Глава пятая

Год 708 от Творения Мира. Миглон. Таинственный свиток

1.

– Чёрт возьми! Чёрт! Чёрт! Тысячу раз чёрт побери тебя со всеми твоими выходками и странностя-ми! Я всё расскажу отцу! Всё!
Створки добротной дубовой двери с шумом распахнулись, яростно громыхнув о мраморную сте-ну с одной стороны и шлем задремавшего стража с другой. Страж вскочил и ухватился за рукоять меча.
Из королевской библиотеки пулей вылетел и помчался во весь дух по широкому коридору на-следник короля Нарнорда Светлоликого, истошно вопя и сквернословя на ходу.
Створки, срикошетив, медленно затворились, но в следующее же мгновение настежь распахну-лись снова, и вслед за наследником бодрой пружинящей походкой вышел его младший брат Рон-трод, хохоча во всё горло и отряхивая на ходу кафтан. Заразительный смех его эхом помчался вдо-гонку принцу Лафиенту, обогнал его и беззаботно покатился по сводам впереди, подгоняя того ещё больше.
– Ай-яй-яй, – весело крикнул вослед брату Ронтрод, подмигнув перепуганным до смерти стражам, – как Вы не сдержаны, Ваше Высочество! Как непростительно груба Ваша речь! Стыдитесь, принц! Стыдитесь!
Стражи разинув рты, удивленно уставились на Его Высочество принца Ронтрода, будто на приве-дение. Затем, украдкой переглянувшись, пожали плечами и вернулись на свой пост по обе стороны двери за спиной наследника.
Один из них тайком заглянул в библиотеку, не ожидая увидеть там ничего хорошего. Как, впро-чем, не ожидал увидеть самого Ронтрода на пороге библиотеки, готовый поклясться, что ещё час на-зад его там не было.

Все во дворце давно уже привыкли к проделкам младшего сына короля, который всегда отличался буйным нравом и необузданной фантазией.
Впрочем, Ронтроду было в кого уродиться. Правда, лишь характером, а никак не внешностью. Отец Ронтрода, король Нарнорд, в молодости был не менее горяч и изворотлив, но тем не менее ни за что не хотел видеть в сыне себя и всячески наказывал его за шалости.
Это досадное обстоятельство ни коим образом не мешало Ронтроду успешно продолжать в том же духе, не взирая на такой сущий пустяк, как праведный гнев венценосного родителя. И детские шало-сти постепенно обратились в тщательно продуманные забавы, а то и вовсе в плацдарм военных дей-ствий.
Нельзя сказать, чтоб Ронтрод был злобен. Напротив, в его груди билось пылкое, чуткое сердце. А это как раз, вкупе с чёрными кудрями, досталось ему от матери. И именно это сердце заставляло его творить с людьми вещи, которых те, возможно, и заслуживали, но никак не хотели признаваться себе в этом. И исключений для Ронтрода не существовало. Разве, может, его любимая матушка, слывшая образцом чистоты и кротости. Но прошло уже три года с тех пор, как королевы не стало. Её кончина потрясла Ронтрода и его родные с надеждой полагали, что он образумится теперь и поумнеет.
Ронтрод поумнел. Но не образумился. И с новой, ещё большей силой и рвением принялся за ста-рое.
 
Библиотека являла собою руины сожжённого и разрушенного ратью замка. Нагромождения из свитков, валявшихся повсюду на полу, походили на пепелища и груды камней меж развалин. Роль развалин с успехом исполняли кипы книг, покоившихся там же и в том же порядке. Весь этот раз-гром был обильно притрушен зависшим в воздухе облаком пыли, что тоже весьма удачно дополняло общую живописную картину.
– Что же вы ему расскажете, хотел бы я знать? – глядя вослед принцу Лафиенту, скорее у самого се-бя, нежели у брата спросил Ронтрод. – Боюсь, не очень-то король обрадуется вашему откровению.
И затем, всё ещё посмеиваясь, Ронтрод вернулся в библиотеку. Мельком он бросил на стражей многозначительный взгляд, пригвоздивший тех намертво к месту, и медленно закрыл за собою дверь.
 
Любимое мягкое кресло привычно обняло его и настроило на иную волну. Ронтрод, расслабив-шись, глубоко вздохнул и машинально поднял древний свиток, закатившийся под кресло и торчащий оттуда из-под складок коричневой бархатной обшивки у самых его ног жёлтым полуистлевшим кра-ешком.
Пергамент недовольно захрустел, потревоженный впервые за многие, возможно, десятки, а то и вовсе сотни лет, грозясь вот-вот рассыпаться прямо в руках. Должно быть, Лафиент так и не успел добраться до него, судя по слою пыли на нём и тому, что он всё ещё цел. Единожды развернув ману-скрипт, надежды вернуть его в прежнее состояние, Ронтрод понял, нет никакой.
Но на ржавой поверхности манускрипта совершенно отчётливо, будто их начертал накануне вече-ром королевский писарь, видны были рисунки и символы, очень сильно напоминающие не то карту, не то схему какого-то замысловатого предмета. Ни на какие из известных принцу знаков они не по-ходили.
Ронтрод встал и аккуратно разложил рукопись на большом круглом столе, с интересом изучая хитроумные переплетения и линии. Любопытно, как это она раньше не попадалась принцу на глаза, ведь он знал здесь каждую книгу, каждый свиток, более того, он сам когда-то вместе с покойной ко-ролевой укладывал летописи на полки в должном порядке согласно их древности и содержанию?
И не тот ли это манускрипт, что который год ищет его безумец-брат, прожужжав всем вокруг уши о каких-то несусветных глупостях? О том, что якобы с этим свитком он станет королём из королей (это при живом-то отце!). И разбогатеет настолько, что хватит всем его потомкам до скончания ве-ков (будто теперь он помыкается и помирает с голоду!). И будто будет жить вечно (на что тогда по-томки, разрешите полюбопытствовать, которые будут стареть и отправляться в могилу на твоих гла-зах?!). Одно слово – полоумный!
