Переполох в Змеищево

Иллюстрацию нарисовал Synroc с форума Экслера. Спасибо ему огромное! :)



Есть в Борзянской области одна деревенька. Говорят, в её озере сам Наполеон утопил свой кубок, из которого собирался напиться по случаю взятия Москвы. Или это был не Наполеон... Пожалуй, что напиться в окрестностях озера норовят с тех пор очень многие. Хотя какая нам, собственно, разница, кто что топил-пропил в Змеищевском озере — места там красивейшие.  И от столицы — как в самой столице от одного угла до другого... А в деревне и на трезвую-то голову приключиться может такоOое...




– Заворачивай, заворачивай! – внезапно перед самыми фарами на дорогу выпрыгнуло натуральное чучело и стало орать, размахивая руками в разные стороны, из чего – и при желании завернуть – было совершенно неясно, куда именно это следует сделать. Но я-то заворачивать никак не желал.

Назад ехать нельзя, справа густился сосновый лес, а слева уныло мелькали кресты и оградки деревенского кладбища.

Я затормозил так резко, что все прикусили кто языки, кто щёки, а дедушка, который то ли из принципа, то ли из-за склероза вечно не пристегивался, к тому же разбил нос – и теперь замысловато ругался, орошая кровью салон.

Мимо нас по-прежнему нечасто, но вполне беззаботно проносились легковушки и грузовики, а также мотоциклы... Надо же было, чтобы какой-то ненормальный выскочил непременно перед нами. Съехав к обочине, я открыл дверцу и ринулся к остановившему нас человеку.

Я был очень зол, а потому, не сказав ни слова, несильно, но с чувством толкнул его обеими руками. Даже не ударил – только толкнул. Просто чтобы хоть как-то разрядиться. Остановившее нас чучело оказалось невероятно податливо – от легкого толчка тут же упало на спину. Жена и тёща молниеносно возникли рядом, одинаково залепив ладошками рты – виновник остановки лежал на спине и безмятежно таращился в ночное небо.

– Так. Быстро в машину! Обе! – времени объясняться не было, да и как что-то объяснить двум ошалевшим бабам.

Я присел на корточки и попытался нащупать у неизвестного пульс.

– Вот Костик и дохулиганился до убийства, - шепелявя без выпавшей в дополнение к разбитому носу челюсти, проговорил некстати выбравшийся из машины дед. Его челюсть закатилась куда-то под сиденья, а найти её самостоятельно у дедушки не получилось. Зато удалось испачкать все чехлы.

Дед ловко опустился на четвереньки перед лежащим недвижно человеком, наклонился поближе, прислушался к дыханию и приподнял его голову.

– Кровь! – хором вскричали все, отчего жене и тёще пришлось отнять от губ ладошки. И теперь в свете луны они были похожи на вампиров, потому что размазали себе до ушей одна красную, а другая ржаво-коричневую помаду и выпучили подведенные чёрным фамильно-кукольные глаза. Сколько себя помню, дедушка острым длинным носом и повадками смахивал на кровососа изначально.

– Деда, – ещё минута и я плюну на своё орущее шепелявое трио и, наконец, уеду с этого проклятого места. – Это – твоя кровь.

- Да, моя! А на асфальте-то – его! – дедушку перехлестывало от ехидства.

Наконец, мне удалось найти пульс. Чучело было живо, зато моя семья напоминала нежить.

– Дед, помоги-ка мне его в машину... – теперь уже точно придётся заворачивать в Змеищево, ближайший круглосуточный травмопункт находится именно там.

– А куда?! На заднем сиденьи мы с дедушкой и сумка, - подала голос тёща.

– Как это «куда»? Сзади, мама, три места, между прочим, - возразила Алёна.

– Вот ты и садись сзади с двумя кровящими, а я к Костику на переднее...

– Мария Анатольевна, у меня давно руки чешутся затолкать вас в багажник. От самого Змеищева чешутся. И даже ещё раньше. Со свадьбы, наверное...

– Подумаешь, мне твою бабку-покойницу 47 лет удушить хотелось, однако от другой руки померла, царствие ей небесное! Добрейшей души была – аа... да что толку!.. – дедовы слезы рвали мне сердце.

Вскоре мы мчались назад. Дедушка сидел справа от меня, Алёна с матерью – по обе стороны от пострадавшего.

– Чую, напрасно мы в Змеищево-то несёмся... – шипела тёща, отползая подальше от раненого.

- Сам знаю.



Ещё полчаса назад удирали из Змеищева с наследством. Вернее, с деньгами, полученными за его продажу. Но деньги по закону нам не принадлежали. Да, моя бабуля Катя завещала трёхэтажный каменный дом с бассейном, баней и гаражом на четыре машины, который был перестроен моим отцом и его братом из хлипкой Змеищевской развалюхи и в котором очень даже неплохо проживали помимо стариков мы с Алёной и её матерью, не кому-нибудь из родных, а хозяйке Борзянской клиники «Обновлённая Венера» Ираиде Хлебушкиной. Дом был записан на Екатерину Ивановну просто так, мог бы, конечно, и на Льва Серафимовича – ну, никому из родственников не могло прийти в голову, что Екатерина Ивановна на старости лет начнет выкидывать такие вот коленца.

