяна. Более того, они иногда снабжали его продуктами, которые он стыдился брать. Велемир вновь был офицером запаса, а Марьяна работала на одном из уцелевших заводе.
 А положение в стране ухудшалось. Правда авиационные обстрелы прекратились, и жители постепенно возвращались на свои места, но всё происходило так, как и предсказывал Брент. Русские войска, которые освободили один из аэродромов, были вновь выведены из страны, а аэродром вернулся под контроль НАТО. Милошевич подал в отставку, и его место занял человек лояльный к НАТО, и со дня на день его войска должны были войти в республику. Война, действительно, оказалась лишь политической игрой, все старания сербской армии, ополченцев и российского спецназа, были перечёркнуты одним росчерком пера. И все многочисленные жертвы были принесены впустую. НАТО становилось полноправным хозяином Югославии.
 И Хейли решил вернуться.
 Нет, он вовсе не надеялся на снисхождение, да и не хотел его. Просто он не мог больше выносить этого позора рода человеческого, этого позора, называемого войной. Втайне он даже надеялся на смертный приговор. Это было лучше, чем жить в этом безумном мире, где нет надежды, где есть только ненависть и желание пролития человеческой крови.
 Во время последней встречи с Кустурицей, он сказал ему об этом.
 - Да, это правильное решение, - поддержал его Кустурица. – Помнишь историю о Маугли? Ведь, рано или поздно, но он всё равно вернулся к людям, хотя всем было ясно, что он не сможет жить среди людей. Но, тем не менее, он не мог и оставаться в джунглях, среди зверей. Ты понимаешь, к чему я клоню? Каждый должен вернуться туда, откуда пришёл.
 - Я понимаю вас, - ответил Хейли. – Вы хотите сказать, что я как тот самый Маугли, не способен жить среди вас, поскольку я чужой для вас. Я – иноземец.
 - И не просто иноземец, - подтвердил Кустурица. – Ты пришёл сюда не по доброй воле, не для того, чтобы здесь остаться жить. Ты был загнан в угол, и принял единственное решение, которое было возможно в тот момент. Но теперь ты страдаешь, ты мучаешься. Ты чувствуешь, что у тебя большое пятно на твоей совести, и ты хочешь его смыть, ты хочешь успокоить голос совести, но не знаешь, как это сделать. А сделать это можно только одним путём; вернуться домой.
 - И я возвращаюсь, - твёрдо сказал Хейли. – Пусть будет, что будет. Это всё же лучше, чем быть изгоем, быть отверженным.
 - Мудрое решение.
 - В таком случае, прощайте, господин Кустурица.
 - Велемир. – Улыбнулся полковник запаса. – Зови меня Велемир.
 - Пусть будет так, Велемир. – Хейли пожал протянутую руку.
 - Тогда уж позволь мне отвезти тебя в консульство. Помнишь, как в тот самый первый раз, когда ты вынес на себе раненого.
 - В тот раз мы так и не доехали. – Опустил глаза Хейли.
 - Я надеюсь, что в этот раз всё обойдётся без происшествий.
 
 Они ехали в легковой машине, принадлежащей Велемиру. В этот раз всё было по-иному. Оба были одеты в гражданскую одежду, у них не было оружия, и на Хейли не смотрел со жгучей ненавистью охранник. Стоял тёплый летний день, и в небе больше не носились зловещие тени самолётов, готовые в любую минуту уничтожить тебя.
 Сидя рядом с Кустурицей, Хейли вспоминал всё то время, что он провёл в Югославии. Перед ним проходили лица, лица людей, его ненавидящих, тех, кто знал о том, кем он был на самом деле, и не мог простить Хейли этого. Среди них были Рестовский, Манойлович и многие другие. Хейли хорошо понимал их чувства, и ни в чём не винил их, да и не мог винить. Ведь многие из этих людей погибли, и, погибая, проклинали его и его боевых товарищей, от рук которых они приняли смерть.
 Вспоминал он и тех, кто понял его и сумел простить. А ведь это было сделать им очень нелегко, да и было таких всего два человека. Сам Велемир и Марьяна. Только два человека поверили ему, и оказывали помощь, за что Хейли был им премного благодарен.
 Сумел его понять и простить его бывший напарник Джимми Брент. А ведь в его глазах он должен был быть не менее ненавистным, чем он был в глазах сербов. Для него Хейли должен был быть просто предателем и дезертиром. Хейли вспоминал их разговор в тот вечер. Его поразило то, что Брент считал виновным в той катастрофе себя, и что у него словно свалилась гора с плеч, когда он узнал, что Хейли жив. Странно, всё-таки, судьба играет с человеком.
 Хейли вспоминал свою работу в госпитале. Ведь все в нём считали Хейли журналистом. О, с какой надеждой они смотрели на него, пересказывая свои горести, свои несчастья. Бедняги, они верили, что если об их участи узнает мир, то всё человечество встанет на их сторону. Верили, что все их беды после этого прекратятся.
 Хейли с болью в сердце вспоминал страдания в лицах этих людей, этих калек, которые были лишены навек полноценной жизни. Ему вспоминался один мужчина средних лет, который рыдал у него на плече. Под бомбёжкой погибла вся его семья; жена и сын. Как он проклинал НАТО, и жалел о том, что в момент удара его не было рядом с семьёй. Он хотел погибнуть вместе с ними, не хотел жить один. Ведь семья была единственным, что у него было в жизни, самым близким. Как он страдал бедняга, как мучился.
 Всё это проходило перед глазами Хейли, заставляя его испытывать сильные угрызения совести. Чтобы сделал этот человек, если бы узнал правду о том, кому он так доверчиво раскрывал душу.
 Но, несмотря на всё это, Хейли чувствовал непонятное облегчение оттого, что возвращался в НАТО. Брент был прав, каким бы суровым не был бы приговор трибунала, он бы снял всю эту тяжесть с души Хейли, тяжесть неопределённости и безвыходности положения. Эта тяжесть уже становилась легче оттого, что Хейли нашёл в себе мужество сдаться. Он это чувствовал, и понимал, что он на правильном пути, более того, он выбрал единственный правильный путь.
 Единственным человеком, который провожал Хейли в его путь, была Марьяна. По какому-то необъяснимому стечению обстоятельств, она оказалась первым человеком, который встретился Хейли, и была наполовину одной с ним крови. Не было ли это чем-то посланным свыше? Хейли не знал ответа на этот вопрос, и возможно никогда не узнает. Есть вещи, которые навсегда сокрыты от понимания людей.
 Велемир остановил машину напротив американского консульства. Хейли выбрался из автомобиля и, в нерешительности остановился, глядя на развевающиеся американские флаги, расположенные над входом в здание.
 Кустурица высунулся в окно.
 - Удачи тебе!
 Это были последние слова, которые Хейли услышал от полковника, слова, вновь наполнившие его решимостью. Сделав глубокий вдох, и набравшись храбрости, он твёрдым шагом поднялся по ступенькам, ведущим к консульству, и скрылся за стеклянными дверьми.
2000 – 2006-й гг.