Ну, не отличался Лафиент никогда ни разумом, ни смекалкой, ни телесной мощью, но нельзя же вот так совсем забросить все дела королевства и сутки напролёт пропадать в библиотеке? В конце концов, кто тут прямой наследник? Если б это хоть на пользу ему пошло – так нет же! Библиотека превратилась в свалку, отыскать что-либо в которой теперь и вовсе не представлялось возможным. За это время Лафиент умудрился не только не прочесть ни одной рукописи, он не позволил это сде-лать никому другому, в том числе обожающему его до умопомешательства отцу (чтоб ненароком не пропал ни единый свиток из его поля зрения), да и сам, должно быть, уже напрочь разучился читать, потому как искал не письмена, а карту.
Придворные мудрецы вынуждены были довольствоваться теми сведениями, которым посчастли-вилось отложиться в их небезграничной памяти, и перестали вообще иметь доступ к библиотеке ко-роля.
Словом, с этим срочно надо было что-то делать.
И Ронтрод сделал.
Жаль только, собирался долго – всё никак руки не доходили (во дворце и помимо братца было ко-го поучить уму-разуму, словом, разгуляться было где). Да и поглядеть хотелось – а вдруг всё же что-нибудь да отыщет, кто знает? Свежий взгляд ещё никогда не мешал. А уж у кого-кого, а у Лафиента взгляд просто таки – сама новизна. Свежее и искать нечего – здешние кладези науки и памяти, будь они живыми, были б несказанно удивлены внезапному проявлению интереса к своим персонам у старшего наследника. Это был первый, но надо отдать должное, невероятно долгий его самостоя-тельный поход в библиотеку. И если бы не Ронтрод, ещё не известно, когда б этот поход закончился.
Всякому терпению, как известно, рано или поздно приходит конец. И он пришёл. Сначала терпе-нию Ронтрода.
А после - и короля Нарнорда. Его любимец Лафиент лишил отца своего трепетного внимания, пе-рестал трогательно заботиться о нём, справляться о его здоровье, сопровождать на охоте и выслуши-вать бесконечные жалобы на слуг и соседей, как делал это раньше. И король, несколько раз тщетно попытавшись объясниться с наследником, махнул наконец рукой и переключился на Ронтрода, коего это обстоятельство совершенно не радовало. Их с отцом разногласия со временем переросли в кон-фликты, а те – в ярые поединки. Причём, стареющий Нарнорд начал настоящую травлю непутёвого младшего сына, старательно силясь его образумить. Но к своему великому разочарованию всё боль-ше и больше убеждался, что проще дождаться нового Пришествия.
Ронтрод же Пришествия ждать не стал, а вооружившись жалкими остатками исчезнувшего терпе-ния и кое-какой необходимой утварью, принялся наблюдать за братом. И очень скоро заметил, что тот ведёт себя более чем необычно. Много более странно, чем можно было ожидать от простого ду-ралея.
2.
Когда б не огромная лунная пасть, окружённая мутной пунцовой каймой, что грациозно нырнула из туч прямо в чёрное осеннее небо, в молодой рощице можно было бы заблудиться.
Темень была такой беспросветной, что Ронтроду казалось – он оставил грешный мир и с минуты на минуту за ним явятся Посланники из Зангарнара. Те несколько сот шагов, что принц сделал этой ночью, покинув замок и тайком отправившись вслед за батом, показались ему бесконечно долгими. Лафиент шёл с одним лишь тусклым, едва заметным вдали фонарём, который исчез за поворотом четверть часа назад, и как не старался Ронтрод обнаружить его снова – увы, это ему не удалось. Ос-вещать же себе путь Ронтрод, понятное дело, не мог.
За тем поворотом, что благополучно укрыл Лафиента, была развилка и куда именно направился наследник – оставалось лишь гадать. Но отступать Ронтрод не собирался. И очень кстати осветившая хмурое небо луна была тому подспорьем. А на юге небосвод вспыхнул и заиграл грязновато-бурыми бликами, и заклубился ржавым маревом, будто пар в котле. Ронтрод на мгновение замешкался, с ин-тересом наблюдая необычную картину.
Минуя рощицу, три дороги расходились в разные стороны – одна из них мчалась дальше, направ-лялась к Наружным Западным воротам и, перебежав ров по мосту, ныряла в Высохшую долину. Другая – тут же сворачивала к Гиблому Ущелью, где в глубокой пещере Вивона находился фамиль-ный королевский склеп. Третья, петляя и постепенно расширяясь, вновь распадалась на много троп, что вели в пригород.
Где-то совсем рядом ухнул филин, шумела мокрая листва под холодным ветром, пищали летучие мыши. Ночные звуки поглотили хлюпающие шаги Лафиента и Ронтроду ничего не оставалось, как стараться высмотреть их на раскисшей тропе, которую Лафиент выбрал вместо мощёного широкого тракта, что начинался прямо от самых ступеней дворца. Наследник, видимо, надеялся, что никому больше не взбредёт в голову бродить по ней в такую ночь под дождём.
Но тучи унесло ветром, дождь прекратился, а на одной из тех трёх дорог в самом деле, слабо от-свечивая лунным серебром, виднелись ямки, заполненные дождевой водой, что выстроились друг за другом, удирая в направлении Ущелья.
– Любопытно, – задумчиво молвил Ронтрод, – что же можно делать дождливой ночью у склепа?
И он, уверенно свернув, направился по второй дороге.

Но Лафиента у склепа не оказалось.
Маловероятно, чтоб наследник один отправился в Ущелье, у самого входа в которое и находилась усыпальница, глубоко врезанная в скальный массив. Во-первых, принц труслив. Во-вторых, этот пе-реход сам он не одолеет, да и едва ли кого можно найти во всём королевстве, кто бы его одолел. Ну, и в-третьих, с тем фонарём, что был в руках у Лафиента, в Гиблом Ущелье нечего было делать и днём, не то что ночью, тем более такой, какая обещала быть сегодня, когда Лафиент выходил из зам-ка.