А коленца выкидывались нешуточные. Когда бабушке Катерине стукнуло 66 – она внезапно загорелась идеей омоложения. Началось с пластической операции, которую она получила в подарок. Ну, по мелочи там – натянули щеки, глаза ушили, губы раздули в пол-лица... Хотя обошлась нам эта мелочь по-крупному. Дальше – хуже. Бабуля совсем вышла из-под контроля и потребовала увеличить ей грудь и откачать жир. Увеличили, откачали.

На нашу беду все перенесенные изуверства не сделали из бабули Кати эталона женской красоты, а превратили её в старую вертихвостку. Целыми днями она пропадала в Борзянске у Ираиды – котлет не жарила, варенья не варила, забросила книжки любимого Хэмингуэя, только по ночным клубам, да по косметическим салонам и бегала. У неё появились друзья, годящиеся ей в дети, а о детях, внуках и муже она и думать забыла.

Я сразу заподозрил недоброе, когда баба Катя, едва мы с Алёной и Марией Анатольевной собрались в Турцию, навязала нам деда. Пусть, мол, старый тоже косточки погреет... Короче, мы вчетвером и отправились. Хорошо отдохнули, между прочим.

– Костик, этот в себя приходит! – просигналила тёща. – Пить хочет...

– Так дайте ему, если хочет!

Алёна выудила из-под ног большую бутылку кока-колы и маленькую – с водой. Воды пожадничала, а потому свинтила крышку и стала поить нежеланного попутчика липкой и приторной тёплой шипучкой. Питьё ему не понравилось, но взбодрило – и виновник нашего возвращения в Змеищево, наконец, заговорил:

– Гы... ге... где я?

– Вы, господин-товарищ, там, куда требовали! – резво встрял дед. – Подъезжаем к Змеищевскому травмопункту. Чего под колёса кидались? Куда нас заворачивали? И вообще... вы кто?

Пострадавший был средних лет нервическим мужичком – и кого-то мне неявно напоминал. Он будто нарочно дёргался и морщился, отвлекая и раздражая одновременно.

– Не скажу.

– Понятно, - я остановил машину. – Алёна, отпусти человека выйти!

Нервический выбрался наружу и бодро затрусил к продуктовому магазину. Но чёрное дело своё он сделал.

– Выходите все! – мою мазду окружили охранники Хлебушкиной.

Нас выволокли из машины и через всю деревню погнали под дулами автоматов к бывшему нашему дому, ещё днём удачно проданному местному богатею Петру Тузикову, который и при жизни бабули предлагал его купить, а уж как проведал, что померла – так и вовсе замучил.

Не успели мы приехать из Анталии, шустрый Тузиков самолично маячил в каждом окне на всех этажах и даже на чердаке, непрестанно названивал и рвался в гости с той самой большой кожаной сумкой, которую теперь тащил один из мордоворотов Хлебушкиной.

Значит, вернулись мы из поездки – а тут... То, что бабы Кати не было, нас поначалу не испугало – дело-то обычное, пока в первый же вечер не явилась Ираида вся в черном с бутылкой водки и тремя конвертами.

Ираида объявила, что бабуля Катя, едва мы отчалили, снова прыгнула под нож какого-то умельца – и скончалась прямо на операционном столе, не выдержав наркоза. Перед операцией она составила завещание и написала три письма – одно мужу, другое всем родственникам, а третье – Ираиде, в нем-то и была изложена её последняя воля. Баба Катя просила в случае летального исхода никого из отдыхавших в Турции и находящихся в Москве не тревожить, тело кремировать и развеять над Змеищевским озером. Подруга всё исполнила, что надо где надо развеяла и теперь вестником смерти обрушилась на нас с письмами и завещанием бабули Катерины.

Деда при таких известиях сразу хватила кондрашка – и он свалился с сердечным приступом. Его забрали в Борзянский кардиологический центр, правда, уже через три дня он сбежал оттуда через балконную дверь.

Но на этом дедовы и наши испытания не закончились. Баба Катя завещала наш дом Ираиде, которая по доброте душевной разрешила нам пожить в нём ещё недельку, а уж после...

– Костик, - дед кольнул меня локтём в бок. – Костик, слышь, эти утюгами жечь будут, я тебе верно говорю! Я не за себя волнуюсь, мне что – я за твоих девушек...

– Не будут, деда, деньги ж на месте. Да нет, пытать не станут, а вот по шее, – я покосился на наш конвой. – А вот по шее мне накостыляют уж точно.

Ираида встречала нас на пороге.

– Ай-ай-ай, Лев Серафимович, как не стыдно! Старый человек, а закон нарушаете! Чужую собственность обманом продали и хотели с деньгами улизнуть. Да и ты, Костик, порядочный вроде бы молодой человек, бабушка тобой очень гордилась! – Ираида укоризненно покачала головой.

– Это вам, Ираида Сергеевна, должно быть совестно! – буркнул дед.

