Почти неправда. Часть 2

 - Насть, я только сменился суток. Сейчас кофе допью и приеду. Только добираться буду, наверное, долго. Из-за снегопада везде пробки. На метро получилось бы быстрее, но я не хочу бросать машину на подстанции.
- Хорошо. Забеги по дороге в магазин, Майк. Выползать никуда не охота, а у нас хлеб закончился, - Настя потянулась под одеялом.
Была суббота, на работу торопиться не надо и ей ужасно хотелось просто поваляться в постели под теплым уютным одеялом в ожидании Майка.
 Несмотря на субботний день из-за сильного снегопада, обрушившегося декабрьским утром на Москву, все дороги были забиты. Сутки выдались тяжелыми, и ужасно хотелось спать. Майк, влетая в очередную пробку, снова и снова жалел, что не поехал домой на метро. До квартиры, которую он снимал неподалеку от подстанции, можно было и вовсе дойти пешком, но теперь он почти не появлялся там, только изредка забредал на часок вздремнуть после суток, если Настя была на работе и не дожидалась его дома. До конца декабря квартира была оплачена, а с января Майк подумывал и вовсе отказаться от нее, чтобы не тратить зря деньги…
 Впереди снова назревала пробка. Майк зевнул, притормаживая, и тут заметил «голосующую» девушку. Удобная дорожная сумка, гитара в чехле, коротенькая курточка, джинсы, короткая стрижка, сигарета в руке.
- Может, с попутчицей мне будет проще не заснуть, - пробормотал Майк.
Он остановился рядом с девушкой и приглашающим жестом распахнул дверцу, перегнувшись через переднее пассажирское сиденье. Девушка заглянула в салон:
- Гостиничный комплекс «Измайловский», - вопросительно произнесла она.
Майк кивнул и девушка, закинув на заднее сиденье сумку и гитару, устроилась рядом. Машина вскоре снова застряла в потоке автомобилей, вязнущих в глубоком снежном крошеве нерасчищенной дороги.
- Ну вот, опять в пробку влетели, - Майк вздохнул, снова зевая. Однако, девушку это совсем не огорчило. В машине она согрелась и не выказывала никаких признаков нетерпения. Приготовившись к долгому ожиданию, Майк с интересом разглядывал свою попутчицу. Лицо ее казалось ему ужасно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где видел эту девушку раньше. После суток мозг отчаянно сопротивлялся, не желая заниматься мыслительной деятельностью. Гитара, дорожная сумка…
- Кира Кирш. «Совы». Нижний Новгород, - наконец вспомнил он.
- Точно, - кивнула девушка, - Приятно, что в столице меня узнают в лицо, - усмехнулась она.
- И какими судьбами к нам?
- Мелкомасштабные гастроли. Так, по ночным клубам. Ребята приехали раньше, а меня задержали в Нижнем дела. Они меня ждут в «Измайловском». Я с корабля на бал – вечером играем в «Би-2».
 Кира оказалась девушкой общительной и охотно поддерживала беседу. Майк кивал, зевал и отчаянно боролся со сном.
- Знаешь, ты извини, конечно, но я могу и помолчать. Ты так истошно зеваешь, словно нет в мире вещи скучнее, чем разговор со мной, - Кира выглядела обиженной.
- Да нет, что ты. Извини. Просто я с суток. Дежурство выдалось то еще. За всю ночь даже не присел, где уж там поспать. Вот и зеваю. Спать хочу невыносимо!
Кира тут же оттаяла и улыбнулась. Она перегнулась через спинку сиденья и, порывшись в сумке, протянула Майку банку.
- Что это? – удивился он.
- Энергетик. Тебе этого вполне хват, чтобы не заснуть до дома. На вкус не очень, но тонизирует хорошо.
 
 

 Пробка потихоньку рассасывалась, от энергетика Майк взбодрился и прибавил скорость, перестав, наконец, зевать.
- Чего в Москве все носятся как угорелые? На дорогу смотреть страшно.
- Темп жизни такой. Слишком многое нужно успеть, - пожал плечами Майк.
- Темп жизни! Одни аварии от вашего темпа, - пробормотала Кира.
- Ага, особенно зимой. Я за ночь на три авто выезжал.
- Так ты что, на «скорой» работаешь? – удивилась Кира.
- Да, а чего ты так удивляешься?
- Ты не похож на врача, - просто ответила Кира, пожимая плечами.
- А на кого похож?
- Не знаю, - задумалась Кира, - но не на врача. А ты не плохо смотрелся бы на сцене. Девочки бреются на лысо, а мальчики отращивают хвостики и косички, а народ от этого тащится.
Майк насупился.
- Не обижайся. На самом деле тебе очень идут длинные волосы. Это я просто так сказала, не про тебя совсем.
 В этот момент, несущийся на встречу, невесть откуда взявшийся Камаз со встречной полосы закрутило на покрытой снежным накатом дороге. Майк, чертыхаясь, вывернул руль, но было уже поздно. Кира охнула на пассажирском сиденье, Майка основательно тряхнуло и сознание его на бесконечно долгую минуту утонуло в противном, оглушительном скрежете металла. Наконец все стихло. Из-за перегородившего дорогу Камаза и сплющенной «девятки» Майка снова стала собираться пробка. Тихо кружился в неподвижном воздухе пушистый снег…
 Оглушительный скрежет металла, почти нестерпимая боль, темнота и сразу же – яркой вспышкой – щебет сотни голосов, пестрые картинки сотни жизней и чувства сотни людей – боль от потери близких, отчаянье, страх, радость, ликование, вкус победы и славы, черная тоска и безысходность… Майк почти потерял себя в этом мощном потоке, но, неожиданно все прекратилось. Он открыл глаза, глубоко вздохнул и тут же непроизвольно охнул от обжигающей боли в правом боку. Перед глазами все плыло, кружилась голова, а желудок грозил расстаться с утренним кофе. И что-то еще было решительно не так…
 Превозмогая боль, Майк по кусочкам собирал собственное сознание. Он повернул голову, стараясь оценить обстановку, и неожиданно увидел себя самого. Рулевая колонка проломила грудину и вдавила его тело в сиденье в совершенно немыслимой позе, намертво зажав в искореженной машине. Холодея от ужаса, почти автоматически он протянул руку к собственному телу – ни пульса, ни дыхания. Мертвенная бледность и холодность кожи заставила его непроизвольно отдернуть руку.
 Забыв о боли, он судорожно ощупал себя. Зеркало было разбито, но и без него Майк понял вдруг, что тело Киры – солистки популярной рок-группы, его попутчицы – теперь принадлежит ему. Стараясь не думать о том, что стало с бессмертной душой этой самой Киры, Майк закрыл глаза. Сознание упорно отказывалось осознавать произошедшее…
 Майк закрыл глаза, сделал над собой усилие и чужим, чуть хрипловатым женским голосам произнес:
- Я – Кира, солистка популярной рок-группы «Совы», автор текстов и музыки.
Сердце замерло в груди на миг, а потом начало бухать, словно огромный кузнечный молот. Виски заломило от бешеной пульсации крови. Нее открывая глаз и не замечая боли, Майк заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, подавляя накатывающую панику…
 Все громче выли, приближаясь, сирены «скорой» и милиции.
- Черт! – Майк вдруг понял, что сейчас он лишился своего тела, а спустя совсем короткое время лишится и всех прочих материальных ценностей.
 