Значит, Ронтрод ошибся. "Что ж, – решил он, – на этот раз придётся признать своё поражение и ждать, когда братец отважится на новый поход".
И Ронтрод повернул обратно, бросив напоследок беглый взгляд на склеп.
И тут ему вдруг показалось, что из-под шершавой гранитной двери склепа, поросшей мхом и ли-шайником так, что снаружи никак не догадаешься о том, что в этом месте есть вход, выбивается тон-кая ниточка света.
Не может быть! Такого просто быть не могло – ключ от склепа ревностно хранился королём Нар-нордом, и он отпирал эту тяжёлую дверь только лишь единожды за всё то время, что помнил Рон-трод, – когда умерла королева. Священным местом считались могилы предков, и тревожить их по-напрасну не вправе был даже сам король. Но, тем не менее, здесь кто-то был. И Ронтрод даже дога-дывался, кто именно.
Он потянул за едва заметный каменный выступ двери, она с трудом, нехотя поддалась и полоска света мутной струёй окатила мрачное ущелье. Крутые ступени винтообразно сходили вниз, осве-щённые редкими факелами по обе стороны. Заплясали барельефы на стенах.
Лишь на миг задумавшись, Ронтрод решительно ступил на святую землю праотцов и стал осто-рожно спускаться вниз.
Серые своды склепа мрачно встретили непрошенного гостя, нависая со всех сторон танцующими тенями. Ступени закончились у входа в обширный коридор с узкими, без дверей нишами-комнатами по обе стороны. В них покоились останки славных королей Миглона от самого его основания.
Коридор вёл в просторную, ярко освещенную залу с колоннами, и вдалеке у алтаря Ронтрод при-метил фигуру Лафиента. Он стоял спиной к входу и усердно молился.
– Ну, это уже слишком! – разозлился Ронтрод и быстрым шагом, покатившимся гулким эхом по пус-тым сводам склепа, направился к алтарю с намерением отчитать брата.
Но в это же мгновение за его спиной послышались торопливые шаги. Кто-то явно спешил на встречу с наследником. Но прежде чем на сцене появился новый гость, прежде чем Лафиент обер-нулся, заслышав тяжёлую поступь приближавшегося к нему Ронтрода, последний успел юркнуть в одну из ниш коридора и застыть в её темени.

В узкой пыльной нише, ставшей Ронтроду невольным убежищем, покоился прах принца Фото-риана, четвёртого сына Зарнатада Златоуста. Ему принадлежала в королевской библиотеке львиная доля свитков, а также книг с летописями и сказаниями былых лет. Ронтроду были хорошо знакомы его творения, и он с удовольствием декламировал их родне в годы своего беззаботного детства, вы-зывая слёзы умиления у любящей матери.
На крышке гроба, покрытой толстым слоем пыли, установлен был его мраморный бюст, изобра-жение которого Ронтрод видел ранее в летописной книге и теперь с благоговением силился убедить-ся воочию в том, что он поистине существует. Но суровый лик Фоториана тщательно скрывала тем-нота усыпальницы.
  Мелькнул чёрный силуэт в просвете коридора, выдернув Ронтрода из пелены воспоминаний. Ос-торожно выглянув из своего прибежища, принц легко узнал в явившемся посетителе первого совет-ника короля Нарнорда, Зувога.
– А вот и советничек собственной персоной, – присвистнул Ронтрод, глядя тому вслед, – подлец! Кто позволил ему входить в святая святых, куда и королям путь заказан?! Ну, держись у меня те-перь, умник! Можешь попрощаться со своей спокойной жизнью навсегда! Уж я тебе устрою – склеп! И потустороннюю жизнь в придачу! Будешь о ней мечтать день и ночь, как о благостном избавле-нии!
И Ронтрод уверенно шагнул в тускло освещённый факелами коридор.
– Интересно, что ему здесь нужно? Надо бы подобраться поближе.
Но тут же ощутил, что его крепко держит что-то за полу плаща. Удивлённо обернувшись и на всякий случай нащупав рукоять кинжала, принц заметил, что плащ его застрял меж серых резных знаков надгробья, инкрустированных щедро притрушенными пылью опалами всевозможных оттен-ков – излюбленными камнями Фоториана. Ронтрод поспешно одёрнул его, но тот надёжно держался и ни за что не желал поддаваться его усилиям. Он рванул плащ ещё сильней, ткань затрещала и оборвалась, оставив на надгробье изрядный клок. На пол с тихим звоном упал и покатился к ногам принца один из украшавших надгробье камней.
Ронтрод поднял его, протёр о рукав и сунул в утонувший в широких складках плаща потайной карман.
– Вот, глядите, Ваше Высочество, – с сожалением обратился он к пращуру напоследок, вглядываясь в чернеющее изваяние Фоториана, – уже и слуги как ни в чём не бывало расхаживают по склепу, за-просто поправ завещание самого Софанорана Великого, а потомки его вынуждены прятаться у ваше-го гроба, дабы казаться незамеченными и вывести эту нечисть на чистую воду! Простите уж своего неблагодарного правнука, разворотившего, к тому же, ваше надгробье. Но я всё исправлю, как толь-ко разберусь с Зувогом, обещаю.
И он снова шагнул в тусклый коридор.
Фосфорные глаза Фоториана блеснули и понимающе сощурились, печально взглянув Ронтроду вслед. И оторванный лоскут предусмотрительно исчез с мраморного надгробья.

А в это время советник и принц Лафиент о чём-то оживлённо спорили.
Белоснежные колонны с каннелюрами, украшавшие Усыпальницу Королей, были очень кстати сейчас, когда Ронтрод, перебежками от одной колонны к другой, подобрался почти вплотную к на-рушителям спокойствия предков, рискуя быть замеченным.