– Деньги! – потребовала она.

Охранник протянул тяжелую кожаную сумку. Хлебушкина расстегнула молнию – и мы все уставились на аккуратно нарезанные и уложенные пачки бумаги.

– Чучело! Это – он!!! Эх, зачем я пошел на поводу у тёщи и набил багажник под завязку чемоданами со шмотками?! Из-за этого сумку с деньгами пришлось в салон брать... – всё, наконец, выстроилось в один ряд. Одежда на три размера больше, в которую тот упрятал деньги, его «бессознательное» состояние промеж двух брезгливо жавшихся подальше баб. Кровь, наверняка, была приготовлена заранее и прикреплена к телу.

Ираида явственно наливалась гневом.

– А ведь теперь, пожалуй, что и будут пытать... – я посмотрел в глаза деду.

Про чучело, остановившее нас на дороге, Хлебушкина и её парни слушать не хотели. Они привязали нас всех к стульям и включили утюг.

– Мне нужны деньги, – медленно произнесла Ираида. – И я их получу. Ваши шкуры мне безразличны, поэтому их будут разглаживать утюгом до тех пор, пока кто-нибудь не заговорит.

И тут деда совершил самый героический поступок за всю жизнь – признался в своём коварстве.

– Я! – дедуля вскинулся и упёрся взглядом в Ираиду. – Это я украл у них деньги.

– Дед, ты что?!

– Да, Костик, прости! В конце концов, это была наша с Катей собственность, а вы купили бы себе квартиру – и меня вон.

– Лев Серафимович! – Алёна с тёщей возмущенно затанцевали на своих стульях.

– Троицу – в подвал, – Ираида ткнула когтистым пальцем в меня и моих баб. – А с дедом мы сейчас быстренько разберемся. Вот и утюжок подоспел. Побрызгаем вас или на сухую, так сказать? А может, сразу признаетесь?

Нас отвязали от стульев и потащили в подвал. Пока тащили, до меня дошло, что дед просто-напросто спасал нас от пыток. Никаких денег он украсть не мог, даже если бы и хотел. У него просто не было возможности их перепрятать – мы ж сбежали сразу, едва выхватив у Тузикова сумку с деньгами.

В подвале нас ждал сюрприз, повергший тёщу и Алёну в состояние наподобие комы. Завидев лежащую на полу бабулю Катю, я, признаться, первым же делом и обрадовался, а они почему-то обе завопили и потеряли сознание – и в себя приходить, судя по виду, скоро не собирались.

– Ээ, ты почему их сюда привел? – обратился один охранник к другому. – Здесь же старуху держим. Этих надо было в другое место.

– Да какая нам разница! Всё равно старухе – конец, а остальным так и так –  в аварию. Пусть напоследок полюбуются друг на дружку. Недолго осталось, – и они вышли, заперев дверь на ключ.

Бабуля моментально вскочила на ноги – она, видите ли, уже пару часов только притворялась связанной – и распутала меня.

– Костик, а где Лёвушка?

– Деду сейчас Ираида пытает...

– Тогда поспешим. Я знаю, как нам выбраться, а твои дамы пусть ещё тут побудут – нам Льва спасать надо. Чертовски кстати, что я именно в этом помещении велела строителям сделать чёрный ход прямо во двор Свиневичей. А дверь – вот она, за полками с огурцами. Давай, Костик, таскай банки!

Вдвоём мы живо разгрузили полки и открыли дверь.

– Скорее, Костик, скорее! – меня и не нужно было подгонять.

– В милицию рванём, баба Катя? – поинтересовался я, выуживая из банки очередной огурчик вместе с букетом укропа и смородиного листа.

– Какая милиция, что ты!? Наша Змеищевская милиция против Ираидкиных головорезов?! К Петру, конечно! У него и оружие, и люди, мы с его бабкой дружим, он мне всегда обещал защиту, если что.



Тузикова команда действовала стремительно и жёстко. Но деда всё же пострадал – и то, как сам признался, по собственной же дурости. Напоролся многострадальным носом на утюг, которым перед ним размахивала Ираида.

– Не бойся, я с тобой! – бабуля Катя в маскировочном костюме вслед за ребятами Петра ворвалась в комнату и бросилась обнимать деда.

– А деньги? – это моя Алёна с тёщей оклемались и выбрались на поверхность.

– А и в самом деле... где деньги?

– Где ж им быть – у меня! – страшно довольный собой Тузиков хлопнул деда по больной спине. – Я вам сразу эти бумажки всунул, да вы так торопились... А заворачивал вас мой свояк, Никита. Вам жутко повезло – поучаствовали в операции по разгрому кровавого бизнеса.


Постепенно наша жизнь зазмеилась по-прежнему. Разве что бабуля больше не рвалась из дома и словно заново гуляла медовый месяц со своим вампиром Львом Серафимовичем.

– А я с самого начала знал, что ты не могла меня покинуть, Катя! Ираидке не поверил, что тебя нет. И про то, чтобы пепел над Змеищевским озером не поверил – вот если б над Калиманджаро...