 От собственного мародерства было нестерпимо тошно, но он, стараясь как можно реже касаться мертвого тела, быстро извлекал из карманов и сумки мобильник («В конце концов, это мой мобильник!»), банковские карточки, деньги, ключи от квартиры. Документы воровать было бы глупо. Он достал паспорт, вытащил Настину фотографию из-за обложки и положил паспорт обратно в карман куртки. Майк едва успел до приезда «скорой» спрятать все награбленное в сумку Киры – перед глазами все плыло, тряслись и не слушались руки.
 Майку казалось, что с момента аварии прошла уже целая вечность, но на самом деле «скорая» прибыла в рекордно короткий срок – рядом был Склиф, на территории которого находилась центральная подстанция скорой помощи, где работал Майк.
 Возбужденные голоса фельдшеров и водителя скорой, истеричный визг Аленки – девушки с подстанции, увидевшей его бездыханное, не подающее признаков жизни тело, тщетные попытки извлечь это самое тело из машины – все это проходило мимо его сознания, отчаянно пытавшегося осознать произошедшее.

 Суета приемного отделения Склифа. Майк категорически отказывался от госпитализации, но отпускать его не хотели, и теперь он лежал на каталке около кабинета невропатолога, дожидаясь его консультации, после которой его, возможно, отпустят домой под расписку.
 Мелькали знакомые лица, он слышал знакомые голоса – говорили все больше о нем, но теперь уже и не о нем одновременно. Все знакомые из общей реанимации выглядели мрачными и подавленными – переживали из-за случившегося. Прошла мимо Леночка Воронкова из дежурной смены – лицо заплаканное. Майк понял, что она уже успела побывать в морге, куда увезли его тело. Ему отчаянно хотелось крикнуть, что он здесь, рядом, живой и теплый! Так хотелось успокоить и утешить всех, кто любил его и кому сейчас больно и плохо… Хотелось обнять Настю и быть с ней рядом всегда ...
«Ну, ты попал, Майк » - подумал он. В голове всплыла глупая реклама: « «Росно» попало». О Кире он знал очень мало и теперь судорожно пытался сообразить, как он будет жить ее жизнью. Она слишком известная личность, чтобы просто затеряться в толпе.
 Его размышления прервал голос Димки. Ответила ему Настя. Голос Насти звенел от волнения и сдерживаемых эмоций, но она не плакала и держалась молодцом, как показалось Майку.
«Наверное, Леночка Воронкова уже накормила всех желающих лошадиной дозой успокоительного» - подумал Майк.
Однако, прислушавшись к разговору, он понял, что в успокоительном Настя не нуждается, просто устала и хочет побыть одна.
 - Дим, я просто знаю, что он вернется. Рано или поздно, так или иначе. Мальчиком или девочкой, мужчиной или женщиной, но вернется. И я готова ждать хоть целую вечность, пока он отрастит себе новую тушку.
- Насть, ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь? – голос Димки звучал растерянно и почти жалобно.
- Понимаю. Лучше, чем ты думаешь. И знаешь, ЧТО? Я от вас устала! Мне одной Ленки Воронковой с истерикой за глаза хватило. Успокаивать еще и тебя я не собираюсь. По закону жанра, это я должна рыдать у тебя на груди, а ты должен меня утешать. Мне ведь тоже чертовски больно, Дим, если ты еще не понял!
- Настасья, подожди! – удаляющийся голос Димки и тихие Настины шаги слились с общим шумом приемного отделения.
«Настя, Настя» - с нежностью подумал Майк.


 

 Память услужливо перенесла его в теплое осеннее утро, когда он проснулся рядом с Настей, заснув накануне на неудобной койке надзорной палаты второго психосоматического отделения Склифа.
 Примирение получилось естественным и само собой разумеющимся. Они снова были вместе и просто радовались этому маленькому счастью – одному на двоих.
 Не потревожив чуткий сон Настиных родителей, Майк сварил на кухне свой фирменный кофе, над рецептом которого Настя безуспешно ломала голову. Свой эксклюзивный рецепт Майк хранил в тайне, и Настя понимала только, что он добавляет в кофе специи, но какие именно угадать так и не смогла.
 Майк вернулся в комнату с двумя чашками. Уловив знакомый аромат, Настя зажмурилась от удовольствия – она успела ужасно соскучиться по кофе «от Майка».
 Наконец Майк отставил опустевшую кружку, внимательно посмотрел на Настю и тяжело вздохнул.
- Насть, мне очень хорошо вот так с тобой сидеть, кофе пить. Не хочу все портить, но нам с тобой нужно серьезно поговорить.
- А почему портить?
- Потому что я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе скажу. Только не надо ставить мне очередной психиатрический диагноз. Выслушай меня, а потом реши, хочешь ли ты и дальше быть рядом со мной.
- Но, Майк…
- Нет, - перебил он Настю, - сначала послушай меня. Я хочу, чтобы ты кое-что знала…
- Хорошо, - Настя тоже отставила кружку и потянулась за сигаретами.
- Какой-то древний век, хрен его знает, какой. И хрен знает, какой вообще мир… Извечная борьба добра и зла. Я был великим магом и Хранителем Равновесия. Это только считается, что всегда должно побеждать добро. На самом деле это не так. Для существования мира нужно равновесие и стабильность. Всегда есть место и добру и злу, просто они должны быть уравновешены.
 Я не принадлежал ни Свету, ни Тьме, я был всегда посередине и не имел права оступиться. Но зло не может быть не привлекательным, иначе оно не нашло бы сторонников. Долгие годы я стоял на страже Равновесия, но всему приходит конец. Я оступился всего лишь раз, но этого было достаточно. Я склонился к Темной стороне, и Великое Равновесие было нарушено. Однако, как оказалось, Равновесие было слишком драгоценным, чтобы доверить его одному мне. Так или иначе, но все было восстановлено, пусть и ценой огромных усилий тех, кому, как и мне, выпало стоять на границе Света и Тьмы. Ну, а меня ждало что-то вроде Магического Трибунала. Я был приговорен к бессмертию. Это могло бы показаться подарком, а не приговором, если бы не ряд условий. Всех магических способностей я был лишен, за исключением некоторых, очевидно, врожденных. Кое-что принадлежит мне до сих пор, но управлять этим так же легко, как раньше, я уже не могу. Хотя, наверное, только благодаря этим способностям, я проснулся сегодня здесь, а не в надзорке ПСО.
 Мое сознание, душа, если хочешь, стала бессмертной, но тело не может существовать вечно. Я был вынужден менять телесную оболочку, когда очередная приходила в негодность, как бы цинично это не звучало. Это не было в моей власти, это было моим при говором. Выбор нового тела не зависел от меня. Подобно какому-то демону ада, я отбирал тела у новорожденных детей, прекрасных юношей, нежных девушек и степенных отцов семейств. За долгие годы существования в очередном обличье я, по началу, заставлял себя забыть все, что пережил до этого, в другой телесной оболочке. Но шло время и однажды воспоминаний стало слишком много. Отбирая тела у людей, которым не посчастливилось оказаться рядом со мной в мой смертный час, я мог искупить свою вину, только живя их жизнью. Я считал, что не имею права сбегать во вновь приобретенном теле и бросать всех, кому был дорог человек, ставший моей жертвой. И я вынужден был жить жизнью всех этих людей – растить их детей, опекать престарелых родителей, осваивать новые профессии…
 Довольно скоро воспоминания о прошлых жизнях стали путаться в моем сознании. Я выглядел одержимым дьяволом и парочку своих жизней закончил в приюте для безумных. Я молился всем известным Богам и желал только одного – смерти. Однако, такого снисхождения я был не достоин. Я не знаю или не помню, что случилось, но, неожиданно, получилось так, что всё своё многочисленное прошлое я стал помнить лишь краткий миг между смертью и новой жизнью. Каждая новая жизнь начиналась теперь в теле новорожденного младенца, с чистого листа…
 В момент моего неудавшегося самоубийства тоже что-то случилось. Я не должен помнить всего этого, не должен ничего знать. Конечно, сейчас я тоже что-то помню, что-то домысливаю. Я рассказал тебе все, что знаю. Знаю, сам не понимая откуда…
 Иногда я с ужасом думаю, что мог бы отобрать тело у Димки, явись он чуть позже, когда мое нынешнее тело спасти было уже невозможно… Тогда я еще ничего не знал…
 Вот такой я - Мятежный Хранитель Равновесия…
 Майк внимательно смотрел на Настю. Комната утопала в сигаретном дыму, Настя хмурилась.
- Малыш, мне очень жаль, но я не мог не рассказать тебе все это. Это не бред сумасшедшего, это - правда. Поверь мне, если сможешь. Просто твой выбор – оставаться ли нам вместе – должен быть осознанным. Ты должна знать, КТО рядом с тобой. Я все пойму…
- Нет, Майк. Не надо больше ничего говорить. Мы снова вместе и я тебя никому не отдам.
Настя обняла Майка и прижалась к нему, как ласковый доверчивый котенок, и Майк почувствовал, как огромный груз упал, наконец, с его бессмертной души бывшего мятежного Хранителя Равновесия.
 Немного позже, когда они стояли у окна и курили, Майк вдруг произнес:
- Я еще кое-что забыл тебе сказать…
Настя посмотрела на него почти жалобно – потрясений было и так достаточно.
Майк улыбнулся.
- Нет, ничего ужасного. Проста моя татуировка на плече – вовсе не татуировка. Это клеймо преступника, поставленное мне Магическим Трибуналом. Какое бы обличье я ни принимал, по достижении 16ти лет оно появлялось на одном и том же месте в каждой из моих жизней.
 Поздно вечером Майк сначала долго настраивал старенькую разбитую гитару, принадлежавшую еще Настиной маме. А потом до поздней ночи пел Насте свои песни, впервые признавшись, что пишет тексты и музыку к ним, но считает это просто баловством и не занимается профессионально, потому что его призвание – медицина, а музыка… Вызов невролога прервал поток воспоминаний Майка.
 О переломе трех ребер справа (хорошо еще без смещения) Майк уже знал – успели сделать рентген. Невролог прибавил к этому сотрясение и ушиб мозга. Его желание уйти из приемного НЕ покоя под расписку вызвало у врачей не только удивление, но и бурю протеста. Майк до последнего стоял на своем и держался из последних сил, не обращая внимания на уговоры врачей.
 Эскулапы, в конечном итоге, сдались, решив, что у них нет ни времени, ни желания уговаривать остаться в больнице строптивую девчонку.
 Майк в обличье Киры вышел из Склифа с ее сумкой на плече, бережно прижимая к себе ее гитару.
 