Под самыми стенами зала с каменными барельефами, изображавшими венценосных героев раз-личных времён и их доблестные подвиги, покоились великие короли Миглона и их супруги. А у ал-таря виден был совсем ещё новый, не успевший покрыться слоем вековой пыли, гроб королевы Оли-ции, матери Ронтрода и Лафиента.
– Я настаиваю! – размахивая руками, в исступлении орал принц Лафиент, – я перерыл все рукописи, а нужной так и не нашёл! Вы должны свезти во дворец все бумаги, имеющиеся у знати и у мудрецов, и даже те, что хранятся у населения!
– Но Ваше Высочество, – не уступал ему Зувог, нарушая все нормы приличия, – вы, верно, забыли, и я осмелюсь напомнить Вам, что остался ещё один шкаф. А в нём, по всей видимости, и должен об-наружиться этот свиток. Ведь сей шкаф, по моим скромным представлениям, содержит документы, относящиеся к наиболее древнему периоду нашей истории. Вы не учли моих настоятельных реко-мендаций начать именно с него – а напрасно! Кто знает, может быть вам не пришлось бы тратить целых два долгих, томительных года на поиски?
– Полтора! – огрызнулся Лафиент. – Я не имею доступа к свиткам, хранящимся в этом шкафу, и ты это знаешь! Его даже нет в библиотеке – он находится в тайной комнате и ключ от неё имеется лишь у короля!
– Но Ваше Высочество! – снова возразил советник, – ключ от склепа тоже есть лишь у короля! Мы с вами уже знаем, что Талисман где-то здесь, в Усыпальнице. Благодаря вашим упорным кропотли-вым поискам, у нас есть Карта. Не это ли главное подтверждение тому, что мы на верном пути? Ос-талось только найти к ней Ключ! Только лишь Ключ! И больше ничего! Похитьте ключи от тайной комнаты у вашего отца.
– Мошенник!
– Но Ваше Высочество, склеп…
– Не нужно мне без конца напоминать о склепе! – Лафиент нервно забегал вокруг алтаря. – Что тол-ку в нём – здесь ничего нет!
– Вы забыли, – продолжал настаивать Зувог, – здесь есть Талисман.
– Тогда где он, этот чёртов Талисман?!
– Ключ!
– К чёрту! – Лафиент резко остановился, гаркнув советнику прямо в лицо. – К чёрту ключ и ключ от него, и от склепа ключ вместе со всеми твоими чёртовыми ключами! Надоело! Ты заморочил мне го-лову глупыми вымыслами…
– Это не вымыслы, Ваше…
– Это вымыслы! – продолжал плеваться брызгами желчных слов наследник, – самые настоящие вы-мыслы! Все во дворце считают меня сумасшедшим! Отец теперь любит этого бешеного Рона, моего брата, а я день и ночь торчу за книгами, будто иного занятия для наследника нет! Ещё чего доброго король передумает и оставит трон ему!
– Вы сторицей будете вознаграждены за ваши труды, Ваше Высочество! – высокомерно прикрыв желтоватые веки, изрёк советник, отгородившись таким образом от натиска Лафиента. – Пусть все считают Вас сумасшедшим, пусть. Придёт время, и вас назовут Лафиентом Мудрейшим!
– Лафиентом Тупоголовым! – не выдержал Ронтрод и чуть не выдал себя.
– Здесь кто-то есть, – настороженно прислушался Лафиент.
– Это ветер, Ваше Высочество, – успокоил его Зувог, – он гуляет здешними безлюдными коридора-ми, никем не смиряемый. Кому здесь быть глухой дождливой ночью? Обитатели здешние давно мертвы.
– Я лягу рядом с ними, если ещё хотя бы неделю проведу среди этих пыльных манускриптов в биб-лиотеке! – Лафиент прихватил фонарь и направился к выходу. – Меня мучит кашель от них!
Ронтрод нырнул за соседнюю колонну и поспешно устремился туда же, вперёд Лафиента, покуда наследник не вышел из Усыпальницы. Иначе ему пришлось бы пропадать в склепе до срока, если невзначай запрут.
– Обыщи всё здесь ещё раз! – услышал Ронтрод за спиной властный приказ Лафиента. – До утренней зари принесёшь ключ мне. Я должен успеть вернуть его на место, чтобы король не хватился!
– Слушаюсь, Ваше Высочество, – наконец, совершенно кротко ответил Зувог.
Ронтрод вдруг вспомнил об оторвавшемся лоскуте плаща, но было поздно. Лафиент быстрым ша-гом уже шёл по коридору, и Ронтроду ничего не оставалось, как неслышно взбежать по ступеням, нырнув стремглав в промозглый полумрак лунной ночи.
 3.
Колбы и колбочки, трубки и пузыри, склянки, горелки, кипящие и бурлящие на них зелья тща-тельно скрывали низко склонившегося над рукописями тощего кудрявого юнца в потёртой, замаран-ной рубахе неопределённого цвета, подпоясанной кожаным фартуком. А едкие дымные испарения окутывали его с головы до пят, заставляя слезиться вечно красные и вечно сонные глаза и время от времени надсадно кашлять.
Ронтрод резко рванул на себя ветхую низкую дверь, заставив юнца подпрыгнуть от неожиданно-сти, и, пригнувшись, переступил порог. Несколько минут он тщетно всматривался в мутную, грязно-жёлтую пелену, надеясь что-либо в ней разглядеть.
– Лони, ты здесь?! – бросив, наконец бесплодные попытки, окликнул принц юношу, – сейчас же вы-ходи отсюда!
– Здесь, здесь, Ваше Высочество, – послышалось в ответ из глубины коморки, – слушаюсь, Ваше Высочество, уже выхожу. Всего ещё одну… нет, две секундочки, если Ваша милость позволит…
– Выходи сейчас же! – гаркнул Ронтрод и закашлялся.
Перед ним тут же возник долговязый Лони, виновато потупившись и вытирая тонкие пальцы о серую скомканную ветошь.
