Глупенькая

 ***
 - Ах, оставьте меня в покое! Я девушка, девушка, а не парень!
Тетка внизу не унималась:
 - Снимите велосипед! Здесь дети едут! Я за них отвечаю! Мне их родителям сдать надо!
 - А я за свою группу отвечаю! Мне их тоже домой надо доставить!
 - Я сейчас проводника позову!
 - Зовите и отстаньте!
 Какое-то движение, тетка ушла, а я , обессилевшая от спора сижу на третьей полке и переживаю, что так раскричалась, что дала волю гневу и усталости. Облегчения я при этом не испытала, как ни много пишут: пошумел – и от сердца отлегло. Как раз наоборот. И зачем я на нее накинулась? Становилось жарко от лампы. Вокруг все утихло. Вместо детей в купе подселились взрослые. Один парень тоже выразил сомнения по поводу велосипеда. Я ему буркнула: попробуй, сдвинь. Тот его потрогал, потолкал и показал большой палец, сказав :
 - Респект.
 Да, хорошо я его эспандером прикрутила.
 Ушла в соседнее купе к нашим. Пожаловалась Наташе на свое плохое поведение. Она же сказала, что я все сделала правильно и что та тетка дура. От ее слов лучше не стало. Все думалось: и зачем она меня обозвала мальчиком. Вот дура. Но делать нечего. Я поняла, что душевное спокойствие ко мне вернется только когда я извинюсь. Малоприятное открытие. Извиняться всегда тяжело. И чего я на нее так накинулась?
 Откуда то, не знаю откуда, появились другие мысли: ну что, Денис, не очень приятное зрелище? Поругалась с теткой, как будто я такая же. А после этого еще могу улыбаться. И ты наверняка думаешь: где же ее христианское смирение? Все мое поведение – какое-то подсознательное кокетство с обратным знаком. И оно адресовано только к Денису. Зачем?
 Мы с Наташей идем за бельем. Там очередь. По пути я вижу эту тетку-преподшу, и других, помоложе, видно тоже учительниц, сопровождающих школьников. Стоять в очереди рядом с их купе становится невыносимо. Я подошла к ней, поймала ее взгляд и сказала:
 - Простите меня, я была не права.
 Эх, кто говорит, что в горы ходить трудно! Он наверное никогда не ходил извиняться!
 Тетка удивилась, а потом ее глаза забегали, она что-то сказала и опустила голову – или, вернее, - немного втянула в плечи. Я ушла. Я поняла только, что она этого не ожидала, и что сама меня простить пока не могла, и стыдилась этой своей немощи. Сейчас мне ее жалко. А тогда было очень смешно смотреть на нее как на поверженного врага.
 Никто из наших этого не видел. И Денис не видел. Пусть продолжает считать меня склочной бабой.
 Через три дня по возвращении он прислал мне письмо о том, что ездил со мной на выезды только чтобы увидеть О. Обидное признание. Оно больно ударило по самолюбию. Но ведь я этого и добивалась – чтобы он и думать про меня забыл. Вот я и добилась.

***
 О тебе написать…
 О тебе…
 Мальчик с большим носом и выразительными глазами. Что же еще о тебе написать? Разве то, что ты не выглядишь, не ведешь себя на свой возраст. Бывают люди со старою душой – изначально, и в 17 лет, бывают – наоборот. Ты относишься ко вторым.
Что еще о тебе написать? То, что ты как нельзя больше подходишь чтобы быть «мальчиком-мечтой», поэтому так обидно осознавать, что ты не со мной. Если бы все было как и прежде, так же просто можно было бы строить воздушные замки, а так – все слишком быстро рассыпается о реальность. Мальчик-мечта, мальчик в роли «прекрасной дамы» которой пишут стихи, дарят цветы… Как все может меняться!
И стихов я тебе не писала, и цветов не дарила, и вообще – подкалывала и говорила о тебе плохо. Да, это так и есть. Хорошо, что ты этого не знаешь. Не умею я любить – говорю самой себе, что человек нравиться, а потом делаю для него что-либо так, будто ненавижу люто. Видимо, пытаюсь все сделать наоборот – почувствую, что нравится, устыжусь этого, и делаю напоказ перед самой собой - все так, будто презираю. И потом сама от этого переживаю. Самая простая вещь – сказать самой себе, признаться самой себе в том, что кого-либо люблю – оказывается невыносимой. Это было уже. Это было… Все было… Все началось с того, что я начала тебя, отношения с тобой сравнивать с отношениями с прежними – возлюбленными, любовниками, мальчиками. Ты походил то на одного, то на другого. Ты нарушил все «правила общения…»! Ну, все – я преувеличили, ты нарушил основополагающие. И из-за этого – из-за того, что существовало только у меня в голове, всякие «не хочу, чтобы было как с…» из-за этого я начала что-то плести, выдумывать, играть…
Неискренность убивает отношения. Я наши гробила очень тщательно и долго. А сейчас – не знаю, жалею ли, или мне обидно до сих пор за то письмо… Обидно? Или стыдно за себя? Или, как всегда, хочется попробовать еще раз…
Ничего не было – вроде. А на сердце больно, будто бы прожила еще одну жизнь.
Играть было тоже больно. Но – самое ужасное – казалось, что не играть нельзя. Мнимые ужасы были сильнее настоящего.
Вот ничего и не…
После письма – не знаю было ли что-то с лицом – я вышла из почты, ушла на ватных ногах в свою комнату и рухнула на кровать. Не было сил ни на что. Я благодарила Господа за возможность сводить летний поход. Пыталась радоваться за О. О себе думать не могла. Сейчас могу. Но радость это не приносит.

***
Поняла, поняла почему я так плохо себя вела в походе – это все от гордыни – от убеждения – неправильного – в том, что если и любит кто-то, то пусть любит такую какая есть. А я не была такой, какая есть, я же специально вела себя хуже. И не понимала из-за чего. Думала - чтобы не любил. А на самом деле хотела чтобы любил, но по своей гордости была уверена, что в меня можно влюбиться и в грязную, нечесаную, крикливую… Эх, глупая. Да еще писала, что это все чтобы не… Это все от гордости. Эх, какая же я глупая!