 

До снимаемой им квартиры быстрым шагом было идти минут 15. На сей раз дорога заняла почти час – каждый вдох и выдох, каждый шаг казались гражданским подвигом.

 Майк тихо закрыл за собой дверь, бросил сумку и осторожно прислонил гитару к стене. Даже раздеться теперь было проблемой - болело абсолютно все. Оставшись, наконец, в джинсах и свитере, Майк по стеночке дошел до дивана в комнате и в изнеможении опустился на него.
 Из-за сломанных ребер было больно дышать, его мутило, и ужасно кружилась голова. Майк сфокусировал взгляд на больших настенных часах – два часа дня.
- Айболит, полчаса тебе на реанимацию, - сказал Майк себе в полголоса и вздрогнул от того, как непривычно он прозвучал, - Учись быть девочкой, - со вздохом добавил он.
 Через полчаса Майк заставил себя встать и пошел одеваться.
- Надо снять все деньги с банковских карточек. В данной ситуации удобнее иметь наличные, чем банковские карты на чужое теперь имя.
Майк намеренно разговаривал вслух, чтобы привыкнуть к звучанию своего нового голоса.
- Ох, женщины! Все не как у людей! Даже пуговицы на куртке не на ту сторону застегиваются. Одевать женскую одежду было непривычно и совсем немного – неудобно. В конечном итоге Майк смирился и с этим – одежда была на удивление комфортной, за что он и поблагодарил мысленно Киру.
 Банкомат был совсем не далеко – в соседнем доме. Однако, вернувшись с вынужденной прогулки, Майк почувствовал себя заметно хуже. Он тяжело опустился на табуретку на кухне и прикрыл глаза – головокружение тут же усилилось. Глаза пришлось открыть. Взгляд его упал на брошенную в коридоре сумку Киры.
- Ладно, подъем! Меня ждут великие дела.
 Майк перенес сумку в комнату и устроился с ней на полу, прислонившись спиной к дивану.
- Готовься к потрясениям, Майк. Наверняка в сумке ты обнаружишь горы «Тампаксов», - Майк продолжал разговаривать сам с собой вслух, по привычке называя себя Майком, забыв, что теперь он – Кира.
 Вопреки ожиданиям никаких «Тампаксов» в сумке не было. Первое, что он извлек, был сценический костюм Киры – черные брюки из мягкой кожи и черная шелковая рубашка.
- Банально, но, должно быть, удобно и, наверняка, Кира смотрится в этом очаровательно.
Следующей находкой стали белые кружевные трусики-стринги. Он секунд двадцать растерянно их рассматривал, вертя перед глазами, а потом начал смеяться. Он хохотал до слез, давая выход всему напряжению и эмоциям, сдерживаемым так долго. Он понимал, что это скорее истерика, чем здоровое веселье, но остановиться не мог. Стоило ему бросить взгляд на свою находку, и он снова начинал смеяться.
 - И вот это я должен носить? – все еще всхлипывая от смеха произнес Майк.
Не дождавшись ответа в виде откровения с небес, Майк бросил свою находку за спину и продолжил осмотр вновь приобретенного имущества. После безудержного истеричного веселья в душе словно разжалась тугая пружина, сдерживавшая все эмоции. Майка затопила тоска и одиночество. Ему не хотелось больше разговаривать вслух и слышать свой собственный женский голос, он не хотел привыкать к новому телу и жить чужой жизнью.
«Бедная Настя. Зачем только я опять появился в ее жизни. Как она там?» - думать об этом было невыносимо и Майк снова начал разбирать вещи Киры, надеясь отвлечься.
 Вскоре вокруг него лежали диски «Сов», документы Киры, деньги, мобильники и пухлый ежедневник.
 - Вот тебя-то я, родимый, и искал! – до конца года оставалось меньше месяца и Майк надеялся почерпнуть из ежедневника хоть какие-то факты из жизни Киры.
 