– Что ты делаешь тут ночью?! – откашлявшись, сурово продолжил принц, – тебе дня, что ли мало?! Всё! Хватит! Завтра же утром отправляешься в Дубравку. Я пошлю с тобой слугу. Нет, лучше слу-жанку. И чтоб месяц духу твоего не было в замке! Поселишься на берегу Коланса, будешь ловить рыбу и пить парное молоко. И если к концу месяца не надумаешь жениться, то, так и быть, я позво-лю тебе вернуться обратно.
– За что, Ваше Высочество?! – красные слезливые глаза юноши часто-часто заморгали, ещё больше наполнившись влагой, грозившей вот-вот пролиться за края припухших век.
– Ни "за что", а "во имя чего"! – поправил его Ронтрод и подхватив под руку, потащил по крутым каменным с паутинами трещин ступеням, вверх на выход.
Лони вяло плёлся, увлекаемый принцем из сырого дымного подземелья на свежий воздух, еле пе-реступая ватными ногами. Он готов был разрыдаться, как ребёнок от слов принца Ронтрода, пора-зивших его в самое сердце. Принц грозился лишить его драгоценных порошков и скляночек, к кото-рым неудержимо тянула юношу неуёмная тяга к знаниям.
– Во имя будущего, – между тем продолжал Ронтрод, – которое я вижу с такими головами, как твоя. Но вместо этого, любезнейший мой Лонсез, твои мозги в скором времени закипят и сварятся вместе с эликсирами, что в колбах на твоих же горелках. Если, конечно, прежде ты не задохнёшься от их пара и дыма. И в обоих случаях – я в проигрыше! Я лишусь одаренного учёного!
– Но Ваше Высочество, – слабо попробовал возразить Лони, – я ведь ещё не закончил…
– Ничего, закончишь, – оборвал его принц, – у тебя ещё целая жизнь впереди. А пока ты будешь на-бираться сил и крепнуть на деревенском воздухе и тамошних щедрых харчах, я сам заместо тебя тут поколдую. Что, думаешь не управлюсь?
– Управиться-то управитесь, Ваше Высочество, – обречённо вздохнул юноша, которого совсем не радовала перспектива отдыха в деревне, – Вам ведь не впервой. Да только снова батюшка ваш гне-ваться станет – где ж это видано, чтоб принц в подземелье над горелками чахнул? Прогневается Его Величество, ох прогневается.
– Ничего, не прогневается. Для того мы с тобою вдвоём и поработаем ещё малость сегодня – чтоб не прогневался. Будешь у меня в подмастерьях. А если всё как надо выйдет, король снова займётся старшим наследником, а я – опытами. Ну а пока ты из деревни вернёшься, того глядишь, и лаборато-рию достроим. Немного осталось совсем. И не нужно будет томиться в подземельях. А? Как дума-ешь?
Принц и болезненный юноша, преодолев довольно крутой и узкий подъём, оказались на тёмном безлюдном внутреннем дворе, таком же мокром и сыром, как и подземелье, но зато обдуваемом све-жим ночным ветром. Лони поёжился и ощутил, что его бьёт мелкая дрожь.
– На-ка, возьми, – Ронтрод скинул плащ и набросил его Лони на плечи. Тот оцепенел от неожидан-ной милости, не зная, как поступить – с благодарностью принять её или отказаться. А если же отка-заться – не прогневится ли Его Высочество?
– И пока не наступило утро, – не дал ему опомниться Ронтрод, – нужно быстро кое-что устроить, а ты мне подсобишь с компонентами. Только времени, жаль, маловато.
– Я с радостью, Ваше Высочество! Я с преогромной радостью! Вы только прикажите, я…
– Да погоди ты причитать! – прервал его принц, увлекая вновь через широкий двор, обильно укры-тый глубокими лужами к двери в противоположной, северо-западной стене двора.
 
Беседа была недолгой и окончилась в королевском парке под размашистой липой, скрывающей в своей тени крошечную скамью, мокрую от недавнего дождя.
По дороге к ней Ронтрод успел изложить Лони, упустив многие детали, план, что созрел у него не далее как четверть часа назад под сводами фамильного склепа и, выслушав его комментарии, дать подробные указания. Лони приободрился, окунувшись в излюбленный для него мир веществ и пре-вращений, и уже вынашивал в голове необходимую, блестящую, на его взгляд, идею.
Удовлетворённый услышанным Ронтрод условился о встрече на этом же месте и, махнув Лонсезу на прощание рукой, быстро пошёл прочь.
– Да, и ещё, – обернувшись, на ходу бросил он, – чтобы ни одна живая душа тебя здесь не видела! Для твоего же блага, – и исчез в темноте.
– А плащ? – вдруг спохватился Лони. – Ваше Высочество, а как же плащ?! – и стремглав помчался за принцем наперерез через лужайку и мокрые кусты, но того и след простыл.
4.
Всего за несколько часов до рассвета всё было готово. У спальни короля мирно посапывала стра-жа, видя далеко не первый сладкий сон. Тяжёлая резная дверь, ведущая в королевские покои, была не заперта, а сон самого царственного родителя едва ли был более чутким, чем дюжих молодцев, храпящих под этой самой дверью. Виной тому – снотворное зелье, ловко подмешанное в баклаги и кубки с элем. И тут Ронтроду даже не пришлось предпринимать никаких усилий. Всё это с успехом проделал его любимый братец Лафиент. Кто бы мог подумать – он, оказывается, может быть про-нырлив. Видимо, часы, проведённые Лафиентом в королевской библиотеке, вопреки чаяньям Рон-трода, не прошли зря. Что ж, по крайней мере это вселяло надежду, что когда-нибудь Миглон всё же окажется не в самых невежественных за всю его историю руках.
Кроме того, библиотека была тщательно осмотрена и выбрано наиболее удобное место для на-блюдения, просчитано время и скорость передвижения, установлены замки и задвижки на прежних местах.
