О первом, театре и пыли

День первого снега стал для меня днем первого шага. Сразу после полуночи в голове стали стучать молотки, кузнечные молотки, разгоняясь с каждым часом. Как будто ремесленники-силачи опаздывали подковать взмыленных лошадей для нового круга. И я на трибуне с биноклем, а стук молотков по клеткам сознания: Е2 Е4. Шах и Мат. Игроки развернули шахматную доску и начали партию заново, сменив черное на белое, а белое выпало утром снегом. Искусственным таким, ненастоящим театральным снегом.

Когда долго не поднимается занавес… нет, когда вот-вот должны поднять занавес и оркестр уже … а в третьем ряду партера тебе страшно, потому что за пыльным блеклым занавесом сейчас происходит то, что тебе не покажу. Подготовка или еще что-нибудь и все только для того, чтобы ты несколько десятков секунд наблюдать чью-то жизнь, потратив на это свою. Сколько сразу несправедливостей! Ты не можешь посмотреть то, что тебе готовят, но наблюдать будешь то, что тебе сготовят. И от твоих желаний – это нисколько не зависит. Ты можешь хотеть встать рядом с главным героем, а можешь встать и уйти. Не досмотрев то, что для тебя приготовили. И ведь откуда они знают, что захочешь наблюдать ты, зритель, из третьего ряда партера, и он, зритель из ложи, и те двое в проходе? Может поэтому они готовят всем одно и то же, добавляя чуть чуть неизвестности и еще чего-нибудь, что не дает тебе встать и уйти, а еще плотнее усаживает тебя на стул в ожидании своей порции, именно того, что было приготовлено именно для тебя так, как ты никогда не увидишь. Потому что перед тобой всегда пыльные разводы занавеса и целая оркестровая яма.

А пыль рождается от мыслей. Когда много сидишь и думаешь в одном месте, вокруг тебя накапливается много пыли. Забивается между пальцев, скрипит на тарелках и громко чихает с верхней полки. Чем больше мыслей, тем больше пыли. Не важно, думаешь ты о завтрашнем солнце, или о вчерашнем затмении. Все воплощается в пыль. А старые вещи в шкафу самые пыльные, потому что они питаются чужими мыслями. Они как ловушки для пыли, потому что о них никто не думает, их не носят. Пыльные мысли застревают в самых неудобных местах: под кроватью или в уголке стеклянной вазы с узким горлышком. И никакой тряпкой не выгнать их оттуда, никаким свежим ветром. Только выбросить вазу, пусть старую, пусть бабушкину или передвинуть кровать, повернуть лицом к солнцу.

Новое – это то же старое, только по-другому. И там где есть одно новое, туда приходит другое.