 Свой мобильник Майк тут же выключил, а на мобильнике Киры обнаружилось около десятка пропущенных вызовов.
 - Извините, ребята, я пока не готов с вами общаться, - тихо произнес Майк, выключая второй мобильник.
Он искренне посочувствовал тем, кто безуспешно пытался разыскать Киру и посожалел о сорванном выступлении в «Би-2». Разобравшись с мобильниками, Майк сел за компьютер, порадовавшись, что так и не собрался перевезти его к Насте, не пожелав расставаться с интернетом, которого у Насти не было. Пальцы быстро и привычно забегали по клавиатуре – видимо, Кира тоже проводила много времени за компьютером. Майк зашел в Интернет, надеясь, что там найдется хоть какая-то информация о группе «Совы». Через минуту он уже лазил по их сайту, стараясь не упустить ни одной мелочи и бормоча себе под нос:
 - Барабанщик Игорёк… По слухам тайно влюблен в Киру… Так… Посмотрим… Боже, а здоровый-то какой… Да еще и лысый – чтоб совсем страшно было… В гневе, наверное, ужасен. А по жизни интересно как? Мне ж с ними общаться со всеми… А это что за чудо с фиолетовыми глазками? Линзы? Пишут, что свои такие… Брешут, конечно… Некто Макс… Макс… Макс… Так, что тут у нас ещё…
 Спустя час Майк почти терял сознание от усталости, боли и головокружения, но в душе был безумно доволен – теперь он знал о них, да и о себе, достаточно много. Все остальное всплывет в процессе, а пробелы в знаниях можно списать на амнезию, случившуюся в результате травмы.
 - Диванчик, вожделенный мой диванчик… Нет, нельзя, засну ведь сразу, а великие дела еще не закончились – вон их сколько на полу валяется. И я даже пытаюсь шутить… - Майк посмотрел на грустного зайца в медицинской шапочке, взиравшего на него со спинки дивана и вздохнул.
 На очереди было прослушивание дисков «Сов», обнаруженных среди вещей Киры.
 Майк слушал внимательно и вдумчиво, изредка бормоча что-то себе под нос, потихоньку привыкая к звучанию своего нового голоса.
 Через час Майк бережно расчехлил гитару и провел пальцами по струнам. Забыв о боли, головокружении и тоске, он закрыл глаза и нежно перебирал струны, лаская их словно тело любимой женщины. Наиграв несколько своих песен, он тихо произнес:
 - Кира, у тебя не просто гитара, это настоящая мечта…
Исполнив несколько песен из репертуара «Сов», Майк сказал вслух:
 - Для первого раза просто отлично, а если немного порепетировать, то и вовсе никто ничего не заметит.
«Просто у Киры амнезия. Плохо ей, болеет» - утешал себя Майк.
 Диван манил его в свое уютное ложе. Он постоял немного в раздумье, но потом махнул рукой:
 - Ладно, не судьба. Продолжаем совершать гражданские подвиги.
 Он заново упаковал гитару и сумку, положив ежедневник поближе, надеясь хотя бы полистать его до встречи с «Совами». Вздохнув, Майк достал мобильник Киры, собираясь позвонить кому-нибудь из ребят, но с трудом представляя как и что он будет им объяснять, учитывая внезапную «амнезию».
 Мобильник включился с мелодичным звоном и на экране сначала появился логотип фирмы-производителя, а затем надпись « введите pin-код ».
 - Какой пин-код? Ты что, опух, родной? Откуда ж я его узнаю, пин-код-то твой? – Майк обиженно смотрел на предательский мобильник.
 - Ну и вредина же ты, - сказал он телефону, снова его выключая. – Ну и пожалуйста, ну и не надо, не очень-то и хотелось.
 
 

 Москву затопили ранние зимние сумерки. Свежевыпавший снег переливался в свете фонарей. Витрины многочисленных палаток и магазинов уже расцветили новогодние гирлянды и мигающие фонарики. Кругом были люди, не подозревающие о недавней трагедии и жизнь. Майк вдохнул морозный воздух и зажмурился на миг. Потом он поудобнее перехватил гитару и вышел на обочину дороги – доехать до «Измайловского» на метро в таком состоянии можно было и не мечтать.
 На сей раз новая внешность сыграла ему на руку – первая же машина затормозила рядом с ним и водитель, приветливо улыбаясь, приглашающим жестом распахнул дверцу.
 Он трещал без умолку, осыпая Киру комплиментами и мучая вопросами. Майк тихо зверел, но заставлял себя улыбаться. От болтовни водителя голова разболелась еще больше, хотя час назад Майку казалось, что больше уже просто некуда .
 Наконец, как избавление, из-за пелены снежинок появился гостиничный комплекс «Измайловский». Выбравшись из прокуренного салона автомобиля на свежий воздух, Майк почувствовал себя значительно лучше. Однако, что делать дальше он не знал. Корпусов было много и угадать, где именно «Совы» ждали Киру, было невозможно. Постояв у корпуса «Альфа», Майк решил, что он выглядит каким-то необитаемым и двинулся дальше.
 - Может, у кого-нибудь из них хватит ума выйти на улицу? Хоть бы марсианин этот с фиолетовыми глазами вышел, что ли. «Тётя, тётя кошка, выгляни в окошко», - бормотал Майк.
 Сзади послышались тяжелые шаги и , не успел Майк обернуться, как кто-то сгрёб его в охапку с воплем:
 - Кирюша! Мы все морги обзвонили!
Перед глазами полыхнуло красным, Майк взвыл. От удивления незнакомец отпустил Киру и Майк смог, наконец, обернуться. Перед ним стоял бритоголовый барабанщик Игорёк.
 - Ну, ты, железная лапа! У меня и так три ребра сломаны, а после твоих объятий, может, уже все пять!
Только тут Игорёк заметил мелкие порезы и царапины на лице Киры, оставленные осыпавшимся лобовым стеклом. Он опустился перед ней на колени и взял ее маленькие ладошки в свои огромные лапищи. Майку вдруг стало даже жаль его – таким несчастным он выглядел теперь.
 - Что случилось, Кирюша?
 - В аварию попал…ла. Отделалась тремя сломанными ребрами и сотрясением ума, а вот водитель погиб, - Майк старался следить за своей речью, но все равно ошибался и говорил от мужского имени. К счастью, слишком пораженный услышанным Игорёк, этого не заметил.
 - Пошли к ребятам! – Игорёк легко, словно пушинку, подхватил Киру на руки. – Поставь меня немедленно, - снова взвыл Майк, - Рёбра же больно!
Игорёк бережно поставил Киру и выглядел теперь совсем уж несчастным. Майку снова стало жаль его.
 - Сумку возьми, - подсказал он.
Игорёк подхватил сумку и хотел взять гитару, но Майк не дал.
 - Прости, я и забыл, что твоя балалайку неприкосновенна, - улыбнулся Игорёк.
 - Я тебе дам – балалайка! – возмутился Майк.
 - Всё, молчу, молчу, - Игорёк поднял руки вверх.


Настя брела от автобусной остановки к дому, пытаясь найти в голове хоть одну мысль. Разум молчал, размеренно отсчитывая секунды: тик-так, тик-так… секунды без него.
 