Конечно, Ронтрод мог и не торчать здесь, у королевской опочивальни в ожидании момента, когда братец пожалует с ключом от склепа, тем более что времени вернуться в библиотеку будет совсем мало. Но уж очень хотелось воочию убедиться, что Лафиент тягает у отца ключи. Всё ж оставалась хоть малая, но надежда на его совесть. Но эта надежда с появлением тёмной фигуры в дверном про-ёме покоев тут же быстро улетучилась.
Ронтрод пригляделся повнимательней – сомнений не было, это Лафиент. Он всё ещё кутался в длинный шерстяной плащ, поёживаясь от утренней прохлады и украдкой оглядывался по сторонам. Из тёмного проёма узкой арки, за которой застыл недвижимо Ронтрод, был отлично виден надмен-ный орлиный профиль Лафиента, выделяющийся на фоне уже занимающихся зарёй окон, (король не запирал на ночь ставен). Гладко зачёсанные назад каштановые волосы, покрытые тонким, но весьма щедро, даже чрезмерно усыпанным камнями венцом, ровно ложились на чуть сутулые худощавые плечи. Принц никогда не снимал корону – ни в покоях, ни на охоте, вообще нигде. Может быть, он и спать ложился в ней, кто знает?
Ронтрод же презирал всяческие знаки отличия и не носил венца. Он и свои чёрные кудри в один прекрасный день остриг себе сам, чем вызвал ещё один, среди тысячи остальных, приступ бешенства у короля. Только покойная матушка, глубоко вздохнув, поцеловала беспутного сына в лоб и поспе-шила успокоить венценосного супруга.
Нервная походка принца Лафиента ещё больше подчёркивала его беспокойство и придавала гор-деливой осанке некую комичность. Как он всё же был похож на отца. Вот кому досталась внешность короля Нарнонда – старшему сыну. Тому не хватало лишь отцовой грузности, лоска и внешнего спо-койствия. Но это с годами появится. И вновь на престол взойдёт ещё один Нарнорд Светлоликий... Ну, или просто король Нарнорд. Без – Светлоликий.
Лафиент тем временем, оглядываясь и прислушиваясь, потянул за дверную ручку и исчез за две-рью спальни. И лишь храп стражи да голоса редких птиц за окном, разбуженных зарождающейся зарёй, остались хозяйничать в потёмках просторной приёмной.
Больше медлить нельзя. Лафиент принёс ключ от склепа, а значит, и ключ от тайной комнаты, что находилась в библиотеке, тоже сейчас будет у него. И всего несколько часов есть у наследника, пока не протрубит рог на сторожевой башне и не пробудится прислуга. За это время он должен успеть пробраться туда, пошарить как следует в манускриптах и вернуть похищенное назад королю. Если, конечно, в тайной комнате манускрипты. Ну а затем можно спокойно отсыпаться или возвращаться назад в библиотеку.

По негласным правилам, существовавшим в Миглоне спокон веков, дверь королевской библиоте-ки всегда была открыта для придворных учёных мужей. Они могли наслаждаться трудами великих мыслителей прошлого, получив на то позволение Его Величества.
Библиотека являлась кладезем науки и истории, ревностно хранившим летописи всех времён со дня Творения. Короли Миглона лелеяли и опекали её. Но, в то же время, вынуждены были сделать в ней ещё одну, так называемую тайную комнату, где хранились рукописи, касающиеся только коро-левской семьи. Доступ туда имел лишь сам король и никто более. В комнате находился шкаф со свитками, пестревшими преданиями и пророчествами. Кто начертал их и сбывались ли они, знал лишь король и свято хранил тайну, почитая обычаи предков. Что именно так не терпелось найти Ла-фиенту в святая святых королевского семейства – одному Владыке известно. Если это не те сомни-тельные блага, о которых он трубил на каждом шагу. Но, так или иначе, а это что-то заставило трус-ливого наследника набраться отваги и посягнуть на древние обычаи.
Ронтрод поспешно пересёк приёмную и помчался из королевских покоев по длинной галерее, очень кстати гасившей звуки шагов устланными пышными коврами и шкурами, (кроль любил рос-кошь), и затем через передний зал. Миновав ещё одних, едва успевших смениться, но уже мирно спящих у входа на четвёртый ярус стражей, принц свернул на широкую лестницу, столкнувшись на ней нос к носу с Лонсезом.
– Лони! Что ты здесь делаешь?! – цыкнул он на него. – Я же велел тебе идти спать!
– Ваше Высочество, – смутился юноша, – я хотел предупредить. У библиотеки стража.
Вот когда Ронтрод по-настоящему пожалел, что покинул библиотеку ради простого любопытства. Это ж надо, совсем расслабился и забыл об осторожности.
– Откуда тебе известно, что я направляюсь в библиотеку? Как ты меня нашёл, откуда ты знаешь, что я здесь? Откуда там стража?! – засыпал принц юного мудреца вопросами.
Но времени на то, чтобы выслушивать ответы, уже не было. Одно стало ясно – стражу установил Лафиент, чтобы никто не смог проникнуть в библиотеку незамеченным и не тревожил его во время поисков, когда он сам туда явится.
5.
Лони так и не лёг спать сегодня. Несмотря на ранний час он активно использовал очень кстати вдруг одолевшую его бессонницу, занимаясь сборами в дорогу.
Его Высочество принц Ронтрод хоть и слывёт величайшим из шутников, но с приказами шутить не любит и слов на ветер не бросает. А это значит – сегодня утром совсем молодого придворного мудреца-алхимика Лонсеза ждёт ухабистая пыльная дорога в далёкую глушь под названием Дубрав-ка. Глушь – по-иному и не назовёшь, хоть там и родился сам Лони без недели двадцать лет назад. Но он рано остался сиротой и родителей своих не помнил, а был привезен бродячими лицедеями во дворец семи лет отроду и ловко выступал наравне со взрослыми, развлекая господ всевозможными фокусами. Его выступление так понравилось молодым наследникам и самой королеве, что она на-стояла на том, чтобы оставить мальчика в замке, и даже лично занялась его обучением. Каково же было изумление смышленого и юркого принца Ронтрода, что быстро сдружился с забавным малы-шом и даже преподал тому несколько уроков истории, когда однажды Лони проговорился, что сам изобретал свои фокусы. После Лонсез обучил некоторым из них своего юного господина – принц с огромным энтузиазмом принялся за постижение новой для себя стороны жизни. С этого момента и началось восхождение маленького нищего комедианта на вершину успеха, что стремительно поко-рялась им с помощью быстро накапливавшихся знаний.
И принц Ронтрод как мог способствовал этому восхождению, стараясь свою благосклонность особо не афишировать. Ибо никто не мог точно сказать, во что для слуги может со временем обер-нуться расположение строптивого и непоседливого наследника. Принца-то, в случае чего, пожурят да простят, а вот слуге может не поздоровиться. И хорошо ещё, если только не поздоровиться, а то ведь не долго и прямиком на плаху.
Лони не интересовала роскошь и слава, тем более что косноязычные учёные мужи при дворе не очень-то жаловали мальчишку, слывшего среди молодёжи отшельником, и считали того дармоедом и шутом, легко добившимся расположения дешёвыми трюками.
Однако слава сама интересовалась юношей и пятна с одежды выводить прачки бежали к Лони. Бороться с напастью, сразившей розы в королевском саду старый садовник предпочитал рука об ру-ку с Лони, да и сам король самородки, доставленные с приисков, приносил Лони, а получал взамен совершеннейшие драгоценности, украшенные россыпью каменьев с яркой игрой света и дивным сиянием.
Его Высочество Ронтрод полагал, что Лони устал и ему нужен отдых и покой. Сам Лони так не считал, но чувствовал всё же, что утомляться стал больше прежнего, да и кашель с одышкой всё ни-как не оставляли его.
Маленькая скромная комнатка, предназначенная для слуг, располагалась во внутреннем дворе, совсем рядом с сетью подземелий. Лони выбрал её сам, когда вся челядь перебралась из тесного внутреннего двора крепости в просторные комнаты специально выстроенной для неё башни у внеш-ней городской стены и в западные казематы крепостной. А в прежних комнатах теперь были кладо-вые. Да ещё жил Лони. И не собирался перебираться отсюда даже в хоромы мудрецов, что размеща-лись в самой крепости за пределами королевского парка, как не уговаривал его принц Ронтрод. Но теперь это не имело значения, потому что сегодня утром он уезжает. И под прикрытием самого не-обходимого ему надо было умудриться прихватить самое желаемое.
Пробежав через безлюдную тёмную кухню, он понёсся по внутреннему двору в свою подземную мастерскую. Мастерская тоже ютилась рядом с кладовыми, забитыми всяческим непотребным хла-мом, пришедшим в негодность, либо еще не нашедшим применения и была самой дальней и тёмной из здешних коморок. Лони не любил быть на виду и не желал менять привычного устоя, несмотря на то, что давно сменил положение при дворе и получил почётное звание придворного алхимика на за-висть седовласым мэтрам. Тем более, он любил свою коморку за то, что к ней, самой крайней из комнат, редко кто добирался, а то и вовсе мало кто вспоминал о таковой. Только принц Ронтрод бы-вал частым гостем здесь, а случалось и завсегдатаем.
Теперь весь тёмный коридор юго-восточной ветки подземелья заволокло едким дымом, ещё не выветрившимся после давешнего опыта. Юноша надсадно закашлялся и спешно вернулся наверх, отворив настежь дверь, чтобы выпустить дым наружу. И лишь теперь почувствовал, что его клонит ко сну. Но Лони хватило бы всего каких-то суток, чтобы выспаться. Не больше. И он снова готов в бой. А вот без этого всего он не сможет жить там, в деревне. Он медленно зачахнет и помрёт раньше, чем вспомнит о нём Его Высочество Ронтрод.
Но нет, не тут то было! Лони не станет просто так, бесславно погибать, нет. Он сам себя спасёт! Он всё захватит с собой.
И мешок наполнялся утварью – пузырьками, одеждой, свитками… Плащ. На стареньком табурете лежал аккуратно сложенный тёмно-зелёный плащ принца. Лони взглянул на него и застыл в нереши-тельности, точно так же, как там, в саду лунной ночью. Взять с собой как память? Или вернуть с бла-годарностью? Взять или вернуть?
И ноги сами понесли его в сад.
6.
У двери библиотеки и вправду находилась стража.
Но в спальне для гостей, этажом выше, её не было. А спуститься оттуда по верёвке и, аккуратно отворив ставни, спокойно войти через окно – вообще сущий пустяк. Для принца Ронтрода, конечно же. Ну, подумаешь, не так триумфально, как подобает Его Высочеству, но всё же действенно. И это главное. Нет, пожалуй, главное – это войти незаметно. И еще бесшумно. Что с большим успехом, достойным шквала аплодисментов, Ронтродом и было проделано. Спасибо циркачу Лонсезу, потра-тившему в детстве немало времени на обучение принца подобным трюкам.
Аплодисментов, правда, не последовало, но именно этот факт и являлся верным признаком сего-дняшнего успеха.
В библиотеке было темно, а канделябрам не место в хранилище летописей и манускриптов. Во всяком случае, этим утром. И об этом тоже позаботился Ронтрод, впрочем, как и обо всём осталь-ном. Например, о том, чтобы задвинуть кресло в самый тёмный угол, установив его таким образом, чтобы прекрасно просматривалась вся библиотека в общем и дверь в тайную комнату в частности. А также о том, чтобы прикрыть кресло портьерой, чтобы слегка занавесить окна и, наконец, крайне ос-торожно скатав совсем крошечный чёрный шарик из приготовленной Лонсезом накануне и преду-смотрительно увлажнённой диковинной смеси, просунуть его в замочную скважину двери, что вела в тайную комнату со старинными рукописями.