 Все было так привычно и знакомо. Этой дорогой Настя столько раз возвращалась домой… домой, где теперь ее никто не ждет.
 Настя не глядя набрала код на двери подъезда, поднялась по лестнице, достала ключи и машинально открыла дверь – привычные движения не требовали мыслительной деятельности и Насте вдруг показалось, что пока тело совершает заученные манипуляции, душа грустно ждет в сторонке.
 Несмотря на то, что ее не было дома всего несколько часов, ей вдруг показалось, что прошла целая вечность и это уже совсем другая квартира, а она – совсем другая Настя.
 Недопитый чай на столе в желтой кружке с геометрическим узором – «он всегда оставляет недопитый чай», толстый свитер и спортивные брюки – домашняя одежда, брошенная им на кресле в спешке сборов на работу и так и не сложенная Настей, гитара в чехле в углу, домашние тапочки, которые Майк так ни разу и не одел, предпочитая дома ходить в носках… Все в этой квартире напоминало о том, что еще несколько часов назад здесь жил Майк и сложно было поверить, что он уже никогда не допьет свой давно остывший чай, а тапочки так и останутся просто новыми тапочками…
 Настя опустилась на пол около кресла и уткнулась лицом в его свитер, вдыхая родной и до боли знакомый запах. Слез не было, только размеренно тикали в голове часы
 - Я не могу, только не сегодня. Я переживу потом и свитер и недопитый чай. Только не сегодня… - Настя рывком поднялась с пола, накинула куртку, влезла в ботинки и, закинув на одно плечо рюкзак, выбежала из дома. Она с силой распахнула дверь подъезда и… оказалась в объятиях неуклюжего из-за толстой дубленки Димки.
 - Попалась, - сказал он.
Настя стояла и смотрела в его серые глаза, понимая, что только Димка в эту минуту способен понять ее чувства – самый верный на свете друг Димка, который рядом именно тогда, когда его присутствие жизненно необходимо.
 - Поедешь на работу и останешься там ночевать?
Настя кивнула, подумав: «Димка, Димка, ты все понимаешь без слов».
 Он взял Настю за руку и покачал головой.
 - Ты же знаешь, что я не отпущу тебя никуда, - тихо сказал он.
 Снег идти так и не перестал, и Димка поймал машину, не став дожидаться автобуса, наверняка застрявшего в очередной пробке. Против обыкновения, он устроился вместе с Настей на заднем сиденье. Она положила голову ему на плечо и сама не заметила, как заснула.

 …Саша потрясла головой, прогоняя остатки сна и посмотрела за окно – серые сумерки.
 - Опять заснула над книжкой, - пробормотала она. Мысли путались – ей снилось что-то невразумительное про недопитый чай, толстый свитер и нестерпимую грусть от того, что тапочки так и останутся новыми… Она снова потрясла головой. Хлопнула входная дверь и Саша услышала голос отца:
 Дочь, ты дома? У нас гость.
Саша высунулась из комнаты. Рядом с отцом стоял представительный мужчина средних лет.
 - Знакомься – это мой бывший одноклассник Михаил. Он 15 лет назад уехал в Англию, поэтому говорит по-русски с акцентом и зовут его теперь Майкл. Майк, это моя дочь Саша. Ты уехал тогда так и не дождавшись ее рождения.
Мужчина посмотрел на Сашу и тихо произнес:
 - Mouse…
 - Чего? – не расслышала Саша.
 - Ты похожа на маленького мышонка, - улыбнулся гость.
 
Саша пожала плечами и юркнула на кухню.
 - Пап, вы голодные?
 - Нет, Саш. Только чай. Замерзли немного.
 Майкл оказался веселым и забавным. Он много и интересно рассказывал об Англии, где открыл свое дело и теперь владел сетью ресторанов, а в качестве хобби еще и продюссировал рок-группу. Саша слушала его и ей казалось, что она знает его целую вечность – так уютно ей было сидеть на кухне в его обществе. Чуть насмешливым взглядом своих карих глаз он проникал, казалось, в самую душу пятнадцатилетней девчонки, но это ее ничуть не смущало. От этого взгляда ей становилось тепло и уютно, словно в детстве в ласковых объятиях мамы.
 - Саш, мы с тобой совсем заговорили нашего гостя, а ведь он в Москве проездом по делам. У него завтра трудный день.
 - Что ты, что ты, - замахал руками Майкл, - Я сова и совсем не хочу спать. Вечером я улетаю домой, в Англию, днем дела… Может, я еще лет 15 не выберусь в Москву. Ну, когда еще наговоримся!
 Саша быстро привыкла к его довольно заметному акценту, и он перестал казаться ей забавным. Махнув на полуночников рукой, давно ушел спать Сашин папа, а она все никак не могла наговориться с другом отца из далекой Англии и оторваться от его завораживающих, чуть насмешливых карих глаз.
 Далеко за полночь Майкл вздохнул и произнес:
 - Little mouse, тебе ведь завтра в школу. Будешь носом клевать на уроках , - заметив протест в Сашиных глазах он добавил:
 - Да и у меня завтра трудный день и много дел.
 В дверях своей комнаты Саша обернулась и снова встретилась взглядом с его, чуть насмешливым.
 - Не думаю, что когда-нибудь забуду тебя, маленький мышонок, - улыбнулся Майкл.
 Утром Саша проснулась до будильника от ощущения чьего-то присутствия в комнате. Она открыла глаза – в комнате уже никого не было, а на тумбочке рядом с ее кроватью лежал сложенный пополам тетрадный лист. Саша включила бра. Щурясь от яркого света, она взяла листок в руки, и на колени ей упал полосатый камешек на кожаном шнурке. Саша развернула послание – ровные строчки стихов. В коридоре тихо щелкнул замок, и она кинулась к дверям. На лестнице уже никого не было и она выбежала на балкон, моментально продрогнув до костей. Увидев выходящего из подъезда Майкла, она вдруг почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
 Не чувствуя мороза, она смотрела вслед уходящему англичанину, и лишь когда он скрылся из виду в предутренних зимних сумерках, вернулась к себе в комнату. Зажав в руке теплый полосатый камешек, она пробежала глазами ровные строчки:
 
 Мы встречались когда-то, в прошлой жизни, наверно,
 Я любил эти руки и взгляда прозрачный свет.
 Я сейчас бы хотел повторить все эти мгновенья,
 Но тебе, к сожаленью, всего лишь пятнадцать лет.
 Помнишь, как мы бродили под стенами древнего замка,
 Ты так звонко смеялась и тихо шептала: «нет!»
 Я сейчас бы хотел повторить все эти мгновенья,
 Но тебе, к сожаленью, всего лишь пятнадцать лет.
 Как тебя я узнал? Остается все это загадкой.
 Вижу я каждый день, как ты грустно встречаешь рассвет.
 Я уверен, что в жизни твоей будут эти мгновенья,
 Ведь живешь ты на свете всего лишь пятнадцать лет.
 
Под стихами стояла подпись «Майк» и «Удачи, маленький мышонок».