Шарик в замочной скважине уже, должно быть, подсох, за окнами еле теплилась заря, Ронтрод удобно расположился в кресле и приготовился к любимому занятию – просмотру представления. Се-годня главную роль в нём сыграет сам наследник престола, Его Высочество принц Лафиент. Попри-ветствуем его, господа!
7.
Посидев на скамье под липой в условленном месте, Лони почувствовал, что засыпает. Или даже спит, и что-то, словно бы слегка толкнув в плечё, разбудило его. Сколько прошло времени и зачем он здесь сидит – было загадкой и для него самого, ведь их с принцем Ронтродом встреча давно со-стоялась, а он, Лони, должен лежать в своей постели и отдыхать перед дорогой. Но вместо этого хо-лод снова пробирался волнами к костям, сотрясая их время от времени.
Малые пташки в густой листве делали робкие попытки исполнить рассветную песнь, но горы ещё не пылали драконовым дыханием. Лишь дышали бледно-серебристым туманным маревом. Стало быть, рассвет близок. Лони поёжился и, посильнее укутавшись в зелёный плащ, поплёлся обратно домой.
8.
Дверь отворилась, и в библиотеку вошёл наследник с подсвечником в руке. Пламя свечи дрожало, выдавая волнение принца. Да, Лафиент волновался, хотя многое было уже позади. Что откроется ему за этой вожделенной дверью? Это будет итог его длительного упорного, порой казалось, бессмыс-ленного труда. И от этого итога зависит, засмеют его во дворце все, начиная с короля, заканчивая слугами, окончательно утвердившись во мнении, что наследник полоумен, либо станут почитать и преклоняться отныне и вовеки веков.
Никогда Лафиента не интересовала эта дурацкая дверь, будь она неладна! Пусть за ней хоть сам почивший принц-рифмоплёт Фоториан об руку с Зарнатадом Златоустом декламируют свои сказа-ния – какая от этого польза? Какая вообще польза от всех этих дряхлых постулатов? Только пылью покрываются и уйму места занимают. А ещё комнату для них отдельную подавай. Мало, что ли, библиотеки? И не просто отдельную – тайную. Да с ключом, который король едва ли не под подуш-ку кладёт. Конечно же, когда Лафиент взойдёт на престол, он непременно использует её разумнее.
А в манускриптах пускай Ронтрод копается вместе со своей занудной братией из свихнувшихся мыслителей. Пусть. Лафиент абсолютно не против. Совершенно безобидное занятие, не достойное настоящего мужчины.
Но Лафиент будет настоящим мужчиной и воином. И он займётся мужским делом – будет пра-вить и покорять мир. Чужими, конечно же, руками.
И настоящий мужчина и воин, отважно преодолев природную робость, уверенно шагнул к цели. К портьере, за которой находилась нужная ему дверь.

– Ни единого шандала! – возмутился наследник, поставив принесенный им подсвечник на стоящий посреди библиотеки стол, предварительно несколько раз споткнувшись о разбросанные им же по по-лу свитки и книги. – И ни одной свечи! Куда всё подевалось? Я же запретил прибирать в библиоте-ке! Кто посмел входить сюда без моего ведома?!
Но времени оставалось мало, и Лафиент, достав дрожащими руками огромный ржавый ключ, при-нялся искать в полутьме, освещённой тусклым сиянием одинокой свечи, замочную скважину. За всем этим с любопытством наблюдал Ронтрод из своего укромного угла. Рассвет набирал силу, ос-вещая щели между гардинами розоватым маревом.
Скважина нашлась. Ключ вошел в неё со скрипом. Провернулся.
И снопы огненных искристых сполохов с кашлем и шипением тотчас вырвались из скважины, с жадностью голодного зверя враз проглотили вошедший в неё ключ и за одно осветили до смерти на-пуганного принца Лафиента заревом лучистого дождя. Принц приглушённо вскрикнул, одёрнул ру-ку, шарахнулся в сторону, в который раз споткнулся о разбросанные книги и, поскользнувшись на одной из них, с грохотом повалился на пол.
Ронтрод откинулся на спинку кресла и зашёлся хохотом. Уж больно комичным и огорошенным выглядел всегда такой напыщенный наследник в ореоле раздавшегося взрыва.

Ярости Лафиента не было границ.
И она была так велика и бесформенна, что даже не могла как следует организоваться в один могу-чий поток и вырваться наружу, чтобы уничтожить, наконец, сумасшедшего наглеца, глумящегося над родным братом королевской, к тому же, крови. Вместо этого, напротив, ярость разрывала на-следника изнутри, драла его в клочья, никак не находя нужного выхода.
Лафиент онемел и тупо смотрел на Ронтрода с открытым ртом, хлопая ошалелыми глазами и дрожа, теперь уже не от страха. А тот всё смеялся и смеялся, скрываемый тенью гардины под розо-веющим окном.
Наконец, едва ли совладав с собой, наследник резво вскочил на ноги, сгрёб в охапку ворох свит-ков, валявшихся повсюду на полу, и что есть мочи швырнул ими в брата, взметнув серое облако пы-ли. Тот ловко увернулся, свитки пролетели мимо, ударились о портьеру и скатились к ногам Ронтро-да. Вековая пыль окутала его, словно дымчатая шаль, в которой сразу протянул тонкую узорчатую стёжку рассвет.
Ронтрод же продолжал безудержно хохотать, не в силах сдержаться – у него перед глазами ещё стояла ошалелая физиономия Лафиента с выпученными глазами и торчащими во все стороны из-под съехавшего набекрень венца редкими волосёнками, которые всегда он так тщательно приглаживл. А Лафиенту казалось, что этому мерзкому, буравящему смеху никогда не наступит конец.
Развернувшись на пятках и неистово бранясь, Лафиент вылетел из библиотеки и помчался прочь по галерее. Ронтрод, утирая слёзы, проводил его и вернулся обратно, плотно прикрыв за собою дверь. В любимом кресле у стены было уютно и спокойно.