 - … Просыпайся, Настасья, приехали, - Димка осторожно тормошил Настю, уснувшую в теплом салоне машины.
«Мы встречались когда-то, в прошлой жизни, наверно», - прошелестел в голове уходящий сон и снова - размеренное «тик-так» вместо мыслей, не позволяя вспоминать о том, что случилось утром.
 Настя и Димка выбрались из машины. Двор Димкиного дома утопал в снегу и зимних сумерках.
 - Давай постоим немножко, я покурю, - Настя полезла в рюкзак за сигаретами. Порывшись немного она вдруг замерла и обернулась на Димку.. Он ничего не заметил, роясь в своем рюкзаке в поисках ключей. Настя осторожно достала из рюкзака сложенный пополам тетрадный листок и полосатый камешек на кожаном шнурке. Щелкнув зажигалкой, она пробежала глазами ровные строчки стихотворения:
 «Мы встречались когда-то, в прошлой жизни, наверно…»
 Зажав в руке теплый камешек, Настя опустилась на заваленную снегом скамейку.
«Удачи, Мышонок. Майкл», - стояла подпись под ровными стихотворными строчками на тетрадном листке.
 Настя готова была поклясться на Библии, что несколько раз за сегодняшний день перетряхивала рюкзак в Склифе в поисках сигарет и ни стиха, ни камешка там не было…
 Димка подошел и осторожно взял Настю за руку.
 - Идем, Настасья. Ты же почти в сугробе сидишь, промокнешь.
Настя удивленно посмотрела на Димку, затем перевела взгляд на скамейку – она и не заметила, что сидит на лавочке, утонувшей в снегу.
 - Дим, я, наверное, схожу с ума. Я сегодня сто раз перерыла рюкзак вдоль и поперек, и ЭТОГО там не было, - Настя разжала руку, демонстрируя Димке пригревшийся в ее кулачке камешек, - Потом в машине мне приснился сон. Я была там какой-то девочкой Сашей. К ее отцу приехал друг из Англии, Майкл, между прочим. И вот этот сэр и маленькая девочка всю ночь трепались на кухне. На рассвете сэр ушел, оставив это на память девочке, которой я была во сне. А теперь я в рюкзаке нахожу стихи и камешек из собственного сна…
 Настя смотрела на Димку и почему-то почти ненавидела его за то, что сейчас он найдет тысячу адекватных причин, по которым стихи и камешек могли попасть к ней в рюкзак без всяких потусторонних глупостей.
 - Настенька, - Димка опустился на корточки и взял Настины ладошки в свои, - пошли домой, малыш.
«Настенька» - Димка впервые за все годы их дружбы назвал ее так. И так странно было слышать от него это, вместо привычного и эксклюзивного «Настасья», - как звал ее только он.
Настя подняла на Димку полные слез глаза. Ей стало нестерпимо стыдно за свои мысли и почти ненависть к Димке, которую она ощутила пару минут назад.
 - Прости меня, Дим. Ты меня только не спрашивай ничего. Просто мне нужно было сказать это вслух. Ты единственный, кто у меня остался… - она обняла Димку за шею, изо всех сил стараясь не разреветься.
Поднявшись, Димка потянул Настю за руку. Она послушно встала, убрала в карман свою находку и позволила Димке увести себя, наконец, домой.

 Майк тащился за барабанщиком Игорьком в корпус, где разместились «Совы», словно на казнь. На душе было муторно и паскудно, а тело, казалось, готово развалиться на части. Игорёк бросал на Киру встревоженные взгляды, но улыбался и по всему было видно, как он рад своей «находке».
 
«Улыбается как идиот», - зло подумал Майк, отлично, впрочем, понимая, что злится он на себя, а не на барабанщика, который просто счастлив от того, что его любовь вернулась если не невредимой, то хотя бы целой и живой.
«Ох, блин! Я же еще и его любовь по совместительству теперь», - с тоской подумал Майк.
«Надеюсь, любовь у них платоническая… Прямо беда с этой «амнезией», - досадовал он.
 Встреча с «Совами» была бурной, но стараниями Игорька, обошлось без увечий, так как он добровольно взял на себя роль телохранителя Киры и добросовестно охранял ее от объятий друзей.
 Тщательно следя за речью, Майк рассказал «Совам» подробности аварии и полную клиническую картину своего состояния, подкрепив факт частичной амнезии («здесь помню, здесь не помню, здесь рыбу заворачивали») таким количеством медицинских аргументов, что не поверить в эту амнезию было просто невозможно.
 «Совы» единодушно объявили об отмене концерта в «Би-2», но Майком вдруг овладел какой-то странный азарт. Он настоял на том, что концерт они отменять не будут, а чтобы развеять сомнения друзей в своей работоспособности, он предложил провести небольшую репетицию.
 Даже на его критический взгляд получилось не плохо. Удостоверившись, что тексты он запомнил, Майк выторговал наконец несколько часов сна перед концертом и, весьма довольный собой, ушел в свой отдельный номер, полагавшийся Кире, как единственной девушке. Не раздеваясь, в джинсах, свитере и с камешком на кожаном шнурке, с которым он не расставался с самого Питера и умыкнул с собой из машины, Майк лёг на кровать и тут же уснул, несмотря на головокружение и боль в правом боку в области сломанных ребер. И снилось ему, что он англичанин, приехавший к своему бывшему однокласснику в Москву. За пятнадцать лет, проведенных в Англии, русский язык стал почти чужим и он говорил с акцентом, но правильно. Владелец сети ресторанов и продюсер рок-группы, он был в Москве по делам и из любопытства позвонил старому другу.
 Обычная московская квартира, маленькая, но уютная…
 - Дочь, ты дома? У нас гость!
Из комнаты вышла заспанная девочка – дочка друга, рождения которой он так и не дождался, уехав жить в Англию.
 Стоило ему увидеть это хрупкое создание, и сердце его забилось чаще. Она посмотрела в его глаза и он утонул в этом взгляде С трудом унимая тахикардию и дрожь во всем теле, он тихо произнес:
 - Mouse …
И себе самому он не смог бы объяснить, что произошло с ним, но ему вдруг показалось, что он узнал в ней девушку, которую любил…в прошлой жизни? во сне?
 Они просидели всю ночь за разговорами и чаем на их уютной кухне. Давно ушел спать его друг, а он все никак не мог наговориться с чудесным юным созданием – его дочерью. Он смотрел на нее и в его голове сами собой рождались стихи:
 «Мы встречались когда-то, в прошлой жизни наверно…»
Он смотрел на нее, и ему так хотелось прижать ее к себе, почувствовать легкий аромат ее волос…
Вскоре противиться этому желанию стало выше его сил и он настоял на том, что им пора идти спать.
«Пока я не наделал глупостей сгоряча», - подумал Майк.
 Он так и не смог уснуть, проворочавшись без сна остаток ночи. На рассвете он понял, что расставания, а вернее прощания с ней он не вынесет. Снова смотреть в ее глаза и противиться желанию обнять ее и не отпускать от себя он не сможет. «Долгие проводы – лишние слезы» - вспомнилось ему.
 
 Он оделся и на простом тетрадном листе написал стихи, пришедшие ему в голову, пока они сидели на кухне. Сложив пополам листок со стихотворением, Майк снял с себя полосатый камешек на кожаном шнурке (не подобающее украшение для бизнесмена, этот камешек был самым дорогим его талисманом). Он тихо вошел в комнату Саши. Она спала, и он с облегчением вышел, оставив на тумбочке свой маленький прощальный привет.
 Выйдя из подъезда, он вдруг почувствовал ее взгляд – не спиной или затылком, а каким-то шестым чувством. Он понял, что она проснулась и выбежала на балкон, но обернуться так и не решился, боясь увидеть снова ее хрупкую фигурку, утонуть в ее глазах…Так и не обернувшись, он растворился в сумерках просыпающегося города…

 Майк проснулся от настойчивого стука в дверь – «Совы» пришли будить Киру, пора было стартовать в клуб.
 - Слышу, слышу. Уже иду! - крикнул Майк, чтобы ребята перестали барабанить в дверь. Из головы постепенно уплывал сон о чудесном юном создании и английском бизнесмене, которым он был в этом сне.
 «Мы встречались когда-то, в прошлой жизни наверно...» - пронеслось в голове. Майк инстинктивно потянулся к камешку на кожаном шнурке. Камешка не было… Майк обшарил кровать, впрочем, твердо зная, что свою пропажу он не обнаружит. Он вздохнул, посмотрел на потолок и осторожно, боясь потревожить сломанные ребра, сел на кровати. Голова гудела и шла кругом от всего произошедшего за этот бесконечно длинный день.

 Стоило Майку оказаться на сцене и приласкать струны Кириной гитары, как он понял, что половина его сердца останется верной медицине, а вторая половина всегда будет рваться на сцену. Ему казалось, что он слился в единое целое с гитарой, музыкой, текстом. Он забыл о сломанных ребрах, а голова кружилась от пьянящего чувства восторга. Ему хотелось издать какой-нибудь «дикий вопль каманчей», дав выход своим чувствам. Но, так как такой возможности у него не было, он просто играл. Играл как бог и пел так, как никогда еще не пела Кира.
 Все больше завсегдатаев клуба отрывались от неспешных досужих разговоров и пива и вслушивались в льющуюся с маленькой сцены музыку. Вскоре «Совы» завладели вниманием всего клуба и каждая песня заканчивалась аплодисментами. Участники группы удивленно переглядывались и бросали не менее удивленные взгляды на Киру. А Майк пел, слившись в единое целое с гитарой, и не замечал ни этих взглядов, ни восторга зрителей.
 …Концерт был окончен. Довольные произведенным эффектом музыканты раздавали автографы восторженным поклонникам, а Майк, скромно сидящий в сторонке, вдруг осторожно коснулся струн притихшей гитары. Зазвучала незатейливая музыка, и Майк тихонько, только для себя запел. Он закрыл глаза и отдыхал, тихо напевая песенку про птичек на ушах у белых слонов, которая так нравилась Насте. Он не заметил, как притих зал, прислушиваясь к незатейливой песенке, он снова был на их с Настей уютной кухне, он был снова Майком, поющим для любимой девушки…
 Песня закончилась, и Майк удивленно открыл глаза, услышав аплодисменты. Он с недоумением разглядывал зрителей, потрясенный реакцией на «народную» песенку.
 - У тебя прибавилось поклонников. Эта толпа твоя, - тихо сказал материализовавшийся рядом с Кирой Игорёк.
 - Я не люблю толпу, - так же тихо ответил Майк чуть хрипловатым голосом Киры.
 - Но толпа любит тебя, - произнес Игорёк.
Майк покачал головой, ничего не ответив. Он погладил теплый бок гитары и скрылся в маленькой кладовке без окон, переоборудованной под гримерку, оставив ребят собирать аппаратуру и восторги поклонников. Эйфория уступила место апатии, тоске и мыслям о Насте. Майк устало тер глаза и снова стал дышать осторожнее, чтобы поменьше тревожить сломанные ребра. Хотелось домой, к Насте, к Димке, в Склиф. Куда угодно, только подальше от этой безумной толпы, продюсера, милых, но таких чужих «Сов». Хотелось уснуть, желательно летаргическим сном и забыть все, что произошло за эти безумно длинные сутки.. Выбравшись из гримерки, Майк курил, стоя в дверях служебного входа. Была глубокая ночь. Перед ним лежала любимая заснеженная Москва. Впервые за всю жизнь он вдруг понял, как сильно любит этот город.
«Мне предстоит вернуться в чужой город, в чужую квартиру, в чужую жизнь» - с тоской думал Майк. Он поднял голову, глядя в беззвездное московское небо.
«Я больше не хочу жить чужой жизнью! Я заплатил сполна! Я прошу пощады!» - стучалось в его голове.

 По приезду в Нижний Новгород Майк снова заставил поволноваться, успокоившихся было в отношении здоровья Киры, «Сов». В «родном» городе Майку вновь пришлось изображать приступ не на шутку разыгравшейся амнезии. Он не имел ни малейшего представления о том, где живет Кира. Более того, он вообще никогда не был в Нижнем Новгороде и при всем своем горячем желании он не мог вести себя, как истинный коренной житель. Больше всех переживал за Киру барабанщик Игорёк. Он же вызвался сопровождать ее домой. По дороге Майк с тоской представлял себе лицо Игорька, которому придется лицезреть еще и полную дезориентацию Киры в собственной квартире. Полчаса, потребовавшиеся им чтобы добраться до дома, Майк потратил, изобретая, как бы повежливее выпроводить Игорька, пока он не увидел то, что видеть ему не положено. Впрочем, доставив Киру домой и убедившись, что умирать она уж точно не собирается, а амнезия – не самое страшное, что могло случиться, Игорёк отказался даже от чашки кофе и отбыл восвояси, вызвав прилив благодарности у Майка.
 Вопреки ожиданиям, Майк сориентировался в маленькой квартире Киры быстро и легко. Самый же большой интерес у Майка вызвал компьютер Киры.
«Если повезет, скоро я буду знать всё, и об амнезии можно будет забыть» - думал Майк, стоя под душем. Как бы ни велико было его любопытство, пожертвовать душем он не мог, справедливо полагая, что в случае удачи просидит за компьютером до утра, а до душа так и не дойдет, откладывая сиё мероприятие «еще на минуточку» в течении долгих часов.
 Холодильник был практически девственно чист, если не считать пакета сока и пачки крабовых палочек, насмерть замерзших в морозилке. Крабовые палочки Майк положил размораживаться и отправился на поиски чая. В кухонных шкафах в изобилии водился растворимый и натуральный кофе нескольких сортов и несколько пакетиков чая Гринфилд с бергамотом.
«Чай с бегемотом», - говорила Настя, которая терпеть его не могла, - вспомнилось Майку.
 Покупка продуктов, сахара и чая была отложена до завтра, пока же Майк решил довольствоваться тем, что есть. Он заварил чай, бросил в кружку последние три кусочка сахара и вместе с чаем переместился к компьютеру. Пока комп «грузился», Майк, сам не зная кого, мысленно заклинал о целой куче вещей – чтобы в компе была информация о Кире, чтобы было поменьше навороченных паролей : «Я, конечно, величайший хакер всех времен и народов, но сейчас вряд ли способен на такие подвиги…»
 … В первые минуты Майка ждало разочарование – рабочий стол был девственно чист, не считая стандартного набора, равно как и папка «мои документы». Похоже, компьютер был совсем новым. Там не было не только полезной информации, там не было вообще ничего. Майк задумчиво созерцал дремучий лес, висевший у Киры в качестве заставки и пил чай.
 Когда кружка наполовину опустела, Майк тяжело вздохнул и полез в Интернет, надеясь обнаружить хоть что-то полезное у Киры в избранном или в почте, если она у нее вообще есть и не запоролена насмерть.
 Следующие два часа Майк не отводил взгляда от монитора и не прикасался к чаю, дабы не подавиться им от очередного открытия. Он заставил себя прерваться лишь на минуту, сбегав за сигаретами, которые лежали в сумке Киры, и к которым он до сего момента даже не прикоснулся, а теперь был благодарен Кире за их наличие. Около компьютера стояла пепельница, но Майк, закурив, рассеянно стряхивал пепел в кружку с чаем. От обрушившихся на него подробностей из жизни Киры голова шла кругом.
 «Мне было бы проще, если бы она оказалась грабителем банков или… да кем угодно! А вот с этим всем мне что теперь делать», - мучился Майк, бегая глазами по строчкам на мониторе и не зная, радоваться ему или топиться с горя.
 Mail.ru в избранном Киры привел Майка к ее почтовому ящику. В графе «имя» стояло незамысловатое Kir и несколько точек в графе «пароль» Майк скрестил на удачу пальцы и нажал «войти». Он едва не заорал на всю квартиру «получилось», потому что действительно получилось. Но ничего ценного в почте не было.
 Следующим избранным Киры, которое посетил Майк, стал некий сайт Transsexuals.ru. Кира оказалась зарегистрированным пользователем, и ник, высветился при входе на сайт, а вот пароль пришлось восстанавливать через почту, благо Майк не стал выходить из почтового ящика, так как, не зная пароля, больше не смог бы туда попасть. Восстановив пароль, ничтоже сумняшеся, Майк нажал «войти» и вот тут-то начались потрясения, заставившие Майка нервно курить, стряхивая пепел в кружку с чаем.
 В принципе работы сайта и терминологии Майк разобрался довольно быстро и без особого труда. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что транссексуал ФТМ (female to male) – это мужчина, родившийся в теле женщины, а МТФ ( male to female) – наоборот. Транзишн – многоступенчатый процесс, конечным результатом которого становится смена паспорта на имя, соответствующее гендерной самоидентификации. Проще говоря – человек полностью меняет пол – физиологически и юридически, что включает в себя и замену паспорта и становится наконец тем, кем он себя ощущает. Дэнайл – явление противоположное. Человек живет так, что догадаться о его транссексуализме невозможно. Прочие немногочисленные термины либо объяснялись в тексте, либо были понятны, исходя из смысла текста, без всяких пояснений.
 Первым делом Майк заглянул в представление Киры на форуме.
«Доброго всем времени суток. Меня зовут Кир, я транссексуал ФТМ. Я очень рад, что нашел людей, с которыми могу быть самим собой. Очень надеюсь найти здесь настоящих друзей и адекватное общение, которого так не хватает в реале, если твое тело не соответствует самоощущению…»
 Дневник Киры на transsexual.ru Майк оставил в качестве «вкусного на третье», сначала решив прочитать все остальное.
 По началу Кира принимала очень деятельное участие в жизни форума, но потом ее комментарии и посты стали попадаться все реже, пока не пропали совсем. Заглянув в фотогалерею, куда у Киры был доступ, Майк ужаснулся, рассматривая фотографии с конечным результатом операций по перемене пола. К одной из самых ужасных фотографий, взятой с зарубежного форума транссексуалов, среди прочих комментариев было и мнение Киры:
«Лучше иметь нормальное женское тело, чем ТАКОЕ мужское. Результат ужасен. Променять то, что я имею сейчас, на ТАКОЕ мужское тело я бы не согласился.»
 К удивлению Майка, прочие обитатели форума буквально заклевали Киру. Смысл сводился к тому, что после таких слов появляется сомнение в истинности его
транссексуализма. Истинный транссексуал должен ненавидеть свое тело и не останавливаться ни перед чем. «Лучше смерть с микрофолином в руке, чем дэнайл».
 - Ага, лучше помереть от лошадиной дозы не правильно подобранных гормонов, чем жить в теле противоположного пола как ни в чём ни бывало… Ох, позвольте не согласиться, - бормотал Майк.
 Кира после этого активного участия в жизни форума не принимала. Однако, последняя запист в дневнике была датирована днем отъезда «Сов» в Москву. Дневник был открыт лишь для трех человек, не считая самого хозяина. Начав читать дневник, Майк поразился аккуратности Киры в этом вопросе. В течении полугода, начиная с того момента, как Кира нашла? нашёл? сайт транссексуалов, дневник он писал почти каждый день. Описание жизни Киры начиналось с воспоминаний, а помнила себя Кира с трёхлетнего возраста. Углубляясь в жизнь Киры день за днем, Майк забыл о том, что ему надо радоваться «излечению от амнезии». Он забыл обо всем, не переставая поражаться мужеству Киры, о транссексуализме которой, как выяснилось, не знал никто. Тексты были живыми и эмоциональными, и Майку казалось, что он уже испытал на собственной шкуре все тяготы дэнайла.
 Позиция у Киры была жёсткой – как бы ни хотелось – никаких встреч в реале, никаких фотографий, никаких фамилий и названий, которые позволили бы догадаться, что солистка группы «Совы» Кира Кирш и пользователь Кир с сайта транссексуалов – один и тот же человек. Будучи известной многим личностью и не собираясь по многим причинам делать операцию по перемене пола, Кира максимально обезопасила свою жизнь в реале, четко разграничив ее с виртуальной, где она могла быть мальчиком и писать откровенный дневник. Даже после появления некоторых разногласий с обитателями этого форума в вопросах дэнайла, дневник оставался для Киры важной и неотъемлемой частью жизни. Уходить с форума Кира не стала, просто ее дневник остался доступен лишь тем, с кем она сохранила дружеские отношения, несмотря на свои взгляды, поскольку мнение этих людей было аналогичным.
 В дневнике было много стихов и песен, среди которых, однако, не было ни одной из настоящего или прошлого репертуара «Сов» - Кира тщательно хранила свои секреты.
 Как и следовало ожидать, после всего, что узнал Майк, любовь Киры и Игорька была даже не платонической любовью, а скорее нежной дружбой. Игорёк был старше Киры на пять лет и любил ее, опекая, как младшую сестру. Кира писала об Игорьке с какой-то грубоватой мужской нежностью. Пожалуй, как понял Майк, из всего окружения Киры в реале, Игорёк был единственным дорогим ей человеком. Естественно, что мнение Майка об Игорьке тут же кардинально изменилось и он вдруг подумал, впервые смирившись с тем, что теперь жизнь Киры – это его жизнь : «Как хорошо, что у меня есть такой друг…»
 Дочитав дневник, немного ошалевший от обилия информации, Майк посмотрел с тоской на кружку полную окурков, опустевшую пачку от сигарет и, пошатываясь, встал. Аккуратно, боясь потревожить больной правый бок, он разминал затекшую спину и размышлял, где могут храниться у Киры фотографии. От долгого сиденья за компьютером глаза болели, словно в них насыпали песка, а разум, в ответ на решение Майка добраться до фотографий, ответил решительным отказом адекватно воспринимать дальнейшее поступление информации.
 - Ладно, ладно, - сам с собой согласился Майк. Он выключил компьютер, отмыл кружку от окурков и запаха табака и устроился на диване, накрывшись колючим шерстяным пледом-шотландкой. Он так и заснул, размышляя обо всем, что узнал о Кире.